День Гондваны. Роман-миф. Глава 1 (Евгений Пышкин)

Глава 1

Ручей нес тихую песню, журча и переливаясь мелодией, как тысячи колокольчиков. Он бледно-голубой лентой начинал путь в горах у нижних границ снежных шапок. Тонкие струи, шепча, прокладывали дорогу из-под толстого слоя фирна до небольшого озера. Оно было прозрачным и не глубоким.

Солнечные лучи, едва пробиваясь сквозь листву, переплетались с песней ручья. Казалось, не вода, а свет стекает по выточенному водой желобу. Камень влажно поблескивал.

Здесь всегда приятно отдохнуть. Забыть ненадолго о том, что сопровождало, и будет сопровождать тебя сквозь время. В полдень деревья хранили утреннюю прохладу. Можно присесть на камень, лежащий в тени. Их было много по берегу водоема.

Сатх, прижав колени к груди и обхватив их руками, сидел на камне. Он сосредоточенно всматривался в течение ручья, слушая журчанье, следил за игрой света, и ум Сатха витал где-то. Так проходило каждое утро. Он пытался уловить в этом что-то родное и близкое. Он полагал, тот сон или фантазию о старейшине и двух юношах явью. Да, это было когда-то. С чего такая уверенность? Он бы не ответил на вопрос.

Сатх, сбросив оцепенение, вспомнил, что его ждут дома. Встал и быстро покинул это место. И все ж печально было оставлять озеро, словно бросаешь друга.

Он пробежал узкой тропинкой, петляющей как змея, миновал жесткие заросли тростника. Взобрался на пологий холм, перевел дух и, увидев впереди деревню, снова отправился в путь.

Жители уже проснулись и занимались делами. Сатх прошел огородами, обнесенными низким плетеным забором и оказался на широкой улице.

Он прибежал к дому. Мать уже вышла его встречать.

– Сатх, где ты был? Хотя нет, не говори, я знаю. Ходил на озеро?

– Да, мама.

– И что ты там делал?

– Слушал ручей.

– Да? Что же он говорил тебе?

– Не знаю, мама, но что-то светлое и чистое, интересное.

Новая забава сына понравилась матери. Она, улыбнувшись, спросила:

– Сын, будто нельзя сходить позже на озеро и поболтать с ручьем. Днем, например.

– Нет, мама, именно когда просыпается природа, просыпается и ручей.

– Но ведь он течет всегда, даже ночью.

– Но просыпается его душа только утром.

– Все, заболтал ты меня. Иди. Отец ждет.

Дома сумрачно, но прохладнее. Внутренне убранство не блещет роскошью: темный большой ковер на полу, циновки в человеческий рост – кровати, рядом лежат валики, набитые пухом, в дальнем углу на низком табурете стоит ларь для хранения ценных вещей.

Отец Сатха заканчивал завтракать. Он взглянул на сына.

– Доброе утро, сын. Храни тебя Матерь Мира. Садись. Отведай. Опять был у ручья?

– Доброе утро, отец. Да, у ручья. – Глаза ребенка заблестели.

Сатх сел перед низким столом.

– Что-то ты все в облаках витаешь, и где твою душу Зумифь носит, а? Не знаю, выйдет ли из тебя хороший купец. Сомневаюсь. Твои склонности… Хм… Конечно, нечего пенять на детский возраст. Все такими были: непоседливыми фантазерами. Но подумалось, если б дали боги родиться тебе в духовной касте, то твои увлечения, я не только о ручье говорю, пригодились бы в будущем.

– Отец, а разве нельзя, когда я стану взрослым, перейти в другую касту?

– Почему нельзя, можно. – Но на лице мужчины появилась настороженность. – Возраст здесь не причем. Чтобы оказаться в духовной касте, нужен большой труд, а не только твое хотение или сиюминутный каприз. Впрочем, переход в любую касту всегда труд. Я хочу сказать, что духовное делание – самый сложный путь для человека. Это сродни походу в неизведанное. Велико дело земледельца. Он любит свою землю, он знает, как вырастить большой урожай, но это известно всем давно, ибо из поколения в поколение передаются секреты возделывания земель. Не надо думать об этом. Лишь люби Мать-Землю. Сохраняй плодородие ее тела. Сколько забрал, столько и верни. Так в любом деле. Но труд в духовной касте имеет иную природу. Ты не идешь проторенными тропами, нужно самому пережить мудрость прошлого. Когда ж закончишь питаться ею, то отдавать плоды начнешь не сразу, а через много-много лет, ближе к концу. Я не знаю, Сатх, понимаешь ли ты сейчас мои слова, но обязательно их запомни. Будешь ли в духовной касте, не будешь – не важно. Осознаешь когда-нибудь. Как ты говоришь? «Когда стану взрослым»? Вот тогда и придет понимание.

