Глава седьмая
Старков вернулся в прокуратуру, но едва он успел переступить порог кабинета, как зазвонил телефон.
– Семёныч, это Трофименко. Дуй к нам: Ковалёв вернулся из школы, и «по низу» тоже прошла информация.
Старков с досадой пристукнул кулаком по столу.
– Дай хоть пообедать, Василий Николаевич. Тут за углом – блинная… блин, ну, ты знаешь…
– У нас пообедаешь! – непререкаемым тоном пробасила трубка. – Сегодня – очень хороший обед: борщ, котлеты с картофельным пюре на молоке, компот из сухофруктов. На всё про всё скидка – сто процентов! Ну, и чем-нибудь зальём огорчение! Давай, подваливай!..
Через двадцать минут – вместо нормативных десяти, по причине «гудящих» ног – Старков в очередной за сегодня раз открывал дверь в кабинет Трофименко.
– Лёш, ты извини, но без тебя – как без рук! – сразу же повинился Трофименко. – А насчёт столовой – будь спок: сюда доставят! Только сначала завершим программу дня.
Старков устало опустился на стул за приставкой к столу Трофименко.
– Василий Николаевич, сразу, первым пунктом: что прошло «по низу»?
Подполковник заговорщически подмигнул Старкову.
– Кое-что надыбали! Наш человек, всё-таки, «раскрутил» пацана. Ну, конечно – не чистосердечное признание, но, так сказать…
– Не томи, Василий Николаевич: так и скажи!
Трофименко рывком подтянулся к Алексею Семёновичу, едва ли не уткнувшись лицом в лицо.
– Пацан сознался, что в школе над ним регулярно издевались, причём, не столько мальчишки, сколько девчонки. Ну, ты видел этого дохляка?
Старков кивнул головой.
– Ну, вот. «За выдающиеся спортивные достижения» его освободили от физкультуры»: даже стометровку он не мог пробежать, приходил последним, после всех девчонок. На физкультуре он всегда сидел на лавочке у стены и «заслушивал» оскорбления, которыми его одаривали в течение всего урока. Особенно старалась Котова.
Трофименко усмехнулся.
– Девица-то была, оказывается – о-го-го! Смазливая лицом, фигуристая, шустрая, заводила – не то, что этот заморыш. Вот, от неё Петухову и доставалось больше, чем от кого бы то ни было. «Железный» мотив!
Трофименко взглядом победителя уставился на Старкова: искал следы одобрения, да не нашёл.
– Ты не отвлекайся, Василий Николаевич, – устало поморщился Старков. – «Доставалось больше, чем от кого бы то ни было». И?
Подполковник обиженно засопел: не такой реакции он ожидал на свою дедукцию.
– Вот тебе и «и»!.. Ладно… Однажды, когда Петухов, которого уже «достали» все эти «подначки»…
– «Не вынесла душа поэта позора мелочных обид»?
– Что-то вроде этого… Так, вот, однажды после уроков Петухов решил «подкачаться». Пробрался в пустой спортзал, зацепился за перекладину на турнике… и повис сосиской! Тут его и застукали…
– In flagranti delicti, – снова не утерпел Старков.
– Чего? – оказался честен подполковник.
– «На месте преступления» – латынь.
– Ну, я и говорю, – вернулся в образ Трофименко. – Петухов думал, что он один, но не тут-то было. Эта Котова с подружками выследила его, а когда он повис, выскочила вместе с ним из «дамской» раздевалки и… Как ты думаешь, что дальше было?
«Призванный в мыслители», Иванов с усталой укоризной «отметился» в Трофименко.
– А чего мне думать – сам скажешь.
– Вот, ведь, какой ты! – огорчённо крякнул подполковник. Но через мгновение от огорчения на его лице не осталось и следа. – Они стянули с него трико и трусы!
– И не нашли ничего под трусами? – с усмешкой «догадался» Старков.
– «В точку!» – чуть ли не взревел от восторга Трофименко. – Его хрен оказался…
– «С гулькин хрен», – опять догадался Старков.
