Деревня, хранимая Богом. Скитание Веры и Олега Моревых (В. Н. Батманова, 2008)

Скитание Веры и Олега Моревых

Некогда добротное строение сейчас было наполовину разрушено. С одной стороны от него проходила проселочная дорога, а с другой – степная балка. И дорога, и балка шли параллельно друг дружке, уходя далеко к линии горизонта.

– Проходи, не стесняйся, – пригласил гостя Олег, открывая оббитую тряпками дверь. – У нас тут не очень просторно, зато не жарко.

Кирилл вошел в дверь, огляделся, поставил на пол рюкзак. Приметив деревянную лавку, присел на нее и стал снимать с уставших за день ног кроссовки. Тут его внимание привлек огромный черный кот, у которого не было одного глаза. Неслышно ступая мягкими лапами по полу, он сделал несколько шагов по направлению к гостю и замер в выжидательной позе. Его маленькие уши, словно локаторы, ловили малейший шорох.

– Кис-кис-кис, – позвал Кирилл кота. – Но тот лишь покосился на него единственным глазом и не сдвинулся с места.

Олег тем временем налил в ведро воды и, высыпав в него раков, поставил на печку, сложенную из кирпичей во дворе.

– Сейчас придет Вера, – сказал он, удобнее устанавливая ведро на конфорку. – Она пошла к колодцу за водой. Для раков у нас вода есть, а вот на чай не хватит.

Кирилл немного освоился и стал рассматривать жилище беженцев. «Конечно, живут ребята бедно, но не отчаиваются, – размышлял он. – Да и чего отчаиваться. Безвыходных положений не бывает». Он нагнулся и погладил забравшегося под лавку кота. Тот почувствовал на спине руку доброго человека и, выйдя из своего укрытия, стал тереться о больную ногу Кирилла. Нагнувшись, взял кота на руки. Тот не возражал. Продолжая гладить животное по спине, стал с ним тихонько разговаривать: «Наверное, это тебе местные коты глаз повредили в борьбе за красавицу кошку. Но ты ведь мужчина, а шрамы мужчин украшают».

Держа кота в руках и осторожно ступая босыми ногами, Кирилл вышел во двор.

– Раки уже закипают, – проговорил Олег, подкладывая в печку дрова. – Сейчас воду подсолю, добавлю укропчика, и ужин будет готов.

– Как зовут вашего кота? – поинтересовался у повара Кирилл.

– Мы его зовем Шамиль, – с ребячьей гордостью ответил Олег. – Свое имя он получил в честь героя, воевавшего на Кавказе вместе с генералом Слепцовым. Помнишь такого?

– Что-то припоминаю, – неуверенно ответил Кирилл. – По истории проходили. Но я слышал и о другом Шамиле, фамилия которого Басаев.

– Нет, мы кота назвали в честь чеченского героя, а этот – головорез и убийца. Мне о подвигах генерала Слепцова в войне с чеченцами отец много рассказывал. Сам он родом из станицы Слепцовской. А его родители были терскими казаками. С самого начала освоения Северного Кавказа жили вдоль рек Сунжи и Терека.

Раки давно сварились, а Вера все не возвращалась.

– Твоя сестра часто задерживается? – поинтересовался Кирилл.

– Часто, – спокойно ответил брат. – Она помогает местным пенсионерам.

– И много ей за это платят? – спросил Кирилл и даже постеснялся своего вопроса.

– Нет, копейки, – засопел обиженно Олег. – Деревенские пенсионеры бедные. У них не такая пенсия, как у городских. Поэтому Вера за работу берет продуктами. Кушать ведь что-то нужно. Одними раками сыт не будешь. А зимою, когда пруды замерзнут, и раков не станет.

– А вам тут и зимовать приходилось?

– Приходилось. Вот в этом шикарном зале, – Олег обвел взглядом помещение коровника, – всю прошлую зиму прожили. Конечно, было холодно. Но, как видишь, не замерзли.

Кирилл еще раз обвел взглядом ветхие стены коровника, залатанные кусками фанеры и тряпками дыры. На мгновение представил себе, как в лютые морозы тут может быть холодно, и передернул плечами.

– В конце июня будет ровно год, как мы тут поселились, – уточнил Олег.

– А где раньше жили?

– Жили с родителя в Грозном.

Олег рассказал своему новому товарищу о том, что его родители, после окончания Губкинского института как молодые специалисты были направлены на грозненский нефтеперерабатывающий завод. Предприятие выделило им квартиру. Зарплата была хорошая. Там же, в столице Чеченской Республики, родились и Олег с Верой. Сначала ходили в заводской детский сад, а потом в школу. Когда началась война, завод разрушили. Люди остались без работы.

– На что же вы стали жить после того, как родители остались без работы? – поинтересовался Кирилл.

– Я ведь тебе говорил, что мой отец родом из здешних мест, – напомнил Олег. – Он родился в станице Слепцовской. Правда, теперь она называется Орджоникидзевской. Так вот, там жили его родители. Пять лет назад мама отца, а моя бабушка, умерла и оставила нам дом с участком земли с садом. Родители обрабатывали землю, выращивали овощи и продавали на базаре.

– Все овощи продавали?

– Нет, не все, – уточнил Олег. – Кое-что оставляли себе, а картошку вообще на базар не выносили. Она у нас всегда плохая урождалась. Самим едва хватало.

– Расскажи, как погибли ваши родители, – попросил Кирилл.

– От взрыва мины, – вздохнул Олег. Немного помолчал и продолжил: – С ранней весны до глубокой осени родители жили в станице. В Грозный почти не приезжали. Наоборот, мы с Верой каждые выходные ездили к ним. Вот и в тот раз собирались приехать, чтобы помочь собрать клубнику. – Олег замолчал, поворошил в костре палкой угасающие угли, вздохнул и продолжил: – А тут непонятно, что их заставило ехать в город в середине недели. Произошло это в среду. Утром к нашему дому подъехала военная машина. Приехавший офицер и сказал нам о гибели родителей. От него мы узнали некоторые подробности. Впрочем, какие могут быть подробности, если миной разорвало рейсовый автобус с пассажирами на мелкие кусочки и раскидало их на сотню метров. Вера, услышав, что отец с мамой погибли, упала в обморок. Офицер отвез ее в госпиталь.

– А почему о гибели родителей сообщили военные, а не милиция? – полюбопытствовал Кирилл.

– Почему, почему, – огрызнулся Олег. – Потому что идет необъявленная война. Кругом орудуют банды озверевших чеченских головорезов, арабов, негров. Даже прибалты зарабатывают деньги на нашей крови. Милицию они не боятся, а вот федералы дают им прикурить.

– Говоришь, дают прикурить, – усомнился Кирилл. – Тогда почему не добивают до конца?

– Откуда мне это знать, – тихо ответил Олег. – Знаю только, что банды возглавляют местные главари, такие как Шамиль Басаев. Этих бандюков из одного района выбьют, а они в другом начинают орудовать. Помнится, отец сравнивал их со вшами, которых военные железной расческой вычесывают из одного места, а они в другом появляются.

– Значит, у чеченцев опытные командиры, – высказал предположение Кирилл. – Они воюют лучше наших солдат.

– Какие там опытные, – возразил Олег. – Они запугивают местное население, и люди вынуждены помогать бандитам. Вот возьми того же Шамиля Басаева. Это не воин. Он воюет только с женщинами, стариками и детьми. Федералов он боится как черт ладана. От них он прячется как трусливый волк.

Олег снял с печки чайник и разлил по кружкам кипяток. Подбросил в печку еще дров. На небе уже появились первые яркие звезды.

– Когда наши родители погибли, – продолжил свой рассказ Олег, – Вера закончила восьмой класс, а я перешел в пятый. Родители хотели продать квартиру в Грозном и переехать на постоянное место жительства в станицу, но покупателей не было. Чеченцы ждали, когда мы сами оставим собственное жилье.

В станице родителям тоже жилось неспокойно. Соседи часто подбрасывали им письма с угрозами. То грозили поджечь квартиру, то похитить детей. И внеплановая поездка родителей среди недели в Грозный, судя по всему, была вызвана тревогой за детей.

– А в милицию обращались? – поинтересовался Кирилл.

– Какая милиция? – усмехнулся Олег. – Я же тебе русским языком объяснял, что милиция боится бандитов. Их там самих, как утят, отстреливают.

Южная ночь уже окончательно вступила в свои права, усыпав небо крупными яркими звездами. К треску дров в печке добавился стрекот цикад и вскрики ночных птиц.

– Вера долго лежала в госпитале? – поинтересовался Кирилл, для того чтобы поддержать разговор. – Там, наверно, хорошо лечат?

– Я сейчас, – сказал Олег. Он вышел на дорогу. Какое-то время неподвижно стоял, чутко прислушиваясь к темноте. Его явно беспокоило долгое невозвращение Веры. Вернувшись, продолжил рассказ.

– Вера пролежала в госпитале месяц, – как-то по-взрослому ответил он. – У нее было шоковое состояние. Врачи сделали многое, чтобы она полностью пришла в себя.

– И как же ты все эти тридцать дней жил один? – продолжал расспрашивать Кирилл.

– С утра до вечера находился в госпитале. Меня там все жалели, подкармливали. Так что я был не один, – грустно усмехнулся Олег. – В госпитале, в основном, лежали военные. У них там тумбочки разными продуктами забиты. Они меня угощали всякими вкусностями. А заведующий столовой, прапорщик, всегда оставлял мне на кухне пайку.

– Солдатская пища, конечно же, не такая вкусная, как домашняя, – участливо вставил Кирилл. – Дома мама готовит с желанием, а там – по приказу.

– Может солдатская пища и не такая вкусная, как домашняя, зато она калорийная, – не согласился с ним Олег. – И готовят еду профессиональные повара.

Ребята опять надолго замолчали. Кириллу вспомнилось, как мама по праздникам пекла ароматные пирожки с повидлом и хрустящей корочкой. Запивая молоком, он, кажется, мог съесть их десяток.

Олег думал о своем. С того момента, когда родители потеряли работу, в доме совсем исчезло сливочное масло и мясо. Изредка бывала рыба. И только в госпитале они с Верой снова смогли кушать эти продукты.

– Чем же вы занимались после того, как сестра выписалась из госпиталя? – продолжил расспрашивать Кирилл.

– А ничем, – поникшим голосом отозвался Олег. Поковыряв палкой в печке и подбросив еще дров, продолжил свой рассказ.

Когда Веру выписали из госпиталя, ребята вернулись к себе в квартиру. Но не успели переступить порог, как вслед за ними вошел сосед по подъезду Магомед. Он работал на заводе вместе с родителями товарным оператором и всегда возмущался, что на семью из четырех человек им завод дал трехкомнатную квартиру, а ему из трех – двухкомнатную. Хотя общая площадь квартиры была одинаковой, и обижаться вроде бы не стоило. Магомед не спрашивая разрешения, вошел в Верину комнату и бесцеремонно схватил ее за волосы: «Ну что, вылечили тебя федералы?» Вера заплакала от боли. Олег схватил соседа за майку и закричал, чтобы тот не трогал сестру, и стал звать на помощь. Но Магомед не реагировал на крики мальчика и, продолжая держать девочку за волосы, размахивал перед ее лицом кинжалом. Потом отпустил ее и схватил за подбородок Олега.

– Смотри сюда, – указал он лезвием кинжала на настенные часы. – Когда маленькая стрелка будет на четыре, а большая на двенадцать вас в квартире уже не должно быть. – Он еще сильнее сжал мальчику подбородок. – А если я вас застану после четырех, его голова, – провел он кинжалом по шее Олега, – будет лежать у тебя на столе. Ясно? – обратился он к Вере.

– Дяденька Магомед, – взмолилась девочка, – куда же мы пойдем? У нас в городе нет ни родственников, ни друзей.

– Меня это не интересует, – сверкнул остекленевшими глазами сосед. – Езжайте в свою Россию.

Вера обратила внимание, что у брата изо рта по подбородку алой струйкой потекла кровь. Брюки его были мокрыми, а ноги стояли в луже. Она догадалась, что это значит.

– Дяденька, отпустите брата, – скорее простонала, чем проговорила девочка. – Мы до четырех часов освободим вам квартиру.

Магомед отпустил Олега, вставил кинжал в ножны.

– В четыре часа, не позже, – угрожающе проговорил он и хлопнул дверью.

Рассказ Олега потряс Кирилла. Он уже, как говорится, на собственной шкуре испытал жестокость, но чтобы под угрозой смерти выгоняли из собственной квартиры, такого ему и в страшном сне не привиделось бы.

– Когда этот стервятник ушел, – продолжил свой рассказ Олег, – Вера села на диван, прижала меня к себе и чуть слышно сказала: «Оставим ему жилье. Пусть он им подавится. Не мы первые из русских, не мы последние, кого постигла такая участь». Я ничего ей не ответил. Мы долго сидели молча. Потом Вера, словно очнувшись, скомандовала: «Пойди умойся и смени штаны. А я буду собирать вещи».

– Когда все наши переживания были позади, и мы с сестрой вспоминали тот ужасный день, Вера высказала предположение, что я стал заметно худеть и прекратил расти.

Кирилл поднял глаза и как будто впервые увидел хрупкого, с выделяющимися ребрами мальчика. На вид Олегу было лет десять, хотя ему исполнилось уже пятнадцать.