– Почему, отец, мне все ясно.

Отец добродушно прищурился и, сердечно посмотрев на сына, добавил:

– Не отвлекайся. Ешь.

Дальше они завтракали в молчании.

В голове Сатха закружились разрозненные мысли о ручье, о странном видении, что возникло из ниоткуда. Позже он вновь улучил время, чтобы побывать на озере.

Что-то тянуло его к этому месту, хотелось опять погрузиться в сказочный мир, слушать журчание ручья, шелест листьев и пение птиц. Он порой ловил себя на мысли: «Вроде, знакомое место. Может, в одной из предыдущих жизней я жил неподалеку?» И все-таки это казалось невероятным. Сатх видел ручей раньше? Ему еще мало лет, и кроме дома и окрестностей он ничего не знал, ну, еще видел не раз городскую площадь, когда ходил с отцом на рынок торговать рыбой. И все. Но почему озеро и ручей возбуждали щемящее чувство потерянного рая?

Сатх различил звук шагов. Кто-то ступал осторожно. Песок тихо хрустел. Он обернулся и увидел девочку, подошедшую к озеру. Она, словно не замечая его, зачерпнула воды, поставила кувшин на плечо и вдруг бросила веселый взгляд на Сатха.

– Здравствуй, – прозвенел ее голос серебряным колокольчиком.

– Здравствуй, – осторожно произнес он, разглядывая незнакомку.

Она улыбнулась.

– Меня зовут Мирна, а тебя?

– Сатх.

– Это хорошо. – И Мирна ушла, растворилась будто видение.

Сатх припомнил ее движения. Они оказались скупыми, но ловкими и быстрыми. В памяти запечатлелось все как в тумане. Вот Мирна наклоняется к глади, ее лицо отражается на зыбкой поверхности и тут же исчезает в ряби, зачерпывает воды, ставит кувшин на плечо – все движения наполнены красотой. Они плавны. Короткое мгновение встречи длится и длится, и вновь начинается сызнова, повторяется как загадочный сон.

И, конечно, мать не могла не заметить странную задумчивость сына, когда тот вернулся домой с озера.

– Сатх, о чем ты думаешь?

– Я на озере видел девочку. Она пришла за водой. Ее зовут Мирна.

– Мирна? Уж не та ли… – теперь задумалась мать.

– Кто она?

– Возможно, дочь куратора Амата Нея. Ней – древний род. Помнишь, я тебе рассказывала историю объединения Гондваны? Прапрадед Мирны – куратор, что служил при Дионе, последнем властителе западной части страны. Затем восток и запад стали единым целым. Но почему, Сатх, ты задумчив? Она тебе понравилась?

– Не знаю. Я…

Сатх смутился. Он не нашел нужных слов. Понравилась ли она? Привлекла внимание – да, но ему представилось, что Мирна – краешек дивного мира, сладкий ломтик странного воспоминания о потерянном рае. Еще один эпизод той забытой жизни. Среди пения птиц, шелеста листвы и голоса воды она словно явилась из тех загадочных мест.

Но задумчивость Стаха развеяли друзья. Они вернули его к действительности. Астар, Зарэт и Ригз пришли и позвали с собой.

Отец, вернувшись, спросил:

– Руи, где сын?

– Ушел с друзьями, Вирн. Знаешь, Сатх видел Мирну.

– Дочь куратора Ган-Дион-Тира? – Руи кивнула. – Неудивительно. Их дом, насколько мне известно, неподалеку. – Вирн сосредоточено посмотрел в глаза жены и улыбнулся. – И что он сказал о ней?

– В том-то и дело, что ничего определенного. Он после встречи с ней сам не свой. Задумчив. Может, он влюбился?

– В таком возрасте? Нет, просто Мирна ему понравилась и все.

– Уверен? – и в голосе Руи прозвучали те ноты, которые мог понять только Вирн, ибо это касалось его прошлого. Он впервые увидел Руи в детстве. Затем были встречи и расставания, но петляющие дороги судьбы не захотели окончательно расходиться. Они настойчиво смыкались, чтобы однажды переплестись.

Не нужно было объяснений. Вирн понял без слов намек Руи. Но теперь ему показалось на мгновение, что прошлое воскресло опять. История повторяется. На этот раз с Сатхом.

На следующий день отец и сын пришли к морю. Рыбацкая лодка и сети уже ждали их, и водная стихия приветствовала. Бескрайний простор духов Лиму раскинулся перед ними. Синее море, пронизанное лучами солнца, убегало к горизонту, где сливалось с небом, и оно казалось продолжением водной глади. Не ясно было: лазурный ли купол проливался на землю, или море стремилось ввысь?

