Глава 1
I
В вагоне первого класса для курящих судья Уоргрейв – недавно в отставке – сидел в уютном уголке и, попыхивая сигарой, с интересом просматривал политические новости в «Таймс».
Отложив газету, он посмотрел в окно. Поезд шел через Сомерсет. Судья взглянул на часы – еще два часа в дороге.
Он перебрал в уме все, что в последнее время появлялось в газетах о Негритянском острове. Сначала крошечный островок в паре миль от побережья Девона приобрел один американский миллионер, помешанный на яхтах, и построил на нем роскошный дом со всеми современными удобствами. К несчастью, оказалось, что его новая, третья по счету, супруга не выносит качки, и дом вместе с островом выставили на продажу. Газеты запестрели многочисленными цветистыми объявлениями. Затем последовало скупое сообщение о покупке дома неким мистером Оуэном. И тут газетные писаки пустились во все тяжкие. На самом деле Негритянский остров купила не кто иная, как мисс Габриэль Терл, голливудская кинозвезда. Она собиралась провести там несколько месяцев вдали от людских глаз. «Трудовая пчела» деликатно намекала, что острову предстояло стать обителью члена королевской семьи?! Мистеру Мерриуэзеру шепнули, что там намерен провести свой медовый месяц молодой лорд Л., наконец-то сраженный стрелой Купидона. А Джонасу было достоверно известно, что остров приобретен Адмиралтейством с целью проведения на нем каких-то невероятно секретных испытаний.
Негритянский остров определенно стал сенсацией.
Судья Уоргрейв извлек из кармана письмо. Почерк был практически нечитаемый, однако отдельные слова выступали из общей текстовой вязи удивительно ясно. «Дорогой Лоуренс… сколько лет я ничего о тебе не знаю… должен приехать на Негритянский остров… самое очаровательное место в мире… о нем столько говорят… прежние времена… единение с природой… ближе к солнцу… в 12.40 с вокзала Паддингтон… встретимся в Оуксбридже…» И подпись с замысловатыми завитушками: «Констанция Калмингтон».
Судья Уоргрейв задумался, вспоминая, когда же он видел Констанцию Калмингтон в последний раз. Лет, наверное, семь… нет, восемь лет назад, точно. Помнится, она еще собиралась в Италию, к тамошнему солнцу, природе и контадини[1]. Позже, он слышал, она перебралась в Сирию, где солнце палит неумолимо, а кругом пустыня и бедуины.
Констанция Калмингтон, подумал он про себя, как раз та особа, которой станется купить остров и окружить его тайной! Мерно покачивая головой, словно одобряя ход своих мыслей, судья Уоргрейв заклевал носом…
И уснул.
II
Вера Клейторн в купе вагона третьего класса, где ей составляли компанию еще пятеро пассажиров, откинулась на спинку и закрыла глаза. До чего же жарко сегодня в поезде! И как хорошо будет оказаться у моря! Нет, с этой работой ей определенно повезло. Когда ищешь летнюю подработку у моря, неизбежно предлагают места гувернанток с целыми выводками ребятишек, секретарские же вакансии попадаются крайне редко. В агентстве, куда она обратилась, ее с самого начала не обнадежили.
А потом вдруг пришло это письмо…
Сведения о вас вместе с рекомендациями я получила из Агентства по найму квалифицированного женского персонала. Насколько я поняла, они знают вас лично. Рада предложить вам работу за те деньги, которые вы просите, и ожидаю, что вы приступите к выполнению своих обязанностей восьмого августа. Поезд уходит с Паддингтона в 12.40, на станции Оукс-бридж вас встретят. На расходы прилагаю пять купюр по одному фунту стерлингов.
Ваша
Анна Нэнси Оуэн
И штемпель с адресом сверху: «Негритянский остров, Стиклхэвн, Девон»…
Негритянский остров! В газетах в последнее время только о нем и пишут. И все слухи и домыслы… Ни слова правды, скорее всего. Однако дом, причем роскошный, на самом деле выстроил миллионер.
