Альбина Пыльцина
Вечером Вера кормила своих домочадцев пшенной кашей, сваренной на молоке. Пол-литровую баночку пшена ей дал дед Иван, два литра молока принесла от Елизаветы Николаевны. Как ее и просила соседка, девушка подоила в обед коров. Но и к вечерней дойке женщина с больницы не вернулась. Решив, что ее могли положить в больницу, Вера подоила буренок и вечером. Коровы к ней уже стали привыкать и отдавали молоко полностью. Тем более что девушка всегда приходила к ним с угощением: куском хлеба, присыпанного солью.
Убрав после ужина со стола и перемыв посуду, Вера занялась штопаньем ребячьих носков. В это время в дверь кто-то постучал. Подумав, что это вернулась из больницы Елизавета Николаевна, Вера отложила шитье и направилась открывать. Каково же было ее удивление, когда она на пороге увидела Альбину Пыльцину, живущую на противоположной стороне улицы в большом доме под красной черепицей.
– Добрый вечер, – приветливо улыбнулась женщина и протянула руку, – меня зовут Альбина. А твое имя я знаю.
– Откуда же вы знаете, как меня зовут? – удивилась Вера. – Я здесь живу всего третий день.
– Это же деревня, здесь все новости узнают или у колодца, или на выгоне, когда стадо коров встречают.
– Странно, – пожала плечами Вера, – я здесь почти никого не знаю, а меня, оказывается, уже вся деревня знает и все со мной здороваются.
– Это так, – продолжала улыбаться гостья, – все знают, кто ты, откуда и чем занимаешься. А здороваться в деревне принято со всеми.
– Ты тоже приезжая? – поинтересовалась Вера, приглашая Альбину войти и присесть.
– В деревне живу уже пятый год. Приехали с мужем из Воронежа, – проходя в землянку, стала рассказывать гостья. – Он там в армии срочную служил, а я росла без родителей. Воспитывалась в детском доме. Окончила экономический колледж. Вышла замуж за сержанта Максима Пыльцина. Когда его служба закончилась, приехала с ним на его родину. – Женщина вздохнула, расправила на коленях платье. – Первые два года жили душа в душу. Муж работал на ферме ветеринаром, а я не смогла устроиться по специальности и занималась собственным хозяйством. Детей у нас не было, хотя Максим хотел иметь многодетную семью.
– Почему не было? – тихо спросила Вера.
– Я была на обследовании в районной больнице, врачи сказали, что детей у меня никогда не будет и виновата в этом я сама, – в уголках глаз женщины блеснули слезы. – Когда муж об этом узнал, сразу изменился. Он, конечно, старался не показывать этого, но я чувствовала, как наша семейная жизнь стала разваливаться. Вскоре я узнала, что мой суженый закрутил на стороне роман с птичницей Лушкой Мамонтовой. Через год она родила ему двоих сыновей-близнецов. До рождения детей муж хоть изредка бывал дома, а после совсем перестал приходить.
– Он что с тобой даже не поговорил? – поинтересовалась Вера.
– Представь себе, нет, – горестно вздохнула Альбина. – Он про меня совсем забыл, словно меня и не было никогда. Ушел и даже вещи свои не забрал.
– Наверно, тебе нужно было пойти к нему и потребовать, чтобы он объяснился.
– Какие могут быть объяснения, – махнула рукой гостья. – Если мужчина не хочет идти в дом, ты его никакими коврижками не заманишь. Разлюбил он меня. А когда уговаривал выйти за него замуж, на коленях клялся, что любит. Поверила, оставила Воронеж и уехала в деревню. – Женщина замолчала, комкая в руках носовой платочек. – Правда, в Воронеже у меня не было ни родных, ни близких, – стала она вспоминать. – Только детдомовская подруга, да и та уже уехала в Белгород поступать в институт. Из нашего детского дома мало кто в институты поступал. В основном в строительные училища. А мальчишки все в армию служить ушли. Многие остались на сверхсрочную службу. – Она снова вздохнула и, улыбнувшись сквозь проступивший слезы, сказала: – Одна я на всем белом свете, совсем одна. Был любящий человек, Максим, и того теперь нет. А он меня очень любил. Я у него была первая любовь.
