Кирилл Сомов
Преподаватель английского языка – мать Кирилла Сомова – умерла от сердечного приступа в классе во время консультации за три дня до выпускного экзамена. Парню было в то время всего восемнадцать лет.
Лидия Викторовна Сомова была направлена на работу в среднюю школу на Центральную усадьбу сразу после окончания Пятигорского педагогического института. Здесь вышла замуж. Отец Кирилла, Вячеслав Петрович, работал начальником железнодорожной станции. В небольшом, но всегда чистеньком доме Сомовых, даже по городским меркам, стараниями хозяйки поддерживался образцовый порядок и дисциплина. Со стороны казалось, что живут люди душа в душу. Но случившееся в семье горе определило степень отношений.
Не прошло и месяца, как похоронили Лидию Викторовну, отец женился на молодой женщине, у которой от первого брака было две девочки. Старшей Ирине было четырнадцать лет, младшей Насте – девять.
Все знающие соседки судачили, что отец Кирилла крутил любовь с продавщицей сельмага Зинкой еще при жизни жены. Говорили, что Лидия Викторовна либо знала, либо догадывалась об их отношениях, но умело скрывала от коллег по работе и сына. И повторный приступ, видимо, был следствием сильных переживаний.
Зинаида с первого дня повела себя в доме как полноправная хозяйка. Она вытащила из шкафа все вещи Лидии Викторовны, цинично сложила их в мешок и утрамбовала ногой.
– Зинаида Михайловна, – попытался возразить Кирилл, – не выбрасывайте мамины вещи. Давайте я заберу их к себе в комнату и сложу в чемодан.
– Кому нужны ее вещи? – возмутилась мачеха. Она одевалась как монашка. А еще учительница…
– Мама всегда одевалась со вкусом, – возразил Кирилл. – Просто она придерживалась скромности в женских нарядах.
– Скромности, – передразнила его Зинаида, – да кому была нужна ее скромность? Если эти вещи сейчас предложить бомжам, так и они еще подумают: надевать эти шмотки или нет.
– Неправда, – упорствовал Кирилл. – Мама всегда покупала вещи в престижных магазинах Пятигорска.
– В престижных, говоришь? – не унималась мачеха. – А откуда у нее были деньги? Ведь твой отец все свою зарплату отдавал мне. Что она могла купить на свои учительские копейки?
Последние слова мачехи словно плетью ударили парня. Он как-то сразу весь сник и затих.
– Давайте мешок, – почти шепотом проговорил он, – я заберу вещи мамы в свою комнату.
– В какую такую свою комнату? – взмахнула руками Зинаида. – Ты комнату к завтрашнему дню освободи. В ней будут жить Ирина с Настей. Для тебя одного целая комната непростительная роскошь. – Она немного постояла. Подперев крутые бедра руками, а потом, пнув мешок ногой, добавила: – отнеси эти тряпки в гараж. Потом решим, что с ними делать.
– Нет, – увесисто ответил Кирилл и волоком потащил мешок с вещами матери к себе в комнату.
Такое непослушание явно не понравилось мачехе. Она словно пантера бросилась к Кириллу и схватила его за рукав рубашки. Парень рванулся изо всех сил, и Зинаида отлетела в сторону. Но не успел он закрыть за собой дверь комнаты, как та снова бросилась на него и схватила рукой за ручку двери.
– Не разрешаю, – завопила женщина, словно у нее забирали самую дорогую вещь.
Кирилл в гневе схватил ее за волосы и оттолкнул. Не ожидавшая такого яростного отпора, Зинаида отступила в прихожую. Воспользовавшись моментом, Кирилл захлопнул дверь, закрыл ее на ключ и прямо в одежде повалился на кровать. На глаза парня навернулись слезы обиды. От безысходности он буквально завыл голосом одинокого волка.
Вечером начались разборки с отцом. Тот еще не переступил порог, как Зинаида в слезах стала рассказывать ему об инциденте с Кириллом. Выходило, что тот ни за что ни про что ударил по лицу мачеху. Такое поведение сына до того разозлило Вячеслава Петровича, что он, сняв ремень, с горящими глазами бросился в комнату Кирилла.
Дверь в спальню была закрыта. На требования отца немедленно открыть, сын не отвечал. Тогда хозяин дома выскочил во двор, взял в сарае топор и, вернувшись в дом, стал выбивать замок. Разбив запор, ворвался в комнату.
– Ты что, негодяй, себе позволяешь, – кричал он с пеной у рта, размахивая топором. – Я тебе не мама. Я тебя по головке гладить не буду.
Кирилл лежал молча на кровати, не реагируя на крики отца. Тогда тот бросил топор, схватил стоявшую в углу хоккейную клюшку и стал наносить удары. Сын лежал не шевелясь, уткнувшись лицом в подушку, и только изредка из его груди вырывались стоны.