Вера Клейторн, утомленная последним, самым тяжелым школьным семестром, подумала: «Должность учительницы физкультуры в третьеразрядной школе для девочек не бог весть какая удача. Если бы мне повезло добыть место поприличнее…»
И тут же с захолонувшим сердцем подумала: «Хорошо, что хотя бы туда взяли. Упоминание о коронерском расследовании личное дело не украшает, пусть с меня и сняли все обвинения!»
Помнится, тогда она еще поздравила себя с тем, что ей не изменили твердость и присутствие духа. Дознание прошло как нельзя лучше. И миссис Хэмилтон была с ней сама доброта… только Хьюго… не надо сейчас думать о Хьюго!
Вдруг, несмотря на духоту в вагоне, она почувствовала, что зябнет, и даже пожалела, что едет к морю. Перед ее внутренним взором встала отчетливая картинка. Сирила несет на скалы, его голова покачивается на волнах, точно буй… вверх-вниз, вверх-вниз… и она сама, уверенными гребками рассекая волны, плывет за ним, точно зная, что не успеет, на этот раз не успеет…
Море… его теплая глубокая синева… утра, проведенные на гладком песочке… Хьюго… Хьюго, который твердил ей, что любит…
Не надо думать о Хьюго…
Открыв глаза, она нахмурилась, глядя на мужчину напротив. Высокий, загорелый, светлые, немного слишком близко посаженные глаза и высокомерный, даже жестокий рот.
Она подумала:
«Вот уж кто наверняка где только не побывал и чего только не повидал…»
III
Филипп Ломбард, окинув девушку напротив быстрым взглядом, сказал себе: «Ничего, симпатичная; немного похожа на учительницу, правда».
К тому же хладнокровна и своего не упустит, ни в любви, ни на войне. С такой стоило бы познакомиться поближе…
Тут он нахмурился. Нет, это надо выбросить из головы. Он едет туда по делу. Значит, думать следует только о работе.
Интересно, что там у них все-таки затевается? Тот коротышка-еврей ничего ему толком не объяснил.
– Вы должны либо согласиться, либо отказаться, капитан Ломбард.
– Сто гиней, говорите? – задумчиво переспросил он.
Прозвучало это небрежно, так, словно для него сотней гиней больше, сотней меньше – особого значения не имеет. Сто гиней для человека, которому уже приличный обед купить не на что! Однако еврей, похоже, не обманулся его тоном – их не проведешь, этих евреев, они всегда насквозь видят человека и его карман…
И так же небрежно он спросил:
– Значит, никакой дополнительной информации вы мне не дадите?
Мистер Исаак Моррис решительно покачал маленькой плешивой головой:
– Нет, капитан Ломбард, это все, что мне позволено вам сообщить. Моему клиенту стало известно, что у вас репутация надежного человека, умеющего действовать в рискованных обстоятельствах. Я уполномочен вручить вам сто гиней, в обмен на которые вы должны будете поехать в Стиклхэвн, что в Девоне. Ближайшая железнодорожная станция – Оуксбридж; там вас встретят и довезут в автомобиле до берега, откуда в моторной лодке переправят на Негритянский остров. Ступив на его берег, вы окажетесь в распоряжении моего клиента.
– Надолго? – отрывисто спросил Филипп.
– Нет, самое большее, на неделю.
Поглаживая усы, капитан Ломбард сказал:
– Вы ведь понимаете, что я не могу браться за… противозаконные дела?
С этими словами он метнул на собеседника острый взгляд. Толстые семитские губы мистера Морриса чуть заметно изогнулись в улыбке, когда он серьезно ответил:
– Если сделанное вам предложение окажется противозаконным, вы имеете полное право отказаться от него.
Черт бы побрал этого мелкого наглеца, еще и улыбается! Как будто знает, что в прошлом мысль о законности или незаконности того или иного предприятия никогда не останавливала Ломбарда…
Губы капитана раздвинулись в ответной усмешке.
Да, было дело, разок-другой ему довелось забрать очень круто к ветру. Но все всегда сходило ему с рук! И вообще он человек свободных принципов…
Да, вот именно. И он решил, что на Негритянском острове ему будет весело.