– А он у тебя? – с любопытством поинтересовалась Вера.
– Он у меня не первый. До него у меня было много ребят. Но любила я только Максима, – уверенно сказала женщина. – Я первое время не хотела верить в то, что он меня разлюбил. Жили мы дружно. Никогда не ссорились. Когда приходил с работы, встречала с распростертыми объятиями. На столе всегда был готов ужин из нескольких блюд. Но, как говорится, если не угодишь телом, то не угодишь и делом.
Вера молча сидела на стуле, зажав руки между коленями, и слушала женщину не перебивая. Понимала, что той нужно выговориться, облегчить душу.
– Когда муж не приходил домой, я ночи напролет не смыкала глаз, ждала, – продолжала свой рассказ Альбина. – Где-то залает собака, я тут же выскакиваю в коридор, думаю, наверно, мой Максим возвращается с работы. А он, как я это теперь понимаю, и не собирался домой идти. У него уже появился другой дом. Долго я страдала, плакала, все еще надеялась, что одумается и вернется. Не вернулся.
За окном залаяли собаки. Вера встрепенулась и подошла к окну в надежде, что вернулась Елизавета Николаевна. Но соседки все не было. Какая-то непонятная тревога стала закрадываться в душу девушки. Она вздохнула и снова присела на стул. Приготовилась слушать свою гостью.
– Мне потом коллеги мужа рассказывали, что он купил для новой семьи «жигули» и стал строить дом в Центральной усадьбе, – продолжала Альбина свой рассказ. – Я часто задумывалась: откуда у него такие деньги взялись? Разве можно, работая на утиной ферме, заработать на машину и начать дом строить? Ответы на эти вопросы я нашла только тогда, когда сама занялась бизнесом. У него ведь в ведении тысячи уток. А это и мясо, и пух, и комбикорма. Составил акт на падеж птицы, а сам уточек на базар. Одним словом, воровал у хозяина. – Гостья тряхнула головой, от чего ее густые темные волосы веером рассыпались по плечам. – Я вот еще о чем думаю, – стараясь выговориться до конца, продолжила она. – Наверно эта худющая конопатая замухрышка, я имею ввиду Лушку, увела у меня мужа приворотом. Таких страшилок, как она, мужики любить без приворота не могут.
– Я не видела эту Лушку, но ты, на мой взгляд, просто красавица, – улыбнулась гостье Вера. – И хотя я не мужчина, а на вкус и цвет, как известно, товарищей нет, все же я убеждена, что такую женщину, как ты, нормальный мужчина не бросит. Его точно приворожила рыжая утятница.
– Вот и я была уверена в этом, – поддерживая тему приворотов, заговорила Альбина. – Поэтому обратилась за помощью к бабке Ольге. А было это вот как.
Гостья стала подробно рассказывать Вере о своем походе к местной колдунье. Начала она с того, что утром отрубила голову самому крупному индюку, ощипала его и осмолила на ячменной соломе. Уложив вместе с потрошками в целлофановый пакет, отправилась к Вакулинчихе. Дверь в ее землянку была приоткрыта, и Альбина без стука вошла в сени. Положив на ящик пакет с индюком, хотела уже войти в комнату, но тут она услышала громкий мужской с кавказским акцентом голос. У бабки Ольги был гость, и он, похоже, чем-то был очень недоволен. Женщина прислонила ухо к двери и стала слушать.
– Не смогу я помочь твоему брату из тюрьмы выйти, – говорила Вакулинчиха, – и не проси, не смогу.
– Бабушка, дорогая, помоги, – умолял ее гость. – Я для тебя все что угодно сделаю, я тебя озолочу. Ведь мой брат не виновен, а ему хотят пожизненное заключение присудить.
