Глава вторая. Экспозиция места действия
Огромная белая стена, выложенная из сияющего моккамского известняка, возвышалась на левом берегу священных вод Хапи. Древний архитектор построил стену с многочисленными бастионами и промежуток стены между ними равнялся ширине бастиона. Подобная конструкция делала штурм крепости практически невозможным, ибо нападавшие попадали под обстрел сразу с трех сторон. А с севера и запада крепость Инебу Хедж охватывало озеро Лотосов.
На бастионах реяли вымпелы, флаги и штандарты. Сокол Гор надменно взирал на долину с высоты стен. Гриф Нехебт раскинула в полете крылья.
От гранитной набережной Перу Нефер к стене тянулась мощеная дорога, охраняемая черными шакалами Упуатами – стражами загробного царства.
Упуаты лежали на постаментах глядя вдаль красными застывшими глазами и щерили клыкастые пасти.
Ряд их доходил до самых Красных ворот ведущих в Инебу Хедж иначе Белые Стены, ибо именно громадная белая стена дала название дворцовому комплексу, построенному еще, ставшим уже легендой, царем Скорпионов Мином.
Некоторые переносили название – Белые Стены и на весь великий город, но это было не совсем верно, ибо город имел собственное и очень древнее название – Дом души Птаха (Хет-ку-Птах), ибо здесь находился храм бога Птаха, создателя всего мира сущего – и мира явного и мира скрытого, чью сущность постигнуть невозможно и статуя его являла миру только закутанную в белые одежды фигуру с открытим лишь ликом и кистью правой руки державшей священный посох – Уас. Что символизировало невозможность полного проникновения в сущность бытия и в сущность создателя Миров Обоих.
Второе название огромного города появилось совсем недавно, после смерти его величества, жизнь, здравие и сила, который ушел за свой горизонт шесть лет назад, переселившись в свою сияющую высоту, от которой и пошло второе название великого города – Прекрасная Твердыня (Меннуфер), ну это название хоть и использовалось, но не особенно оно прижилось, хоть и ушедшего на запад в страну Аменти, владыку очень чтили.
А ну-ка без малого целый век правления и ни войн ни природных катаклизмов. Одним словом золотой век. Воистину земной бог Двух Земель.
Но вот по смерти земного бога, ой… тьфу на демонов сказавших слова такие – земной владыка бессмертен, он только переселился в свой горизонт и продолжает жизнь вечную среди звезд.
Но после его ухода началось форменное непотребство. Нефри ку Ра Пеопи (прекрасная душа Ра Пеопи), был щедрым владыкой, но как —то так получилось, что чересчур щедрым. Давал он дедам и отцам за услуги государству, а сынки и внуки, пальцем о палец не ударив, оказались владельцами несметного богатства. А казна государства опустела.
Молодой Мощный Бык Черной Земли, Великий Храм ее, владыка Двух Земель Амтиесаф – Меренра взялся наводить порядок в Черной, но очень скоро погиб при невыясненных обстоятельствах в какой-то стычке на границе.
Осталась его родная дочь двеннадцати годов от роду с титулом Священной Супруги Бога, поскольку Меренра – Амтиенсаф успел взять ее, официально, в жены.
Власть номинально перешла ей в руки, да только никто ее не собирался ей отдавать.
Однако, ввиду исключительности обстоятельств, пользуясь древним законом Ниучера, гласившего, что священная кровь Гора, властителей Черной Земли передается именно через женщину крови Гора, Священную Супругу решают короновать как властителя Двух Земль, если, конечно, она пройдет необходимый и законом утвержденный обряд Львиного Хвоста.
Священная Супруга, несмотря на весьма юный возраст, обряд с великим трудом, но прошла и стала первой в мире женщиной повелительницей страны.
Правда без материальных средств и без вооруженных сил, тем более окруженная в своем дворце охраной царских сановников. Так, на всякий случай.
Но огромная двойная корона, пшент, по праву увенчала ее голову.
На набережной Перу Нефе царила обычная сутолока. Все что-то продавали, все что-либо покупали. То-есть, строго говоря, никто ничего подобного не делал. Существовал только обмен, никакими особыми квотами не ограниченный. Денег то на сей момент в наличии не имелось, по той простой причине, что их еще вообще не существовало. Менялись, как кому в голову взбредет, ну, конечно, были определенные меры в зависимости от сезона. В период разлива, или в период сева, зерно, а уж тем более муку купить было сложновато. Тут уж за мешок не обойдешься тушкою газели или антилопы, а тем более рыбой, хоть самой увесистой. Баранина не сильно котировалась, свинина та вообще… вот за мясо крокодила можно бы, но… оглядываться надо, где там стража маджай – крокодил животное священное, хоть и большая сволочь, к слову сказать.