– Все же вам надо было обратится в милицию, – обнял за плечи товарища Кирилл. – Грозный входит в состав России, и в нем существуют российские законы.

– Это на бумаге, – дернул плечами Олег, – а на деле в Чечне наши законы не исполняют, русских никто не защищает. – Он поднялся и подошел к лежанке. Прилег, подложив руки под голову. – Ненавижу этих бандитов. Если бы не федералы, они нас всех давно бы там повырезали.

– Успокойся, братишка, – Кирилл присел рядом. – Здесь, – указал он пальцем в пол, – действуют наши законы, и вас здесь никто в обиду не даст.

– Ты что, слепой или больной на голову? – приподнялся с лежанки на локтях Олег. – Разве не видишь, что творится вокруг. Ежедневно толпы испуганных и усталых людей бредут по дорогам. Беженцы ютятся где только можно. А их подстерегают чеченские бандиты и отнимают последнее. – Он отвернулся к стене и замолчал. Потом резко повернулся: – Вот в станице Курской, это прямо на границе с Чечней, стоят наши войска, работают русские милиционеры, а хозяева в ней – бандиты.

– Не может быть, – усомнился Кирилл.

– Не веришь? – усмехнулся Олег. – А я это на своей шкуре испытал. У меня кровавые отметины остались ниже спины от издевательств этих уродов. Так избили, что я больше месяца кровью мочился. – Видя, что его товарищ не хочет верить в услышанное, добавил: – Вот вернется Вера, она тебе расскажет.

Ребята снова надолго замолчали. В печке потрескивали дрова, за окном трещали цикады, одноглазый кот терся о ноги Кирилла, выпрашивая что-нибудь вкусненькое.

– А куда вы пошли, когда вас Магомед из квартиры выгнал?

– Эвакуация была хоть и спешной, но обстоятельной, – чему-то своему усмехнулся Олег. – Отцовский велосипед был подвешен в квартире на двух толстых гвоздях под самым потолком. Пока Вера собирала вещи, я снял его и на всякий случай подкачал колеса. Покрутил руль, прокатил по коридору, средство передвижения было в полном порядке.

– Ты все вещи собрала? – спросил я у Веры. – Велосипед в полной готовности. Можно грузиться.

– Выдержит ли он такую нагрузку? – с сомнение спросила сестра, покрутив руль и похлопав велосипед по сиденью.

– Выдержит. Отец тяжелее был. Давай я выкачу его во двор, а ты выноси вещи.

– Успеем. У нас еще много времени. Нужно перед нашим путешествием подкрепиться. В банке осталось варенье, а в кастрюле на плите каша. Я подогрею ее и вскипячу чайник.

Когда с обедом было покончено, Вера закрыла дверь и выбросила ключ в окно в заросли крапивы. Повернувшись к окнам Магомеда, крикнула:

– Эй ты, облезлый шакал, полезай в крапиву, быть может, найдешь ключи.

– Не зли его, – схватил я ее за платье. – А то он выйдет и зарежет нас, как цыплят.

– Магомед, трусливый шакал, – кричала Вера не унимаясь, – будь ты проклят. Чтобы твоя дочка вместо ребенка родила тебе вонючего хорька. – Из квартиры Магомеда никто не вышел и никто не ответил.

Мы упаковали вещи, разместили их на велосипеде. Сумки повесили на руль. Чемодан Вера привязала на багажник старыми чулками. За плечи взвалили рюкзаки и тронулись в путь. Осмелев, я повернул голову в сторону окна соседа, плюнул и показал язык.

– Господи, защити нас, рабов твоих, – стала креститься и шептать молитву Вера, когда мы выехали со двора. – И помоги нам во всех путях и дорогах.

– Мы вышли на магистраль «Грозный – Ростов» и покатили велосипед по краю асфальта, – продолжал рассказывать Олег историю бегства из отчего дома. – Я шел сзади сестры, время от времени поправляя на плечах врезающиеся лямки рюкзака. Впереди нас двигалась чеченская чета. Женщина в длинной юбке и высоко повязанной косынке тащила за веревку тяжело груженного мешками осла. Сзади нее шагал молодой мужчина в резиновых галошах и в армейской униформе. Штаны были заправлены в серые шерстяные носки. Он опирался на сучковатую палку и слегка прихрамывал.

– Давай немного отдохнем, – тихо сказала Вера, останавливая велосипед. – Пусть эти Мухаммеды уйдут от нас подальше, – кивнула она головой в сторону чеченской семьи. – Чует мое сердце, что этот чеченец связан с бандитами. Не зря же он хромает.

Мы остановились. Но отдыхали недолго. Чеченцы свернули с дороги и, по едва приметной тропинке, направились в видневшееся из-за бугра селение.

– Может быть, они хорошие люди, – высказал я предположение, провожая глазами уходящую чеченскую чету. – Бандиты и их родственники ездят на машинах, а эти уставшие, еле ноги передвигают.

– Может и не бандиты, – ответила Вера, поднимая велосипед. – В наше время все может быть.

Было далеко за полдень и солнце уже не так безжалостно жгло наши непокрытые головы. Дорога была почти безлюдной. Лишь изредка проносились автобусы и военные грузовики.

– Ты обратила внимание, что в сторону Грозного машины идут груженые, а обратно – пустые? – спросил я у сестры.

– С чего ты взял, что они груженные? – усомнилась Вера. – Ведь кузова закрыты брезентом.

– По звуку двигателя. Груженые рычат, а пустые – урчат.

Так, изредка перебрасываясь фразами, мы шли целый день. Никто к нам не приставал, никто нас не останавливал.

– Куда же вы путь держали? – сочувствующе спросил Кирилл.

– Да мы и сами не знали, куда шли, – усмехнулся Олег. – Магомед нас так напугал, что мы даже не определились с маршрутом. Наверно, Вера решила идти в город Нефтекумск. Там живет младший брат отца. Кажется, его фамилия Морев, а зовут Владимир Михайлович.

– А как звали твоего отца? – поинтересовался Кирилл.

– Виктором, – печально ответил Олег. – Виктор Михайлович Морев, – уточнил он.

– Пешком до Нефтекумска, это очень далеко, – посочувствовал Кирилл. – Я хорошо знаю карту Северного Кавказа. С таким грузом вы бы неделю шли. Можно еще спросить?

– Спрашивай, – разрешил Олег.

– Как вы здесь оказались? Ведь Нефтекумск находится совершенно в другой стороне.

– Так сложились обстоятельства, – по-взрослому ответил Олег. – Мы в те дни сами не понимали, что с нами происходит. Просто шли и шли. Словно какая-то рука нас вела.

Мы катили и катили свой велосипед по трассе пока не заметили, что солнце уже ушло за горизонт и стало быстро темнеть. Вера внезапно остановилась. Справа от дороги виднелась небольшая лощина, покрытая высокой зеленью. Туда она и покатила велосипед. Приблизившись, мы поняли, что это заросли курая. Прекрасное место для ночлега. Выбрав место на пригорке, стали снимать вещи.

– Вот на этом пупке, – показала Вера на пятно высохшей травы, – мы и заночуем. – Она постелила старое покрывало, рюкзаки уложили в изголовье вместо подушек. – Снимай кроссовки, – скомандовала сестра. – Пусть ноги отдохнут.

В пакете с продуктами, которые мы захватили из дома, была гречневая каша и полная грелка компота. Правда, есть пришлось руками, а пить из горлышка, так в спешке забыли взять ложки и стаканы. Поужинав, легли спать. Заснули мгновенно. Да это и понятно. Целый день тащить по солнцепеку такую тяжесть.

Проснулись мы от яркого света. Но это был не свет солнца. В глаза светили фонарем. Вера прижала меня к себе.

– Мы беженцы, – пролепетала она в темноту, совершенно не видя, кто перед нами стоит.

– Не бойтесь, – ответил нам мужской голос. – Я вижу, что вы ничего плохого не сделали. – Мужчина опустил фонарь, и мы увидели, что перед нами стоит военный. – Но молодой девушке с подростком не годится ночевать в степи, – продолжал он назидательным тоном. – Если не секрет, куда путь держите?

– К родственникам в Нефтекумск, – ответила, успокаиваясь, Вера.

– Это нам не по пути, – вздохнул военный. – А вот до станицы Курской мы вас можем подбросить. Хотя, – замялся военный, – нам по уставу и не положено подвозить гражданских лиц. Ну да ладно. – Он повернулся и позвал сидевших в кузове машины солдат, – ну-ка помогите погрузить вещи.

Двое солдат мигом выпрыгнули из кузова, и в считанные секунды все наши пожитки вместе с велосипедом были погружены. В свете фар машины мы с сестрой рассмотрели военного. Это был рослый черноволосый капитан.

– У меня в Краснодаре тоже растут две дочери, – поделился он, подсаживая нас в кузов. – Примерно такого же возраста, как ваш сын.

– Он мне не сын, – улыбнулась Вера. – Это мой младший брат.

– Это неважно, – немного смутился капитан. – Важнее то, что в наше время дети больше страдают, чем взрослые. – Он сел в кабину, хлопнул дверцей, и мы помчались.

Ехали молча. Присутствие сестры явно смущало солдат.

– Через двадцать минут будем на месте, – сказал один из них, прикуривая сигарету. Потом, словно что-то вспомнив, спросил: – Хотите помидор? – и сунул мне в руку здоровенный овощ. В машине было темно, но я на ощупь определил сорт. Это было «бычье сердце». Точно такие росли у нас на огороде в станице. Разломив его на две части, большую протянул сестре.

Едва успели доесть помидор, как на дорожном знаке мелькнула надпись «станица Курская». Вскоре по обеим сторонам замелькали дома. Машина проехала еще немного и остановилась возле автостанции.

– Станция «вылезай», – подходя к кузову, весело проговорил капитан. – Тут светло и есть, где поспать. Укладывайтесь прямо на скамейках. Здесь вас никто не обидит.

Солдаты помогли занести вещи на автостанцию, туда же закатили велосипед. Мы поблагодарили их и пожелали счастливого пути.

Когда машина немного отъехала, мы стали осматриваться по сторонам. Сзади себя увидели вернувшегося к нам капитана. Он подошел и жалостливо сказал:

– Возьмите, – протянул сестре сухой паек, – утром позавтракаете. – Офицер погладил меня по голове, смущенно улыбнулся. – Не пасуй, малец, Россия большая и добрая. Своим гражданам пропасть не позволит. – Капитан направился к двери и, сев в машину, уехал.

– Вот так мы оказались в противоположной, от намеченного маршрута, стороне, – закончил свой рассказ Олег. Он поднял с пола на лежанку кота, посадил к себе на живот и стал гладить по спине. Одноглазый, прищурив от удовольствия свое зеленое око, громко замурлыкал. – А знаешь, какой мне сон на автостанции приснился? – снова приподнялся Олег. – Я его до сих пор помню.

А приснился парнишке тот самый капитан, который нашел их с Верой в степи. Вроде бы стоят они с ним возле огромной горящей скирды соломы, вокруг дым, летят искры, снуют какие-то люди. Но пламя почему-то никто не тушит. Вдруг офицер спрашивает: «Мальчик, ты знаешь, что такое война?» Олег отвечает: «Да, знаю. Война – это горящая скирда, которую никто не хочет тушить».

– Мама всегда говорила, что сон на новом месте всегда вещий и обязательно сбывается, – закончил пересказ сна Олег. – Только я никак не пойму, к чему такое приснилось.

– Рассказывай дальше, – попросил Кирилл. – Так интересно!

– Дальше было еще интереснее, – вздохнул Олег, поворачиваясь на бок и собираясь продолжить свой рассказ. – Дальше было утро. Проснулся я рано. Вера еще спала. Надев кроссовки, отправился искать туалет. Нашел его в другом конце помещения под лестницей. Помнится, там было грязно и сильно пахло хлоркой. Зато воды было вдоволь. Умылся под краном, помыл ноги, хотя рядом с раковиной и было объявление «Обувь и ноги под краном не мыть».

Как же не мыть, подумал я и быстренько снял кроссовки. Сутки ноги не мыл. Аж зудят от пота. Подставил ступню одной ноги под холодную струю воды и аж застонал от удовольствия. Подошва сразу перестала ныть, а между пальцами прекратился нестерпимый зуд.

«Куда же мы теперь двинемся? – размышлял я, возвращаясь к вещам. – Денег у нас нет. А бесплатно кто же нас пустит в автобус».

– Не грусти, – словно читая мои мысли, улыбнулась мне сестра. Не поднимая головы от сумки, которая служила ей подушкой, она стала меня успокаивать. – Сейчас подкрепимся и пойдем дальше. – Она выложила на газету остатки еды, взятой еще из дома. – Надо доесть, – приказным тоном сказала Вера. – Иначе пропадет. А сухой паек оставим на потом. С ним ничего не случится.

Тем временем на автостанции стали появляться люди. На стоянку подъехал рейсовый автобус, и пассажиры с сумками и мешками наперегонки бросились к распахнувшимся дверям.

Расправившись с остатками гречневой каши, мы стали собираться в дорогу. Я держал велосипед, а Вера привязала чемодан, повесила с обеих сторон на руль сумки и, взвалив на плечи рюкзак, взялась за руль. Пора. Я забросил за спину свою поклажу, и мы тронулись в путь.