Вирн взял с собой несколько помощников – наемных рабов, и все вместе, отчалив, проплыли по знакомым местам, а, вернувшись, Сатх, увидев друзей, отпросился у отца. Отец лишь сказал: «Хорошо, иди, но не забывай, завтра идем на рынок».

– Привет, Сатх, – сказал Астар. – Мы тут одну игру придумали. «Последний бой» называется.

– Я не люблю войну, – ответил Сатх.

– Ну, это не об этом. Это я так назвал, просто. Мы решили разыграть последние дни двух царств.

И Астар рассказал о театрализованном представлении, что видел в столице. Там на арене юноши и девушки танцевали переодетые в богов и людей. Казалось, боги были незаметны. В цветном кружении жесты их и перемещения терялись средь мистического пляса жизни, но Хаос, Матерь Мира и духи с ними незримо присутствовали в театре мистерий. Они всегда рядом. Люди не слышали и не видели их, но чувствовали сердцем и разумом. Танец без слов, лишь жесты: мягкие и плавные, жесткие и резкие – все они выражали эмоции и указывали на чьей стороне персонажи. Ломаные движения рук и резкие выпады корпуса, будто тело пыталось пробиться сквозь невидимую сеть, опутавшую духов – это служители Хаоса. Свободные и непринужденные – духи Матери Мира.

Именно это и предложил Астар. Зарэт и Ригз принесли высохшее дерево.

– Это будет началом всего, – пояснил Зарэт с серьезным видом, хотя так никто до конца и не понял, что под этим подразумевал он.

Толстую узловатую ветвь поместили в центре круга. Астар начертил на песке границы арены.

– Нет, а все же, что такое начало всего? Не Хаос же? – поинтересовался Ригз.

– В школе узнаешь, – нетерпеливо ответил Зарэт.

И они начали…

«В стародавние времена велась война между властителями: Дионом и Тиром. Она шла давно. Никто не помнил, когда она началась. Еще не было на свете тех правителей, а люди враждовали. Война стихала и разгоралась вновь. Случался краткий мир, но Хаос, алчущий крови и человеческих мучений, опять нашептывал властителям планы победоносных боев. Его не волновало, за кем будет победа, важно чтобы кровь лилась постоянно. Так и длилось бы это до скончания времен, если б у Диона не было дочери Иады, а Тир однажды не пожелал воочию насладиться ее красотой. Для этого он со своим слугой Уоллой под видом странствующих мудрецов отправился в Дионию…».

Уолла зашел в комнату и разочаровано осмотрел обстановку. Его взгляд остановился на ложе. Он снял верхнюю одежду и лег. Покои на самом деле ему понравились. Все его разочарование относилось лишь к упущенной возможности. Ведь Дион сам вывел беседу на разговор о дочери, а Уолла не смог направить речь в нужное русло. Мысли беспомощно заворочались. Он не сумел придумать, как добраться до покоев Иады, да и как узнать где они? Он прикрыл веки, пытаясь успокоиться, но вдруг услышал резкий звук «пхе!», похожий то ли на чихание, то ли на кашель, но это был короткий ехидный смешок, донесшийся со стороны окна. Уолла открыл глаза и посмотрел в ту сторону. На окне сидело странное существо. Не животное, конечно, а миниатюрная копия человека. Незнакомец оказался ростом в локоть.

Он вновь усмехнулся:

– Пхе! Уолла, ну, я долго ждать буду? Чего смотришь? Уз не видел?

– Ты…

– Да-да, это я. Дух, который сближает человеческие сердца. Уз, очень приятно.

– Я сплю?

– Естественно! Если бы я разговаривал с тобой наяву так громко, дворцовая стража бы насторожилась. Соображай!

Уз опять хихикнул. Черты его лица оживились.

– Зачем ты пришел? – спросил Уолла.

– Догадайся! О чем ты думал, перед тем как уснуть? – И дух подмигнул.

– О том, как найти покои Иады, проникнуть в них незамеченным.

– Вот именно. Чтобы передать ей письмо от Тира, твоего властителя, верно? Я пришел помочь в этом деле.

– Ты заинтересован в соединении сердец моего господина и дочери Диона?

– Ах, зачем так официально и сухо?! Как будто мы с тобой не о любви говорим, а о покупке земель. А вообще, да, заинтересован. Но не только я. Бери выше. – Уз опять подмигнул.

– Матерь Мира?

– В точку! Короче, просыпайся и следуй за моей бабочкой. На стражников я наведу морок.

И после этих слов Уолла очнулся, как от резкого толчка. Он заметил на противоположной стене белое пятно. Оно то сползало, то поднималось, петляя. Подойдя ближе, он увидел бабочку молочного цвета. Откинув ткань, закрывающую вход в комнату, Уолла стал ждать. Насекомое вспорхнуло и вылетело из покоев. Легкий шлейф из сверкающей пыльцы остался за бабочкой. Уолла последовал за ней. И вот через пару минут он стоял перед глухой деревянной дверью. Насекомое замерло на стене рядом и исчезло. Слуга осторожно, все ж опасаясь привлечь внимание, вкрадчиво постучался. Дверь приотворилась.