В период жатвы другая картина – рожь, овес, полба, пшеница, ну это необходимые в крестьянском хозяйстве вещи, но еще и лук, чеснок, тоже без них никак, затем инжир, огурцы и арбузы – этого навалом. Мясо, мясо и рыбу давайте! А ее-то как раз и не очень много. То есть и мясо и рыба есть, но ведь весна! Животные на сносях, рыба нерестится – будет нормальный охотник, животновод или рыбак на голову себе гадить? Не будет. А тех, кто этим занимается, могут поутру самих в сетях найти. И разбираться —то никто не будет. Так же как и раков, которых сразу по первой теплой воде выбивают, но это малышня, которую за это порют. Не за раков, Осирис с ними, а за наличие в священных водах крокодилов. Раков вам, Сет вас побери, шкетам безмозглым. Надергайте у ослов волос и ловите с набережной рыбу! Дистихисов там всяких, сомиков, плавающих кверху брюхом, на поденку, может на живца и тигровую рыбу измудритесь отловить. А за раками не сметь без взрослых!
Золото, жемчуга, кораллы? Ну, это на большого любителя. Кому из крестьян, ремесленников, охотников и рыбаков нужны эти цацки?
Нет, ну магических свойств обереги и амулеты, конечно, всегда в цене – сердолики, обсидианы, янтарь, змеевик, гепатит, лазурит, бирюза, конечно, но сейчас, честно говоря, не до оберегов и амулетов – пожрать бы и то славно.
Так же находились на набережной Перу Нефер еще и ремесленные мастерские и доки.
В доках собирали суда для плавания по священным водам, но некоторые были пригодны и для плавания по Великой Зелени
В основном их мастерили из снопов сухого папируса, обладающего прекрасной плавучестью. Судно можно было построить, практически любого размера, но все они имели одну и ту же структуру лебедя – высокий гнутый нос, защищающий от встречной волны и широкую, похожую на лебединый хвост корму, для размещения построек. Посредине укрепляли одну мачту с прямым парусом и корзиной впередсмотрящего наверху, и судно было построено. Самое странное, что такие суда прекрасно плавали по морям, прекрасно противостояли ударам волн благодаря своей связке и легкости. Правда плавали они не более двух лет, но материал был дешевый, вообще, дармовой и весьма обильный. Нет, строили барки и из дерева, но только для лиц царской династии и для их же погребения. Ну, во-первых, – очень дорого (дерево в благословенной богами земле было довольно редко), а во-вторых, – весьма не практично – по морю на такой далеко не уплывешь, да и зачем?
Тут же приходили суда и из дельты и из нижнего Египта со всякими товарами – с лазуритом, бирюзой с севера, со слоновой костью, с рогом носорога, золотом и с огромными черными рабами с Юга, которые выглядели в настоящий момет весьма серо, что соответствовало бледности у обычных людей.
Мускулистых рабов с Юга очень быстро раскупали управляющие царских сановников и вельмож. Вскоре эти рабы, обретя статус полицейских, стражников и сборщиков налогов начнут колотить местное египетское население на вполне законном основании. Серость – бледность у них пропадала очень быстро.
Ранним египетским утречком, когда юный Хепри только вышел из пучин Дуата и еще не набрал жгучую силу полуденного Ра, супружеская пара среднего возраста не торопясь проезжала по набережной Перу Нефер на двух ослах.
Мужчина ехал на великолепном здоровенном нубийском (кушитском) осле, а женщина на изящном синайском ослике, причем сидела она на нем по дамски – свесив полненькие аппетитные ножки на левую сторону.
Слегка раскосые ее лисьи глазки так и стреляли по рынку, указывая супругу на что ему следует обратить внимание.
Супруг тут же подъезжал к торговцу и начинал переговоры. Впрочем, переговоры везде заканчивались одинаково – супружеская пара ничего не отдавала взамен. Они просто брали товар, и торговцы с охотой его им отдавали иногда что-то шепча мужчине на ухо, и очень искренне улыбаясь его супруге и справляясь как у них обстоят дела в хозяйстве и как чувствуют себя дети, конечно же, не называя их по имени.
Над рядами летало – господин младший писец, господин писец, госпожа дома младшего писца, о, госпожа, такую малость, примите в знак уважения.
