Глава 5
– А что же было тогда, когда ты приехал? Мама еще была жива? – спросила Роузи, чувствуя, что делать это очень неудобно, но и промолчать тоже было нельзя – слишком долгая вышла пауза, и Дэвида нужно было подтолкнуть к продолжению рассказа.
– Да, когда я приехал в город, она еще была жива. Помню, как я подъезжал к больнице и почувствовал, что проголодался. По привычке, знаешь, заехал в уютное кафе, которое спустя месяц, наверное, и закрылось – владельцем его был мой старый приятель, одноклассник, который не всегда дружил с законом, вот что-то у него снова пошло не так. Я решил, что быстро пообедаю и сразу же в больницу, но появился тот самый одноклассник, мы разговорились, посидели, и я и не заметил, как прошло несколько часов. Помню, как я поднимался по ступенькам в палату к маме, и что-то так сильно кольнуло в груди, так тревожно стало. Подхожу я к палате, а из нее выбегает женщина и кричит на все отделение: тут женщина умерла, кто-нибудь, идите сюда! Я сразу же забежал в палату и присел – на койке лежала она, – Тут Дэвид запнулся и отвернулся.
Роузи решила ничего не говорить, не трогать его – он сам решит, когда продолжать и стоит ли продолжать вообще, ведь поддержки никакой не хватит в таком случае, и никакие слова не заполнят и части тех пробелов, которые оставляют люди, ушедшие в иное измерение. Однако Дэвид продолжил очень скоро:
– Я никогда ее такой не видел, она была бледная и ужасающе худая. Помню, как подполз к ней и взял ее за руку, стал просить прощения, надеясь, что она хотя бы услышит, хотя бы на последнем вздохе. Но она не услышала. А потом меня санитары оттащили, пришел врач и стал выражать соболезнования, а маму уже унесли. Я попросил не трогать меня и просто разрешить мне посидеть у нее на кровати минут десять. Мне разрешили. Я сидел и смотрел. Смотрел, как тут было одиноко и хмуро, как пожелтевшие от потеков стены смотрели на обитателей этой палаты и представлял, как смотрела на все это мама. Вот так провел свои минуты мой самый дорогой человек, в то время как я решал свои какие-то финансовые вопросы и даже не соизволил просто позвонить ей, не говоря уже о том, чтобы приехать. Да я даже успел бы прийти и поговорить с ней, понимаешь, Роузи? Успел бы! Как же я ненавидел того одноклассника, ты бы знала! Как будто он украл у меня самое дорогое, что никак не вернуть, – Дэвид перешел чуть ли не на крик, отчаянный и полный боли.
Роузи не понимала, что должна делать в такой ситуации, но что-то ей подсказало, что нужно просто подойти и обнять его. И она подошла и обняла Дэвида. В этом не чувствовалось никакого желания, кроме как желания помочь, защитить, показать человеку, что он не одинок, что ему есть с кем поделиться своими проблемами, что он кому-то интересен и нужен. А Дэвид вцепился в нее, словно ребенок, и не отпускал. Как же ему не хватало этой безмолвной поддержки, этих простых объятий! Когда он ее отпустил, Роузи подумала про себя, что еще бы чуть-чуть и он ее раздавил – он и так был слишком сильный, а когда себя слабо контролировал, то вообще не чувствовал меры. Роузи сделала вид, что не заметила, как он украдкой отвернулся и вытер слезы рукавом. Он оставался мужчиной, даже в этот непростой момент, что дано не каждому. И он продолжал:
– Похороны прошли как в тумане – ничего толком не помню. Ко мне подходили какие-то малознакомые мне люди, что-то говорили, я кивал и мысленно убивал себя снова и снова, осуждая за то, что не нашел даже минуты для своей мамы. Всегда думал, что это не про меня, когда смотрел фильмы, когда слышал разные истории о том, как кто-то не успевает что-то сказать тому, кто при смерти, как тот умирает. Я был просто уверен, что у меня полным-полно времени в запасе, а на самом деле я просто был эгоистом, который смог чего-то добиться в своей жизни и затмить этим все то, что мне действительно