Мы шли по широкой улице станицы и стучали почти в каждую калитку. Когда появлялись хозяева, Вера говорила им, что мы беженцы из Грозного и просила пустить нас пожить какое-то время. В ответ слышалось почти одно и то же: «Нет места» или «Самим скоро негде жить будет».

К полудню мы с сестрой так устали, что двигаться дальше уже не было сил. Остановились возле небольшого кирпичного домика. Вера прислонила к забору велосипед в тени развесистой акации.

– Хотя бы в какой-нибудь сарай нас пустили, – смахивая капельки пота, обронила сестра. – Нам ведь много места не надо. – Увидев на другой стороне улицы двух идущих женщин, попросила: – Олег, подойди вон к тем теткам, спроси, быть может, они знают, кто может нас взять на постой?

Я снял ранец и побежал на другую сторону улицы. Стал поджидать идущих.

– Тетеньки, – слезно обратился я к женщинам, когда они подошли. – Мы с сестрой беженцы из Грозного. Пустите нас пожить немножко. У нас погибли родители. А сосед-чеченец выгнал нас из нашей квартиры. Денег у нас нет и сил идти дальше тоже не осталось. – Слезы сами собой потекли по моим щекам.

– А документы у вас какие-нибудь есть? – спросила та, что была постарше.

– Есть, конечно, есть, – с надеждой в голосе ответил я.

– Может их направить к Нине Павловне? – обратилась к подруге за советом старшая из женщин. – Она живет одна. И двор у нее совсем пустой. – Немного поразмыслив, махнула рукой наблюдавшей за нами Вере, – идите за нами.

Дом Нины Павловны Алешиной стоял в самом конце улицы. Это было большое кирпичное строение с огромным садом и огородом, примыкавшим с тыльной стороны к сараю. Рядом с домом было еще одно небольшое строение.

Открыв калитку, женщины провели нас во двор. Та, что была помоложе, постучала в двери.

– Нина Павловна, – позвала она звонким голосом, – встречай постояльцев.

Входная дверь скрипнула, и на пороге появилась пожилая женщина с палочкой в руках.

– Я квартирантов не пускаю, – сказала она хрипловатым голосом. – Мне на жизнь и пенсии хватает.

– Бабушка, пустите нас хотя бы в сарай, – с дрожью в голосе и со слезами на глазах стала уговаривать Нину Павловну Вера. – Мы будем вам во всем помогать. Нам много не надо. Скоро я устроюсь на работу, и мы найдем себе жилье.

– Кто вы такие? – смягчилась хозяйка. – Откуда будете и сколько вам лет?

– Мы беженцы с Грозного, – торопливо выпалила Вера. – Родителей убили бандиты. Мне шестнадцать лет, а брату тринадцать.

– А родители ваши откуда родом? – продолжала любопытствовать старуха.

– Из станицы Слепцовской, – опередил я сестру. – Сейчас она называется Ордженикидзевская. А наши дедушка и бабушка были сунженские казаки.

– Ну, раз казаки, – пробурчала хозяйка, – тогда идите во двор и располагайтесь во времянке, – кивнула она в сторону небольшого строения. – Там сухо и вполне можно летом жить. – Она постучала по косяку двери палкой. – Провожать не буду. Я за порог своего дома не выхожу, потому что незрячая.

Кирпичная времянка, как ее назвала Нина Павловна, находилась во дворе между домом и сараем. Два небольших окна, расположенных напротив друг друга, делали помещение светлым и уютным. Одно окно выходило во двор, через него была видна улица. Через второе открывался красивый вид на сад. В помещении был электрический свет, кран с водопроводной водой и даже двухкомфорочная газовая плитка, к которой прислонился небольшой столик голубого цвета. На окнах висели пожелтевшие от времени занавески. У противоположной от двери стены стоял раздвижной диван, покрытый почерневшим от пыли и копоти покрывалом.

– Радости нашей не было предела, – продолжал рассказывать Олег историю своего скитания Кириллу. – Нам этот день запомнился навсегда. Ужиная разогретым на газовой плитке сухим пайком, мы были почти уверены, что кошмары, которые нас преследовали в последнее время, закончились и теперь начнется нормальная жизнь. К сожалению, – вздохнул Олег, – покой наш был недолгим. Через несколько дней мы вынуждены были покинуть этот теплый и уютный домик. Но об этом я чуть позже расскажу.

Мальчик поднялся с лежанки и вышел во двор. Минуты через две вернулся и снова залез на лежанку. Немного помолчав, словно собираясь с мыслями, продолжил свой рассказ. Утром следующего дня Вера постучала в двери к хозяйке.

– Нина Павловна, – спросила она, – может быть, вам чем-то помочь? – Не получив ответа, продолжила: – Давайте я полы помою или постираю.

– Спасибо, Верочка, – донеслось из-за закрытой двери. – Тебя так, кажется, зовут.

– Да, – подтвердила сестра.

Наступило долгое молчание. Вера собралась было уже уходить, как вдруг дверь открылась.

– Проходи в дом, – пригласила Нина Павловна. – Мне одной скучно. Я ведь уже два года не выхожу на улицу.

Вера нерешительно переступила порог, прошла в комнату и присела на краешек стула. Хозяйка, выставив вперед руку, подошла к дивану и уверенно опустилась на него.

– Люблю я сидеть на этом диване, – с усмешкой сказала Нина Павловна. – Он надежный.

Некоторое время хозяйка молчала. Вера заметила, что она вслушивается в тишину, пытаясь изучить собеседника.

– Кто были твои родители? – спросила она, положив палочку между коленями.

– Мы жили в Грозном, – начала сестра, придвинув поближе стул. – Папа и мама работали инженерами на нефтеперерабатывающем заводе. Когда предприятие разбомбили, они остались без работы.

– Как же вы жили после этого?

– А у нас в станице жили родители наших родителей – наши бабушка и дедушка. После их смерти нам от них остались дом и сад, – с ностальгией в голосе проговорила Вера. – А когда они погибли, то сосед-чеченец, угрожая кинжалом, выгнал нас с братом из собственной квартиры на улицу.

– У родителей, небось, были и другие родственники? – продолжала допытываться хозяйка.

– Я не знаю, где живут другие родственники, – призналась Вера. – Но точно помню, папа говорил, что в Нефтекумске у него живет младший брат. Я его запомнила, когда он приезжал на похороны бабушки.

– Думаю, вам надо к нему ехать, – посоветовала Нина Павловна. – Я вас пустила в пристройку до холодов. Зимой там жить невозможно. А в дом пустить не могу. Я больной человек и посторонние создают мне большие неудобства.

– Мы с братом тоже планировали поехать к дяде Володе в Нефтекумск, – вздохнула сестра. – Но пешком туда очень далеко, а на автобус у нас нет денег.

– Ты права, детка, – согласно кивнула хозяйка. – Сейчас многие потеряли работу. А нет работы, нет и денег. Она достала расческу и стала причесывать свои короткие седые волосы. – Вот помню в молодости, – улыбнулась она одними губами, – я тогда работала врачом в районной больнице. Так вот, если человек долгое время не работал, его привлекали за тунеядство. Ко мне стояла длинная очередь за справками. Дескать, болен и потому, работать не могу.

– Зачем им понадобились такие справки, – не поняла Вера.

– Как это зачем? – в свою очередь удивилась Нина Павловна. – Тогда было так, если молодой человек здоров и долго не устраивается на работу, его заставляли работать в принудительном порядке.

– И вы всем выдавали справки?

– Нет, справки я выдавала только больным, а здоровым отказывала, – сурово ответила хозяйка.

– Так всю жизнь и проработали врачом?

– За десять лет до пенсии меня повысили до главного врача, – усмехнулась Нина Павловна.

– Муж тоже был врачом? – продолжала расспрашивать Вера.

– Муж работал первым секретарем райкома партии, – с нескрываемой гордостью ответила хозяйка. – Это был достойный человек. Он очень любил меня и детей. Мы прожили вместе сорок лет, и никогда я не слышала от него плохого слова. Вот уже два года прошло, как его не стало, – Нина Павловна смахнула набежавшую слезу. – А мне все не верится, что его нет. – Она немного помолчала и продолжила: – Мы ехали от детей из города домой и попали в аварию. Удар был таким сильным, что машина дважды перевернулась и слетала с трассы в кювет. Это местный пьяный тракторист на нашу беду выехал на дорогу, – хозяйка горестно вздохнула, высморкалась в носовой платок. – Муж сразу погиб, а я полгода пролежала в больнице с сотрясением мозга. После этого произошло отслоение глазной сетчатки, в результате чего я потеряла зрение навсегда, – с печалью в голосе закончила она свой рассказ.

– Где живут ваши дети? – поинтересовалась Вера.

– Две дочери живут и работают в Новороссийске, – улыбнулась Нина Павловна. – Они там позаканчивали институты, удачно вышли замуж. Теперь у них уже взрослые дети.

– Почему они не заберут вас к себе? – допытывалась сестра. – Вам же одной трудно.

– Да, тяжело, – согласилась хозяйка. – Но в город я сама ехать не желаю. Здесь похоронен муж, родители. Куда мне от них уезжать?

– Но хотя бы материально они вам помогают?

– Нет, не помогают. – Нина Павловна оперлась на палку и поднялась. Хорошо ориентируясь в комнате, подошла к комоду и на ощупь нашла фотографию. Протянула Вере. – Вот вся моя семья.

Пока Вера рассматривала семейное фото, хозяйка снова присела на диван и продолжила свой рассказ. Было заметно, что ей хочется выговориться.

– Денег мне хватает, – усмехнулась какой-то своей мысли Нина Павловна. – У меня хорошая пенсия. Да и муж оставил достаточно денег, чтобы достойно дожить отведенные мне Богом годы.

Вера узнала, что когда муж Нины Павловны вышел на пенсию, то без дела не сидел. У него была огромная пасека, сто ульев. Вот он их, как детей, и нянчил. Бывало, только начинают цвести сады и акация, а его ульи уже красуются на окраине сада. А когда зацветала гречиха и подсолнечник, вывозил пасеку в поле и там жил до наступления холодов.

– Где же его пчелы зимовали? – не утерпела Вера. – Ведь сто ульев, это – много!

– У нас под сараем вырыт огромный погреб, – сообщила хозяйка. – Примерно шесть метров в длину, восемь в ширину и три метра в глубину. В нем всегда сухо и прохладно. Воды никогда не бывает, так как стены и пол обмазаны слоем глины. Вот муж на зиму и ставил ульи в три яруса в подвал. Пчелы хорошо зимовали. Ну, разумеется, если мыши туда не забирались.

– А где сейчас пчелы? Я что-то нигде не видела ульев.

Нина Павловна ответила не сразу. Она что-то едва слышно шептала, вздыхала, потом, словно очнувшись, махнула рукой:

– Продали пчел. Дети продали. Я тогда в больнице лежала. А за ними постоянный уход требуется. Деньги хорошие выручили и все мне на сберкнижку положили. Только зачем мне они? Умру, им же и останутся. – Женщина умолкла, перебирая узловатыми пальцами свою палочку. Потом, спохватившись, продолжила: – Да ты не думай, что дочери меня забыли. Они часто приезжают с внуками. Наняли мне женщину, чтобы та за мной ухаживала. Недавно отпросилась на две недели в отпуск по семейным обстоятельствам. Поехала в Новороссийск больную мать навестить. Так мне в ее отсутствие помогают девушки-студентки из Нальчика. Они в нашей больнице практику проходят.

– Вы этих девушек хорошо знаете? – насторожилась Вера.

– Я их совсем не знаю. Они пришли сами. Сказали, что увидели мою фотографию на стенде почетных врачей в больнице и по своей инициативе стали меня навещать. Сегодня они уехали в Нальчик. Обещали на следующей неделе вернуться и привезти нарзана.

Вера вдруг поняла, что своими расспросами утомила пожилую женщину и, тихонько поднявшись, стала прощаться:

– Извините, Нина Павловна, что я вас отвлекла от дел. Пойду к себе. Брат меня уже заждался, наверно. – Когда Вера взялась уже за ручку двери, хозяйка ее остановила.

– Послушай, детка, у нас в саду растет огромная абрикоса. И если местные мальчишки ее не обтрясли, то я разрешаю вам с братом их собрать, отнести на базар и продать. Абрикосы крупные и вкусные. И у вас нарасхват купят. Может, соберете денег на дорогу.

Не ожидавшая такой доброты Вера обернулась и, не зная как отблагодарить хозяйку, вдруг заплакала. Подошла к Нине Павловне и поцеловала ее в щеку.

– Там и слив много, и яблоки «белый налив» уже поспели. Рвите, только не ленитесь. Мне все равно их не съесть, – сказала Нина Павловна, прикрывая за Верой дверь.

– Олег, бегом сюда, – махнула рукой мне сестра. Я в это время сидел у плетня и смотрел, как пастух гнал стадо коров через выгон на край станицы. Увидев счастливое лицо Веры, понял, что разговор с хозяйкой был приятным.

– Что она сказала? – с нетерпением спросил я.

– Она разрешила нам рвать в саду фрукты, продавать их на базаре, а все деньги оставлять себе, – со слезами на глазах проговорила Вера.