– Здравствуйте, госпожа.

– Это вы? – удивилась Иада.

– Откуда вы меня знаете?

– Я видела вас в саду, странник. Зачем пожаловали?

– Передать письмо. Только ничего не спрашивайте. Я лишь исполнитель чужой воли, – произнес Уолла и, протянув девушке свиток, не дожидаясь слов ее, отправился в свои покои.

Иада, закрыв дверь, прочитала следующее:

«Божественная Иада все знают о вашей красоте, но к чему молва? Она не стоит внимания. Что толку слышать о вас? Лучше один раз увидеть, чем мучить себя незнанием всю жизнь. Посему я возжелал лицезреть Вас. Но Вас, наверно, поражает та дерзость, с которой я высказываю свою просьбу. И это потому, что у меня мало времени. Не нужно ничего говорить человеку, передавшему письмо. Достаточно ваших действий. Приходите сегодня к северной стороне дворца. Если вы не придете, то я все пойму, не нужно объяснений. Не имеет значения, какой вы сделаете выбор, правота будет на вашей стороне».

«Значит, – удивилась девушка, – Уз не обманывал, говоря о таинственном незнакомце и его верном посланнике?»

Что ожидает девушка, когда ее ум занят письмом и подкрался вечер, навевающий сладкие мечты? Она ожидает будущую встречу. Уже нет сил, чтобы побороть любопытство.

Иада под защитой полумрака незаметной тенью проскользнула в северное крыло дворца и покинула его. Осмотрелась. Природа хранила молчание, но сейчас оно воспринималось иначе. Она почувствовала в нем тайные знаки. Но где же этот незнакомец? А, может, это все обман, пустышка или чья-то злая шутка? Девушка решительно повернула назад, но задержалась, услышав шелест листвы. Это был не ветер.

– Иада? – следом за шелестом прозвучал тихий мужской голос, такой бархатный и нежный, как сам южный вечер, что терпким настоем обволок мир.

Она обернулась, увидела силуэт и выдохнула:

– Да.

Девушка осторожно сделал пару шагов навстречу, убеждая себя не бояться. Ведь Уз не мог обмануть.

– Зачем вы прячетесь? Здесь никого нет. Я же почувствовала ваше присутствие, – Иада заговорила смелей: – Для чего столько времени скрываться? Боялись? Знаю, вы – странник, как и тот, кто передал письмо.

– В моем послании, все сказанное – правда, и нет ни капли лжи. Я лишь хотел увидеть вас.

– Вы странный. Как же сейчас, хоть и вблизи, вы разглядите меня? Ночь же.

– Мне хватит сумрака. Порой незачем смотреть, если можно чувствовать.

– Отец часто говорил, что странствующие мудрецы не от мира сего. Как ваше имя?

– Зачем оно вам?

– Я все равно его узнаю. – Иада задумалась и оборвала сладостную нить встречи: – Хорошо, приходите завтра в тоже время и на тоже место.

Вернувшись, девушка вспомнила о письме, нашла его и сожгла.

В эту ночь она спала особенно крепко, а, пробудившись утром, не вспомнила, что снилось ей. Целый день прошел в предвкушении будущей встречи.

Для следующего свидания Иада выбрала темно-лиловое одеяние. Оно было легким как воздух. Наряд окутал полностью фигуру, лишь тонкий поясок обозначил осиную талию. Девушка спрятала и лицо. Остались чуть открытыми смуглая коричневая кожа широких скул и миндалевидные слегка раскосые глаза.

Иада посмотрела на себя в зеркало. Убрала ткань с лица. Пригляделась. В мерцающем свете, казалось, кожа отливала золотом, а в уголках пухлых губ заиграла лукавая улыбка. Иада вспомнила, как впервые надела этот наряд на праздник Матери Мира, как сидела рядом с отцом в царской ложе и наблюдала за танцем юношей и девушек на арене. Танец походил на зачарованный пляс огня. Лиловые языки пламени – стройные девушки в полупрозрачных одеяниях, а рядом с ними – крепкие и прекрасные фигуры юношей в красных нарядах. Лиловое и красное. Женское и мужское начало слились в первые минуты осторожно, целомудренно, будто нарождающаяся жизнь делала первые робкие шаги. Но все сильней и сильней ее захватывал вихрь любви, страсти. Ритм барабанов участился. Бубенцы загремели, рыдая, в руках музыкантов. Перед глазами замелькало так, что не различить цветов. Психоделическая какофония красок вскружила голову. Лиловые ткани коснулись алых, и вдруг из толпы появилась девушка, одетая в зеленый наряд. Это природа. В союзе женского и мужского родилась природа. Мистический танец был окончен.