было дорого и важно. Нет этого времени в запасе, никогда нет. Никогда не знаешь, сколько кому жить, как долго еще будешь видеть эти родные тебе и близкие лица. Вот вроде сегодня все хорошо, сегодня все живы, здоровы, счастливы, и ты ни о ком не думаешь, кроме как о себе, а завтра уже сидишь возле больничной койки и плачешь, потому что упустил то, что уже не вернуть, – немного помолчав, он продолжил: – И какое-то время я приходил в себя. Как сказать… Где-то месяца два не мог уехать отсюда и все, не мог. Поменял номер телефона, стал жить в квартире, где не был так давно. Разбирал книги, которые прочла мама, пересматривал газеты, в каких она отмечала красной ручкой объявления по поиску подработки. Не знаю, зачем ей это было нужно – деньги я ей переводил, много переводил, я почти все нашел в старом шкафу, наверное, ей даже потратить было не на что, а работать хотелось, чтобы не сидеть сложа руки. Сильная она у меня была, сильная, я это знаю. Ходил по парку, вспоминал каждый закоулок, в котором мы с ней были, заходил в магазины, большинство из которых перестроились и изменились до неузнаваемости. А потом решился и поехал обратно, никого не предупреждая. Я даже удивился по пути обратно, что мне столько времени не звонил ни Крис, ни Стив. Да, номер я поменял, но найти меня было совсем не проблема. Помню, как приехал первым делом не домой, а в свой офис, а меня пускать не хотят! Я хорошо обходился со своими работниками, позвонил секретарю, начальнику отдела кадров, они вышли и развели руками – ни с того ни с сего пришел новый директор, где-то спустя три недели после того, как я уехал, и вот, они уже длительное время работают под его началом. Помню, как оббегал всевозможные инстанции, платил из оставшихся денег везде, где только можно, чтобы разобрались побыстрее с недоразумением, но дело оттягивали, показывая мне документы о передаче фабрики, якобы подписанные мною лично. Действительно, подпись стояла моя, но я не подписывал передачу всех своих акций в пользу какого-то неизвестного лица. А Крис… Крис исчез вместе с Мэрилин, переведя практически все мои деньги на свой счет, обналичив их в последний раз где-то в Испании – я ему сам доверил управление всеми своими финансами. Он не только меня оставил ни с чем, но и умело подделал подпись, посадив в мое кресло своих влиятельных друзей, которые его прикрыли настолько, что я даже и не смог узнать, где он находится. А новоиспеченный директор даже разговаривать со мной не хотел – как только меня видел, сразу же приказывал охранникам вышвырнуть меня или же не подпускать к себе. Обычно я с двумя еще справлялся, но третий всегда доставал оружие и угрожал стрельбой, мне приходилось отступать. Когда я понял, что потратил все свои сбережения, то опустил руки и просто сдался, поскольку в том городе абсолютно все были против меня, даже те, кому я лично не раз помогал, кому даже часть долгов прощал. Я решил по-быстрому продать дом, который чудом никак не продали без меня, продал машину и вернулся туда, откуда и не должен был уезжать однажды. Вот ремонт дома так и не осмелился сделать – так и хочется, чтобы часть того, к чему мама прикасалась, все еще была со мной. Легче мне так, легче. А на деньги с продажи дома и машины выкупил бизнес – сдачу в аренду гидроскутеров, катеров, лодок. Просто не могу сидеть без дела – это у меня в маму. Однажды бизнес поймал меня и теперь уже вряд ли отпустит, хоть чем-нибудь, но заниматься желание не иссякнет. А в свободное время я спасаю маленьких детей, которых заботливые, но немного рассеянные девушки упускают из вида, – даже попытался пошутить Дэвид, выдыхая из легких воздух, давая понять, что он выговорился.
– Если честно, все как в кино – неужели такое реально? – не могла поверить во все сказанное Роузи. Конечно, она была далека от всего, что касается бизнеса.
