Глава 4. Дуэль
На следующий день губернский город был взбудоражен известием о том, что надворный советник Найденов Николай Петрович, чиновник VII класса, вызвал на дуэль штабс-капитана Севернина за оскорбление им Натальи Петровны на поэтическом вечере. Дуэль назначена на пять часов утра. Кто вызвался быть секундантом, сохранялось в глубокой тайне, чтобы не навлечь на секундантов наказания за участие в дуэли.
Эта новость крутилась во всех гостиных, обсуждалась в городском парке, каждый старался припомнить что-то известное о дуэлянтах. Николай Петрович, добрейшей души человек, в армии никогда не служивший, был правой рукой вице-губернатора по гражданским делам и имел большую известность в губернии.
Пограничный штабс-капитан Севернин за свою внешнюю холодность, независимость и недурное лицо, пересеченное тонким шрамом, всеми считался губителем женских сердец и, естественно, бретером, признавая шансы Николая Петровича на победу в дуэли ничтожными.
Многие уже видели Наталью Петровну в черных траурных одеждах и жалели это невинное создание, пострадавшее от руки нового Мефистофеля, которому никто больше не подаст руки и не примет в своем доме, разве что тайно от всех.
Но больше всех страдала Наталья Петровна. Уязвленное самолюбие и невнимание Севернина вызывали такую ненависть к этому человеку, что она была готова казнить его всеми известными способами, а потом лежать и плакать на его могиле, проклиная всеми проклятиями, которые только можно придумать, чтобы не дать ему забыть ее, чье сердце он разбил своей холодностью и невниманием.
Ранним утром она валялась в ногах Николая Петровича, пытаясь отговорить его от участия в дуэли, но он был человек чести и не мог не поехать. Кроме того, он вызывал на дуэль, и к месту дуэли должен приехать первым. Подняв с колен безутешную женщину, он нежно поцеловал ее, сказал: «Прощай, Наташа» и вышел на улицу к поджидавшей его пролетке.
Весь город затаенно ждал известий. В девять часов не было никаких известий. В двенадцать тоже. Не было на службе ни Найденова, ни Севернина. В больницу не поступало известий о раненных и убитых. Город терялся в догадках.
А мы вовремя встретились на месте дуэли. Я подошел к Николаю Петровичу и громко заявил, что раскаиваюсь в своем несносном поведении, готов прилюдно принести извинения Наталье Петровне и Николаю Петровичу, как человеку честному и благородному, и, если ни у кого нет возражений, то приступить к самой дуэли.
Любезнейший господин Найденов сказал, что он принимает мои извинения и не сомневается в благородстве моих помыслов.
– А с Наташей я поговорю сам, – сказал Николай Петрович, – и мы будем рады видеть вас у себя.
Чтобы закончить дело, я предложил накрыть поляну, на которой мы должны были стреляться. Соответствующие продукты и приборы мною были уже приготовлены. Я не сомневался в благополучном исходе дуэли, потому что ни при каких условиях я не стал бы стрелять в Николая Петровича, а если бы он убил меня, то припасы пригодились бы на тризне за упокой моей души.
Накопившееся нервное напряжение спало, вино показалось таким вкусным, а собравшиеся – такими прекрасными людьми, что мы и не заметили, как пролетело дневное время.
Примерно часов в пять пополудни на главной улице губернского городка показалось вместительное ландо, в котором ехала развеселая компания, в центре которой находились изрядно пьяные господин Найденов и я в расстегнутом мундире, во весь голос распевающий грузинские куплеты из модной оперетки «Котэ и Кэто»:
Как родился я на свет,
Дал вина мне старый дед,
И с тех пор всю жизнь мою
Я вино, как воду, пью.
Если б я не пил вино,
Я б засох давным-давно,
Даже бочка без вина
Рассыхается до дна.
Мне баском подпевал Николай Петрович, и эта идиллия изумила весь город. Все ждали кровавой драмы, а всё закончилось взаимным примирением. И еще каким.
Ландо остановилось перед стоящей у дома Натальей Петровной, два дуэлянта вывалились из него и встали на колени перед красавицей, еще более прекрасной при свете заходящего солнца. Я поцеловал подол ее платья, как знамя, и сказал:
– Любезная Наталья Петровна, ради Бога, простите меня, я вел себя совершенно возмутительнейшим образом. Ваши стихи так же прекрасны, как Вы сами, и я готов читать их с утра до вечера.
Что-то подобное пытался сказать и Николай Петрович, но у него лучше получалось покачивать головой в такт моим словам.
Чтобы закончить эту сцену, Наталья Петровна простила нас и увела Николая Петровича домой. Я встал с колен, застегнул мундир и уехал в расположение полка, где квартировал.