Иада отогнала воспоминание. Она вновь прикрыла лицо тканью и покинула комнату.

Тир уже ждал ее в условленном месте. Он посмотрел на девушку сосредоточено, будто проверяя, она ли это. Цвет одеяния лишь угадывался в полумраке.

– Иада, почему вы облачились в такой наряд? Разве сегодня праздник?

– Почему бы и нет, – она отвела взгляд в сторону. – Когда я шла с первого свидания думала, что ты – поэт. Они странствуют по Гондване, читают стихи.

От Тира не ускользнуло то, что Иада перешла на «ты».

– Нет, – ответил он. – Но я встретил одного из них по пути сюда. Знакомство оказалось мимолетным, но запоминающимся. Случилось это ночью. Он вышел к моему костру, мы побеседовали. Странник прочитал стихи и покинул меня. Знаешь, мне показался, этот случай похож на судьбу поэтов и на судьбу тех немногих, как он. Они рождаются, будто из небытия. Их никто не ждет, но по велению богов поэты являются в наш мир, радуют творениями, мы привыкаем к ним, а затем покидают неслышно и незаметно, словно уходят в ночь.

Иада промолчала.

– Ты слушаешь меня? – спросил Тир.

– Да-да. Я вижу, ты красноречив. Ты многое знаешь, но не понимаю, зачем скрываешь имя. Ты не похож на человека преступившего закон. Только они скрываются под маской.

– Объясню позже. Обещаю. Теперь мне достаточно лишь видеть тебя.

– Когда-то наши встречи закончатся. Ты так и уйдешь, не сказав имени?

– Если прикажешь.

– Я хочу видеть тебя завтра на этом же месте. А теперь скажу: «До встречи».

Иада не хотела проводить долгих свиданий с незнакомцем. Ее отсутствие могли бы заметить дома, но даже если бы не было преград, она не захотела сейчас долгих разговоров. Каждая короткая встреча виделась ей маленьким глотком жизни. Не нужно делать больших глотков, иначе все кончится быстро. Иада старалась не потерять вкуса нового знакомства.

Она удивилась себе: никогда бы раньше не подумала, что способна на такое. Свидание с неизвестным, имени которого еще и знаешь?

Но ей и не хотелось срывать маску с человека, поэтому в следующую встречу заговорила об ином:

– Я хочу знать больше. Где ты был до того, как оказался здесь?

– В Тирии. Там мой дом.

– Видел ли ты властителя той страны?

– Да, – настороженно ответил Тир, ожидая, что речь пойдет о нем.

Она же вдруг спросила:

– А как он относится к войне? Не знаешь? Просто я подслушала разговор моего отца с твоим другом. Он выступал за объединение западной и восточной Гондваны.

– Я не знал…

– Это довольно странно, – задумчиво произнесла Иада. – Мудрецы пользуются уважением в Гондване, но они не вмешиваются в политику и отрешены от мирских дел.

Тир нахмурился. Было двойственное ощущение. Уолла за его спиной зачем-то затеял опасную игру, ведь Дион мог и раскусить пришедшего к нему странника, и тогда бы Тир не увидел Иады. Но и в то же время ничего удивительного в речах Уоллы не оказалось, властитель давно думал о союзе двух стран и делился этими мыслями со слугой. Но зачем без его ведома Уолла сделал это? Вот что раздражало.

– Твой отец в праве сам решать: мир или война, – скрывая эмоции, произнес Тир.

– Я бы сама хотела мира… Кстати, Вирн Кой, тоже странствующий мудрец, был как-то у нас, и отец беседовал с ним. Он говорил о сыне богов, о единой Гондване. Странно, все мудрецы говорят об объединении.

– Расскажи мне о той встрече.

Иада рассказала о том, что ее отец спросил Вирна:

– Кем же будет сын богов?

– Будет великим учителем. Скоро придет он. Но я точно не знаю когда.

– Учителем? – недоверчиво переспросил Дион. – А знаешь ли ты, что по гондванской земле ходят десятки великих учителей душ. Так чем же сын богов станет отличаться от них?

– Он соберет все семена знаний и рассеет их за пределами Гондваны. Он станет духовным отцом народов, что появятся позже, о рождении и многообразии которых мы можем только догадываться. Все эти народы будут его потомками и наследниками, но и сам сын богов даст новое знание, и оно распространится по всей земле.

– Я помню, ты говорил о других воплощениях великого учителя.

– Об этом знаю мало. Ведаю, что он будет расти от славы к славе.

– А если Хаос вмешается?

– Матерь Мира хранит его.

Но Иада еще не успела закончить истории, как неизвестно откуда возникли стражники и схватили ее и Тира.

