Глава 12
Вереек, как всегда, опаздывал. За все двадцать три года их дружбы он никогда не появлялся вовремя и никогда не ограничивался лишь несколькими минутами опоздания. Он не имел представления о времени и не беспокоился о нем. Он носил часы, но никогда не смотрел на них. Опоздать значило для Вереека прийти позднее по меньшей мере на час, иногда на два, особенно когда ждет друг, который знает о его привычках и простит.
Таким образом, Каллаган уже час сидел в баре, что, впрочем, вполне устраивало его. После восьми часов наукообразных дебатов он презирал конституцию и тех, кто преподавал ее. Ему необходимо было выпить, и после двух двойных порций шиваса со льдом он почувствовал себя лучше. Он видел свое отражение в зеркале за рядами спиртного и, всматриваясь в происходящее вдали за спиной, ждал появления Гэвина Вереека. Неудивительно, что его друг не смог пробиться как частный адвокат, у которого жизнь расписана по минутам.
Когда была подана третья двойная порция, через час и одиннадцать минут после назначенного времени, Вереек неспешно подошел к бару и заказал пива.
– Извини, я опоздал, – сказал он, пожимая руку Каллагану. – Я знал, что ты оценишь возможность побыть наедине со своим шивасом.
– Ты выглядишь уставшим, – сказал Каллаган, присмотревшись к нему, – старым и измотанным.
Вереек сильно постарел и прибавил в весе. Его залысины стали на дюйм больше со времени их последней встречи, а на бледном лице сильно выделялись темные круги под глазами.
– Сколько ты весишь?
– Не твое дело, – сказал он, не отрываясь от бутылки пива. – Где наш столик?
– Он заказан на восемь тридцать. Я полагал, что ты опоздаешь не меньше чем на полтора часа.
– В таком случае я пришел раньше.
– Можно сказать, да. Ты с работы?
– Я теперь живу на работе. Директор намерен выжимать из нас по сто часов в неделю, не меньше, пока что-нибудь не проклюнется. Я сказал жене, что буду дома к Рождеству.
– Как она?
– Прекрасно. Очень терпеливая леди. Мы ладим друг с другом гораздо лучше, когда я на работе.
Она была его третьей женой за семнадцать лет.
– Мне бы хотелось увидеть ее.
– Не стоит. Я женился на первых двух из-за секса, и он им нравился настолько, что они делились им с другими. На этой я женился из-за денег, и тут не на что смотреть. Она не произведет на тебя впечатления.
Он опорожнил бутылку.
– Я сомневаюсь, смогу ли я дотянуть до ее смерти.
– Сколько ей лет?
– Не спрашивай. Я действительно люблю ее, ты знаешь. Честно. Но теперь, после двух лет совместной жизни, я понимаю, что у нас нет ничего общего, кроме обостренной чувствительности к курсу акций на рынке.
Он посмотрел на бармена:
– Еще бутылку пива, пожалуйста.
Каллаган усмехнулся и сделал глоток из своего стакана.
– Сколько она стоит?
– Не совсем столько, как я думал. На самом деле я точно не знаю. Что-нибудь около пяти миллионов, мне кажется. Она рассталась с первым и вторым мужьями, а во мне ее привлекла, я думаю, неизведанная возможность побывать замужем за простым средним американцем. Это, а также секс просто великолепны, как говорит она. Они все говорят это, ты знаешь.
– Ты всегда клевал на таких, Гэвин, даже в юридической школе. Ты привлекаешь неуравновешенных и склонных к депрессии женщин.
– А они привлекают меня.
Он приложился к бутылке и наполовину опустошил ее.
– Почему мы всегда едим в этом месте?
– Не знаю. Это своего рода традиция. Она возвращает нас во времена юридической школы.
– Мы ненавидели ее, Томас. Все ненавидят ее. И все ненавидят адвокатов.
– Хорошенькое же у тебя настроение.