– Мне твои тревоги понятны, сынок, но еще раз повторяю, ничем помочь не могу.
– Своим русским ты помогаешь, – с надрывом проговорил мужчина, – а чеченцу помочь не можешь. У тебя на чеченцев аллергия, да?
– Успокойся, сынок, – тихо отвечала бабка Ольга. – Я помогаю людям независимо от их национальности. Бог у всех один, а мы его дети. Но я не могу помочь убийце и насильнику. А на твоих руках и на руках твоего брата я вижу кровь безвинно убитых людей.
– Что ты такое говоришь, какая кровь? На, посмотри, мои руки чистые.
– Я в глаза твои посмотрела, и мне сразу все стало ясно. Да ты и сам, наверно, понимаешь, что за свои злодеяния когда-нибудь ответишь перед Всевышним. А теперь, – бабка Ольга подошла к двери и открыла ее настежь, – оставь мой дом.
– Ведьма старая, ты мне заплатишь за унижение, – кричал выходящий, размахивая руками. – Я тебя раздавлю, как жабу. – Он ударил ногой стоявшую у двери табуретку. – Ты меня надолго запомнишь.
Вакулинчиха молча стояла, опершись на палку, и слушала угрозы гостя.
– Я хотела незаметно тихонько уйти, – продолжала свой интригующий рассказ Альбина, – но бабка Ольга меня остановила.
– Альбина, ты ко мне по делу? – едва слышным голосом спросила она.
– Да, бабушка, по личному делу к вам, – выкладывая индюка, сказала я. – Вот, сегодня зарубила.
Вакулинчиха молча посмотрела на меня, потом повернулась к иконам и помолилась. Закончив читать молитву, усадила за стол, села рядом и взяла мою левую руку своими сухими, мозолистыми ладонями.
– Я тебе, соседка, ничем помочь не смогу, – сказала она, глядя мне прямо в глаза. – Не могу, даже если бы этого сильно хотела. Убийцам и насильникам я не помогаю.
– Что вы такое говорите, бабушка, – вскрикнула я, выдергивая руку из ладоней старухи. – Вы меня с кем-то путаете. Какая же я убийца?
– Нет, детка, я не ошибаюсь, – тихо говорила Вакулинчиха, – в твоих глазах навсегда осталась отметина убийства собственного ребенка. Вспомни хорошенько, прежде чем мне ответишь. И передо мною, словно кадры подзабытого фильма, всплыли события давний лет. Задолго до встречи с Максимом, я встречалась с одним мужчиной. Говорил, что он холост и обещал на мне жениться. Работал мой знакомый большим начальником, и я уже представляла свою будущую жизнь в достатке и роскоши. Но однажды, побывав у врача, узнала, что беременна и сообщила по телефону эту новость своему жениху. Он не ожидал от меня такого сюрприза. При встрече сообщил мне, что уезжает в командировку, а по возвращении обещал обсудить этот вопрос.
Шло время. Беременность уже достигла четырех с половиной месяцев, а мой избранник не объявлялся. Я стала его караулить, а он меня всячески избегал. И все же я его однажды встретила. Оказалось, что он давно женат и у него двое взрослых детей. Сцену истерики и слез я пропускаю. Скажу лишь, что он договорился с врачом, а я согласилась на аборт. Но так как срок был уже большим, мне сделали кесарево сечение. Потом я узнала, что ребенок был жив и у него два часа билось сердце.
Вспомнив все это, я выскочила из землянки Вакулинчихи и с пылающими от стыда щеками побежала домой. Бабка Ольга взяла пакет с индюком и поспешила за мной. Но мне было уже не до него. Поэтому она отдала мясо Марии Чижиковой, чтобы та досыта накормила своих детей. Ведь после смерти мужа ее ребятня мяса даже не нюхала.
– Интересно, а как ты потом общалась с бабкой Ольгой? – с детской непосредственностью спросила Вера.