– Вот так бывает, тихо-мирно забрали почти все. А что кино? Его ведь в большинстве случаев снимают по жизненным событиям, ничего удивительного. Знаешь, не столько жалко капитала, который я не смог бы потратить за всю жизнь, даже если бы и захотел, сколько жалко рабочих и всю свою команду управления – рабочим я платил в два с половиной раза больше, чем на всех предприятиях не только города, но и области. Я два раза в месяц набирал новых работников и расширялся, открывая раз в год новое производство, а сейчас куда все эти люди уйдут? Никуда, урежут зарплату в несколько раз, они все равно работать будут, деться некуда ведь. А я не обижал никого и никогда. И весь состав управления подобрал хороший, правда, почти весь его и уволили со временем, как захватили мое место. Вот так!
Проходя мимо старого бетонного забора, Роузи засмотрелась на него, и в один момент неуклюже ступила на выступающий камень на асфальтовой дорожке, и чуть было не упала, подвернув ногу. Она бы и так устояла, но Дэвид резко схватил ее одной рукой за талию и, не рассчитав силы, дернул ее на себя, оторвав на несколько секунд от земли. И вновь Роузи ощутила этот прилив крови к вискам, эти сильные и цепкие руки вызывали желание подчиниться его воле, делать все, что он скажет, просто забыться и не думать ни о чем, утопать в его объятиях и тихонько вздыхать от удовольствия. Но для таких вещей было еще слишком рано, да и неизвестно, что там думает обо всем Дэвид. В конце концов, он просто быстро среагировал и спас падающую Роузи, может, она ему вовсе не нравится. Хотя, эти мысли она отбросила сразу – по одному его взгляду в кафе было понятно, что он – хищник, и ему далеко не безразлична привлекательная девушка, на которую он смотрел, как на добычу.
Дэвид поставил на землю Роузи и пошутил по поводу того, что мужчина женщине нужен хотя бы для того, чтобы следить за ней, как за маленьким ребенком и не давать ей возможности попасть в беду.
– Значит, без дела ты решил не сидеть. И как тебе новый бизнес? – поинтересовалась Роузи.
– Неплохо, жаловаться не на что. Знаешь, сейчас снова стало модным устраивать романтические прогулки на лодках. За последние два месяца в аренду сдается именно для влюбленных парочек хотя бы одна лодка каждый день! Конечно, хватает и любителей полихачить на гидроскутерах, таких намного больше, чем влюбленных, но я сплю и вижу, как они через годик-другой тоже влюбятся и еще придут ко мне за лодкой! – улыбнулся мужчина.
– Выходит, ты особо и не жалеешь, что все так получилось? – и тут она поняла, что не совсем верно выразилась и быстро добавила: – я о том, что ты сменил сферу деятельности.
– Дело вовсе не в деньгах, само собой, здесь я их заработаю в десятки раз меньше, а может и в сотни. Мне некуда больше ехать, я никуда не хочу. Я даже подумывал о том, что судьба неспроста все так разбросала, и я точно не случайно тут оказался.
– Может и так, время еще покажет! – ответила она, мысленно благодаря судьбу, пославшую его на ее путь.
До дома Роузи оставалось идти не так уж и долго, а Дэвид толком о ней ничего еще и не знал, несмотря на то, что сам выложил самое основное о себе. Наверное, в нем играло помимо простого интереса еще и привитое с годами качество сделки – всегда нужно хотя бы что-то полезное получить взамен. И он решил, что пора уже расспрашивать ее, иначе она никогда не расскажет первая, по крайней мере, сегодня точно не начнет. О, как он ошибался! Она была готова рассказать ему все, от начала и до конца, только он должен дать понять, что ему это интересно, ведь жизнь у нее, как она посчитала, далеко не такая насыщенная и наполненная нереальными для большинства ее знакомых и ее самой событиями.
– Расскажи о себе, Роузи! Я вообще ничего о тебе не знаю, кроме того, что тебе двадцать шесть, ты живешь с сестрой на время сессии и не стесняешься первая звать мужчин в кафе! – добродушно пошутил Дэвид.