– Извини. Я спал всего шесть часов с тех пор, как они обнаружили трупы. Директор визжит на меня по пять раз на день. Я визжу на всех, кто стоит ниже меня. И все это – один большой свинарник.
– Допивай, старик. Наш столик готов. Давай выпьем, поедим и поговорим. И попытаемся приятно провести эти несколько часов.
– Я люблю тебя больше, чем свою жену, Томас. Ты знаешь об этом?
– Это ни о чем не говорит.
– Ты прав.
Они прошли за метрдотелем к небольшому столику в углу, который они заказывали всегда. Каллаган повторил заказ на спиртное и объяснил, что с едой они не спешат.
– Ты видел эту чертову писанину в «Пост»?
– Да, видел. От кого просочились эти сведения?
– Кто знает. Директор получил список в субботу утром лично из рук президента с совершенно недвусмысленными требованиями в отношении секретности. В последующие дни он не показывал его никому, но тем не менее сегодня утром выходит эта статья с именами Прайса и Маклоуренса. Войлз был вне себя от ярости, когда позвонил президент. Он сорвался в Белый дом, и между ними произошла небольшая драчка. Войлз пытался напасть на Флетчера Коула, но был остановлен Льюисом К. О. Сцена была отвратительная.
Каллаган внимал каждому его слову.
– Это очень хорошо.
– Я рассказываю тебе это для того, чтобы позднее, после нескольких стаканов вина, ты не ждал от меня остальных имен из этого списка. Я стараюсь быть твоим другом, Томас.
– Продолжай.
– В любом случае утечка не могла произойти у нас. Это невозможно. Она должна была произойти в Белом доме. В нем полно людей, которые ненавидят Коула, и все утекает оттуда, как из гнилой трубы.
– Возможно, утечку организовал сам Коул.
– Может быть, и так. Он скользкий ублюдок, и кое-кто считает, что он раскрыл имена Прайса и Маклоуренса для того чтобы напугать всех, а затем уже назвать двух кандидатов, которые покажутся более умеренными. Это похоже на него.
– Я никогда не слышал о Прайсе и Маклоуренсе.
– Ну слушай. Оба они очень молоды, им слегка за тридцать. Мы еще не проверяли их, но они, похоже, являются радикальными консерваторами.
– А остальные в этом списке?
– Ты торопишься. Я пропустил всего два пива, а вопрос уже сорвался у тебя с языка.
Официант принес напитки.
– Я хочу немного грибов с крабами, – сказал ему Вереек, – так, на закуску. Я умираю от голода.
Каллаган передал свой пустой стакан.
– Принесите мой заказ тоже.
– Больше не спрашивай, Томас. Ты можешь вынести меня отсюда часа через три, но я все равно не скажу. Давай договоримся, что Прайс и Маклоуренс являются типичными фигурами для всего списка.
– Все неизвестные личности?
– В основном да.
Каллаган медленно потягивал скотч и качал головой. Вереек скинул пиджак и ослабил галстук:
– Давай поговорим о женщинах.
– Нет.
– Сколько ей лет?
– Двадцать четыре, но очень зрелая.
– Ты мог быть ее отцом.
– Мог. Чем черт не шутит.
– Откуда она?
– Из Денвера. Я уже говорил тебе об этом.
– Я люблю западных девочек. Они такие независимые и нетребовательные. И к тому же склонны носить «Ливайс» и иметь длинные ноги. Я, наверное, женюсь на такой. У нее есть деньги?
– Нет. Ее отец погиб в авиационной катастрофе четыре года назад, и мать получила хорошую компенсацию.
– Тогда у нее есть деньги.
– Ей хватает.
– Надо думать, что хватает. У тебя есть фото?
– Нет. Она не внучка и не пудель.
– Ну почему ты не захватил ее фотографию?
– Я скажу ей, чтобы она прислала тебе одну. Почему это тебя так развлекает?
– Умора. Великий Томас Каллаган, у которого было полно женщин, влюбился по уши.
– Я не влюбился.