IV
В вагоне для некурящих восседала мисс Эмили Брент, по своему всегдашнему обыкновению, с прямой, как палка, спиной. В свои шестьдесят пять она не одобряла тех, кто сидел развалившись или откинувшись. Ее отец, полковник старой закваски, был особенно придирчив к осанке. Не то что нынешнее расхлябанное поколение – распущенность видна у них и в манере держать себя, и во всем…
Окруженная аурой непогрешимой добродетели и несгибаемых принципов, мисс Брент сидела в переполненном вагоне третьего класса и торжествовала над жарой и неудобствами. Сколько шума поднимают в наши дни люди из-за сущих пустяков! Приходят рвать зубы, так подавай им укол; не могут заснуть – пьют таблетки; сидят только в креслах, да еще с подушками; девушки позволяют себе щеголять без корсетов, а уж на пляжах и вовсе чуть не голышом валяются…
Мисс Брент поджала губы. Брали бы лучше пример с нее.
Ей вспомнились прошлогодние каникулы. В этом году все будет по-другому. Негритянский остров…
И она снова вспомнила письмо, которое уже знала наизусть.
Дорогая мисс Брент,
Надеюсь, Вы меня не забыли? Мы познакомились несколько лет тому назад, в августе, в пансионе Беллхэвн, и у нас с Вами оказалось немало общего.
Я открываю свой пансион на острове недалеко от побережья Девона. Думаю, что место с простой, но хорошей кухней для приличных людей старой закалки всегда найдет своего постояльца. Никаких полураздетых девиц и граммофонов до полуночи. Буду очень рада, если Вы сочтете возможным провести часть лета со мной, на Негритянском острове – совершенно бесплатно, разумеется, в качестве моей гостьи. Будет ли Вам удобно в начале августа? Числа, скажем, восьмого.
Искренне Ваша,
У.Н.О.
Что же это за имя? Подпись такая неразборчивая… Эмили Брент с раздражением подумала: «Люди сейчас подписываются совершенно непонятно».
Она перебрала в памяти всех, с кем встречалась в Беллхэвне. Туда она ездила два лета подряд. Была там одна милая дама средних лет… мисс… мисс… ну как же ее звали?.. у нее еще отец был каноником. И еще некая мисс Олтон… Ормен… Да нет же, Оливер! Ну, конечно, Оливер.
Негритянский остров! В прессе в последнее время много о нем писали – что-то про американскую кинозвезду… или миллионера?
Да, подобные места часто продаются по дешевке – не всем ведь нужен остров. Сначала, конечно, романтика, уединение, но поживешь там какое-то время, хлебнешь неудобств по горло, и уже не терпится от него избавиться.
«Зато я сэкономлю на отдыхе», – подумала Эмили Брент.
С тех пор как перестали выплачиваться дивиденды по многим акциям, ее доходы сократились настолько, что подобные соображения уже нельзя было не принимать во внимание. Жаль, что она почти не помнит эту миссис – или мисс? – Оливер.
V
Генерал Макартур глянул в окно. Поезд уже въезжал в Эксетер, где ему предстояла пересадка. Черт бы побрал эти провинциальные ветки! По прямой-то до этого Негритянского острова рукой подать.
Он так толком и не понял, кто такой этот Оуэн. Знакомый Надувалы Леггарда вроде – и Джонни Дайера тоже.
«…Будут еще двое-трое армейских приятелей – поговорим о старых добрых временах».
Поболтать-то он всегда не прочь. Правда, в последнее время ему все чаще кажется, что люди его как-то сторонятся. А все из-за дурацких сплетен! «Богом клянусь, жестоко, – тридцать лет уже прошло! Армитедж проболтался, не иначе…» Нахальный молодой щенок! Да что он вообще о нем знает? Хотя ладно, что толку теперь думать об этом! Бывает иногда, почудится что-нибудь – вот и кажется, что люди на него странно смотрят.
