День первый. Москва
14 часов 32 минуты
Слепнев подошел к телефону-автомату. Огляделся. На улице все было спокойно. Вставил жетон, поднял трубку и набрал нужный номер.
– Слушаю, – раздался хриплый голос генерала.
– Записывай название банка и номер счета, пенсионер, – сказал Слепнев, – и не вздумай хитрить. Чтобы деньги были на счету уже завтра. Тогда до пятницы я все сделаю. А во второй половине дня в пятницу деньги должны быть разблокированы. Не забудь сообщить об этом в банк.
– Нечего мне указывать, что я должен, – сорвался на крик Скороденко, обозлившись на слово «пенсионер». – Мы и без тебя справимся.
– Как хочешь. Жду до завтра. Если денег не будет, больше не позвоню. И не тяни, пенсионер, – с издевкой повторил Слепнев. – Я ведь знаю, что ты задумал. Хочешь подставить меня. Сам все провернуть, а деньги списать на меня. Так вот учти, пенсионер, ничего у тебя не выйдет. Если даже твои орлы и сумеют что-нибудь сделать, то деньги твои все равно пропадут. Я найду способ сообщить, что не причастен к твоей операции.
– Сукин сын, – пробормотал генерал, с трудом сдерживая ярость, – напрасно я тебя живым отпустил.
– До свидания. И мой тебе совет – не ищи меня, – он положил трубку, быстро прошел к машине, сел рядом с водителем, и машина тронулась.
– Что он сказал? – спросил Марек.
– Все будет в порядке, – усмехнулся Слепнев, – дрейфит, стервец. И деньги хочет забрать, и на меня все свалить, и сухим из воды выйти. Вот жадность его и погубит. Поехали к Майе. Там нас искать не будут. Ты говорил со Стариком насчет паспорта?
– В пятницу будет готов, – ответил Марек, – и деньги. Они дают под двадцать пять процентов.
– На сколько дней?
– На неделю.
– Ростовщики, – беззлобно заметил Слепнев, – ладно, черт с ними. Скажи, что мне нужно уже сегодня двадцать тысяч долларов. Сегодня. Пусть считают с сегодняшнего дня. Понял?
– Передам.
– Как только получишь деньги, поезжай к Старику и забери все, что он для тебя приготовит. Он будет у себя сегодня после восьми вечера. Оба чемодана привезешь к Майе.
– Понятно.
– И еще, – сказал Слепнев, глядя на подельника, – кроме тебя и Старика, никто в мире не знает, что я буду у Майи. И если меня обнаружат…
Марек дернул машину, коротко выругался и посмотрел на полковника.
– Сам понимаешь, – договорил с явной угрозой Слепнев, – я разбираться не стану.
– Я когда-нибудь вас предавал? – спросил Марек.
– Поэтому и живешь рядом, – в тон ему ответил полковник, – мне обычно такие вопросы не задают. Один мой друг любил говорить, имея в виду женщин, что страшна не измена, а сама мысль о ней. И если эта мысль придет тебе в голову, гони ее прочь. Гараж хорошо закрыл?
– Да. Ключи у меня. Только оставлять трупы в багажнике надолго нельзя. Через два-три дня такой запах пойдет, все соседи сбегутся.
– Через два дня я сам туда соседей позову, – успокоил его полковник.
– Может, вывезти их и закопать? Вы же говорили, что так мы и сделаем.
– Раньше говорил. Пока эти ублюдки не провалили все дело. А сейчас эти трупы нам понадобятся.
– Как они могли не заметить, что министр в автомобиль не садился? – удивился Марек. – А может, он на повороте вышел?
– Не выходил он, – нехотя ответил полковник, – это я виноват. Думал, с их точки все будет видно. Не учел, что они могут отвлечься. В таких случаях нужно ставить человека возле подъезда. Но у меня людей больше не было. Ты и так их ждал в переулке с машиной. Майя дома была, Старик нам отход обеспечивал, а Семен в Ленинград, тьфу ты черт, в Санкт-Петербург укатил. Откуда мне было взять еще одного наблюдателя? Вот и вышла лажа. Сделай они все нормально, закопали бы их сейчас где-нибудь за городом, и с концами. А раз ошиблись, пусть теперь страдают их души. Не дам им упокоения, пока на нас не поработают.
Марек с ужасом взглянул на Слепнева.
– Только не говори, что ты верующий, – усмехнулся полковник, – с твоим-то прошлым.
– Я верующий, – сказал Марек.
– В таком случае гореть тебе в аду. Только ничего нет. Ни ада, ни рая. Есть черви, которые нас с тобой грызть будут. Вот и все. Никакой загробной жизни.
– Не нужно так говорить, – поежился Марек.
– Почему не нужно? – повернулся к нему полковник. – Я тебе вот что скажу. И рай, и ад мы на земле получаем. И столько нам отмерено в этой жизни и рая, и ада, что в другой жизни мы бы от всего этого взвыли. По большому счету, если бог есть, он должен был дать нам покой в другой жизни, чтобы мы отдохнули от этой. Лет так на миллион. А потом, может, нам и самим не захотелось бы снова бегать по грешной земле. Отвыкли бы. Поэтому с точки зрения абсолютного бога все правильно. Каждый из нас хлебает свой рай и ад здесь, а потом отправляется навечно отдыхать там. Вот и вся философия.
Марек молчал, глядя на дорогу.
– Не согласен? – добродушно спросил Слепнев. – Ну и черт с тобой, как хочешь. Только про червей не забывай. Это так страшно, когда черви вгрызаются в мозг. Вообще, с рациональной точки зрения, самые умные существа на земле, должно быть, черви. Они сожрали за эти тысячи лет столько всяких мозгов, что давно должны были принести достойное потомство, а не прозябать в земле. Но не принесли. И знаешь почему? Потому что халявной пищи много. Вот ты отними у них эту пищу, заставь вылезти на поверхность земли, побегать, еду поискать, так они за тысячу лет особую породу умных червей выведут. Но еда сама к ним идет, вот они и обленились. Лежат себе в земле и ждут очередного покойника. – Разговоры у вас сегодня какие-то мрачные, – сказал Марек.
– А я вообще мрачный. Иногда думаю, что, если на самом деле есть ад, значит, на том свете встречусь с ребятами, которых сегодня на небо отправил. Интересно, что они мне скажут. Ругать начнут? Или, наоборот, благодарить, что избавил их от земных страданий? Вообще-то интересно, должно быть, встречаться со своими жертвами. У меня, думаю, не меньше взвода покойников наберется. Может, меня там их куратором сделают. – Он засмеялся хриплым, неприятным смехом, от которого у Марека мурашки побежали по телу. Полковник прямо-таки зашелся смехом, даже закашлялся, ударяя себя кулаком в грудь. Потом выпрямился и сказал: – Все равно ничего нет. А раз бога нет, значит, мы с тобой сами решаем, кому жить, а кому к червям отправляться. Иначе кто-то другой будет за нас решать. Вот поэтому, Марек, я отношусь к тем, кто сам за себя решает. – Он помолчал и равнодушно добавил: – И за других тоже.