Я в отделении на планёрке. Благо, что Лихацкий сейчас в отпуске, его заместитель относится к сотрудникам более лояльно. Сегодня только утро вторника, а у нас уже вызов, звонок поступил от жильцов маленького частного домика, напротив которого они же и обнаружили труп. Это прям под мостом, высота виадука по центру была двадцать семь метров, излюбленное место самоубийц нашего городка. Однако криминалисты, которые выехали ранее, сообщили по телефону, что женщина скончалась от падения, но не там, где её обнаружили, на что указывали все первичные улики, скорее всего, это было убийством. Нелепо со стороны преступника пытаться сделать «постановку» и скрыть улики таким образом. Довольно непривычно, учитывая то, что последние недели три всё было спокойно, до этого же нам попадались только алкаши, которые не поделили между собой последнюю бутылку, готовые ради «горячей воды» пойти на убийство. Дело поручили мне, я особо и не возражал, бумажная работа и разборки пьяниц часом поднадоели. Может быть, что-то новенькое? Это был мой обычный будний день, я сел в машину и выехал по адресу Комсомольская, дом 4. Эта улица проходила прямо под виадуком, соединяющим центральный и восточный районы города.
Постановка. Часть 2
– Ну, что тут сказать? Вы выполнили свой уговор. Чупа-чупсы на столе, сигареты тоже на месте, целая упаковка. С чего же мне лучше начать: с конфет или сигарет?
– Слушай, давай ближе к делу.
– Вот этого я попрошу не делать.
– Чего?
– Не перебивать меня. Я всё расскажу. Но чтобы подвести итог, придётся предаться более ранним воспоминаниям, всё взаимосвязано. Я вообще люблю рассказывать истории. Так с чего же мне начать?
– Как хочешь, начинай с начала.
– Да я не про это. С чупа-чупсов или с сигарет?
Я смотрю на него и прекрасно понимаю, что моя лёгкость и непринуждённость его раздражают. У меня создаётся такое впечатление, что моя постановка продолжается. Текст отскакивает от зубов, словно мы – это актёры, которые идеально играют свои роли. Словно мы учили этот диалог много-много дней. И вот, наконец, спектакль подходит к своему завершению. Жаль, конечно, что всё именно так, а не как мне хотелось. Я беру в руки конфету, снимая с неё обёртку, продолжаю рассуждать:
– Ладно, начну с чупа-чупса, эти конфеты меня успокаивают и в то же время помогают думать ничуть не хуже сигарет… Человек всегда стремился к чему-то большему, деньги и женщины – это желания обывателей. У нас же с Артёмом было нечто более возвышенное, мы хотели власти над толпой, признания, внимания. И всё это у нас было в тот самый момент, когда мы выходили на сцену, свет прожекторов освещал наших персонажей, внимание зрителей было нашим. Но этот гадёныш сделал что-то из ряда вон выходящее, а потом и его друг спустя два года.
– Да, ну а ты…
– Я же просил не перебивать, когда я рассуждаю.
– Ладно-ладно, продолжай.
– Это всё стечение обстоятельств, всё бы было иначе, если бы не эта чёрная полоса. Человек всегда стремился к большему. Но создав искусственные крылья, подлетел слишком близко к солнцу, обжёгся и упал.
– Что за чёрная полоса?
– К этому мы ещё подойдём.
Я вытащил изо рта конфету на палочке, покрутил её в руке и выбросил в урну, которая стояла под столом. Достал сигарету из упаковки. Затяжка, пауза, дым. Мне определённо легче, можно продолжать:
– Впервые я понял, что значит власть… ещё в детстве. Родители привели меня в детский сад, сразу в среднюю группу. И это мне ещё повезло. Очередь на детские сады огромная, сам знаешь, детей записывают с рождения. До меня очередь дошла не сразу: ясли и младшую группу я пропустил, меня воспитывала бабушка, думаю, это даже к лучшему.
– Почему?
– Очевидно же… меня отдали в садик, когда я уже был чуть постарше и понимал, что происходит. Родители подарили мне игрушку: пожарную машину с раскладной лестницей, с этой машиной я и пришёл в садик, в первый день. Толпа из пяти – шести ребят окружила меня после того, как мама и воспитательница ушли. Я никого не знал из этих детей, но уже через пару минут чувствовал себя как рыба в воде.
– Вы подружились?
– Лучше. Они восхищались не мной, а моей игрушечной пожарной машиной. «Вау-у-у, какая у тебя машина!» – первую минуту я слышал от них только такие фразы. И лишь потом они поинтересовались, как меня зовут. Слегка смутившись, я ответил: «Максим». Будучи ребёнком, я не осознавал, что происходит. Но уже тогда я чувствовал, что этими детьми можно управлять с помощью моей игрушечной машины: они любили эту игрушку, а не меня… Но мне было всё равно, пока я в центре внимания.
– И ты сразу пришёл к такой мысли?
– Нет, конечно. Как ребёнок может дойти до такой мысли?! Ребёнок может только чувствовать. Эмоции – это всё, что есть у детей, и никакого чёткого сознания. Но не всё ли равно, какая причина на самом деле, если тебя любят и ценят, пусть даже если это всё фальшиво? Ведь многие взрослые – это те же дети, которые до сих пор не выросли. Посмотреть на этих сорокалетних богатеев: у них есть деньги, они могут позволить себе красивых молоденьких женщин и прочую роскошь. При этом понимая, что женщины любят не их, а деньги, – им всё равно, пока они получают то, что им нужно. Это естественный процесс. Так и тогда те дети получили возможность играть с моей пожарной машиной, а я получил их внимание и уважение, пусть и фальшивые, пусть я тогда всего не понимал, будучи ребёнком, но я чувствовал – это главное. «Ты же не ходишь в кино и театр за сюжетом или идеей, ты ходишь, чтобы получить эмоции», – так говорил Артём.
– Ты скучаешь по другу?
– По другу? По Артёму, что ли?
– Ну да.
Я потушил сигарету в пепельнице, сразу же достал из пачки вторую и снова закурил, продолжив свои рассуждения:
– По какому такому другу? Этот гадёныш всегда был для меня соперником. Вся труппа признавала только его. Я был своего рода мальчиком на побегушках, старался выделиться из толпы и получить более значимые роли. Артём искусно манипулировал как зрителями, так и актёрами. В то время игрушечная пожарная машина всегда была у него.