А на Негритянский остров взглянуть будет интересно. О нем столько болтают… И, похоже, что в слухах о том, будто его купило то ли адмиралтейство, то ли военное министерство, то ли военно-воздушное ведомство, что-то есть…
Дом построил молодой Элмер Робсон, миллионер-американец. Говорят, вгрохал в него целые тысячи. Какой только роскоши там нет…
Эксетер! Ну, вот, теперь жди еще час. Он не хотел ждать. Он хотел ехать дальше…
VI
Доктор Армстронг вел свой «Моррис» по Солсберийской равнине. Он очень устал… Успех имеет и оборотную сторону. Было время, когда он сидел в своем кабинете на Харли-стрит[2] в безукоризненном костюме, в окружении самых современных приборов и самой роскошной мебели и ждал – ждал, когда пустые дни закончатся, и у него либо появится шанс, либо его постигнет поражение…
И вот он преуспевающий врач! Ему повезло! Хотя дело, конечно, не только в везении, но и в умении. А он хорошо знает свою профессию – хотя порою для успеха этого недостаточно. Удача все равно много значит. И она была на его стороне! Один точно поставленный диагноз, пара благодарных пациенток – женщин с деньгами и положением, – и о нем заговорили в обществе. «Попробуйте обратиться к Армстронгу… он совсем молодой… но уже такой опытный… Пэм годами ходила от одного врача к другому, и бесполезно, а он с первого раза поставил точный диагноз!» И покатилось, как ком с горы.
Теперь доктор Армстронг был тем, кем лишь мечтал когда-то стать. Его рабочие часы расписаны на много дней вперед. На отдых совсем нет времени. Вот почему в это августовское утро он был рад покинуть Лондон и провести несколько дней на острове у девонширского побережья. Хотя и там его ждал не отдых. В полученном им письме его задача была обрисована довольно смутно, зато приложенный к письму чек был вполне конкретным. Просто огромный гонорар. Должно быть, у этих Оуэнов денег куры не клюют. Небольшое затруднение – муж беспокоится о состоянии здоровья супруги и хочет получить консультацию профессионала, но так, чтобы дама ничего не знала. Она и слышать не хочет ни о каких докторах. У нее, видите ли, нервы…
Нервы! Брови доктора поползли наверх. Ох уж эти женщины и их нервы! Но ничего, зато для бизнеса польза. У половины его пациенток нет ровно никаких проблем со здоровьем, просто занять себя нечем, но попробуй только скажи им об этом! Вот и приходится выкручиваться. «Не вполне удовлетворительное состояние (здесь следует длинное ученое слово), ничего серьезного, но небольшое медицинское вмешательство вполне уместно. Назначим простое лекарство…»
Что ж, успех врача как раньше, так и теперь зависит, по большей части, от веры в него больного. А Армстронг обладал приятными манерами и умел внушить доверие пациентам, и особенно пациенткам.
Счастье, что ему удалось взять себя в руки после того случая десять… нет, пятнадцать лет тому назад. А ведь он едва его не прикончил! Так бы и пошел вразнос… Но страх помог ему собраться. И бросить пить, совсем. Да, можно сказать, пронесло…
Тут мимо него, оглушительно сигналя, на скорости восемьдесят миль в час промчался роскошный автомобиль, «Суперспортс Далмейн». Доктор Армстронг чуть не въехал в живую изгородь. Один из этих молодых кретинов, что вечно носятся в провинции по дорогам… Как они его раздражают. Тоже ведь, можно сказать, пронесло. Дурак чертов!
VII
Тони Марстон, на полном ходу врываясь в деревушку под названием Мир, думал про себя так:
«До чего же много развелось этих водителей-черепах, просто жуть. Вечно кто-нибудь из них торчит на дороге! Да еще обязательно норовит вылезти на самую середину! Безнадежное это дело, садиться за руль в Англии… Не то что во Франции – вот там есть где разогнаться!»
Остановиться здесь, пропустить стаканчик, что ли? Все равно времени море. Ехать осталось всего каких-то сто миль. Да, пожалуй, можно выпить джина с имбирным пивом. День сегодня чертовски жаркий!