– Та встреча была последней, – грустно ответила Альбина. – У меня началась депрессия, и я две недели не выходила из дома. Спасибо соседке Марфе Федоровне, которая вывела меня из этого состояния. А когда наконец-то вышла на улицу, сразу заметила, что окна и двери землянки Вакулинчихи заколочены досками. Встретила деда Ивана у калитки, он мне почти шепотом рассказал, что это черти повесили бабку Ольгу на спинке кровати. А уходила нечистая сила из землянки не через двери, а через окно. И так тащили ее грешную душу, что печка развалилась на части. Помню, я тогда спросила у старика:
– Иван Васильевич, вы ведь коммунист, неужто верите в такие сказки?
– Ты права, красавица, – хмыкнул дед, – вот уже сорок пять лет состою в рядах нашей коммунистической партии, но это не значит, что я не верую в Бога. Я и на фронте выжил благодаря молитвам.
– Ты веришь словам деда Ивана? – напряглась Вера.
– Я не знаю, кому верить, – вздохнула Альбина. – У деда своя правда, у милиции – своя. После того, как Вакулинчиху похоронили, в деревню нагрянула целая бригада дознавателей. Все изучили, обследовали. Следователь тогда сказал, что бабка умерла насильственной смертью. В деревне одни верят старику, другие – следователю. А у меня своя правда, – прихлопнула ладонью по столу гостья, – которая очень схожая с версией следствия. У меня до сих пор не выходит из головы тот чеченец, который приходил к бабке Ольге перед моим приходом. Помню его перекошенное злобой лицо. Он когда выходил из землянки, споткнулся о порог двери и у него с головы упала синяя бейсбола. Я обратила внимание, что с правой стороны часть лица, бровь и половину виска закрывало сине-фиолетовое родимое пятно. И когда следователь сказал, что Вакулинчиху повесили, я стала предполагать, кто мог быть этим убийцей.
– А ты после встречи с этим мужчиной у бабки Ольги видела его в деревне?
– Нет, больше я его не встречала. – Альбина всплеснула руками. – Вот разболталась. Я же к тебе по делу зашла. Ты не согласишься помочь мне ощипать пятерых индюков? Я в субботу хочу отвезти их на рынок и продать. А я тебе за помощь дам потрошков и индюшиного жира, на нем хорошо картошку жарить.
– Когда тебе прийти помочь? – уточнила Вера.
– Да завтра с утра и приступим. Васька обещал поотрубывать им головы. А мы с тобой в четыре руки быстренько ощиплем и попотрошим. А послезавтра отвезу на рынок и продам.
– На какой именно рынок, новопавловский или георгиевский?
– Да я еще не решила. Все будет зависеть от машины. У нее что-то забарахлил карбюратор. Васька со вчерашнего дня с ним возится. Но обещал к субботе отремонтировать.
– Договорились, – поднимаясь и протягивая подруге руку, улыбнулась Вера. – Только в котором часу я смогу прийти, не знаю. Елизавета Николаевна уехала в районную больницу, и до сих пор ее нет. Быть может, ее в больницу положили.
– А что с ней?
– Жаловалась, что в последнее время сердце стало побаливать и голова кружиться.
– Наверно, это возрастное.
– Будем надеяться, что все будет хорошо.
– Ну, так мы договорились? – уточнила гостья. – Завтра утром жду тебя. – Она махнула на прощание рукой и скрылась за дверью.
Когда Альбина вернулась домой. В гараже ее уже дожидался Васька.
– Ну, наконец-то вернулась, – встретил он ее упреком. – Принимай агрегат, – похлопал он по капоту машину. Плохим бензином поишь своего коня, полдня ухлопал на чистку карбюратора, – заискивающе сообщил он хозяйке.
– А где хорошего взять-то? – вздохнула женщина. – Заправляю таким, каким все заправляют. Когда деньги берут, то в один голос утверждают, что бензин хороший, высокооктановый. А как проверишь? Я же не лаборатория.