Сестра взяла стоявший у дома деревянный ящик и понесла его в сад. Я последовал за ней. Остановился у огромной груши. Плоды были еще не совсем зрелыми и потому твердыми. Яблоки тоже были зеленоватыми. А вот три невысоких абрикосовых дерева гнулись под тяжестью спелых плодов.

– Давай сначала оборвем те, что внизу, – сказала Вера, останавливаясь возле одного из деревьев, – а потом принесем лестницу и оборвем макушку.

Абрикосы уже созрели. Крупные, оранжевого цвета плоды, с коричневой корочкой на одном боку, издавали приятный запах. Сначала мы съели несколько штук, а потом уже начали наполнять ящик. Примерно через час наполнили его до краев и отнесли во времянку. Осторожно, чтобы не помять, переложили абрикосы в два пластиковых пакета и немедля отправились на базар.

Рынок находился в самом центре станицы. Это был небольшой асфальтированный участок земли, на котором длинными рядами стояли столики. Слева и справа к нему примыкали палатки, киоски и другие пристройки, в которых бойко торговали всякой всячиной. На столиках местные жители в основном продавали овощи и фрукты.

– Напрасно мы радовались, – сказала Вера, глядя на плотно стоящих за прилавками женщин. – Тут продавцов больше, чем покупателей. И став за столик возле самого входа на рынок, добавила: – Ты пока тут постой, а я поищу место получше. – Но не успела она сделать и двух шагов, как к прилавку подошла молодая пара.

– Почем абрикосы? – поинтересовалась девушка.

– Сколько дадите, – смущенно ответила Вера. – Мы – беженцы и нам каждая копейка дорога.

– Сколько им заплатить за оба пакета? – обратилась покупательница к мужу.

– Заплати двадцатку. Думаю, это вполне нормально.

Девушка достала из сумки кошелек и, вынув пятидесятирублевую купюру, протянула Вере.

– Ой, – невольно вскрикнула она и испуганно посмотрела на покупателей. – Люди добрые, у нас нет сдачи. Мы уже забыли, как выглядят деньги. – Голос Веры чуть дрожал. Она очень боялась упустить покупателей.

– Да ладно, – снисходительно усмехнулась девушка. – В следующий раз отдадите. – Она передала пакеты с абрикосами мужу. – Вот возьмите взамен своих пакетов наши. Сегодня все стоит денег.

– Этих пакетов на свалке пруд пруди, – подключилась к разговору стоявшая за соседним прилавком торговка помидорами. – Только до свалки далеко идти. – Она помолчала и добавила: – Бывает, попадется оптовый покупатель, а пакетов нет, вот и теряешь клиента. – Окинув взглядом мои рваные кроссовки, сказала Вере: – Женщина, у вашего ребенка обувь совсем износилась. Вон даже пальцы торчат. Так и пораниться можно.

– Я давно это знаю, – упавшим голосом ответила Вера. – Чтобы купить обувь, нужны деньги, а их у нас нет.

– А вы сходите на свалку, – почему-то шепотом предложила торговка. – Там найдешь обувь и для себя, и для сына.

– Это не сын, – грустно улыбнулась Вера. – Это мой брат.

– А сколько же тебе лет?

– Шестнадцать.

– Боже праведный, – всплеснула руками женщина. – Да что же это в последнее время жизнь с людьми делает?

– Тетенька, а как добраться до этой самой свалки? – поинтересовался я.

– Ну, это несложно, только далеко. Значит так, слушай внимательно. Вон видишь улицу? – показала она рукой. – Это улица Зеленая. Дойдешь до самого конца, там начнется проселочная дорога и указатель на станицу Новопавловскую. Иди по этой дороге и никуда не сворачивай. Придешь прямо на свалку. – Тут к торговке подошли покупатели, и она тут же забыла про беженцев.

В свою времянку мы вернулись быстро. Это благодаря одному прохожему, который показал нам короткий путь к дому через выгон. Уже открывая калитку, обратили внимание, что живем-то мы на улице Зеленой в самом ее конце.

– А может, чуток отдохнем и махнем на свалку, – предложила Вера.

– Пешком далеко, – возразил я. – Да и палец на ноге болит. Вот если на велосипеде, то согласен.

Примерно через час мы катили по пыльной проселочной дороге. Вера крутила педали, а я сидел сзади на багажнике. Долго ехали молча. Первой заговорила сестра.

– Хорошее дело велосипед, – задорно воскликнула она. – Какой никакой, а все-таки транспорт. Пешком мы бы еще и половину пути не прошли. У дорожного знака она свернула на узкую в ухабинах дорогу, и вскоре мы были на свалке. Взобравшись на кучу мусора, осмотрелись. Перед нами на сотни метров до самого леса расстилалось мусорное поле. Чуть поодаль виднелись палатки тех, кто здесь жил.

Ковыряясь в мусоре и переходя от кучи к куче, мы не заметили, как оказались вблизи палаток. Жилища представляли из себя жалкое зрелище. Одни из них были сделаны из кусков полиэтиленовой пленки, другие – из старых мешков и тряпок. Даже картонные коробки использовались для сооружения жилья. Сами обитатели свалки трудились где-то в середине этого «клондайка». Теперь стало ясно, почему мы ничего подходящего не находили. Все ценное уже было собрано.

– Давай проедем к лесу, – предложил я Вере. – Может, там больше повезет?

Вера подняла велосипед и покатила его, обходя кучи мусора. Запах стоял такой, что начинало подташнивать и слегка кружилась голова. Подойдя к огромной куче, остановились.

– Ты держи велосипед, а я поднимусь на самый верх, – предложила сестра. – Быть может, что-нибудь найду.

Не успела она подняться и до середины кучи, как мы увидели, что к нам бежит спотыкаясь какой-то мужик. В его руках были вилы, которыми он угрожающе размахивал перед собой.

– А ну-ка убирайтесь отсюда, – прошамкал он беззубым ртом. – Это наш участок. Кто вам разрешил тут копаться?

– Как это: кто мне разрешил? – удивилась Вера. – Это станичная свалка, а не ваша личная усадьба, и разрешения на то, чтобы ковыряться в кучах мусора, мы ни у кого спрашивать не собираемся.

– Уходите по-хорошему, – прохрипел беззубый. – Если вас заметит упырь, пожалеете.

– Дяденька, – обратилась к нему жалобно Вера, – мы беженцы. Нам много не нужно. Нам бы только обувь какую-нибудь найти, – показала она рукой на ноги брата. – Видите, совсем развалились.

– Какой я тебе дяденька, – чуть подобревшим голосом прошамкал тот. – Мне всего двадцать два года. – Он присел на кучу мусора, достал из кармана окурок сигареты и, закурив, продолжил. – Я приехал сюда из Казахстана на заработки. На родине остались родители. По дороге украли деньги и документы. Куда было деваться? Вот я сюда и определился. Сейчас работаю на хозяина свалки. Он обещал мне документы сделать. Вот я на всех, как цепной пес, и бросаюсь. – Тяжело вздохнув и затушив о подошву ботинка окурок, предложил: – Пойдемте со мной. У меня там целый мешок разной обувки, – махнул он рукой в сторону стоявшего невдалеке шалаша. – Что-нибудь подберем.

Шалаш беззубого был сделан из брусьев, сверху покрытых ветками и травой. Внутри, несмотря на жару, было прохладно. Во всех углах жилища лежали кучи всякого хлама. У одной из стенок находился допотопный диван. Нагнувшись, хозяин достал мешок, вытряхнул на пол содержимое. Около десятка пар различной обуви грохнулись на землю.

– Примеряйте, выбирайте, – улыбнулся он, делая широкий жест рукой. – Можете хоть все забрать, я себе еще насобираю. – Взглянув на Веру, почесал затылок. – Тут обувь только мужская. Я ее для себя собирал. – Из всей обуви Олегу по размеру подошли только кеды. – Жаль, что у тебя такая нога маленькая, – вздохнул смотрящий за свалкой. – Но ничего. Приходите через недельку, я подберу нужный размер.

– Может, и мне что-нибудь найдете, – улыбнулась Вера. – У меня размер обуви тридцать шестой.

Распрощавшись с новым знакомым, имени которого так и не спросили, ребята отправились в обратный путь. Уже на выходе со свалки прямо перед ними самосвал вывалил кучу строительного мусора. Ветер понес пыль в глаза. Вера и Олег присели, пережидая пока пыльное облако уляжется.

– Олежка, смотри, – показала сестра рукой на кучу, когда улеглась пыль. – Что там лежит? – Она взобралась наверх и подняла тяжелый сверток, замотанный в газету. Развернув его, обнаружила пластиковую сумку на липучке. Вера спустилась вниз, осторожно развернула пакет. В нем оказался набор автомобильных ключей. Тридцать девять блестящих изделий, на каждом из которых стояло клеймо «Сделано в Германии». – Нам они ни к чему, – подняла она на меня глаза, – но не бросать же их.

Возвратившись со свалки домой уставшие, но довольные своей работой, мы завалились на кровать и спали до следующего дня.

– Наконец-то я выспалась, – сладко потягиваясь проговорила Вера, когда первые лучи солнца заглянули в нашу времянку. И, улыбаясь, продолжила: – Наконец-то у нас появилась своя денежка. – Она взлохматила на моей голове волосы и, что-то напевая, стала готовить завтрак. – Правильно нам сказала Нина Павловна, – продолжала размышлять сестра за завтраком, фруктов там много, можно рвать, сколько захочешь, только не лентяйничать.

После завтрака мы с тремя плетеными корзинами, наполненными абрикосами, отправились на базар. Вдруг Вера остановилась.

– А набор ключей мы с тобой забыли, – хлопнула она себя ладошкой по лбу. – Олежка, сбегай за ним. Быть может, удастся продать.

– Это ты забыла, – усмехнулся я. – Вот они, – показал я пакет, в котором лежал набор ключей, и зашагал через выгон.

Торговать мы устроились на прежнем месте у самого входа на рынок. Все входящие видели наш товар. Вера сказала, что оно счастливое. Я развернул упаковку с ключами и стал предлагать их всем проходящим. Но время шло, а на мои ключи никто даже смотреть не хотел. И когда я уже потерял надежду их продать, возле меня остановился мужчина.

– Сколько просишь за набор? – полюбопытствовал он.

– Сколько дадите, дяденька, – выпалил я от неожиданности. – Мне очень нужны деньги.

Мужчина взял набор в руки, долго рассматривал каждый ключ, затем положил обратно на прилавок.

– Мне, честно говоря, в хозяйстве такой не требуется, – улыбнулся он. – Хотя, ключи, действительно, добротные. Вот видишь, – указал он пальцем, – клеймо стоит. Это означает, что сделаны они в Германии. А немцы – народ серьезный. Для них качество – прежде всего. Не то, что китайский ширпотреб. – Он еще какое-то время постоял у прилавка, потом посоветовал: – Здесь на такой товар вряд ли найдется покупатель. Ты, паренек, отнеси этот набор ключей лучше вот в ту большую палатку, – показал он рукой в другой конец рынка. – Там сразу и деньги дадут. Хозяина палатки зовут Аслан, – пожелав удачной торговли, мужчина ушел.

– Пойду поищу палатку, – сказал я сестре, заворачивая набор ключей. – Может, и правда купят.

– Сходи, согласилась Вера. – Только не долго, а то мне одной скучно.

Найти нужную палатку не представилось большого труда. Она, действительно, выделялась своими размерами среди других торговых точек.

– Вы будете Аслан? – спросил я у мужчины, который ковырялся в ящиках.

– Нет, меня зовут Доку, – поднял голову тот. – Аслан вон в той машине, – указал он рукой на стоявший у палатки белый «москвич». И громко позвал: – Аслан, к тебе тут пришли.

Из машины неторопливо вылез мужчина и, захлопнув дверцу, подошел к палатке.

– Ты чего кричишь? – недовольно спросил он у Доку. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не отвлекал меня, когда я разговариваю с нужными людьми. У меня в машине клиенты, а ты отвлекаешь меня по пустякам.

– Это он тебя спрашивал, – виновато проговорил Доку, показывая на меня пальцем. – Предлагает набор автомобильных ключей.

Аслан взял в руки набор, расстегнул чехол, пальцем потрогал каждый ключ.

– И сколько ты хочешь за свои ключи? – глядя куда-то в сторону, спросил он. – А ты их случайно не украл?

– Я их не крал, – ответил я смущенно. – А денег прошу столько, сколько дадите.

– За ключи ты ничего не получишь, – презрительно процедил сквозь зубы Аслан. – Я тебя сейчас отведу в милицию, и там ты сразу расскажешь, у кого ты их украл. Но прежде ты отведешь меня к своим родителям. Давай, показывай, где ты живешь?

– Дяденька, – повернулся я лицом к Доку, – скажите Аслану, чтобы он заплатил мне за ключи деньги. Мы с сестрой очень в них нуждаемся. У нас погибли родители в Грозном. Мы беженцы.

– Я здесь не хозяин, – развел руками Доку. – Обращайся к Аслану.

Но к Аслану было бесполезно обращаться. Когда он услышал слово беженцы, он одним прыжком подскочил ко мне, схватил за ремень вместе с брюками и поднял над собой.