– Именно, Лёша!
Подполковника так и распирало от восторга. Чувствовалась, что информация не просто доставляла ему «эстетическое наслаждение»: она славно укладывалась в его «железную» версию.
– Девки принялись хохотать, а Котова прямо сказала, что с таким «хозяйством» ему нечего делать на бабе! Так прямо и сказала: нечего делать на бабе, потому что нечем! Ты представляешь?!
– Продолжай, продолжай, – «представил» Алексей Семёнович.
– Малец настолько «вышел из берегов», что обещал «грохнуть» её, но перед этим показать, «как ему нечего делать на бабе»!
Трофименко настолько утомился собственным энтузиазмом, что вынужден был обратиться за помощью к стакану минералки. Со Старковым он, разумеется, поделился по-братски. Утерев мокрый подбородок по-народному – рукавом – он в очередной раз не выдержал испытания славой и «обрядился в триумфатора».
– Лёш, вот откуда палка в «дыре»! Вот, что он хотел этим показать – и показал! Вот как, а главное, чем он её отымел! Я уже не говорю за мотив: «козе понятно» – месть!
С видом неисправимого заговорщика Трофименко опять придвинулся к Старкову.
– Кстати, «добыча» Ковалёва в полном объёме подтверждает факт… ну, инцидента в спортзале и «торжественного обещания юного пионера». У Ковалёва на руках – восемь объяснительных от девчонок и пацанов. А кроме того…
Вид заговорщика стал уже «нестерпимо заговорщическим».
– … у нас есть кое-что и на папашу, на Петухова-старшего. Говорят, плаксиво-прыщавый сынок поплакался мужику в «жилетку», и тот пообещал сыну, что за писюн сучка ответит.
– «Откуда дровишки»? – заинтересованно прищурил глаз Старков.
– От Ковалёва, разумеется! – удивлённый «несообразительностью» визави, развёл руками Трофименко.
Старков усмехнулся.
– «Товарищ не понял»: я спрашиваю, чем объективно подтверждаются слухи, которыми разжился Ковалёв в школе? «Говорят» – не доказательство.
Подполковник перестал излучать сияние и свёз в гармошку «ленинский» лоб.
– Ну, пока, как говорится… чем богаты – тем и рады. Доработаем, Семёныч! Главное, есть от чего отталкиваться!
– Против этого нет возражений, Василий Николаевич, – смягчился Старков. – А, кстати, ты озадачил своих насчёт Петухова-старшего?
Широкое лицо Трофименко расцвело снисходительной улыбкой.
– Обижаешь, Семёныч! Двое моих – уже там. И не для подглядывания из-за кустов: сразу же и возьмём!
– Добро!
Звучным шлепком широкой ладони Алексей Семёнович приговорил вопрос.
– А теперь, что: займёмся прыщавым?
Так как текст даже на слух не напоминал всего лишь вопрос, Трофименко сориентировался мгновенно: Старков ещё только «выставлял знак» – а подполковник уже давил клавишу аппарата селекторной связи.
– Андреев, веди сюда этого хрена!
Через три минуты капитан Андреев «предельно вежливо», всего лишь при помощи рук и ног вталкивал Петухова-младшего в кабинет.
Трофименко встретил появление «объекта работы» широкой «добродушной» улыбкой… и уже хорошо знакомым тому резиновым шлангом, который подполковник выложил на стол сразу же по водворению «объекта» на стул.
Увидев «хорошего знакомого», юнец в ужасе отпрянул назад, но был тут же возвращён в исходное положение увесистым тычком в спину от расположившимся позади Андреевым.
– Ну, поговорим?
Похлопывая шлангом по ладони, Трофименко двинулся «из пункта A в пункт B». По условиям школьной задачи встреча должна состояться в пункте C. Но жизнь – не школа, и, как минимум, в этом кабинете, встреча должна была состояться в пункте B. И, судя по тому, как ещё в пути следования улыбка на лице подполковника из разряда добродушных перешла в разряд нехороших, встреча эта не сулила «объекту из пункта B» ничего хорошего.