– Не переживай, – успокоил Васька, – карбюратор как новенький, можно смело ездить. При условии, конечно, – сощурил он хитрые глаза, – если за рулем будет такой классный водитель, как Василий Митрофанович. – Он по-военному приложил руку к кепке и, щелкнув каблуками старых сапог, добавил: – Всегда к вашим услугам.
– Это ты что ли Василий Митрофанович? – презрительно скривила губы Альбина. – Тоже мне водитель. Иди рули своим трактором. – Она закрыла дверь гаража на замок. – За работу рассчитаюсь, когда деньги будут.
– Мне твоих денег не надо, – обиженно засопел тракторист. – Я работу бесплатно сделал. И смеешься ты, Альбина, напрасно. Любого спроси, все скажут, что специалист я отменный. До срочной службы окончил Ставропольский сельскохозяйственный институт и имею диплом инженера-механика. Правда, по специальности еще не работал. Я ведь всего год как из армии вернулся. А тут совхоз уже развалился. Но ничего, – весело воскликнул Василий, – я не пропаду. Вот этими руками, – показал он женщине мозолистые ладони, – я все умею делать. Даже печное дело знаю. Это я от отца перенял. – Он смущенно замолчал, вздохнул и, уже уходя, добавил: – Напрасно ты мною пренебрегаешь. А помогаю я тебе потому, что ты мне нравишься. Я в тебя влюбился еще когда приезжал из армии в отпуск. Но ты меня и тогда не замечала и даже сейчас, когда я распахал, засеял и убрал все твои делянки. Это ведь огромный человеческий труд, такое нельзя не заметить.
– Подумаешь, золотой работник, – с усмешкой проговорила Альбина. – Скажи, сколько я тебе должна? В субботу продам индюков и рассчитаюсь. – Она направилась в дом, но, остановившись на полпути, добавила: – А то, что ты классный печник, это сейчас никому уже не надо. Да и что тут сложного: кирпич на кирпич – гони бабка магарыч. Не столько печи кладешь, сколько пьянствуешь, – раздраженно бросила она в лицо растерявшемуся Василию.
– Дура ты, хоть и красивая, – с обидой в голосе отозвался парень. – Во всей деревне печи сложены либо моим отцом, либо мною. Мы со своих деревенских плату за работу никогда не брали. А вот от угощения не отказывались. И не потому, что мы такие голодные, а из уважения к хозяину. – Он снял с головы кепку, сжал ее в кулак. – Тоже мне нашла пьяницу. Я пью очень редко. Ну, на торжествах каких-нибудь или по праздникам. Ты когда-нибудь видела меня пьяным? – спросил Василий у Альбины. – Молчишь. И правильно молчишь, потому что я больше двухсот грамм никогда не выпиваю. – Он снова нахлобучил на голову кепку и, направляясь к калитке, с усмешкой сказал: – Подумаешь, красавица. Да я только свисну, и у моего дома будет стоять взвод девок, и не таких, как ты – брошек. – Закурив и спокойно закрыв за собой калитку, он не спеша пошел в свои мастерские.
На следующее утро, подоив коров Елизаветы Николаевны и выгнав их в стадо, Вера пошла к Альбине ощипывать индюков. Постучав в дверь дома и не дождавшись ответа, девушка собралась было уходить, но тут услышала чьи-то шаги. Она обернулась и увидела хозяйку, которая несла два полных ведра воды.
– Доброе утро, Верочка, – поздоровалась она, тяжело дыша. – Вот решила с утра пораньше воды наносить, чтобы было в чем индюков мыть. Грязными их на прилавок не положишь, да и ветеринарную проверку нужно будет пройти. – Поставив ведра на землю, добавила: – Сейчас позову Жорку, он порубит птицу.
– Ты же вчера говорила, что Васька будет головы индюкам рубить.