– Это, должно быть, рекорд. Сколько уже, девять или десять месяцев? Ты поддерживаешь устойчивые отношения почти год, не так ли?
– Восемь месяцев и три недели, но не говори никому, Гэвин. Это нелегко для меня.
– Твоя тайная жена. Ну, расскажи подробнее. Какой у нее рост?
– Сто семьдесят, пятьдесят четыре килограмма, длинные ноги, джинсы в обтяжку, независимая, без претензий, этакая типичная западная девочка.
– Я должен найти себе такую. Ты собираешься жениться на ней?
– Конечно, нет. Допивай свой стакан.
– Она у тебя одна?
– А у тебя?
– Конечно, нет. Никогда не ограничивался одной. Но мы говорим не обо мне, Томас, мы говорим здесь о Питере Пэне, Каллагане Холодной Руке, человеке с ежемесячно меняющимся представлением о женской красоте. Скажи мне, Томас, но только не лги своему лучшему другу, а просто посмотри мне в глаза и скажи: неужели ты докатился до моногамной связи?
Навалившись на стол всем телом, Вереек смотрел на него во все глаза и глупо улыбался.
– Не так громко, – сказал Каллаган, оглядываясь по сторонам.
– Ответь мне.
– Назови остальные имена из списка, и я отвечу тебе.
Вереек отвалился от стола.
– Прекрасный ход. Я думаю, что твой ответ должен быть утвердительным. Ты влюбился в эту девицу, но не хочешь признаться в этом. Мне кажется, что ты у нее на крючке.
– О’кей, я у нее на крючке. Тебе стало легче?
– Да, намного легче. Когда я смогу увидеть ее?
– Когда я смогу увидеть твою жену?
– Ты запутался, Томас. Это совершенно разные вещи. Ты не хочешь видеть мою жену, я же горю желанием посмотреть на Дарби, понимаешь? Заверяю тебя, они совершенно разные.
Каллаган улыбнулся и отпил из стакана. Развалившись на стуле, Вереек скрестил ноги в проходе и поднес к губам зеленую бутылку.
– Ты уже хорош, дружище, – сказал Каллаган.
– Мне жаль. Я пью слишком быстро.
Грибы подали в шипящих кокотницах. Вереек отправил в рот сразу два из них и теперь яростно жевал. Каллаган наблюдал. Шивас приглушил чувство голода, и он решил подождать с едой несколько минут. В любом случае алкоголь ему нравился больше, чем пища.
Четверо арабов шумно уселись за соседний столик, громко тараторя на своем языке. Все четверо заказали виски «Джек Даннель».
– Кто убил их, Гэвин?
С минуту тот продолжал жевать, затем с усилием проглотил.
– Даже если бы я знал, то не сказал. Но, клянусь, я не знаю. Это уму непостижимо. Убийцы исчезли бесследно. Все было тщательно спланировано и безупречно исполнено. Ни одной улики.
– Почему такое сочетание?
Он отправил в рот очередной кусок.
– Здесь все очень просто. Просто настолько, что можно не обратить внимания. Они были легкоуязвимы. У Розенберга не было охраны в его городском доме. Любой воришка мог войти и выйти. А несчастный Джейнсен слонялся ночами по таким местам… Они были беззащитны. В точно назначенное время каждый из них умер, остальные семеро судей имели агентов ФБР у себя дома. Вот почему были выбраны эти двое. Они были глупые.
– Тогда кто выбрал их?
– Кто-то с большими деньгами. Убийцы были профессионалами, которые, вероятно, убрались из страны в течение нескольких часов. Мы предполагаем, что их было трое или даже больше. Побоище в доме Розенберга мог устроить один человек, а над Джейнсеном работало, по нашим предположениям, не менее двух. Один или два вели наблюдение, пока парень со шнурком делал свое дело. Несмотря на то что это был грязный притон, он был открыт для публики и довольно опасен. Но они очень хорошо справились с заданием.
Конец ознакомительного фрагмента.