Дион отвлекся от воспоминаний и подумал: «А по какому поводу я… Ну да, Вирн говорил о воссоединении Гондваны, также как и Уолла. Жаль, он ушел. Теперь вряд ли его разыщешь. А ведь как красиво вел разговор! Но ничего, Тиру не удалось скрыться. Попался. Не поверил я вначале слугам, что Иада тайно встречается с кем-то. Но теперь все. Мир будет заключен на моих условиях. Чтобы упрочить его я попрошу себе часть островов Тирии в обмен на свободу их правителя. Конечно, в будущем это грозит новой войной, но… Не моя головная боль. Трон займет другой властитель, он и станет разбираться. Сейчас же мне нужны только два человека: посол и писарь».

Мысли Диона прервал глава стражи. Он, остановившись у входа в зал, поклонился и произнес:

– Властитель…

– Говори.

– Ваша дочь желает с вами встретиться.

Дион поморщился, но сказал:

– Хорошо. Приведи ее.

«Но зачем? Просить прощения? – удивился он, пройдя на середину тронного зала. – Хотя… Что же, всему свое время. Возможно, пора и просить прощение. Как ни странно, я не держу на нее зла».

Появилась Иада.

– Ты что-то хотела сказать? – бархатный голос отца прозвучал тихо и нежно.

– Отец, ты сам знаешь.

Дион внимательно посмотрел в глаза дочери. Нет, не прощения пришла она просить. Взгляд спокоен, холоден и целеустремлен. Так не смотрят, когда приходят виниться в содеянном.

– Неужели о Тире? – не веря, произнес отец.

– Да. Отпусти его.

Властитель еще больше удивился. Он думал, что просчитал все варианты, но эта фраза подобна подводному камню, пощечине или царапине на сердце. Дион скрыл эмоции. Он стал разглядывать дочь, словно перед ним каменное изваяние – красивое и изящное, но холодное и бездушное.

– Иада, – тяжело слетело первое слово. – Ты беспокоишься о Тире? Знай, я не причиню ему вреда. Не настолько я глуп. Конечно, отпущу его, но позже. Сначала отдам распоряжение послу, чтоб отправлялся в Тирию. Надо заключить мир. Понимаешь? Они нам – мир на моих условиях, мы им – Тира.

– Но честно ли так поступать?

– О чем ты? – отец нарочито придал голосу удивление.

– Вряд ли мир будет долог.

– Мир всегда хрупок. Или ты думаешь, что властитель Тирии нарушит слово?

– Нет.

– Погоди, а откуда такая уверенность?

Дочь не ответила.

– Я, Дион, властитель Дионии, знаю, как лучше, – прозвучал ледяной голос. – Логика власти говорит, что нужно поступить именно так, а не иначе. Логика сердца здесь не уместна, если ты это подразумевала под своим молчанием.

Дион собрался сказать, что беседа окончено, но продолжил тем же бесстрастным тоном:

– Мир по принуждению – насилие? Я так не считаю. Мой поступок позволит избежать войны. И я буду вести свой корабль-государство сквозь время. Ты считаешь, что путь властителя усеян цветами? Ты думаешь легко вести этот корабль через океан времени? Нет. Ведь впереди ждут не только спокойные воды, но и штормы. Можно снять с себя ответственность: бросить штурвал. Но скажи, кто поведет его дальше? Ты об этом думала? Поэтому внутреннему голосу, что говорит: «Отпусти штурвал», я отвечаю: «Нет», ибо одно неверное движение и корабль погиб. Какая-то неведомая сила держит меня. Так в шторм, когда гнев океана велик, когда корабль как щепку бросает с волны на волну, когда понимаешь, что бессмысленно глядеть вперед и направлять, ты все равно не отступаешься. Так что терпите. Вот только океан смилуется над нами, вот только солнце забрезжит из-за туч, мы увидим долгожданную землю благополучия и достатка. И в тот момент, когда она предстанет нашим взорам, нужно быть у штурвала, чтобы все поняли кто спас их. Во время бури у штурвала могут смениться множество правителей, но в суете их никто не заметит, а будут помнить только последнего человека, который оказался рядом с командой, когда океан утих. Один решительный поворот руля, один героический поступок – вот все, что требует логика власти. Подвиг совершить куда проще, чем превратить свою жизнь в подвижничество. Теперь, Иада, ты понимаешь? Так ведь? Я заключу мир и, если тирийцы его нарушат, то это будет на их совести.

– Все это рабство власти.

– Все это красивые слова! – сорвался на крик Дион. – Мира без власти не существует. Где, скажи мне, где он?! В умах гондванских мудрецов? Не верь наивной сказке, рассказанной Вирном. Этого никогда не случится. Даже боги враждуют.