– Беженцы, говоришь, – злобно усмехнулся он. – Скоро вы у меня будете драпать до самого Ростова, – и с силой бросил меня на колесо грузовика, с которого выгружали помидоры. Я громко заплакал от боли и обиды.

– Тебя что, ноги не держат, – вылез из кабины грузовика водитель. – Лезешь под колеса. – Мужчина помог мне подняться и, увидев на спине кровь, сказал: – Пойдем в кабину, у меня там аптечка есть. Рану нужно обработать.

Пока водитель грузовика открывал аптечку, я снял рубашку и прилег на сиденье машины животом.

– У тебя спина – сплошной синяк, – проговорил он, и смазывая раны зеленкой. – Беги домой, пусть мать тебя к врачу отведет.

– У меня нет мамы, – продолжая всхлипывать, ответил я. – Мы с сестрой живем. Беженцы из Чечни. – И рассказал водителю, что предложил Аслану набор автомобильных ключей, а он меня ни за что избил.

Водитель выругался. Сложил аптечку, достал из-под сидения монтировку и направился в палатку Аслана.

– Ну-ка верни ребенку то, что ты у него забрал, – грозно потребовал он.

– Тебе что, шакал паршивый, жить надоело? – сплюнул сквозь зубы на землю Аслан. – Ты, наверно, хочешь, чтобы твоя жена получила коробку от торта с твоей головой, – при этом он угрожающе сунул руку в карман брюк.

Пятясь спиной, водитель вышел из палатки. Суетливо сел в кабину грузовика и быстро завел машину.

– Они себя здесь чувствуют хозяевами, ни законов не боятся, ни Бога.

Вера давно уже распродала абрикосы и с нетерпением ждала меня. Заметив, что я весь грязный и в порванной одежде, всплеснула руками.

– Что случилось, Олежка? – забеспокоилась она. – Кто это тебя так отделал? – Заметив, что я держу руками штаны, поинтересовалась: – А брючный ремень куда подевался?

На нас уже стали обращать внимание прохожие и торговки. Торговавшая напротив баклажанами женщина со злостью сказала своей соседке:

– Развелось беспризорников, как тараканов. Вон, видишь, – показала она на меня пальцем, – того сорванца. Видать, побили за воровство.

– Ой, и не говори, – поддержала ее соседка по прилавку. – Воруют сейчас все: и в садах, и в огородах. Да что там огороды. Вон у моего мужа среди белого дня покрали всех кроликов.

Услышав такой разговор в свой адрес, я расплакался, как маленький.

– С тех пор, как не стало наших родителей, – сказал я сестре, размазывая по щекам слезы, – каждый пытается нас в чем-то упрекнуть.

– Не плачь, Олежка, – прижала мою голову к плечу сестра и громко добавила: – Господь Бог все видит. Он и на них управу найдет.

Домой мы шли молча и только когда закрыли за собой калитку, Вера тихо сказала:

– Сейчас покушаем, и я на твои синяки положу холодную примочку.

На следующий день мы на рынок не пошли. У меня сильно болела спина, а Вера не стала оставлять меня одного дома. Утром она собрала под деревьями абрикосы и сливы, отделила их от косточек и разложила сушить на широком листе фанеры. Косточки стала разбивать камнем.

– Зимой у нас будут сушеные абрикосы и маслянистые ядрышки, – мечтала она вслух. – Попробуй, – протянула она мне горсть абрикосовых косточек, – не хуже грецких орехов.

К вечеру мне полегчало, но огромное лиловое пятно от ягодиц до лопаток при резком движении отдавало болью.

– Ты полежи, – сказала Вера, – а я схожу к Нине Павловне попрошу лекарства. Ведь она бывший врач.

Открыв дверь времянки, Вера увидела, что из дома хозяйки выходят две девушки в длинных юбках и одинаковых косынках, завязанных узлом на лбу. Сначала она подумала, что это чеченки, но потом вспомнила о студентках мединститута, которые проходят практику в районной больнице и посещают Нину Павловну. Тихо прикрыв дверь, она вернулась и присела возле меня на краешек дивана.

– Странно, – проговорила сестра шепотом. – Почему в Нальчике девушки одеваются, как в Грозном? И совсем уже не понятно, почему они проходят практику в больнице Ставропольского края? У них там что, больниц нет?

Превозмогая боль, я поднялся и подошел к окну, чтобы посмотреть на студенток-практиканток.

– Смотри, Аслан, – громко крикнул я.

– Ты что, Олежка, – удивилась сестра. – Какой Аслан? Ты что, бредишь?

– Вон, смотри, – показал я пальцем в окно. – Видишь белый «москвич», это его машина.

Легковушка тем временем выехала на выгон и остановилась. Открылась задняя дверь, в которую сели обе студентки. Машина резко сорвалась с места и скрылась в клубах пыли.

– Я все же схожу к хозяйке, – сказала решительно Вера. – Мало ли что…

Она торопливо пересекла двор, чуть постояла на пороге, постучала и толкнула дверь.

– У вас все в порядке, Нина Павловна? – с порога спросила она.

– Да, все хорошо, – послышался голос хозяйки. – Девочки-студентки целый пакет бутылок с нарзаном принесли. И как только они его дотащили? Ведь тяжелый же очень, – она показала палкой на бутылки. Одна из бутылок стояла на столе открытая, из нее выходили пузырьки. – Угощайся, Верочка, – предложила она.

Вера налила половину стакана, принюхалась, сделала один маленький глоточек. Убедившись, что это, действительно, нарзан, а не отрава, облегченно вздохнула.

– Спасибо, Нина Павловна, нарзан отличный, только немного теплый.

– Ты права. Нужно поставить его в холодильник, – она нащупала рукой дверцу, открыла ее и на ощупь переставила весь нарзан в нижний отсек. – Новый еще, – захлопывая дверцу, с гордостью сказала хозяйка. – Это дети купили в прошлом году.

Посидев несколько минут с хозяйкой и поговорив о всяких мелочах, Вера поднялась и направилась к двери.

– Ты куда-то торопишься? – поинтересовалась Нина Павловна.

– Пойду двор подмету. Листьев сухих нападало, как снега. – Тихонько прикрыв за собою дверь, вернулась во времянку. Но, увидев, что я заснул, вышла во двор, побрызгала его водой и стала искать метлу.

В поисках метлы Вера зашла в сарай. В углу увидела сетку от кровати и две металлические спинки. Под сеткой была куча всякого металлического лома и полусгнившие пустые мешки. Отставив в сторону спинки кровати и приподняв поржавевшую сетку, она почувствовала резкий запах медикаментов. После долгих дней, проведенных в госпитале, Вера чувствовала этот запах особенно остро.

Отодвинув в сторону мешки, она увидела под ними большую дорожную сумку, застегнутую на молнию и защелкнутую двумя широкими ремнями. Любопытство взяло верх над нерешительностью, и Вера осторожно открыла находку. Сумка была полна различных медикаментов, упаковок бинтов и ваты.

– Ну и что тут удивительного, – размышляла вслух Вера. – Нина Павловна в прошлом медик, и к ней в любое время могут обращаться за помощью люди. Непонятно только, зачем так много? Ведь у медикаментов есть срок годности. – Вера закрыла сумку и затолкала ее на место. Собралась было уходить, но тут ее взгляд остановился на небольшом рюкзаке. Вера раскрыла и его. Но там, кроме продуктов питания, ничего не было. Машинально она стала перечислять содержимое: печенье, чай, сахар, сыр… Вдруг входная дверь тихо скрипнула.

– Кто тут? – испуганно спросила Вера.

– Не бойся, это я, – присел рядом с сестрой.

– Ты почему не спишь? – все еще волнуясь, спросила она.

– А ты чего тут надыбала? – ответил я вопросом на вопрос.

– На первый взгляд, ничего особенного, – вздохнула Вера. – Немного продуктов и очень много лекарств.

– Странно, почему медикаменты хранятся в сарае, а не в доме?

– Может, у хозяйки аллергия на запах лекарств, – стала защищать хозяйку сестра.

– Еще больше странно, – усмехнулся я. – У врача – и аллергия.

Взяв мешок, вытряхнул содержимое на пол. К моим ногам покатились три небольших кружка бараньего сыра, пачки печенья, чай, несколько коробок рафинированного сахара, кожаная барсетка. Вера тут же расстегнула ее и вытащила мужские наручные часы, две пары перчаток и армейский бинокль.

– Уверена, что все это принадлежит вовсе не Нине Павловне, – решительно укладывая продукты в рюкзак, сказала Вера. – В сарае кто-то без ведома хозяйки ночует.

– Почему ночует?

– Да потому, что сыр в сарае долго не сохранится, – со знанием дела ответила сестра. – Крысы учуют запах и все сожрут.

Размышляя над словами Веры, я отошел в сторону. Сестра сложила все на место, прикрыла сеткой и спинками от кровати находку. Пошла к выходу, но вдруг остановилась.

– У Нины Павловны под сараем должен быть погреб, – почему-то шепотом сказала она мне. – В нем ее муж зимой содержал ульи с пчелами. Давай спустимся туда? – Я неопределенно пожал плечами.

Вера подперла дверь кирпичом, нашла вилы и стала последовательно разгребать старое сено, разбросанное тонким слоем по полу сарая. Вдруг острие зубьев зацепилось за что-то твердое. Нагнувшись, сестра увидела ручку от квадратного люка, прикрывающего вход в подвал. Осторожно подняла его. Внутрь погреба вела деревянная лестница. Вера стала спускаться. Я поспешил за ней.

В погребе было темно. Мы какое-то время постояли на земляном полу у лестницы, давая привыкнуть глазам к темноте.

– Смотри, – показала сестра на длинные деревянные ящики, сложенные в два яруса у стены. – А вот еще ящики, только поменьше.

– И удобрения какие-то в мешках, – добавил я. Напрягая зрение, прочитал: «Селитра».

– Помнишь, у родителей тоже хранились удобрения. Они ими подкармливали деревья и картошку, – напомнила мне сестра. – И ящики с гвоздями и разными болтиками у отца тоже были.

Зрение наше уже настолько адаптировалось к темноте, что мы стали различать даже цвета. Вера подошла к одному из ящиков темно-зеленого цвета, у которого была приоткрыта крышка. Засунула руку и вдруг отдернула ее.

– Олег, – испуганно прошептала она, – в погребе полно оружия.

Я испугался еще больше, чем сестра. Пулей выскочил из подвала и побежал на улицу, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых на помощь. Но улица была безлюдной. Вернулся во двор, присел на перевернутое ведро и тихо заплакал.

Вера тем временем вернулась во времянку и стала собирать вещи. Я немного успокоился и молча наблюдал, как она неторопливо, основательно пакует дорожные сумки и чемодан. Потом так же спокойно взяла насос и подкачала шины велосипеда.

– Олег, – обратилась она ко мне, – нам надо отсюда уходить. В подвале бандитский склад оружия. Они это место выбрали специально. Здесь никто их искать не будет. Хозяйка – уважаемый человек, к тому же слепая. – Помолчав, добавила: – Судя по запасам продуктов, они сегодня придут ночевать.

– Куда же мы на ночь глядя? – кивнул я головой на окно. – Солнце уже село. Скоро станет совсем темно. – Сестра ничего не ответила. – Давай сегодня переночуем здесь, а утром уедем, – предложил я.

– Ну, хорошо, – нерешительно согласилась Вера. – Только давай не будем включать свет и всю ночь сидеть тихо, как мышки.

Это была длинная ночь. Мы вздрагивали от любого стука или звука проехавшей машины. Даже собачий лай наводил на страшные мысли. Не знаю как сестра, а я смог забыться коротким сном только под утро. Едва первые лучи солнца появились над макушками деревьев, Вера стала куда-то собираться.

– Куда это ты ни свет ни заря?

– Хочу посмотреть, приходили ночные гости или нет.

– И я с тобой. Подожди минутку, штаны надену.

Мы тихо вошли в сарай. Опережая сестру, отодвинул в сторону сетку и спинки кровати, вытащил мешок. Все продукты были на месте.

– Давай заберем их себе, – предложил я. – В дороге пригодятся.

– Не возражаю, – улыбнулась сестра. – Сейчас принесу пакеты.

Переложив продукты в два пластиковых пакета и прихватив на всякий случай немного медикаментов, мы нагрузили вещами велосипед и двинулись в путь. Отъехав на приличное расстояние, остановились и оглянулись на дом, который нас приютил.

– Рано или поздно бандиты обнаружат пропажу и поймут, что мы знаем о складе, – проговорила с тревогой в голосе Вера. – Они начнут нас искать. А найти нас им будет несложно. Мы приметные.

– Куда же нам спрятаться? – стал размышлять я. – Быть может, на свалку? Живут же там люди. А бандиты ни за что не догадаются нас там искать.

– Давай на свалку, – согласилась сестра. – Найдем там нашего знакомого. Может, он нам чем-то поможет. – Помолчав, решительно добавила: – Нужно о складе в милицию сообщить. – Не дождавшись моего одобрения, перешагивая глубокие рытвины, покатила велосипед к хозяйственному магазину, возле которого была телефонная будка.

Прислонив наше средство передвижения к стенке магазина, Вера открыла дверь телефона автомата и набрала всем известный номер «02».