– Если честно, то мне вообще не страшно звать кого-то первой. Не знаю почему, но мне кажется, что если ждать, что тебя позовут первой, то можно вообще никогда не дождаться, и в чем тогда смысл? – она развела руками в стороны и улыбнулась.
Дэвид смотрел на нее и восхищался – сколько в ее непринужденных жестах и улыбке красоты, сколько в ней жизнерадостности и энергичности, а ведь именно это и нравится большинству мужчин. Вот кого привлекает гордая, напыщенная и вечно стремящаяся заставить мужчину поправить ей корону, женщина? Вот кому такая вообще нужна? Ведь человек должен быть простым, с изюминкой, но не тараканами, с хитринкой, но не подлостью, с таинственно манящей сексуальностью, но не развратной похотью. В большинстве своем, к счастью, такие женщины преобладают в общей численности, но только среди тех, у кого хорошо работает мозг и кто воспитан прилично и достойно, а вот таких уже не большинство, к сожалению…
– Я, пожалуй, расскажу тебе, но даже не знаю, с чего начать и что вообще рассказывать, – продолжила Роузи, – У меня всегда так: хочется рассказать тогда, когда молчу, а как приходит время говорить – словно дар речи пропадает!
– А ты начни с самого начала, например, что ты делала на выпускном и как долго пыталась о нем забыть? – спросил Дэвид, ожидая интересного рассказа.
– Неожиданно! Но ладно, слушай тогда, – усмехнулась Роузи: – Выпускной – это черта, которая отделяет нас от детской жизни и начала взрослой, хотя, мы в одиннадцатом классе уже далеко не дети! Этого момента мы ждали очень долго, потому что дальше открываются самые радужные перспективы, желание творить, быть увлеченным кем-то или чем-то. Вообще, выпускной – это один раз в жизни, это запоминающаяся история, которая никогда не повторится, это момент, когда тебе признается в любви кто-то из одноклассников, осознавая, что больше может и не предоставится возможность что-то вообще сказать. Наверное, никогда так сильно не осознаешь, что это было самое счастливое время, проведенное вместе, как во время выпускного! Конечно, всегда бывают и неприятные моменты, но о своей школьной жизни всегда вспоминаю с теплом, и о выпускном не старалась забыть, как некоторые, я старалась о нем навсегда запомнить! А у тебя, судя по всему, он прошел неудачно, да?
– Нет, почему же, хорошо прошел, просто меня на нем не было! Я в тот момент сломал ногу и провалялся на больничной койке! Аттестат забрал уже в начале следующего учебного года. Правда, ко мне приходили ребята, мы вместе продублировали выпускной – всю больницу на уши поставили, но было весело! И куда ты дальше попала, после выпускного? Какие радужные перспективы тебя встретили?
Тут Роузи замялась, будто ей задали очень неловкий вопрос, ответ на который давать очень неудобно, но нужно. Дэвид это заметил и спросил:
– Мне не стоило задавать этот вопрос, Роузи?
– Почему же? Все хорошо, просто радужные перспективы меня, увы, не встретили с распростертыми объятиями, все пошло немного не так, как я планировала, вот и задумалась на секунду, что бы изменилось, будь все немного иначе. А вообще, да, тема не очень приятная.
– Тогда может давай на другую поговорим? Например, расскажи мне, почему ты сейчас учишься именно здесь на заочном? И, кстати, ты что-то говорила о том, что тебе звонил отец, и это было одной из причин срыва. Может, я могу чем-то помочь?
