Вы здесь

Дело заботливого опекуна. Глава 1 (Э. С. Гарднер, 1965)

Глава 1

Войдя в контору, адвокат Перри Мейсон улыбнулся своей секретарше.

– Что нового, Делла?

Делла Стрит оторвалась от просмотра почты и сделала выразительный знак глазами.

– Шеф, если ты хочешь, чтобы от твоей влюбчивой регистраторши Герти была хоть какая-то польза, срочно избавься от Керри Даттона.

– А кто он такой, этот Даттон?

– Это молодой человек, весьма элегантно одетый. У него греческий профиль, как на камее, вьющиеся темные волосы, серые глаза и очень красивые губы. Своими широкими плечами, тонкой талией и всем прочим он может свести Герту с ума. Она не отводит от него глаз…

– И чего хочет этот Даттон?

– Секрет. Его визитная карточка гласит: «Советник по капиталовложениям». Он сказал лишь, что хочет видеть тебя по делу, весьма деликатному и сугубо личному, он боится огласки.

– Каков его возраст?

– Тридцать, может быть, тридцать два.

– Надеюсь, что это не подвох, чтобы впутать меня в темное дело, – пробормотал адвокат, садясь в кресло. – Как бы то ни было, мы его примем, хотя бы для того, чтобы спасти Герти от чар.

Делла вышла в приемную и впустила посетителя в кабинет. Мужчины пожали друг другу руки, после чего Даттон сказал:

– Я вам очень благодарен, мистер Мейсон, что вы меня приняли без предварительной записи, так как мое дело не терпит отлагательств…

– Прошу вас изложить суть дела без лишних предложений, – сказал Мейсон, любезным жестом предлагая посетителю сесть. – Боюсь только, что вам нужно было обратиться не ко мне. Как я понял, вы занимаетесь вопросами размещения капитала?

– А вы занимаетесь защитой преступников, не так ли? – живо перебил его Даттон.

– Ну, допустим…

– Значит, я пришел куда надо.

– Кто же преступник?

Даттон ткнул себя пальцем в грудь. Мейсон посмотрел на посетителя более внимательно.

– Вы арестованы и отпущены на поруки?

– Нет! – ответил Даттон, покачав головой. – Я пришел к вам как раз потому, что не хочу быть арестованным и попасть в тюрьму.

– У вас растрата?

– Да.

– Кто понес убытки?

– Дезире Эллис.

– На какую сумму?

– Можно считать, что на четверть миллиона долларов.

Мейсон наклонил голову:

– У каждого преступника есть право обращаться к адвокату за защитой… Но адвокат не может становиться соучастником преступления. После того что вы мне сказали, моя обязанность и долг – не только предупредить вас о неминуемости ареста, но и вызвать полицию, чтобы она выполнила свой долг.

– Не спешите, мистер Мейсон, вам еще неизвестны все факты.

– Но мне известно вполне достаточно для того…

– Может быть, вы все же позволите мне закончить свой рассказ?

– В вашем распоряжении две минуты, – ответил Мейсон. – Я крайне занят, и ваши дела интересуют меня не больше, чем вы сами.

Даттон покраснел, но тем не менее продолжил повествование.

– Темплтон Эллис, отец Дезире Эллис, умер четыре года назад. Он был одним из моих постоянных клиентов. В то время Дезире было всего двадцать три года, и ее увлечений отец не одобрял. Поэтому в своем завещании Эллис-отец доверил мне все свое состояние с тем условием, чтобы я обеспечивал дочь средствами на все необходимые расходы, но в соответствии с моим пониманием того, что ей действительно необходимо. При этом он дал право расходовать средства и из основного капитала, но лишь при условии, что я сочту это разумным. Мне было дано право свободно покупать и продавать ценности по своему усмотрению.

– То есть Эллис-отец поручил вам распоряжаться состоянием дочери?

– Да, он сделал это для защиты ее состояния от нее самой.

– Но принял ли он какие-нибудь меры для защиты интересов дочери от вас?

– Никаких!

Молчание Мейсона было достаточно красноречивым.

– Общая сумма наследства составляла более ста тысяч долларов, а за четыре года, прошедших после кончины отца, я передал ей примерно сто десять тысяч долларов.

Мейсон нахмурился:

– Мне послышалось, вы говорили о растрате четверти миллиона?

– Да… в некотором смысле.

– Не понимаю.

– Отец Дезире хотел, чтобы я сохранил то, что он оставил, но он вовсе не запрещал мне покупать и продавать. В частности, у него был пакет акций компании «Стир Ринд Ойл», которые я продал, не говоря никому ни слова, так же как и бумаги других, таких же неперспективных компаний, к которым он испытывал слабость по личным причинам. Сумма, которую я получил после продажи этих акций, оказалась значительной, и я разделил ее на три части. На первую я купил надежные ценные бумаги, на вторую приобрел акции, которые, по имеющимся у меня сведениям, имели серьезные шансы повыситься в цене. На последнюю треть я приобрел земельные участки в районах, которые, на мой взгляд, должны были быстро развиваться. Позднее я продал все это с большой выгодой, и таким образом возникла сумма в четверть миллиона.

– Но разве вы не были обязаны ежегодно отчитываться наследнице в своих действиях?

– Я никогда этого не делал, и она никогда не требовала у меня отчета.