– Дежурный, – звенящим от волнения голосом проговорила она, когда на другом конце провода сняли трубку, – в погребе дома сто сорок четыре по улице Зеленой бандитский склад оружия. – Быстро повесив трубку, выскочила из будки, взяла велосипед и покатила прочь.

– Ты чего так испугалась, – тронул я сестру за рукав. – Ты же в милицию звонила.

– В милицию, – подтвердила она. – Но и там могут быть такие же бандиты.

Разве их сейчас разберешь: где свои, а где чужие? – Она замолчала, а потом вдруг остановила велосипед. – Давай спрячемся вон за теми акациями и проследим за домом Нины Павловны. – Я согласно кивнул, и мы притаились в тени деревьев.

Ждать нам пришлось недолго. Минут через десять после звонка к дому по указанному адресу подъехала милицейская машина, из нее вышли трое милиционеров и направились во двор. В это время с параллельной улицы выехали два БТРа и грузовик с солдатами. Они остановились невдалеке от дома Нины Павловны и быстро окружили его.

– Дело сделано, – радостно воскликнула Вера. – Можно ехать дальше. – И мы бодро пошагали в строну свалки.

По пыльной проселочной дороге шагали молча. Думали, наверно, об одном и том же. Добраться бы к вечеру до свалки, разыскать своего знакомого и определиться хоть с каким-нибудь жильем. Был уже полдень. Нестерпимо пекло солнце. Вера свернула с дороги на зеленую лужайку, опустила на землю велосипед.

– Ровно двенадцать часов, – сказала она, раскинув в стороны руки. – Тень полностью исчезла.

– Ты уверена? – переспросил я.

– На сто процентов.

– Тогда давай выставим время по солнцу, – предложил я, доставая из бандитской барсетки часы. – Поставив обе стрелки на цифру двенадцать, стал примерять их себе на руку. Но ремешок был рассчитан на руку взрослого человека.

– Надень часы на руку, мне ремешок великоват.

– Положи их обратно в барсетку, – сказала Вера. – Мне они тоже велики и я их потеряю. – Она о чем-то задумалась. Поймав мой вопросительный взгляд, высказала опасение: – Вдруг нас по следу найдет собака?

– Ну и пусть находит, – уверенно ответил я. – Мы ничего плохого не сделали. За продукты нам бояться нечего. Вот разве что за бинокль, – достал я из барсенки увесистый прибор и, приставив к глазам окуляры, посмотрел на Веру. – Ух ты! – вскочил я с места. – Твоя пуговица на платье больше, чем автомобильное колесо.

– Дай посмотреть, – выхватила у меня из рук бинокль сестра. Она стала смотреть в разные стороны. – Олежка, впереди станица с множеством озер, – сказала она восторженно. – Давай изменим маршрут и поедем не на свалку, а в станицу.

Я согласился с таким предложением. Немного отдохнув и перекусив, свернули с дороги и по едва приметной тропинке, по обеим сторонам которой было недавно скошенное ячменное поле с брикетами соломы, направились к озерам. Приблизительно через час мы оказались у полуразрушенного коровника. С одной стороны этого строения проходила степная балка, с другой на сотни метров стеной стояло кукурузное поле, которое разделяла проселочная дорога.

– Так мы оказались в этом коровнике, – закончил свой рассказ Олег.

Мы оба долго молчали. Мне с трудом верилось в услышанное. Столько бед и невзгод пришлось испытать этому мальчику.

Вдруг одноглазый Шамиль спрыгнул с лежанки, где до этого грелся под боком у Олега, и, подняв хвост, выскочил на улицу.

– Это Вера пришла, – сказал Олег, поднимаясь вслед за котом. – Шамиль ее очень любит и слышит приближение сестры за сотню метров.

Кот не ошибся. В помещение вошла девушка. В одной руке она держала ведро с водой, в другой пакет с продуктами.

– Соскучились? – ласково проговорила она, опуская ведро на пол. – Проголодались? – продолжала Вера, ставя пакет на деревянный ящик, заменяющий стол. – Бабушка Лиза нам дала целую буханку свежеиспеченного хлеба и бутыль вечернего молока. Я потому и задержалась. Ждала, пока хлеб в печи испечется. – Девушка легко кружила по комнате, что-то убирая, что-то наоборот, ставя на стол, и продолжала рассказывать. – У нее поясницу прихватило, разогнуться не может. Так вот, я хлеб из печи помогла вытащить. Потом еще кое-что помогла сделать по дому. На ночь сделала ей растирание. Может, к утру боль пройдет.

– Крапивой что ли растирала бабку Елизавету? – улыбнулся Олег. – Она здорова, как пень. Видел недавно, как она мешки с просом поднимала. Любому мужику фору даст.

– Почему ты так неуважительно о ней отзываешься, – укоризненно покачала головой Вера. – Она ведь единственный человек в деревне, который нас подкармливает. А то, что она тяжелые мешки таскает, так это не от хорошей жизни. И вовсе не крапивой я ее растирала, а настоем перца и керосина. Это давно проверенное народное средство.

– Какое там средство, – хихикнул Олег. – Зря только фермерский керосин расходуешь. – Он шутливо толкнул локтем Кирилла в бок и ехидно добавил: – У Веры тут ухажер объявился, тракторист – сын местного фермера. Так он ей вместо конфет бутылки с керосином дарит. У нас уже солидный запас горючего. Сестра им и бабку снабжает.

– Какой там ухажер, – засмущалась Вера. – Просто он нас жалеет и… – тут она осеклась на полуслове. – А это кто? – спросила она брата, кивнув в мою сторону.

– У нас гость, – хохотнул брат.

– Ну вот, в доме гость, а ты даже лампу не зажег, – с укором проговорила Вера. – Наверно, фермерский керосин экономишь.

Она достала из кармана спички, сняла с лампы стекло и зажгла фитиль. Вверх потянулся тонкий черный шлейф дыма. Девушка уменьшила фитиль и сняла кончиками пальцев с него нагар. Копоть прекратилась. Она поставила на место стеклянную колбу. В помещении сразу стало светло и уютно.

– Ну вот, пора нам всем поужинать, – улыбнулась Вера. И чтобы скрыть смущение, нагнулась, наливая коту в банку молоко.

– Давай, Олежка, накрывай на стол, – толкнула она локтем в бок брата. – А заодно представь мне молодого человека.

– А что его представлять, – еще шире заулыбался Олег. – Я тебе о нем говорил еще утром. Зовут его Кирилл. Он пришел на кладбище повидать могилу своей матери.

– Это хорошо, что у него есть могила матери, – печально сказала она. – А вот наших родителей разбросало по кусочкам, собирать было нечего. – Девушка присела на стул и по-бабьи сложила на коленях руки. – Ну да ладно, что мы все о прошлом, – тряхнула она головой, словно отгоняя нахлынувшие мысли. – Давайте жить настоящим.

Тем временем Олег поставил на стол сделанную из обрезанной пластиковой бутылки чашу, доверху наполненную горячими красными раками. Вера разрезала на части несколько огурцов и помидоров. Нюхая буханку еще теплого хлеба, сказала:

– Ужин у нас сегодня будет царским, – она с таинственным видом засунула руку в пластиковый пакет и, со словами «але оп» вытащила кусок копченого сала. – Это домашнее сало, – констатировала девушка, указывая на прослойки мяса. Она посыпала солью нарезанные овощи и, грустно улыбаясь, добавила: – Ешьте ребята, пусть все знают, как богато живут дети необъявленной войны.

Кот съел все содержимое своей миски, немного посидел возле Веры, потом, выгнув спину и мяукнув, стал тереться о ноги.

– Ну, что, одноглазый разбойник, – девушка подняла кота к себе на колени, – сальца захотел? Да и как тут не захочешь, от него запах такой, что голова кругом идет. – Отрезав тонкий кусочек копчености, протянула Шамилю. Тот быстро схватил его зубами и спрыгнул на пол. Подбрасывая лакомство вверх передними лапами, стал играться, словно с мышкой. Порезвившись, лег на живот и, жмурясь от удовольствия и урча только ему одному понятный мотив, стал облизывать.

– Какой терпеливый кот, – хмыкнул Олег, внимательно наблюдавший за проделками Шамиля. – Ведь видно же, что ему очень хочется сала, но кушать его он не спешит. Смакует. – Посмотрите, что вытворяет.

Кот потрогал кусочек сала одной лапой, потом перебросил его на другую. Откусил кусочек. Прожевав и проглотив его, стал зализывать откушенное место.

– Прямо как ребенок, – рассмеялась Вера. – Тот тоже старается не сразу съесть конфету, а продлить удовольствие. Вот и наш котик боится сразу лишиться такого лакомого угощения.

Ужинали не спеша. Каждый рассказывал о себе, и уже ближе к полуночи Вера спросила:

– А хотите, я вас всех цейлонским чаем напою? – сверкнула глазами девушка. – Я его с прошлого года берегу. – И глядя на брата, добавила: – Бандиты для нас целых три килограмма припасли.

За чаепитием Вера стала рассказывать, как они увели у бандитов целый рюкзак провианта. Те, наверно, до сих пор не знают, кто у них сбрендил продукты. Вероятнее всего грешат на федералов. А вот вины своей за содеянное девушка не чувствовала. «От многого взять немножко – это не кража, а дележка», – повторила она слова бабки Елизаветы. Так старушка оправдывала свое воровство молодых початков кукурузы с поля местного фермера.

– Как вы тут живете? – поинтересовался Кирилл. Никаких удобств, никаких благ цивилизации.

– Нормально живем, – твердым голосом ответила Вера. – По-царски! Могу рассказать, если интересно.

– Мне спешить некуда, – проговорил Кирилл, усаживаясь поудобнее. – Рассказывай.

– Переступив порог коровника, я подумала, что наконец-то все наши муки позади и мы устроим свое жилье в этом заброшенном и полуразрушенном здании, – начала свой рассказ Вера.

В помещении мы выбрали себе небольшую комнату, расположенную в середине. Стекол в окнах и двери не было, зато были оштукатурены стены и хороший деревянный пол. Наверно, когда-то тут размещался служебный кабинет руководства фермы. У меня появилось желание перевернуть весь мир. Олега, конечно, ничего не интересовало. Он очень устал после длительного перехода, к тому же у него сильно болела спина. Поэтому я попросила его посидеть с вещами, а сама сходила за соломенными брикетами. Тюки соломы были достаточно тяжелыми, я их то катила, то тащила волоком. Двух штук вполне хватило, чтобы соорудить кровать, а третий поставила возле окна. Он заменил нам стол. Кровать я застелила клеенкой, а сверху маминым покрывалом. Постель получилась замечательная, мягкая и пахла свежей соломой.

Олег снял кеды, разделся до трусов, улегся на живот и мгновенно заснул. Я подошла, чтобы укрыть его и только тогда обратила внимание на спину брата. Она была вся сине-фиолетовой. «Бедный мальчик, – подумала я, – как он с таким синяком тащил на спине тяжелый рюкзак». Я еще долго сидела перед спящим братом, стараясь рассмотреть черты его лица. Он очень похож на нашу маму.

Вдруг я услышала шорох. Подняла голову и увидела, что на соломенном брикете, который стоял у окна, сидят две огромные крысы. Я очень боюсь крыс. Чтобы не закричать и не разбудить брата, прикрыла рот ладошкой и стала наблюдать за грызунами. Одна крыса была чистая, толстая, с крупными блестящими глазами. Ее хвост касался пластикового пакета, в котором лежали три головки овечьего сыра. Я тихонько нагнулась, сняла туфель и бросила в незваных гостей. Крысы не спеша, с какой-то неохотой выпрыгнули за окно.

Немного полежав рядом с братом, решила разобрать пакеты с продуктами. Пакетов было три. В одном лежали абрикосы и сливы, которые я сушила у Нины Павловны на листе фанеры. Они были не совсем сухими, и их следовало снова разложить тонким слоем. В другом – навалом в спешке набросанные продукты. В сарае мы скидывали их даже не рассматривая, что именно берем. Теперь я высыпала их на кровать и стала сортировать и пересчитывать. Оказалось, у бандитов мы умыкнули десять пачек рафинированного сахара, шесть коробок цейлонского чая, двенадцать пачек галетного печенья. В третьем пакете был сыр. Я только сейчас внимательно осмотрела каждую из головок, попробовала на вкус. Сыр был очень твердым и соленым до горечи. Откусив маленький кусочек и чуть пожевав его, сплюнула. Как можно есть такую гадость? Но выбрасывать не стала и снова аккуратно сложила все продукты в один большой пластиковый пакет.

Вспомнилось, как готовила такой сыр мама. Она резала его небольшими кубиками, складывала в неглубокую миску и заливала кипятком. Когда потом вымоченные в воде кубики сыра накалываешь вилкой и отправляешь себе в рот, то солености почти не чувствуешь. Съев за завтраком несколько таких кубиков, целый день не испытываешь чувство голода.

От воспоминаний меня отвлек шорох. Я подняла голову и увидела, что непрошеные гости вернулись. Они смело разглядывали пакет с продуктами. Видимо, запах сыра не давал им покоя и они, пренебрегая опасностью, снова попытались добыть угощение. Я взяла обувь Олега, раскрутила ее за шнурки и, словно из катапульта, метнула. Выпущенный мною снаряд попал в толстую крысу и, срикошетив, вылетел в окно. Она пискнула, отскочила в сторону, но не убежала. Ее подруга тоже осталась на месте. Дергая носом, от чего ее усы создавали свистящий звук, она с наглым упорством двигалась к продуктам.