Последние слова как будто что-то перевернули в Роузи, она отвернулась и закрыла лицо руками. Она стояла и плакала, сначала бесшумно, но через несколько секунд не выдержала и зарыдала. Дэвид пытался расспросить в чем дело, одновременно утешая ее и приобнимая, но ничего не помогало. Оставалось только ждать, когда она сама успокоится. Успокоилась она быстро, достала платочек, вытерла слезы, пожаловалась на то, что тушь размазалась и засмеялась. Смеялась она не весело, с надрывом, но, наконец, заговорила:
– Знаешь, я не думала, что расплачусь. Какой-то вечер странный – так и вынуждает меня реветь. Все в порядке с твоими вопросами, просто и мне есть о чем сожалеть, если совсем уж честно, и о чем ты меня не спроси – все имеет начало с того момента, после выпускного. Никогда не знаешь, что случится хотя бы через несколько дней, наверное, если бы знал – из дома даже не выходил бы. Помню, пошли мы с мамой в торговый центр, это было как раз через несколько дней, после того, как я окончила школу. Была такая прекрасная погода, настроение шикарное, и мы с мамой решили, что самое время идти за покупками – как-никак, а училась я очень хорошо, с золотой медалью окончила школу. Да-да! – кивнула и расплылась в улыбке Роузи, заметив удивленное выражение Дэвида: – И пошли мы покупать мне новую одежду для университета. Долго ходили, перемеряли кучу всего, почти до самого закрытия ходили, а потом присели в кафе на первом этаже, устали за целый день. Наверное, лучше бы мы туда не заходили.
Дэвид в очередной раз убеждался в том, что никогда не стоит ничего думать о человеке, пока он сам не расскажет свою историю. На вид Роузи, не принимая во внимание ее шикарный вкус, запах и хорошенькую фигуру, самая обыкновенная веселая девушка, беззаботная немного и наивная, однако никто и никогда не видит израненного сердца, никогда не знает, сколько слез вылили эти прекрасные глаза, не знает, как тяжело приходилось улыбаться, когда внутри все было переломано и перевернуто вверх дном. Роузи продолжала:
– Мы заказали пиццу и сок, поговорили, посмеялись, а потом заказали десерт и кофе. Было уже поздно. Когда мы доедали, мама решила позвонить папе, чтобы он приехал и забрал нас. Конечно, мы могли и сами добраться, но у нас было много вещей, сумок, да и у папы был выходной, поэтому мама и решила, что так будет проще. Помню, как мы вышли на крыльцо, все сумки поставили рядом и принялись ждать папу. Была такая чудесная погода, никогда не забуду. Мы много шутили, смеялись, и все было прекрасно, но в один момент из торгового центра вышли какие-то два пьяных парня. Один из них закурил сигарету и что-то стал громко говорить второму. Мы немного от них отошли, потому что неприятно слушать было, и дым я не переносила – у меня на него аллергия. Им, видимо, не понравилось, что мы от них отошли, и они стали к нам цепляться. Сначала более-менее нормально говорили, еще даже на «Вы» к маме обращались, а потом стали говорить всякие непристойные вещи, деньги стали сунуть, мол, за эскорт-услуги. Я так испугалась! Спряталась за маму и испуганно выглядывала из-за нее. И самое интересное, что рядом проходило множество людей, но совершенно никому не было дела, что два неадекватных человека пристают к женщине и девушке, они все как будто этого не замечали! Мама говорила, точно помню, что им не надо так себя вести, что она стоит с дочкой и просто просила оставить нас в покое. Тот, который курил сигарету, услышал, что я – дочка, и тут же стал лезть ко мне, хватать за руки. Я стала кричать и прятаться за маму, я так тогда испугалась! Мама пыталась не пропускать его, но в это время второй тоже подошел и стал трогать маму.