– Ну, мало ли что я вчера говорила. На нем что, клином свет сошелся? Этот парень очень много хочет. А кто много хочет, тот ничего не получит.
– Он что, дорого запросил за работу? – поинтересовалась Вера.
– Да ничего он не просит, – вздохнула Альбина. – Он объяснился мне вчера в любви. – Хлопнув себя по бедрам руками, со смехом добавила: – Ты представляешь меня рядом с этим голодранцем?
– А мне Василий Митрофанович нравится, – смущаясь проговорила Вера. – Видный, рослый мужчина. Такие синеглазые парни в моем вкусе.
– Да он же лет на восемь старше тебя, – фыркнула хозяйка. – К тому же гол как сокол и деньги зарабатывать не умеет. Добрый он слишком. С ним за любую работу расплачиваются бутылкой водки. Он, видите ли, очень скромный и не может брать со своих деревенских денег.
– Это точно, он добрый, – улыбнулась чему-то своему Вера. – Доброта – одно из самых лучших качеств человека. А то, что он бедный… – девушка на секунду задумалась, потом тряхнула головой, – а кто сейчас в деревне богатый? Единицы. Вот он и входит в положение такого же бедолаги, как сам. Поэтому получается, что Васька самый порядочный человек в деревне. – Вера замолчала, подбирая слова, но, не придумав больше ничего убедительного, сказала о себе. – Мы с братом тоже ведь почти нищие и живем в чужой землянке. Разве бедные не заслуживают любви и внимания?
– Ну, хватит, выключай свою шарманку, – осадила гостью хозяйка. – Давай делом займемся. Ты приготовь ванну и ножи. А я сбегаю Жорку позову.
Ходила за помощником Альбина недолго. А возвратившись, с недоумением ответила на немой вопрос Веры.
– Непонятно, куда смотался с утра пораньше этот Жорка. Главное, бык дома, а его нету.
– Может какие-то дела у него?
– Какие могут быть у него дела? Все дела делает его бык, а он только деньги с людей за это собирает, – сокрушалась Альбина. – И жена не знает, куда он смылся. Говорит, взял обмылок хозяйственного мыла, отцовскую бритву и ушел. Обещала направить ко мне, когда появится.
Ждали Жорку долго. Разговор как-то не клеился, поэтому больше молчали. Вера уже собралась было уходить, как в распахнутой калитке появился хозяин быка и, закатывая на ходу рукава, весело крикнул:
– Ну что, девчата, приступим к четвертованию индюков. Ты уже выбрала самых достойных? – спросил он у Альбины.
– Они три часа ожидают вашего появления, уважаемый Георгий Данилович, – в тон ему ответила хозяйка. – Сидят в курятнике.
– Я был занят, – то ли в оправдание, то ли в укор сказал Жорка. – Тебе следовало сказать мне о предстоящей казни с вечера. – Он сощурил глаза и хитро посмотрел на женщину. – Раньше тебе всегда птицу рубил Василий….
– Рубил, – подтвердила Альбина. – Рубил, но плохо. Поэтому я его уволила. Говорят, ты в этом деле настоящий профессионал.
– Как ветеринарный работник, я в этом деле толк понимаю.
– Ну, вот и покажи нам свой профессионализм.
Повторять дважды не потребовалось. Жорка установил поудобнее колоду, потрогал пальцем лезвие топора и скомандовал: «Подноси». Буквально за считанные минуты отрубил головы всем индюкам.
– Спасибо, Георгий Данилович, – с улыбкой, заискивающе поблагодарила его Альбина. – Будут деньги, рассчитаюсь.
– Да какие там деньги, – отмахнулся тот. – Эта работа ничего не стоит. – Он взял тряпку и стал вытирать руки. – Пойду я, а то жена заждалась.
Мужчина ушел, а женщины поспешно принялись ощипывать туши индюшек. Работу нужно было сделать быстро, так как перо и пух снимались хорошо с еще не остывших птиц.