«Вот твари противные, – подумала я, – сейчас же лето, пищи для крыс полно, а они на нашу еду усы навострили». И тут я заметила, что толстая крыса-самка беременная, а та, что поменьше, видимо самец, – ее супруг. Без всякого сомнения, они давно живут в этом коровнике и чувствуют себя здесь полноправными хозяевами. Мы для них чужаки, и они нас будут выживать. Сейчас день, поэтому они не такие агрессивные. А что будет ночью? Они могут съесть не только все наши продукты, но и нас искусать. Сзади послышался шорох. Я обернулась, и внутри у меня все похолодело от жуткого страха. Через порог переползли еще несколько крыс и бесцеремонно стали обнюхивать наши вещи.

Первое, что пришло мне в тот момент в голову: нужно уходить отсюда, пока на улице еще светло. Я уже решила будить Олега, но, опустив ноги на пол, неожиданно наступила на крысу. От прикосновения к мягкому теплому телу грызуна меня бросило в холодный пот, и я громко закричала. Но закричала не только я. Жутко кричала придавленная мною крыса. В комнате начался переполох. Серые твари бросились в разные стороны, выскакивая в окна и двери. От крика проснулся брат. Спросонья, ничего не понимая, он стал искать свои штаны.

Не знаю почему, но в это момент мне вспомнились слова отца: «Бандиты – наемные убийцы – смело чувствуют себя только со слабыми и незащищенными. А как только появляются солдаты федеральных войск, они, как крысы, разбегаются в разные стороны». Значит, подумала я, крысы тоже боятся силу. Мы не должны перед ними пасовать. Будем сражаться с ними за свое жилье. Тем более что идти нам некуда. Скоро кончится лето и наступит зима.

Я решительно соскочила с кровати, надела туфли и подняла все пакеты с продуктами. И только сейчас увидела и вспомнила, что у нас есть четвертый пакет – с медикаментами. Схватив его, высыпала содержимое на покрывало. Перебирая упаковки бинтов и ваты, пачки различных таблеток, бутылочки с медицинским спиртом, я искала средство для борьбы с крысами и не находила. Сложив все обратно, мы с Олегом пошли искать подручные средства, с помощью которых можно было бы отбиваться от серых разбойников. Побродив по территории разваленной фермы, нашли алюминиевый бидон, в котором когда-то возили молоко, старое ведро, два черенка от вил или лопат. Бидон мы позднее приспособили для воды. Из черенков сделали метлы. В стороне от коровника была куча строительного мусора. Олег набрал пучок электродов, чтобы фехтовать с крысами.

– Фехтовать можно с одним крысаком, – сказала я ему, – а когда их много, то особо не повоюешь. Ты бы видел, какие они здоровенные и ведут себя нагло.

Тем временем солнце спряталось за холмами. Быстро темнело. Я со страхом думала о надвигающейся ночи. А вот Олег чувствовал себя вполне уверенно.

– Пусть только сунутся эти бледнолицые, – самоуверенно говорил он, размахивая прутом электрода. – Мы им покажем, как нужно защищать свой дом.

– Ты не прав, – поправила брата я. – Это, скорее всего, мы с тобой бледнолицые, а крысы – индейцы. В данном случае в роли захватчиков территории выступают люди. – Потрепав его по волосам, добавила: – Какой ты еще маленький. Тебе бы с мальчишками в индейцев играть, а не защищать дом от крыс.

Притащив бидон в комнату, я услышала, как шуршит солома под нашей постелью. Стало ясно, что пока мы бродили по развалинам фермы, крысы уже во всю хозяйничали в нашей постели. Понял это и Олег. Он взял в руки черенок и стал методично бить им по соломе. Выдав серию ударов, прислушался. Крыс не было видно.

– Наверно, они испугались и убежали, – сказала я со слабой надеждой в голосе.

– Нет, не разбежались, – насупился Олег. – Они здесь, только притаились. Они везде и не боятся нас. Вон, смотри, – ткнул он палкой на сумку с вещами. Я с ужасом увидела толстомордую крысу, которая с любопытством смотрела на нас. Другая крысиная морда выглянула из-под тюка соломы.

– Нам тут нельзя ночевать, – решительно сказала я. – Пойдем в деревню. Может быть, кто-нибудь пустит переночевать.

– Нет, дорогая сестричка, – почти выкрикнул Олег. – За свое жилье надо сражаться. Крысы умные твари. У них тоже есть чувство самосохранения. Почувствуют силу – уйдут. Мы с тобой за последнее время так настрадались, что крысы – сущий пустяк. Нам бы только ночь продержаться. А завтра пойду в деревню, наловлю бездомных кошек и собак, они этих тварей враз передушат.

– Во-первых, нужен свет, – стала предлагать я. – Крысы боятся огня. В темноте же они там могут не только уши, но и пальцы отгрызть.

– Но у нас нет ни свечки, ни лампы.

– Это не проблема. Я сейчас. – Вышла во двор, принесла ведро, поставила его посреди комнаты. – Разожжем в нем костер.

– Опасно, – почесал затылок Олег. – Пол деревянный, доски могут загореться. Да и дров у нас нет. Солома же горит очень быстро и копоти от нее много.

– Нужно что-то придумать, – зашагала я по комнате. – Должен же быть какой-то выход из этого положения. – Мой взгляд остановился на сумке с медикаментами. – Эврика! Придумала! Мы сделаем из бинтов и ваты факелы, смочим их спиртом и зажжем. Только, как любил говорить наш покойный папа, нужно соблюдать технику безопасности.

– Это не годится, – стал критиковать меня Олег. – От факелов будет много искр. Они подожгут солому. Начнется пожар. Убегать будут не только крысы, но и нам с тобой драпать придется.

– Ты прав, – вынуждена была согласиться я с братом. – Наше жилье от одной искры вспыхнет, как спичка.

– А вот если подмести с пола всю солому, – продолжал размышлять Олег, – вынести на улицу тюк, который стоит возле окна, поставить посредине комнаты бидон, а на него ведро с землей, в которую воткнуть факелы, то, может, и не сгорим.

– Умница! – похвалила я брата. – Для безопасности еще на пол земли насыплем вокруг бидона.

Взяв ведро, я пошла за землей, а Олег стал делать факелы. Кроме черенков, он накрутил ваты и бинтов еще и на электроды.

– А куда денем продукты? – спросил он, когда я втащила в комнату ведро мягкой, как пух придорожной пыли. – За ночь крысы их сожрут, а мы даже не заметим.

– Это не проблема, – улыбнулась я ему. Сложив всю еду в рюкзак, подвесила его на торчавший из стены гвоздь. Вероятно, когда-то на него вешали свою одежду рабочие фермы. – Пусть теперь попробуют достать.

Когда все было готово к обороне, Олег вышел, чтобы закатить велосипед, а я, взяв в руку заготовленный факел, прилегла на постель. В комнате стояла жуткая тишина. Только из-под пола доносились звуки похожие на работу ткацкого станка. Они то затихали, то возникали вновь. Порой они были похожи на звуки горной реки, которая на перекатах катила камни. Начинало что-то булькать и глухо стучать. Усталость и переживания дали о себе знать. Едва я закрыла глаза, как тут же куда-то провалилась, поплыла в обволакивающей пустоте. Проснулась я от жуткого крысиного визга. Открыв глаза, увидела Олега с металлическим прутом в руке, с кончика которого стекала кровь. Приподнявшись на локтях, заметила у его ног огромную крысу с длинным хвостом и оскаленным ртом с крупными желтыми зубами.

– Ну что, начинается бой? – спросила я, стараясь выглядеть спокойной.

Олег ничего не ответил. Словно заколдованный, он смотрел на стенку, где висел рюкзак с продуктами. Я повернула голову и обомлела от страха. В тусклом свете догоравших факелов увидела, как три огромные крысы, повизгивая и злобно отталкивая друг друга, впиваясь когтями в штукатурку стены, карабкались вверх. Страх сковал меня. Но, пожалуй, еще больше я испугалась за брата. Мысль о том, что Олег может не перенести такого стресса, буквально подбросила меня с кровати. Решение пришло мгновенно. Я взяла свой факел, вынула из кармана пузырек со спиртом, смочила вату и чиркнула спичкой. Пламя ярко вспыхнуло, и в комнате стало намного светлее. Это придало мне уверенности. Я бросила пузырек со спиртом Олегу. Брат вылил остатки спирта на скрученный бинт своего факела и зажег его от моего. В комнате стало светлее, чем днем, но крысы, не обращая внимания ни на нас, ни на освещение, продолжали карабкаться. Первая уже достигла заветной цели и вцепилась зубами в рюкзак. Еще немного – и наш сыр будет на полу.

Боясь ступать на пол, я стала на конец кровати и ткнула своим факелом между тех двух крыс, которые были ниже. Они сразу свалились со стены и с визгом выскочили за порог. Третья же, поднявшись еще выше, пыталась добраться до продуктов. Видимо, запах сыра совсем отшиб ей инстинкт самосохранения. Передвинувшись к самому краю кровати и взяв факел за конец прута, приподнялась на цыпочки и со всей силы сунула пламя прямо в лоб крысе. Зверек перестал потрошить сумку, молниеносно прыгнул ко мне на кровать и, став на задние лапы, приготовился к прыжку. У меня от страха потемнело в глазах, и стали подкашиваться ноги. Не знаю, что было бы, если бы Олег не сунул прямо в живот крысе свой горящий факел. Шерсть на ней загорелась. Обезумевший зверек с диким криком метнулся в окно светящейся кометой.

Мы долго не могли успокоиться. Олег дрожащими руками намотал на черенок побольше ваты, туго забинтовал ее, обильно полил спиртом.

– Пусть пока горит основной, – сказал он, втыкая палку в ведро, – а запасные давай погасим. – Он попытался улыбнуться и даже пошутить: – Мы мирные люди, но наш бронепоезд должен стоять на запасном пути. – Погасив свой и мой факелы, предложил: – Давай спать, больше они к нам не сунутся.

Мы долго лежали с открытыми глазами, прислушиваясь к каждому шороху. Но в комнате было тихо. Слышалось лишь потрескивание факела, пахло жженой ватой, да из-под пола изредка доносились непонятные попискивания, словно голодные птенцы просили поесть. Напуганные нашествием крыс и уставшие от переживаний и утомительной дороги, мы потеряли бдительность и крепко заснули. Открыли глаза только тогда, когда взошло солнце.

– Просыпайся, великий воин, – тронула я Олега за плечо. – Пойдем в деревню. Ты наберешь в бутылки воды, а я, может быть, найду какую-нибудь работу.

Я прошла по деревенской улицы до самого конца, но не встретила по пути ни одного человека. Заглядывая в каждый двор, с удивлением отмечала, что уже давно день, а людей не видно. Совсем уже отчаявшись с кем-нибудь поговорить, увидела старика. Он высунул голову в калитку и с любопытством рассматривал меня.

– Здравствуйте, дедушка, – обратилась я к нему, переходя улицу. Мне почему-то показалось, что он закроет калитку и уйдет. – Вы не подскажете, где здесь можно найти работу?

– Здравствуй, красавица, – прищурился старик на меня, когда я подошла к калитке. – Ты чего кричишь за версту? Я хотя и старый, но еще не глухой.

– Извините, дедушка, – виновато улыбнулась я. – Побоялась, что вы уйдете. – Оглянувшись вокруг, добавила: – Прошла всю улицу и никого не встретила. Живет тут кто-нибудь или нет?

– Конечно, люди тут живут, – выходя за калитку, прокряхтел старик. – А не видно никого потому, девонька, что все уже на работе. Летом в деревне даже ленивый не усидит без дела. Вон солнце уже где, – поднял он скорченный палец в небо. – Мы, крестьянский люд, привыкли вставать до восхода солнца и ложиться спать с его заходом. – Он присел на лавочку, пригладил седые волосы. – А ты откуда такая хорошая взялась? Я тебя раньше в деревне не видел.

– Мы, дедушка, из Грозного, беженцы.

– А родители где твои? – продолжал любопытствовать старик.

– Родители наши погибли. Я с младшим братом сюда добралась.

– И где же твой брат? – не унимался дед.

– Вон там, – показала я рукой в сторону колодца. – Воду набирает.

Пока мы со стариком разговаривали, к нам подошел Олег с двумя бутылками воды.

– Здравствуйте, дедушка, – вежливо поздоровался он. – Водички холодненькой не желаете испить?

– Нет, деточка, не хочу. – И, окинув его взглядом, с грустью сказал: – Тощий ты какой-то. Болеешь, что ли?

– Я не больной, – усмехнулся Олег. – Я голодный и битый. – Он повернулся к деду спиной и задрал рубаху.

– Да кто же это тебя так? – всплеснул руками старик. – Наверное, сестра за непослушание?

– Ну что вы, дедушка, сестра меня не обижает. – Олег насупился и стал чертить носком кеда на земле какие-то линии. – С тех пор как не стало наших родителей, нас с сестрой только ленивый не обижает.

– Не горюй, парень, – погладил старик Олега по голове своей шершавой ладонью, – за одного битого двух небитых дают, да только никто их не берет.