В этот момент голос Роузи сорвался и она на некоторое время замолчала, но не заплакала, сдержалась. Дэвид молча взял ее за локоть и предложил не продолжать, если ей тяжело говорить об этом, но она продолжила:
– Я не знаю, какими нужно быть животными, чтобы вести себя вот так! Они смеялись, лапали то меня, то маму, и минуты, казалось, тянулись бесконечно, они превращались в часы. Я так ждала, когда же приедет папа и заберет нас, чтобы поскорее забыть весь этот ужас! Помню, как мама заплакала и что-то сказала о том, что они ведут себя, как животные, и второй потащил ее в сторону. В этот момент я заметила, как в паре метров от крыльца остановилась папина машина, и я закричала что есть силы, стала звать его. Он стал бежать в мою сторону, и я хотела рвануться к нему, но меня держал один из них за руку. Когда подбежал папа, он меня отпустил. Папа спросил меня, что случилось, но я не могла выговорить ни слова от шока, и когда он стал спрашивать, где мама, я только смогла показать головой в ту сторону, куда второй потащил маму. В этот момент этот урод ударил ее по лицу, папа что-то громко крикнул и сразу же побежал к ней. Тот, который стоял возле меня, тоже побежал за ним и попытался его схватить, но не успел. Я не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, но я тоже побежала и сзади набросилась на него. Не знаю, как там все происходило, но он сбросил меня с себя, а когда я поднималась с земли, то увидела как тот, который ударил маму, лежит на земле и не шевелится, раскинув руки в стороны, а второй стал бросаться на папу. Потом у него в руках оказался нож и он начал им махать из стороны в сторону. Я помню, как он замахнулся на папу, и я закрыла руками лицо от испуга, а когда открыла, папа стоял и держал в руке нож, весь в крови. Я еле-еле подошла к нему, потому что ноги стали как ватные, они меня не слушались, а он только и сказал мне, что все будет хорошо. Я еще помню, как подошла мама, он обнял нас и сказал ничего не бояться. Эти двое лежали на земле и не двигались. А потом мы услышали скрип тормозов, это подъехала полиция, и я только тогда заметила, что вокруг собралась огромная толпа. Они, полицейские, что-то стали кричать, и папа еще раз нам повторил, что все будет хорошо, и вышел вперед, подняв руки. Полицейские стали его бить и надели наручники, хотя он вообще не сопротивлялся. Я словно окаменела, а мама стала подбегать к ним и пытаться объяснить, в чем дело, но ее очень грубо оттолкнули. Потом подъехала еще какая-то машина и скорая помощь. К нам подошли какие-то люди, они сказали, что они сотрудники полиции и попросили нас пройти к машине. Мы даже вещи свои никакие не забирали, сразу пошли. Все, что я увидела, когда мы сидели в машине и уже отъезжали, как папу грубо заталкивали в полицейскую машину, а одного из этих двоих несли на носилках к скорой помощи. Все так быстро произошло, что я не могла прийти в себя, и очнулась только тогда, когда мы сидели в отделении и мама держала меня за руку. Мы просидели там до утра, давали показания, повторяли одно и то же по несколько раз. А потом я видела одного из них, когда нас еще несколько раз вызывали в милицию, и он утверждал, что это папа на него набросился. Как ни странно, одна камера торгового центра не работала, а вторая не захватила того момента, как второй ударил маму по лицу. И в итоге папу посадили на двенадцать лет… Тот, что с ножом на него бросался, второй… В общем, папа у него нож отобрал и ударил им его в живот, он умер в больнице, а у первого какие-то проблемы со здоровьем начались, он в реанимации лежал. Вот с того момента у меня все в жизни пошло не так, как я планировала: я никуда не поступила ни на тот год, ни на следующий. Маме нужна была поддержка, она просто не справлялась и плакала каждый день, хотя и я тоже, но все-таки хоть как-нибудь пыталась ее успокоить. Вот, с тех самых пор я знаю, как это видеть несколько раз в год папу, знаю, как несправедлива бывает жизнь, и просто не могу понять, за что все это нам, просто за что?
Дэвид молчал и ничего не говорил, когда Роузи уткнулась ему в грудь, он крепко обнял ее и не отпускал. За эти несколько часов, казалось, он нашел родственную душу, с которой ему было что разделить – воспоминания, ту часть жизни, которая никого не интересует, ведь в конечном счете сейчас многих интересует размер твоего счета в банке, но никак не состояние души и пережиток прошлого. Дэвид только поинтересовался, спустя какое-то время, почему на суде дали так много, а Роузи пояснила, что папа отвечал судье, который давил на него, что тот не должен был пускать руки в ход и тем более уж брать нож, что он сделал бы все точно так же, повторись эта ситуация снова, и даже когда он выйдет, без раздумий сделает все снова, если такая ситуация возникнет еще раз.