Зато на острове будет хорошо – если, конечно, погода не испортится. Интересно, кто же такие эти Оуэны? Богаты, поди, до неприличия. У Бэджера на таких нюх. Оно и понятно – когда своих денег нет, приходится вертеться…
Надеюсь, на выпивку они там не скупятся. Черт их знает, этих нуворишей в первом поколении… и жалко, что история насчет Габриэль Терл оказалась неправдой. Неплохо было бы потереться в компании кинозвезд.
А тут хорошо, если хоть пара девушек будет…
Выходя из отеля, он потянулся, зевнул, взглянул на небо и сел в свой «Далмейн».
Местные девушки уже с обожанием глядели ему вслед: еще бы – шесть футов спортивного мужского тела, курчавые волосы, загорелое лицо, ярко-голубые глаза…
Выжав до конца сцепление, он с ревом вырвался на узкую деревенскую улицу. Старики и мальчишки-посыльные шарахнулись в разные стороны. Последние с восхищением оглядывались на автомобиль.
Энтони Марстон продолжал свой триумфальный путь.
VIII
Мистер Блор ехал медленным поездом из Плимута. В его купе был всего один пассажир: старый моряк с мутным взглядом. Да и тот в данный момент уютно похрапывал в своем уголке.
Мистер Блор аккуратно записывал что-то в блокнот.
– Вот они все, – буркнул он себе под нос. – Эмили Брент, Вера Клейторн, доктор Армстронг, Энтони Марстон, старый судья Уоргрейв, Филипп Ломбард… Генерал Макартур, кавалер ордена Святого Михаила и Георгия и ордена «За боевые заслуги»… Дворецкий с супругой: мистер и миссис Роджерс…
Закрыв блокнот, мистер Блор положил его в карман и бросил взгляд на моряка в углу.
– Итого девять, – подвел он итог, ибо во всем любил аккуратность, и еще раз старательно перебрал в памяти все, что ему было известно об этом деле.
«Работенка непыльная, – размышлял про себя Блор. – Оступиться вроде не на чем. Надеюсь, мой вид подозрений не вызовет».
Он встал и принялся разглядывать себя в окно, как в зеркало. Оттуда на него глядело лицо с усами, подстриженными на армейский манер. Не слишком выразительное. Серые глаза посажены немного близко.
– Может, назваться майором? – продолжал размышлять вслух мистер Блор. – Нет, нельзя, там же будет этот военный старикашка. Он меня сразу раскусит… Южная Африка, – сказал он, – вот именно! Никто из них в Южной Африке не бывал, а я только что прочел целую подборку рассказов о путешествиях, так что наболтать что-нибудь смогу.
К счастью, в колониях попадаются разные люди. Мистер Блор полагал, что в роли южноафриканца со средствами он не вызовет подозрения ни в каком обществе.
Негритянский остров. Он бывал там в детстве… Вонючая, обгаженная чайками скала примерно в миле от берега.
И придет же людям охота строиться в таком месте! В плохую погоду там с тоски помереть недолго! Но у богатых свои причуды.
Старик в углу проснулся и сел со словами:
– Море ненадежное – нет, ненадежное!
– Верно, верно, – поддакнул мистер Блор. – Еще какое ненадежное.
Старик дважды икнул и плаксиво продолжил:
– Будет шторм.
– Нет, нет, старина, день сегодня отличный, – возразил мистер Блор.
Старик сердито пробурчал:
– Шторм идет. Я его чую.
– Что ж, может быть, и так, – согласился мистер Блор, не желая спорить.
Поезд подъехал к станции, встал, и старик, пошатываясь, поднялся.
– Моя оштановка. – И начал открывать окно.
Мистер Блор помог ему найти дверь. Старик встал на пороге. Воздел торжественно руку, подслеповато моргнул.
– Молищ и шмотри, – прошепелявил он. – Молищ и шмотри. Шудный день ближок.
И выпал на перрон. Оттуда он, полулежа, посмотрел на Блора и с неколебимым достоинством произнес:
– Это я вам говорю, молодой щеловек. Шудный день ближок.
Опускаясь на сиденье, мистер Блор думал: «Твой Судный день куда ближе моего!»
Но тут он, как скоро выяснится, ошибся…