Глава 3
Злые медики
Я помню только то, что из покорёженной машины меня вырезали автогеном. Да, если демон по вызову срочно едет на своей скромной иномарке, а его подрезает какой-то пьяный урод, и два авто, в едином порыве врезаясь в дорожное ограждение, превращаются в одну сплющенную консервную банку, это не значит, что ни хрена со мной не сделается!
На тот момент я пребывал в человеческом облике, а значит, чисто по-человечески был раним, уязвим и хрупок. Как опытный водитель (ещё гужевого транспорта), я сделал всё, что мог, но если представить, какие чудеса с нами творит желание жить, то можно признать, что сделано мною было много, и даже сверх возможного. То есть я уцелел!
Меня вытащили в крови из не поддающейся восстановлению тачки, насчитали восемь переломов (открытых, закрытых, всяких), обкололи чем-то болеутоляющим, под капельницей повезли в больницу. Всю дорогу пожилой фельдшер бил меня по щекам, крича матом:
– Не спать, мужик! Сдохнешь на хрен, если уснёшь! Не спи, сука, держись! Держись, кому говорят.
Если б я не был под кайфом от обезболивающего, то непременно дал бы ему в ухо сдачи. В конце концов, мог бы в любой момент принять свой истинный облик и просто растерзать хама, если б не понимал, что в данный момент он спасает мою жизнь. Жизнь случайного, никчёмного и никому из вас не нужного демона, попавшего в аварию. Это не кокетство, это трезвое осознание реалий. Да у меня, если вдуматься, и полиса-то нет.
– Не спать! – Кто-то вновь начал орать мне в ухо, и в руку сделали жутко болючий укол. – Жить хочешь? Хочешь!
– Да. – По-видимому, это сказал я.
А может, просто мне показалось, что сказал, потому что вряд ли кто вообще сейчас мог бы расслышать мой голос. Только на миг смежил глаза, как получил две такие пощёчины, что едва не рявкнул на санитара матом с пламенем.
– Не смей спать! Приехали уже… ещё немного. Забирайте его! Кто сегодня дежурит?
– Соколовский, – ответил чей-то голосок, и меня понесли на носилках куда-то к свету.
– Свезло мужику, – раздалось вслед, – Соколовский и не таких после аварии по косточкам собирал. Не хирург, а мастер «Лего».
Я смотрел на всё это мутнеющим взором, задним умом понимая, что моя человеческая оболочка в любой момент может отказать по полной. Не то чтобы это так уж страшно…
Поясню: как человек, я стопятьсот раз умирал, был убит, сожжён, порублен на куски, расстрелян или повешен, люди безумно любят уничтожать себе подобных. Потом моя демоническая сущность вырывалась на свободу, и какое-то время приходилось подыскивать себе подходящий человеческий образ. Вот этим, например, я пользуюсь уже почти лет сорок, меня устраивает, процессы старения замедленны, за любым телом уход нужен, и я в этом деле очень щепетилен. Не как Альберт, конечно, но…
– На стол, срочно. – В лицо мне ударили пять солнц. – Мужчина, вы меня слышите?
– Слышу, – вполне себе внятно ответил я.
– На операцию согласны?
– Ну не знаю, а-а…
– Согласны. – Надо мной навис человек в белом медицинском халате. – Наркоз! Сколько пальцев у меня на руке? Считайте в обратном порядке.
– Пять, четыре, три-и… дв…
Дальше ничего не помню. Пришёл в себя, привязанный за руки и ноги к металлической кровати. Живой. Я живой.
– Бомж, что ли? – Откуда-то доносились слабые женские голоса.
– Да кто их разберёт, на вид приличный человек, а полиса нет и паспорта тоже.
– Точно, бомж.
– Да говорю же, одет хорошо, побрит, подстрижен. Машина вроде как всмятку, поди, со всеми документами. А этого привезти успели, хорошо, Иван Николаевич дежурил.
– Это да! Этот с того света вытащит. А кто привёз?
– Пашкина бригада. Матерщинник он и грубиян страшный, но ведь дело-то знает.
Я закрыл глаза. Интересно, сколько времени я тут валяюсь? Азриэлла, наверное, с ума сходит, переживает. А может, кстати, и нет, у неё есть кем заняться, по сути, малыш отнимает всё мамино время.
К тому же, честно говоря, я и раньше задерживался на работе, не звоня по два-три дня. Будем надеяться на лучшее, пусть она считает, что я весь в делах, пьянствую с Альбертом, загулял по бабам, и совершенно не волнуется, потому что от волнений, как говорят, может пропасть молоко. Оно нам надо? Нет!