Испуганная Зинаида стала успокаивать разбушевавшегося мужа. Дескать, он ее вовсе не ударил, а всего лишь оттолкнул. Вячеслав Петрович с грохотом бросил клюшку на пол и направился к буфету. Взял принесенную Зинаидой бутылку самогона и прямо с горлышка сделал несколько глотков. Алкоголь слегка успокоил его. Но еще долго из-за сломанной двери доносились возмущения отца и мачехи.
Всю ночь Кирилл пролежал с открытыми глазами. Слезы обиды не переставали течь по щекам парня. Они текли, когда он вспоминал маму. Всегда такую добрую и отзывчивую. А какая она была красивая: стройная, с длинными вьющимися волосами. Слезы текли тогда, когда он от отчаяния колотил кулаками по подушке хрипло выкрикивая: «Как он мог так поступить с мамой? Притворялся, мразь, как он хитро притворялся. Называл ее в присутствии друзей и знакомых дорогой и любимой. А сам, блудный кот, жил на две семьи. Ни стыда, ни совести нет. Сорока дней еще не прошло со дня смерти мамы, а он уже с молодой женой забавляется».
Вспомнились слова бабушки-соседки, которая говорила отцу на кладбище во время похорон: «Душа Лидочки будет с нами еще сорок дней. Только потом она распростится с нами, нашей грешной землей и отправится на суд к господу Богу нашему».
На кладбище отец много плакал. Казалось, что он делает это искренне. А он, лицемер, просто хотел вымолить у мамы прощение за свое подлое предательство.
Поднявшись с кровати, Кирилл подошел к книжному шкафу, на котором стояла семейная фотография. Здесь ему пятнадцать лет. Мама в темном костюме с выпущенным воротничком белой блузки застенчиво улыбается в объектив фотоаппарата. Он прижал фотографию к груди и заплакал навзрыд. Присел на кровать. Приступ горя и ненависти вновь ударили в голову.
– Змея подколодная, негодяйка, – стал он выкрикивать слова в адрес мачехи. – Кошка крашеная. Ты ей в подметки не годишься.
Долго еще Кирилл бунтовал и выкрикивал все новые и новые оскорбления в адрес новоиспеченной хозяйки. Но на его крики никто в доме не реагировал. Отец после выпитого самогона крепко спал, а мачеха, видимо, чувствовала свою вину и на оскорбления не отвечала. Парень метался по комнате, словно зверь в клетке. Мысли одна за другой проскакивали в его воспаленном мозгу. Он никак не мог принять решения. Что ему делать дальше? Как жить? И еще, утром нужно освободить комнату для девочек мачехи.
– Утром меня ждет участь воробья, – чуть слышно самому себе проговорил Кирилл и усмехнулся этому сравнению. Ему часто доводилось видеть, как по весне, когда прилетают скворцы, они выгоняют на зиму поселившихся в скворечниках серых старожил и вслед выбрасывают из гнезда пух, солому и все остальное, что составляло их семейное счастье.
Было далеко за полночь. Но от всего пережитого спать Кириллу не хотелось. К тому же сильно болело избитое клюшкой тело. Но боль его не сильно беспокоила. Побои заживут. Беспокоило другое, более серьезное – будущее. Мама очень хотела, чтобы сын поступил в педагогический институт на факультет иностранных языков. Теперь это сделать будет весьма проблематично. Да и с жильем ситуация непростая. Завтра ему вместо собственной комнаты предложат угол в доме. Да как они смеют с ним так поступать? Все документы на дом были оформлены на маму. Снова перед глазами всплыло озверевшее лицо отца. Нет, с ним он точно жить не будет. Ведь понятно же, что теперь полноправной хозяйкой здесь станет Зинаида Михайловна и ее дочери.
Только под утро Кирилл забылся тревожным коротким сном. Сколько он пролежал в таком состоянии – сказать трудно. Только вдруг он проснулся. Ему приснилось, будто на пороге его комнаты стоит мама в нарядном летнем костюме. Кириллу нравилось, когда она его надевала. Волосы мамы были распущены, и она их расчесывала его расческой. Приведя волосы в порядок, мама поманила его за собой пальцем и вышла за порог.
Кирилл подскочил, сунул руку в нагрудный карман рубашки. Пуговица была застегнута. Расческа лежала на месте.
– Это был всего лишь сон, – тяжело вздохнул он, приходя в себя. «Так я, вроде бы и не спал. Впрочем, какая разница, – размышлял Кирилл, вспоминая приснившееся, – ясно одно: из этого дома мне нужно уходить. И мама мне дала четкий знак, поманив пальцем за порог».