– Предупреждаю сразу: моё терпение – на исходе, как и время. И если ты опять будешь испытывать его, то я испытаю прочность этой резины на твоей спине. Ты не представляешь, насколько я буду огорчён, если мы с тобой не достигнем взаимопонимания.
Трофименко обернулся на Старкова.
– Товарищ старший следователь по особо важным делам!
«Повышенный в чине» – для пользы дела – Старков моментально исполнился театральной важности.
– Я прошу Вас передать мне документы, подтверждающие виновность гражданина Петухова в совершении тяжкого преступления.
Старков вложил тонюсенькую подшивку в папку с сотней чистых листов бумаги и с важным видом передал «документы» подполковнику.
– Протоколы допросов школьников, учителей и соседей – здесь? – продолжал играть Трофименко.
– Разумеется, товарищ подполковник, – тоже соответствовал образу Старков.
«Не пропадёт ваш скорбный труд»: перечень фигурантов, особенно упоминание школы, явно потрясло юнца. Он уронил голову между колен: текст шёл уже оттуда.
– Я всё скажу.
– Ну, всё, что ты хочешь сказать, мы и без тебя знаем, – поморщился Трофименко. – А мы хотели бы услышать не это, а то, что ты можешь сказать, но не хочешь в глупой надежде утаить это от нас с товарищем старшим следователем по особо важным делам.
– Так про школу не надо?
Петухов-младший робко выглянул – одними глазами – откуда-то снизу.
– Это ты – о трусах, писюне и насмешках Котовой?
«Объект» скорбно качнул головой между колен.
– Нет, об этом не надо, – лениво махнул рукой подполковник. – Лучше – с того места, когда ты пригрозил её «грохнуть» и «отодрать». Ты ведь грозился сделать и то, и другое?
На этот вопрос реакции не последовало: не самый умный даже в своей школе, Петухов, тем не менее, почувствовал, куда ведёт его этот вопрос и куда заведёт его ответ. Но он «играл с огнём»: подполковник Трофименко был не их тех «добрых следователей», которые ограничиваются показаниями, которые, в свою очередь, готовы «показать» подследственные. Трофименко свято исповедовал лозунг на тему горы и Магомета, а ещё он не собирался играть в «доброго следователя» и «следователя злого»: он всегда был самим собой, то есть, «злым следователем».
– Ты оглох, сучонок?
Подполковник уже вышел из образа и «вернулся в себя».
– Я задал вопрос: ты грозился «отодрать» и «грохнуть» Котову?
Уяснив, как завибрировал голос Трофименко и как ещё больше завибрировал в его руках шланг, Петухов тут же «отставил глухонемого».
– Да… г-грозился…
– Вот, – «подобрел» Трофименко. – А теперь расскажи, как ты привёл свой план в исполнение?
– Я его не привёл.
Покоситься в сторону вибрирующего шланга Петухов не успел, потому что шланг уже не вибрировал, а вовсю работал по спине юнца.
– Ай-ай-ай!
«Троекратно воздать» шлангу Петухов, всё же, успел.
– Но у тебя был же план? – взревел Трофименко, покручивая шлангом у самого носа Петухова.
– Был, – не стал искушать судьбу «объект».
– Очень хорошо, – благодушно одобрил Петухова Трофименко, и тут же поправился. – Очень плохо, конечно, я хотел сказать… Ну, и что это был за план?
Петухов «засмущался», но ненадолго: новая «порция шланга» сразу же вернула подследственному его образ со всеми его наличествующими обязанностями и отсутствующими правами.
– Я… хотел ей доказать, что член… что я…
– Что ты – член, или что ты – с членом? – под весёлую ухмылку уточнил Трофименко.
Петухов вновь попытался смутиться, но вид шланга заставил его передумать.
– Ну, да… То есть, что я… ну – мужчина…
– И каким образом ты хотел доказать ей это?
Юнец нахмурился и вздохнул.