Я подумал и решил, что вот это моё человеческое тело мне вполне ещё понадобится. Просто ему нужен короткий отдых и уход. А уж как умеем регенерировать мы, демоны, это отдельная песня! Короче, мне стоило задержаться в больнице хотя бы на сутки.
Но то, что я услышал и чего наслушался в эти двадцать четыре часа, полностью изменило моё отношение к отечественной медицине и людям, которые в этой стране взвалили на свои плечи нелёгкий крест медика.
– Доктор, примите меня!
– В порядке очереди.
– Какая очередь, там одни пенсионеры! Им всё равно делать нечего, пусть постоят! А мне надо, я спешу…
– Что значит, вы не можете поставить диагноз?
– Ну вы же ничего не говорите.
– Говорю: мне плохо!
– Так мне нужно осмотреть вас, направить на анализы, понять причину…
– Ага, то есть просто слов «мне плохо» вам уже недостаточно?! Коновалы-ы!
– А вы можете сказать моей жене, что я заражён сифилисом в научных целях?
– И дед мой пил мочу, и прадед, и его прадед, и я пить буду.
– Ради бога. Хотите – пейте! Зачем же вы ко мне пришли?
– Чтоб вы меня отговорили!
– Ничего не понимаю! А вы сами знаете, что уринотерапия это ненаучно?
– Дед мой пил мочу, и прадед, и его прадед, и я пить буду!
– Все вы врачи-убийцы! Моя тётка у вас лечилась, а в девяносто семь-то и померла!
– Принимайте вот эти таблетки. Три раза в день, до еды.
– А можно после?
– Лучше до.
– А если я после?
– В чём проблема? Вы не можете выпить таблетку и сесть за стол?
– Могу. Фигня вопрос! Легко! А может, всё-таки после еды?
– Да почему?!
– Чё-то… я не знаю… а вдруг…
– О’кей. Хорошо. Пейте, когда хотите.
– Вот я так и знал, что вам, врачам, всё равно. Я жалобу писать буду!
– Нет моего согласия. Вам, хирургам, лишь бы резать, мясники!
– Да у вас перитонит уже!
– А мне адрес экстрасенса Кашпировского обещали. Он такие вещи на расстоянии, по телефону лечит, не то что вы, а ещё клятву Домкрату давали-и…
Возможно, для многих было бы лучше, если бы я умер. Потому что к двенадцати ночи чаша моего терпения переполнилась. Мы же не ангелы, у нас вообще со всепрощением туго.
В общем, я просто отвязался, принял свой истинный облик и пешим строем прошёлся по палатам. Кое с кем надо было серьёзно побеседовать. Наутро главврач был поражён резко изменившимися в лучшую сторону шестью пациентами, а также заявлениями ещё от троих с требованием срочно перевести их в психлечебницу. Ха, можно подумать, мне туда хода нет…
После утреннего осмотра меня выписали. Альберт на своей роскошной тачке ждал в больничном дворе.
– Друг мой, надеюсь, ты в порядке?
– В полном, старик! Вот только машину придётся требовать новую. Но уверен, мой шеф раскошелится.
– Ох, ты убедил кого-то из этих несчастных больных продать душу?
– Альберт, стыдись, – проворчал я, усаживаясь вперёд на пассажирское сиденье и накидывая ремень безопасности. – Моя задача выбивать долги, а не склонять грешников к торгу и искушениям.
Золотоволосый ангел почти минуту смотрел мне в глаза, убедился, что я не вру, и мы спокойно вырулили с территории.
– Тебе домой?
– Нет, мне в ближайший супермаркет. Я задолжал некоторым людям, а для нас, демонов, это неприемлемо. Подкинешь деньжат?
– Конечно.
– Я верну!
– Разумеется.
Он мог бы добавить «а куда ты денешься?», но не стал, ангелы вообще очень вежливые, у них это в крови. Мы заехали в большой магазин и отоварились по полной. Ящик французского коньяка для доктора Соколовского, два ящика армянского для той бригады «скорой помощи», что меня сюда доставила, и три ящика шампанского медсестрам.
В больнице меня приняли как папу римского! Поговорив пять минут с хирургом Соколовским, Альберт полностью простил мне долг. По-моему, он даже немножечко испугался, что мог вообще потерять меня как друга и грушу для битья. А мы курили с санитарами и здоровяком Пашкой, тем самым, что бил меня по щекам и не дал уснуть.
– Братуха, такая работа, что порой… ей-богу… забил бы на всё! Люди сволочи, что друг с другом делают, сказать страшно, да ты и не поймёшь…
– Я? О, я-то как раз пойму, – пробормотал я и попросил сотовый. – Жене позвонить надо, сказать, что живой.
Мне без колебаний протянули сразу три телефона.
– Святое дело, звони!
Это Россия, провинция, глушь. И я хочу здесь жить.