– Мама на суде плакала, и я плакала, мы просили не давать папе такой долгий срок, но нас никто даже не слушал, они сделали из папы какое-то чудовище, – сквозь слезы говорила Роузи, – А когда я сегодня говорила, что он мне звонил… Я так за него боюсь! У него такое слабенькое здоровье было, которое очень сильно подкосила тюрьма. Сам знаешь, в каких условиях они там находятся!
– Ему осталось всего три года, – посчитал Дэвид, – Будем надеяться, что все будет хорошо. А вообще, у тебя лучший отец в мире, я горжусь такими людьми, которые за свою семью готовы на что угодно!
– Я его очень сильно люблю и мне так страшно, так страшно его потерять! Я его не видела уже полгода…
– Роузи, все будет так, как должно быть, ты просто не думай о плохом. Он там уже девять лет, он справится, осталось по сравнению с этим сроком совсем ничего. Не падай духом! – басом проговорил Дэвид и крепко сжал ее за плечи.
Конечно, уверенности это не дало, но успокоило, потому что это именно то, что нужно в такие моменты, в моменты отчаяния и слабости – сильное плечо рядом. Наверное, проще всего открываться малознакомым людям и более всего тем, к кому возникла взаимная симпатия – в такие моменты просто хочется ни о чем не думать, вывалить все что внутри на собеседника, рассказать как есть, прошептать, да хоть прокричать то, что приходится скрывать, о чем приходится молчать, и пусть думает этот собеседник, что хочет! Пусть уйдет, если того пожелает, пусть, но об этом вряд ли придется жалеть, ведь именно в тот момент это было нужно. И в этот вечер каждый из этой пары хотел что-то сказать, не быть непонятым, и не быть поднятым на смех. Хотелось рассказать все тайны и секреты, только после таких душевных откровений не очень хочется разговаривать дальше, хочется прийти поскорее домой и заняться чем угодно: принять душ, сделать побольше пены, негромко включить музыку и просто расслабиться, подумать о том, какой будет связь завтра с тем, кому доверился сегодня.
Роузи попыталась немного пошутить о своем лишнем весе, которого на вид абсолютно не было, что-то рассказывала о маме, которая переехала жить к сестре, лишь бы не находиться в доме без мужа, пыталась всячески поддержать разговор, но он не клеился, абсолютно. Дэвид почувствовал, что пора уходить. Стоило провести девушку прямо к дому, мало ли что могло случиться, дураков хватает ведь…
На прощание Дэвид приобнял Роузи и сказал, что он был очень рад ее видеть и поблагодарил за великолепный подарок, на что она ответила:
– Береги себя, Дэвид! Надеюсь, что я не потеряю тебя! – и, положив на секунду руку на его плечо, резко развернулась и в течение нескольких секунд скрылась за темной, пошарпаной дверью подъезда.
Дэвид постоял еще около минуты, посмотрел вслед ушедшей девушке и подумал о том, что вечер прошел хорошо. Он был какой-то живой, не такой, какие бывают на корпоративах и загородных встречах, когда встречаются все «сливки» общества, впитавшие в себя самые недосягаемые вершины, которых не достичь обычным людям: то вседозволенность, власть, миллиардные состояния и многие другие возможности, которых лишен практически каждый второй. Дэвид был на таких встречах, он прекрасно знал, что там творится и какие ведутся бездушные разговоры, ведь мало кто проходил путь с самых низов, а с такими говорить редко интересно, ведь жизни, как таковой, они мало видели. И Дэвид действительно был рад встретить такого открытого и нужного человека, каким он и являлся сам. Правда, ему пришлось спуститься немного с тех вершин, на которые он честно забрался: видимо, на такие вершины нужные люди не заходят, а ему ведь и нужен был именно такой человек, как она. И он это понял, почувствовал, не смог объяснить, но в этом и не нуждался.
Мужчина уверенно зашагал по мокрому асфальту, даже не чувствуя холода, все думая о том, что же будет дальше, а так же о том, что дома его ждет чашка вкусного латте, какая-нибудь еще не прочитанная книга, которую читала мама и осознание одной вещи: теперь счастье рядом.