– Я хотел выследить её на пустыре… ну, там, где её потом нашли…
– А как ты мог знать, что она там бывает? – заинтересованно подключился Старков, оторвавшись взглядом от окна, «за которым» отсутствовал всё это время.
– Их кот постоянно убегает туда.
– Понял: дальше.
Старков и Трофименко отработали почти в унисон.
– Я хотел… это…
– Подкараулить её, – мягко встрял Старков: у Трофименко наготове был «более народный» вариант.
– Ну, да… потом дать ей по башке кирпичом, а когда она потеряет сознание, раздеть её и засунуть ей в пиз… в… это…
– Во влагалище, – не изменил в себе интеллигенту Старков, опережая рвущегося с иным уточнением Трофименко.
– Да: в логовище.
На это раз Старков и Трофименко были единодушны: расхохотались a capello. Веселила, разумеется, не покойница – что тут весёлого: веселила серость человеческая.
«Обрадованный пониманием», юнец тут же обложился руками.
– Но я её не убивал!
– Не хотел убивать, но…
Первым за «ниточку» ухватился подполковник.
– Нет, и не хотел и не убивал! – решительно и слезоточиво принялся рвать «ниточку» юнец. – Да, я её ждал в тот день, но так и не дождался. Хотя кота ихнего я видел там, на пустыре…
– Интересное кино, – задумчиво пробормотал Старков, откуда-то «из заграницы… самого себя». – Значит, кот, всё же, ушёл «гулять сам по себе»… или «его ушли»…
– О чём это ты? – удивлённо приподнял бровь Трофименко.
– Так – мысли вслух… Ладно, Петухов-младший…
Старков рывком оторвал седалище от сиденья.
– Никакого алиби у тебя нет – даже однопроцентного. То, что ты чересчур громко возмущался насчёт «покражи» расчёски, вполне могло быть работой на публику для «отмазки». Расчёску ты потерял на пустыре, а потом придумал историю с раздевалкой.
– Но я…
– Заткнись и не мешай работать!
Трофименко тут же пособил «старшему следователю по особо важным делам» – при содействии шланга и участии рёбер Петухова.
– Продолжайте, товарищ старший следователь по особо важным делам: он больше Вам не помешает.
Старков отвесил благодарственный поклон и на мгновение призадумался.
– А скажи-ка мне, Петухов, ты папашу посвящал в свои планы? Только не врать!
Петухов опустил глаза.
– Ну, я ему… Я сказал, что хочу её…
– Хочу её?! – мгновенно «отработал на перехват» Трофименко.
– Нет, ну, не то, чтобы… Ну, в общем… то, что я вам уже рассказывал…
– А папаша? – загорелся Трофименко. – Как папаша отреагировал?
Следом за глазами юнец опустил и голову.
– Он сказал, что незачем городить огород… Ну, что он сам с ней разберётся.
– И разобрался?
Глаза подполковника зажглись хищными огоньками: тигр, а не милиционер!
Петухов засопел.
– Ну, он ходил к ним.. ну, к Котовым во двор… ну, и там пообещал… то есть сказал…
– Пригрозил, – жизнерадостно поправил Трофименко.
– Ну, да… Ну, что он её «отдерёт» за то, что она обидела его сына…
– А кому он это сказал? – продолжил солировать Трофименко: опять «удалившись за окно», Старков явно думал о чём-то своём, очевидно, никак не связанном именно с этими показаниями Петухова.
– Котовым сказал… Ну, её отцу и матери…
– Кто это слышал?
– Соседи… ну, которые – через забор.
Трофименко энергично повернулся к Старкову.
– А, Семёныч? Всё – «в цвет»!
Однако Семёныч почему-то не спешил разделять энтузиазм подполковника. Вместо жизнерадостного подключения к торжеству он сначала неопределённо пожевал губами, и лишь затем выдал текст, но совсем не тот, какой от него ждал всё ещё испускающий сияние Трофименко. Да и получателем текста оказался не Василий Николаевич.
– А скажи мне, Петухов-младший, когда ты излагал отцу свой план в отношении Котовой, кроме вас дома был кто-нибудь?