– Они враждуют с Хаосом.

– Что ты хочешь сказать?

– Мы не можем победить Хаоса, но в силах изгнать господина небытия из сердца.

– Иада, – устало выдохнул Дион. – Как ты сможешь сделать сие? Борьба добра и зла – основа мироздания. Как победить Хаоса?

– Непротивлением злу. Не подчиняться ему, игнорировать его, всегда уходить из-под его власти, тогда оно погибнет.

– Хорошо бы так, но в жизни подобного не случается. Не принимай на веру, что говорят странствующие мудрецы.

– Отец, ты забыл о матери.

– Не приплетай сюда Лавию!

«Это уж чересчур», – разозлился Дион.

– Отец, ответь только на один вопрос: чем она тебя покорила?

– То странное и… – Дион на мгновение задумался. – Надчеловеческое или сверхчувственной, называй как хочешь, что исходило от твоей матери, Иада, могло пленить кого угодно, но я никогда не думал, что же это.

– Ибо ты был содержанием, которое достойно ее формы. Нет, она видела в тебе не внешнюю силу, как будущего властителя. Она понимала, что властью и физической силой могут обладать и не совсем умные люди. Здоровое тело не всегда предполагает здоровой дух.

– Погоди. Все это лишь красивые слова, пустой звук. Мы говорили о Тире, а впали в бессмысленное красноречие. Иди к себе, дочь. Глава стражи проводит тебя. Но наш разговор не окончен. Я не услышал от тебя того, чего хотел.

«Прощения», – чуть не сорвалось с уст, но Дион сдержался.

Почти сразу, как только дочь ушла, появился слуга и сообщил, что куратор просит аудиенции.

– Сегодня все меня осаждают, – сказал Дион вошедшему вельможе. – Говори, для чего явился?

– Я заметил, господин, вы поставили охрану у покоев своей дочери?

– Тебя это смущает? Я распоряжусь, чтобы отвели солдат, но впредь накажу стражникам не спускать с нее глаз. Знаешь же, по какой причине, да? Но, похоже, ты не для этого попросил аудиенции?

– Властитель, вы как всегда проницательны. Я хотел побеседовать о Тире.

– Все речи сегодня вращаются вокруг него, – Дион удобнее сел на трон, приготовившись к долгой беседе. – Слушаю тебя.

– Отпустите Тира.

– Вы все сговорились? Ты опоздал, куратор, я уже принял решение. Твои слова лишь идут вслед моим, ибо я намериваюсь освободить властителя Тирии, конечно, за мзду.

– Позволено ли мне высказать иной взгляд на вещи?

– Конечно, не тяни.

– Я предлагаю тайно отпустить Тира, пока его подданные не хватились пропажи и…

Дион встал с трона и сосредоточено посмотрел на вельможу. Темные глаза налились агатовым огнем, а взгляд стал тяжелым.

– О чем ты, куратор? – холодно спросил властитель.

– По мирному соглашению между Тирией и Дионией во избежание кровопролитий была проведена четкая граница между двумя государствами, но… – Куратор сделал паузу, стараясь не выдать беспокойства. – Но нарушение договора влечет за собой…

– Знаю я, знаю. Ответственность. Мне кажется, вы, чиновники, разнежились в мирное время, вам нечем заняться, поэтому выдумываете всякую чушь. Понимаю, о чем ты хочешь сказать. Я, по сути, пленил их властителя, тем самым нарушил договор, в котором говорится о царской неприкосновенности. Это так. Но думал ли ты зачем он здесь? Возможно, Тир хотел нарушить мою неприкосновенность. Как считаешь?

– Я лично займусь допросом Тира, и не зависимо, что он скажет, мне придется отпустить пленника. Иначе это нарушит его неприкосновенность. Властитель, неужели вы думаете, что Тир пришел шпионить за вами лично?

– Смешно, конечно. Тут ты прав, но зачем он выманил мою дочь на встречу?

– Может, она ему понравилась?

Дион хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Он лишь устало выдохнул и, сев на трон, произнес с упреком:

– Такой глупости я не ожидал. И с чего должен выслушивать тебя?

– Господин…

Но Дион поднял руку: «Не надо слов».

– Допроси его, – тихо вымолвил властитель. – Поведение Тира неразумно. Честно говоря, я пока не придумал причин, кроме политических, которые подтолкнули бы его на рискованный шаг. Узнай, не безумен ли он?

– Хорошо. Я все сделаю, как вы велите.

Вельможа не сдвинулся с места.

– Что еще?

– Господин, еще бы я желал заключить с Тирией прочный мир. На все времена.

– Куратор, в твоих словах нет зерна здравомыслия. Ты желаешь отпустить Тира, но и в тоже время говоришь о мире? Пойми, в обмен на его свободу мы получим все, что захотим. Зачем такие сложности?