Кирилл достал из-под кровати рюкзак и стал собирать вещи. Забрал из шкафа свои документы. Закончив недолгие сборы, подошел к двери, оглянулся. На кровати, на смятой подушке лежала семейная фотография. Возвращаться – плохая примета, подумал он, но и оставлять дорогую сердцу вещь не хотелось. Повесив рюкзак на плечи, вышел из комнаты, не выключив свет.
Шагая по улице, Кирилл даже приблизительно не знал, куда ему идти. Ни родственников, ни близких у него в ближайших окрестностях не было. Разве что младшая сестра матери Тамара Викторовна. Но ее адреса он не знал. Вспомнилось только, что живет она в станице Марьинской, которая находится недалеко от Нальчика и что работает мастером на местном молокозаводе. Бывать в этой станице Кириллу не приходилось. Тетка сама их навещала изредка. Последний раз была, когда он учился еще в восьмом классе. Ни лица ее, ни фамилии по мужу он не помнил.
И все же Кирилл решил ехать к тетке, рассудив, что станица – это не город и молокозавод там, вероятнее всего, один. Приняв решение, он бодрее зашагал к автобусной остановке и, дождавшись нужного маршрута, забрался на заднее сиденье. Теперь все его мысли были сосредоточены на кондукторше, которая сидела рядом с водителем у передней двери.
– Покупаем билетики, – кричала на весь салон толстая тетка, едва автобус тронулся. – Проезд нужно оплачивать. – Медленно продвигаясь к задней площадке, обилечивая по пути пассажиров, она приближалась к Кириллу. – Тебе что, особое приглашение нужно? – прогнусавила кондукторша.
– У меня нет денег, – опустив виновато голову, сказал он. – Но мне очень нужно ехать.
– Вы посмотрите на этого умника, – обратилась она к пассажирам. – Ему, видите ли, надо ехать. За ехать нужно деньги платить, а нет денег, – пешочком ходить, – женщина рассмеялась собственному каламбуру. – Ты знаешь, сколько стоит литр бензина? – не унималась владелица бумажных катушек с билетами. Молчишь – значит знаешь. А нам горючее на заправках бесплатно в бензобак не заливают. Почему мы тебя должны бесплатно возить? – Кирилл молча стоял перед ней, опустив голову. – В общем так, на первой же остановке я тебя высаживаю. – И снова обращаясь ко всем пассажирам, добавила: – Заранее готовимся к выходу. Следующая остановка «деревня Пруды».
Кирилл вышел на остановке, положил рюкзак на скамейку, огляделся. Деревню Пруды он знал хорошо. Часто с ребятами со своего класса приходили купаться. Последний раз бывал здесь, когда хоронили маму. Ее похоронили рядом с могилами его бабушки и дедушки.
Рядом с автобусной остановкой какая-то женщина торговала тутовником.
– Скажите, – обратился к ней Кирилл, – далеко отсюда до станицы Марьинской?
– Если по дороге, то километров двенадцать, – ответила торговка, – а если через балку, то около девяти будет.
Поблагодарив женщину, Кирилл направился к балке, которая начиналась у перемычки большого пруда. На пригорке между балкой и кукурузным полем паслось стадо коров. Пастух с длинным кнутом, висящим через плечо, громко выкрикивал ругательства вслед черной корове, которая, отбившись от стада, направлялась к кукурузному полю.
– Тварь ненасытная, – выговаривал он, – кукурузы захотелось. Я тебе сейчас дам кукурузы. – Но корова только мотала головой и продолжала свой путь. С хрустом вошла на поле и стала жадно хватать ярко-зеленые початки. – Красотка, кому сказал, вернись, – закричал разгневанный пастух и для убедительности громко стрельнул кнутом. Корова покосилась на кнут и бегом вернулась в стадо. Пробегая мимо Кирилла, на какое-то мгновение остановилась и посмотрела на него своими угольно-черными глазами с длинными ресницами.
– И правда, красотка, – подумал Кирилл, отметив для себя, что корова сытая и хорошо вычесанная. Маленькие, загнутые внутрь рожки подсказывали ее возраст. «Наверное, первенка», – подумал он, провожая глазами корову. Вздохнув, направился дальше. Размышляя о том, что сначала нужно зайти на кладбище на могилу матери, а потом в станицу. «До конца дня успею добраться», – подытожил он свое путешествие.
Несмотря на то, что было раннее утро, солнце уже припекало довольно ощутимо. Улицы словно вымерли. Жители занимались своими делами. А дел этих в деревне всегда хватало, особенно летом. Недаром людей часто сравнивают с муравьями, которые трудятся от восхода до заката. А еще в деревне говорят, что день год кормит.