– Дедушка, – поинтересовалась я, – можно у вас попросить кошку на временное пользование? – и показала рукой на лежащую во дворе серую мамашу с тремя котятами.

– А зачем тебе кошка? – снова стал задавать вопросы дед. – Ее кормить надо. А вы сами голодные.

– Дедушка, – подключился к разговору Олег, – мы остановились в старом коровнике, что за деревней, а там очень много крыс. Они нам житья не дают, – завел свою жалобную «шарманку» он.

– Да уж, крысы – соседи серьезные, – согласился дедок. – Там, где они живут, другого хозяина не должно быть. – Он поудобнее уселся на скамейке и продолжил: – Когда я еще был молодым, то работал на ферме, развозил корма коровам. Помнится, крыс было очень много. Боролись с ними по-всякому. Ее ведь, подлую, капканом не возьмешь. Ветеринары их травили какой-то химией. Когда летом коров выгоняли в летние лагеря, они проводили в коровнике дезинфекцию. Но я знаю другой, единственно верный способ избавиться от этих паразитов.

– Ой, дедушка, – взмолилась я, – расскажите, как с ними бороться?

– Я расскажу, – важно произнес дед, – только вряд ли вы сможете воспользоваться этим методом.

– Это почему же мы не сможем? – Подступил вплотную к старику Олег. – Вы только объясните нам как следует, а мы уж постараемся. К тому же, у нас есть немного медикаментов.

– Лекарства тут не помогут, – заважничал старик. – А рецепт простой. Значит так, запоминайте. Берем ведро гипса и полведра пшеничной муки. Муку нужно обжарить на свежем сливочном масле. Потом хорошенько все смешиваем. Полученную смесь надо разложить мелкими порциями в местах, где крысы часто появляются. А чуть поодаль, следует поставить посудину с водой. Тут весь секрет в том, что эта смесь вызывает у крысы жажду. Поест она ее, попьет водички, гипс то внутри ее и зацементируется. Вот и весь секрет. – Старик причмокнул губами и развел руки в стороны. – А у нас, уважаемые, гипса нет. Он, конечно, может, и имеется в районе в строительном магазине, да только кто же за ним туда поедет?

– И что же нам теперь делать? – упавшим голосом спросила я.

– Есть еще один метод борьбы с этими паразитами, но уж больно он муторный. У вас не хватит ни сил, ни терпения.

– Дедушка, – взмолился Олег, – хватит у нас и сил, и терпения. Только расскажите, как этих гадов извести?

– На ферме живет колония крыс-пасюков, – поднимаясь со скамейки, сказал дед. – Это смелый зверек. Он редко нападает на людей. Но когда ему угрожает смертельная опасность, может броситься и на человека.

– Так что же нам делать? – плаксиво спросил Олег. – Неужели придется уходить из коровника? Нам так понравилось.

– Конечно, не уходите, коли понравилось, – согласился дед. – Пусть крысы уходят. – Он тяжело вздохнул. – Жалко, детки, мне вас. Но помочь могу только словом. Делом, увы, стар стал.

– Миленький дедушка, – взмолилась я, – Вы только поприсутствуйте и подскажите, что и как нужно делать, а физическую работу мы будем сами делать.

– Ну, хорошо, – согласился он. – Поприсутствовать я могу. Погодите чуток, я сейчас вернусь. – И неторопливо направился во двор.

Вернулся он минут через двадцать. В руках деда были трехрожковые вилы и топор, а на голове соломенная шляпа.

– Ну, пошли что ли? – поинтересовался он. Мы с готовностью двинулись вслед за знатоком борьбы с крысами.

Прошли метров сто. Вдруг дед остановился и, показывая вилами на землянку, сказал:

– Вот тут до недавнего времени жила бабка Вакулинко. – Сняв шляпу, дед перекрестился. – Умерла она. Кот у нее до сих пор живет. Хороший кот. И, что особо значимо, очень верный. Уж сколько времени прошло, а он со двора не уходит. Все хозяйку ждет.

Я вошла во двор дома, который, действительно, больше походил на землянку. Заколоченные окна располагались вровень с землей, а к двери вели две ступеньки и скрывали ее почти до половины. Рядом с домом-землянкой находился низенький курятник. На крыше этого строения, видимо, принимая солнечные ванны, вытянув вперед лапы, лежал большой черный кот. Я взяла его на руки и погладила по спине. Он громко замурлыкал.

– Хочешь пойти к нам в гости? – спросила я его. – Мы тебя не обидим, – разговаривала я с ним, будто он мог меня понять. Кот не вырывался, а, наоборот, прижался к моему плечу и еще громче замурлыкал.

– Вот ведь какое дело, – проворчал дедок, – пустует Вакулинчихина землянка, но жить в ней и врагу не пожелаешь. Там нечистая сила устраивает кулачные бои похлеще крысиных. – Уже уходя в сторону коровника, продолжал сам с собою разговаривать: – Крысы живут в каждом дворе, но они о себе почти не напоминают. Немножко откусят чего-нибудь, чуток съедят где-нибудь. Запасов больших не делают. Короче говоря, хозяев не беспокоят. – Он смачно высморкался, вытер нос рукавом рубахи и продолжил: – Пасюки всегда живут рядом с человеком, но стараются на глаза ему не попадаться. Люди, конечно, догадываются, что во дворе живут незримые соседи, но пока те им не досаждают, не трогают этих мерзких тварей. Но когда их во дворе становится много, и они начинают посягать на запасы человека, а кошки с ними уже не справляются, хозяин начинает с ними борьбу дозволенными и недозволенными методами. – Слушая деда, мы не заметили, как дошли до коровника.

– Ну, здравствуй, дорогая моя, – сняв шляпу, поклонился старик обветшалым постройкам фермы. – Похоже, ты стала такой же развалюхой, как и я. А помнишь, – облокотившись на вилы, спросил он, – больше сорока лет я входил в твои двери и выходил из них. А ты поила меня коровьим молочком. – Он горестно вздохнул, потом повернулся ко мне и поинтересовался: – Посмотри-ка, дочка, не набедокурили ли крысы за время вашего отсутствия?

Я забежала в нашу комнату, быстро осмотрела все вещи, проверила продукты. Все было на месте.

– Эти разбойники, наверное, спят после ночной битвы с нами, – радостно сообщила я, вернувшись.

– Горящая огнем крыса издает такие крики отчаяния, что ее сородичи, почуяв смертельную опасность, временно покидают обжитое место, – сказал дед со знанием дела, ковыряя палкой обгоревшую дохлую самку. – Но потом они забывают об опасности и возвращаются на прежнее место обитания. – Он присел на лежавшее бревно и ударился в воспоминания. – Вот у меня как-то завелись на крыше под камышом крысы. Ничем их оттуда не выгнать. Так мне покойная Вакулинчиха посоветовала поймать крысу в капкан, а потом, не вынимая ее, облить керосином и поджечь. Я так и сделал. После этого не видел и не слышал ни одной крысы.

– Дедушка, а как вас зовут? – спросила я. – Мы уже знакомы почти целый час, а имени до сих пор не знаем. Меня зовут Верой. Это мой брат Олег.

– А меня с детства кличут Иваном, – усмехнулся дед. – Но хватит, – посерьезнел он, – познакомились, пора за дело приниматься. Слушай мою команду.

Первое, что мы сделали, – выкопали за дорогой небольшую ямку. Наложив в нее соломы, принялись топором рубить трухлявые доски пола и укладывать щепки поверх соломы. Когда первые доски пола были сняты, мы услышали писк. Оторвав еще одну доску, увидели искусно устроенное гнездо и шевелящихся в нем отвратительно сине-фиолетовых, совсем еще голых крысят. Их вид нас не напугал, а скорее вызвал гадливость.

– Возьмите спички и подожгите в яме солому, – отдал распоряжение дед Иван. – А как только разгорятся щепки, берите вилы и несите туда гнезда вместе с крысятами. – Солома и доски были сухими, и костер в считанные секунды запылал.

– А теперь, – командовал дед со знанием дела, – отрывайте угловую доску и мигом ее в костер.

Доска была широкая и в длину проходила через все помещение. Мы с Олегом с трудом ее оторвали и понесли в костер, бросив на гудящее пламя, вернулись в комнату.

– Ты, – обратился он ко мне, – бери гнезда на вилы – и в костер. А ты, – сказал он Олегу, – хватай ведро и бросай в него бегущих крысят.

Только тут мы заметили, что под снятой нами доской вплотную одно к другому ютились крысиные гнезда, свитые из соломы, пуха, тряпок и мелко погрызенной бумаги. В каждом гнезде пищали детеныши. Одни были совсем маленькие. Другие уже побольше. В одном гнезде крысята уже покрылись сероватым пухом. Они попытались выскочить из гнезда и спрятаться. Но Олег был настороже.

Наблюдая за процессом ликвидации крысиной колонии, дед Иван возбужденно покрикивал на брата:

– Не давай им расползаться. Смелее бросай их в ведро.

Олег старался изо всех сил. Он взял тонкую дощечку и ею подцеплял разбегающихся крысят. Словно играя в лапту, подбрасывал их и ловко подставлял ведро. Когда емкость заполнилась на четверть пищащими зверьками, отнес их к костру и придал пламени.

Я в это время, подхватывая вилами по два-три гнезда, относила их в костер. Дед Иван тоже не оставался без дела. Он, с не свойственным ему азартом, вел подсчет гнезд. И только когда весь пол был вскрыт от досок, а на земле не осталось ни одного гнезда, старик с облегчением произнес:

– Ну вот, дело сделано, – облегченно вздохнул он. – Девяносто три крысиных гнезда прекратили свое существование. Теперь, – обратился он ко мне, – пойди к пруду и набери коровьих лепешек. Да не ленись, ведро полное набирай. А ты, малец, – повернулся он к Олегу, – сбегай вот к тому холмику, – указал он палкой на конец кукурузного поля, – и накопай ведра три-четыре глины.

Когда все было принесено, мы под руководством деда Ивана замесили замес и промазали глиной пол. Как ни странно, помещение стало выглядеть чистым и свежим. Даже специфический запах нас не смущал.

– Ну вот, – поднялся с молочного бидона, на котором восседал все это время дед Иван, – крыс победили, теперь мне пора домой. – Он огляделся по сторонам, чему-то усмехнулся, мотнул, словно уставший конь, головой. – Да не сомневайтесь, мой метод проверенный, крысы сюда больше не вернутся, – он взвалил на плечо свои вилы, взял в руки топор и пошаркал в деревню.

– И что, действительно, не вернулись? – уточнил Кирилл.

– Представь себе, не вернулись, – улыбнулась Кириллу Вера. – Дедов метод оказался верным. Мы уже и забывать стали о той страшной ночи, как вдруг однажды осенью, когда мы ссыпали в бочку для хранения картошку, крысы навестили нас и жестоко наказали за своих детенышей. А произошло вот что.

Однажды ночью Шамиль, который прижился у нас в коровнике, попросился на улицу. Никогда прежде такого не было. Обычно он спал с нами в кровати, и только когда становилось жарко, спрыгивал на пол. Олег выпустил его из комнаты. Дверь оставил немного приоткрытой. Мало ли что, может, кот по нужде попросился на улицу. Мы тут же уснули, ни о чем не беспокоясь. А утром не обнаружили Шамиля. Выйдя на улицу, ужаснулись от увиденного. По всему двору была разбросана картошка. В бочке, где она хранилась, не осталось ни единого клубня. Там же лежали семь огромных мертвых крыс. Мы стали звать кота, но он не откликался. Я пошла к дороге и увидела еще одну крысу, а рядом с ней лежал весь в крови наш Шамиль. На него было страшно смотреть. Шерсть на его спине и боках была выдрана вместе с кожей, а из поврежденного глаза сочилась сукровица. Увидев это, Олег зарыдал навзрыд. Я же подняла кота на руки, прижала к себе и почувствовала, что сердце его бьется. Слезы катились с моих глаз. Ведь он защищал нас.

Я отнесла Шамиля в комнату. Положила на чистое полотенце. Обработала раны, наложила на них листья подорожника и забинтовала. Целый месяц мы выхаживали нашего котика, и он поправился. Только в неравном бою он потерял один глаз, а на его теле навсегда остались шрамы от крысиных укусов. Вот после этой схватки крысы нас больше не беспокоят.

– Он для нас как член семьи, – сказал Олег, поднимая на руки кота. – Вера сначала кормит его, а уж потом мы с ней доедаем, что останется.

Одноглазый член семьи, словно понимая, что говорят о нем, поднял кверху хвост и громко замурлыкал.

– Кого он больше любит? – поинтересовался Кирилл.

– А мы сейчас проверим, – сверкнула глазами Вера. – Ну-ка, разбойник, скажи, ты кого больше любишь?

То, что произошло дальше, превзошло всем ожидания. Кот лизнул руку Олега и, выгнув спину, перепрыгнул на колени к его сестре. Свернулся калачиком и громко замурлыкал.

– Интересно, – произнес тихо Кирилл, – о чем он сейчас мурлычет?

– Он мурлычет о том, что время позднее и нам всем пора спать, – весело ответила Вера.

Кириллу девушка постелила на полу. Набивая подушку соломой, с юмором сказала:

– Это, конечно, не перина, но зато можешь спать спокойно, грызунов в ней нет.