– А если объединиться?

Дион обжег взглядом вельможу. Черный огонь вновь вспыхнул в глубине зрачков. Куратор машинально отступил на шаг, ожидая гнева.

– Объединиться? – напуская равнодушия, произнес властитель.

– Не совсем. Заключить с Тиром некоторое количество торговых соглашений, выгодных нам. Ведь не секрет, что широкого обмена товарами мы с соседним государством не ведем. Частые войны разрушили многие связи. А торговые соглашения, считаю, усмирят чернь. Мне не нравится молва, будоражащая их умы: в Тирии жизнь лучше, а у нас все плохо. Пусть они думают, что мы пошли навстречу им.

– Хорошая мысль, как драгоценный камень, требует огранки, – высказал сомнение Дион. – Но идея мне понравилась. Займись и этим. А отпускать Тира, или оставить в темнице уж предоставь решать мне.

Куратор сделал церемониальный поклон и удалился.

Ранним утром, когда солнце еще не взошло, но высветлило восток, первый вельможа пришел к дочери Диона и, удобно устроившись на предложенное место, сказал:

– Я получил разрешение у вашего отца на заключение торговых сделок с Тирией.

– Но какое это отношение имеет ко мне? – удивилась Иада.

Куратор расплылся в таинственной улыбке:

– Все идет как надо, моя госпожа. И вы имеете самое прямое отношение к этому. – И вновь он загадочно улыбнулся.

– Вы ведете свою игру. Это я понимаю.

– Конечно, но на вашей стороне. Дело простое: я заключаю с Тиром ряд соглашений в обмен на его свободу, а вы сбегаете с ним. – Куратор произнес последнюю фразу так, словно побег дело решенное.

Он внимательно посмотрел в глаза собеседницы.

– Я думала об этом, но каждый раз… Погодите, откуда вы знаете, что я замыслила сбежать? Я же никому не говорила.

– Логика, моя госпожа, простая логика, да и глаза девушки прекрасны, когда влюблены, они все и поведали. Ваше бегство нужно для создания единой Гондваны.

Иада вопросительно посмотрела на первого вельможу.

Куратор начал говорить:

– Уже давно в воздухе витает мысль о воссоединении двух стран. Она передается из уст в уста, пересказывается разными языками каждый раз на новый лад, но суть остается прежней: народ Гондваны желает жить в единой стране. Он не хочет быть ни в Дионии, ни в Тирии, не хочет беспокойно вглядываться в будущее, зная, что мирное существование – мираж, готовый растаять в любое мгновение. Сколько раз я слышал о единстве, но правитель отмахивался: все это пустой звук. И в то же время желаю спросить: сколько раз Тир и ваш отец, моя госпожа, начинали войны и заканчивали ничем, еще больше отчуждаясь? Множество. Сколько раз я слышал от мудрецов о единой стране. Да, миф о дне Гондваны – чаяние этих людей, надежда на лучшее будущее. А сын богов? Единый для всех? Как читать сей миф? Как еще один пересказ о единстве. Идеи витают в воздухе. Кажется, духи Вая переносят их из одних ушей в другие. Однако ничего не двигается с места. Властители молчат, хотя осознают, что пора менять взгляды. По крайней мере, в отношении вашего отца я уверен. Есть у него такие мысли, пусть он и говорит обратное. Вы сказали, моя госпожа, я веду свою игру? Верно. Я хочу, чтобы мой внук, который, я надеюсь, станет куратором, жил в Гондване. В единой стране. Мне нужно ваше согласие на побег и я все устрою. Я все беру на себя. Когда вы пересечете границу, я вернусь к Диону и расскажу, что случилось, представив случившееся немного в ином свете.

– Вы рискуете головой.

– Да, но… – Куратор тяжело выдохнул. – Но Совет и солдаты на моей стороне.

Он замолчал, ожидая ответа. Иада сказала: «Да». Куратор, встав, произнес: «И пусть боги помогут нам».

Именно с этого места исторические хроники теряют свою подробность. Да и было ли это? Было ли многое, рассказанное здесь. Известно одно: дочь Диона скрылась с Тиром в соседней стране. Куратор избежал участи забвения, как некогда не менее дерзкие его предшественники. Какие речи произнес он, чтобы успокоить властителя? Что обещал ему? Но в итоге Дион сказал: «Моя дочь захотела породниться кровью с Тиром? Хорошо, я проявлю благоразумие и терпение». Странное утверждение. Или логика сердца возобладала над логикой власти? Или все намного проще: в одиночку Дион не смог одолеть решения Верховного Совета, да и солдаты встали не сторону куратора.

Гондванские историки не дали ответа. Они промолчали, храня загадочную улыбку на устах, как хранят тайны изваяния каменных истуканов из седой древности.