Госпожа строго мотала востроносенькой головкой, сверкая хищным лисьим взглядом, и указавала на младшего писца. Все переговоры вел сам господин младший писец.
За время путешествия по рынку в переметной суме младшего писца оказались: четыре лещеподобные дистихтина, пять сомиков, дюжина куриных яиц, пара жареных уток, полдюжины таких же перепелок, некто (не будем называть имени) сунул копченый крокодилий хвост, но господин младший писец так строго посмотрел на наглеца, что тот со скоростью фокусника заменил вывешивающийся из переметной сумы крокодилий хвост на крокодилью же ногу, но очень удобно расположившуюся в корзине. Младший писец погрозил шалуну пальцем, но ничего не сказал.
Наконец, супружеская пара, нагрузившись, поехала вдоль набережной, но к младшему писцу постоянно подходили люди и что-то шептали на ухо, предварительно улыбнувшись и поклонившись его супруге.
Некоторым писец, выслушав, кивал головой и произносил пару фраз, и человек отскакивал с улыбкой, иногда писец тер подбородок и показывал один или два или три пальца и проситель отходил кланяясь с надеждой, иногда писец тер подбородок дольше обычного, качал головой и разводил руками. Человек тогда отходил в большой задумчивости.
Супружеская пара направилась домой. Копытца ослов выбивали струйки пыли. Впереди шел пожилой лысый, а может бритый человек. Шел он тяжело, очень часто останавливаясь. За плечами он нес в сумке небольшую рыбу.
Младший писец с супругой проехали мимо, оживленно разговаривая о ценах мены на рынке Перу Нефер, супруга что-то шепнула младшему писцу. Тот обернулся и тут же спрыгнул с осла и подбежал к старому человеку.
– Учитель! – спросил он, болезненно прищурившись. – Но почему вы…
– Я не учитель. – ответил путник, перекладывая котомку с рыбой с одного плеча не другое.
– Учитель! Вы же Менкаугор, вы мой учитель обучивший меня грамоте и, вообще, всему! Вы почему в таком виде? Вы почему пешком?
– В каком виде? – остановился наконец Менкаугор.
– Извините. – стушевался писец.
– Так в каком я виде?
– Ну, неужели из средств храма Хнума вам не могли выделить осла? Вы почему пешком идете!
– У храма Хнума нет таких средств.
– Да что за чушь! Как это нет! Ведь вы жрец высшей категории, должный носить белые одежды и леопардовую шкуру поверху. Где? Где леопардовая шкура?
– Сын мой, я давно уже не высший жрец и давно уж не учитель.
– Но почему?!
– Я сложил сан.
– Вы? Вы, лучший учитель, слова которого я помню до сих пор.
– Не похоже.
– Почему же вы ушли. – вопрошал писец не услышав последней фразы жреца.
– Учить мне стало некого. Все нонешние, так сказать, ученики имеют по несколько тысяч голов скота. Я не имею даже коровы. Они хотели заставить меня учить их тому, чему они хотят учиться. И верховный жрец их поддерживал. Они изнасиловали танцовщицу, которая обучала их танцам и настоятель признал действия их правомочными. Я их избил, ибо, хоть они и молоды, но им было даже лень заниматься боевыми искусствами. Ведь у них есть охрана из негров. Они пожаловались неграм, но я навалял и неграм. Теперь меня выгнали из храма.
– Но почему же вам не дали хотя б осла, что бы вы не ходили пешком. Вы сорок лет воспитывали учеников!
– Кого интересует выкинутый вон учитель.
– Меня интересует. Я пожалуюсь своему господину и он наведет порядок.
– Твой господин наведет порядок там, где властвует своеволие и беспорядок? Которое он сам создал? Сегодня же вечером расскажу этом своей обезьяне. Вместе похохочем.
– Об этом мы поговорим потом, садитесь мой учитель на моего осла. Я довезу вас до вашего дома.
– Я не твой учтитель. И мне не нужен твой осел.
– Что вы такое говорите, учитель Менкаугор?!
– Я не учил тебя тому, чем ты занимаешься сейчас.
Менкаугор неторопливо пошел своей дорогой, а младший писец остался стоять, глядя ему вслед.
Затем он посмотрел на свою супругу, ища поддержки против несправедливых обвинений и увидел оскаленную ехидную мордочку, которая тут же стала очень сочувственной и кивнув вслед старому жрецу сказала пренебрежительно:
– Просто старый дурень.
– Он не дурень – писец укоризненно посмотрел на супругу. – Он мой учитель. С ним поступили очень несправедливо.