Игнорированный «уклонистом Семёнычем», «Трофименко сначала обиженно, а затем удивлённо выдул губы. Весь его вид даже не говорил, а вопиял: а это-то тут – при чём?! Зачем уводить разговор – вместе с парнем – от перспективной темы?!
Неожиданно и Петухов разделил огорчение своего «истязателя», но по другой причине. Вопрос «старшего следователя по особо важным делам» не доставил ему удовольствия лишь потому, что парень явно не возражал против собственной замены на «жертвенном ложе» и тюремных нарах. Петухов-младший со всей очевидностью не возражал против того, чтобы подставить вместо себя папашу. Поэтому он сначала огорчился, и лишь затем начал припоминать. Припоминая, он даже отважился разок дёрнуть плечом, как бы сомневаясь в надёжности памяти.
– Нет, кажется, никого… Мать была на работе… Она уборщицей работает… Хотя…
– Что? – оживился Старков – слегка, в формате приснопамятного зицпредседателя Фунта из «Золотого телёнка».
– Приходил к нам какой-то «опер»… виноват: милиционер…. в пинжаке…
– В штатском.
– Ну, да.
– Что за «опер»?
– Я его впервые видел, – насупился Петухов. – Да к отцу много их ходит: и участковый, и другие… Чуть где что случился – сразу к отцу…
– Узнать сможешь?
Петухов наморщил узенький лоб и отрицательно мотнул головой.
– Он же с отцом разговаривал. Я в этот момент вышел из кухни. А он стоял ко мне спиной.
– А отец узнает?
– Ну, это у него надо спрашивать, – комбинированно осмелел-обнаглел Петухов: явно почувствовал, что интерес следствия вновь переключается в спасительном для него направлении – на папашу.
– А в какой момент появился «опер»?
Алексей Семёнович великодушно «отпустил наглецу»: сейчас его больше интересовало продолжение, чем воздаяние. Трофименко застыл с открытым ртом – явно не от возмущения «мягкотелостью» Старкова: с каждым вопросом Семёныч всё дальше уходил от «магистрального направления».
– Не помню.
– Ну, ты ещё не закончил излагать свой план отцу? – продолжал наседать Старков.
Петухов опять рискнул двинуть плечом.
– Ну, «опер»… милиционер… пришёл… в этот вечер, когда мы говорили с отцом… ну, обо всём этом…
Старков откинулся на спинку стула с явным удовлетворением на лице. Наконец Трофименко, судя по его проясняющемуся взгляду, уже начал догадываться о том, что «вопросы не по теме» были, всё же, по теме, пусть ещё и не вполне ясной для подполковника.
– Ладно!
Поскольку Старков не выражал намерения продолжить расспросы, Трофименко энергичным шлепком ладони по столу «приговорил» ситуацию.
– Подпиши протокол: здесь, здесь и здесь!.. Подписал? Андреев, отведи этого насильника…
Петухов вздрогнул и втянул голову в плечи.
– … обратно в камеру и возвращайся!
Когда двери за обоими закрылись, Трофименко – уже с пасмурным лицом: неподражаемый мастер перехода из одного состояния в другое – переключился на Старкова.
– Ты, что Семёныч: думаешь, что к ним под видом милиционера наведался настоящий убийца?
– Или настоящий убийца в качестве настоящего милиционера, – раскачиваясь на стуле, не задержался с ответом Старков.
На этот раз подполковник не стал возмущённо таращить глаза. Некоторое время он хмурился, молча шмыгал носом и трепал пальцами мочку уха: думал. Наконец, он надумал:
– Это всё – не из жизни, Семёныч! Это всё – кино! «Может, где-то там, высоко в горах, но не в нашем районе»…
Цитата «из «товарища Саахова» была вполне узнаваемой, но энтузиазма на лице Старкова она почему-то не прибавила. Зато её отсутствие – точно по Ломоносову – прибавило решительности на лице и в голосе Трофименко.
– Чем сочинять образ маньяка, давай лучше займёмся Петуховым-старшим!
– Давай, – равнодушно повёл плечом Старков.