– Она никогда не интересовалась, что стало с ее деньгами?

– Ей казалось, что она знает. Сейчас она уверена, что у нее не осталось ни цента, поскольку я ежемесячно давал ей не менее двух тысяч долларов с самого дня смерти ее отца.

– Две тысячи долларов в месяц? Полагаю, она должна была откладывать часть этой суммы?

– Напротив, у нее вскоре появились долги. Нет большей простофили в денежных делах, чем она, простите за вульгарное выражение. Она не стеснялась занимать у кого только можно. Тогда я положил все деньги на свое имя.

– Вы совершили все виды преступления – растрату, присвоение имущества, злоупотребление доверием и тому подобное.

Мейсон переглянулся с Деллой, сидевшей в углу комнаты.

– Да, – подтвердил Даттон, – но я продолжаю считать, что поступил правильно.

– Чего же вы хотите от меня? – спросил Мейсон.

– Срок разрешения, выданного мне отцом Дезире, истекает через три месяца. Тогда я должен буду предоставить отчет в своих действиях и передать ей все деньги, которые у меня остались.

– А вы не в состоянии этого сделать?

– В том-то все и дело! – с озадаченным видом сказал Даттон. – Хотя бы потому, что вся имеющаяся сумма оформлена как моя собственность.

Мейсон окинул Даттона задумчивым взглядом и сказал, опершись на стол:

– Объясните мне откровенно, в чем состоит затруднение?

– Я сделал все, что было в моих силах, чтобы защитить интересы Дезире. Сто тысяч долларов – это не так много, но, с точки зрения небогатого человека, – это сумма значительная. Когда умер отец Дезире, она уже якшалась с длинноволосыми молодыми людьми, которые не чистят ногтей и принадлежат к идеалистам крайне левого направления. Они были не прочь поживиться за ее счет, продолжая удерживать ее от себя на некотором расстоянии. Дезире – девушка очень чувствительная, страдающая от одиночества и готовая вступить в любой кружок подобного рода… Ее отец надеялся, что за четыре года она научится лучше разбираться в жизни и правильно понимать людей.

– Ее отец оформил этот документ с целью защитить дочь от подобных типов?

– Да! Его мысль заключалась в том, что я буду держать ее кошелек в своих руках до тех пор, пока ее окружение не изменится. Это он дал мне понять более или менее четко во время нашего последнего разговора перед его смертью.

– Почему же вы не выполнили его волю?

– Потому что я считал, что было бы нечестно использовать те преимущества, которые он мне дал. Я предпочел действовать так, как я вам рассказал, надеясь, что ее друзья, пользуясь ее доверием в течение четырех лет, поверят, что она растратила все наследство, и отойдут от нее сами собой.

– И чтобы добиться этой цели, вы пошли на риск сесть в тюрьму?

– Я прошу вас помочь мне избежать такого исхода.

– Сколько вам лет?

– Тридцать два.

– А Дезире?

– Ей исполнится двадцать семь через несколько месяцев.

– И вы так ее любите?

– Что? Что вы говорите?! – воскликнул Даттон, вскакивая со стула.

– Перед вами открывались отличные профессиональные перспективы, ибо вы, по-видимому, человек весьма способный, но, чтобы защитить Дезире от ловцов удачи, чтобы не дать ей стать жертвой, вы рискуете всем своим будущим без какой-либо очевидной выгоды для себя. Мой дорогой, вы обращаетесь к адвокату, а среди таковых дурачков мало. Поэтому не лучше ли для нас всех, если вы скажете мне всю правду!

Даттон вздохнул, бросил сконфуженный взгляд на Деллу Стрит и продолжил свою исповедь:

– Это правда, я люблю ее, я всегда ее любил, но в создавшемся положении я ума не приложу, как я смогу ей в этом признаться.

– Почему же?

– Да потому что я для нее нечто вроде дядюшки, старшего брата, в какой-то степени руководителя и наставника. Для всех этих бездельников – ее друзей, – для всей этой грязной банды я нечто вроде престарелого пугала.

– Четыре года назад вам было всего двадцать восемь лет, – заметил Мейсон. – Уже тогда вы добились больших успехов в своей профессии, и мистер Эллис обратился именно к вам, он не стал искать более солидного и опытного человека. Почему?

Немного поколебавшись, Даттон ответил:

– По правде говоря, мистер Эллис чувствовал ко мне большую симпатию. Он полагал, что я смогу оказывать на Дезире благотворное влияние.

– Говоря просто, он надеялся, что если Дезире будет вынуждена часто обращаться к вам, то волей-неволей она вами увлечется?

Даттон снова покраснел.

– Такая мысль приходила ему в голову, это верно… ему были известны мои чувства к Дезире. Но результат получился прямо противоположный тому, на который надеялся старый Эллис. Дезире видит во мне просто скрягу, а разница между нами в возрасте представляется ей несоответственно большой.

– Значит, вы влюблены в нее примерно четыре года?

– Пять.

– И вы никогда ничего не говорили ей?

– Конечно, говорил, но в последние четыре года – нет.

– И как она реагировала на ваше признание?

– Она объявила, что я сам себя в этом убедил, что я не могу быть влюбленным в нее по-настоящему. Что она предпочитает считать меня чем-то вроде старшего брата, а если я снова об этом заговорю, это будет конец нашей дружбы.

– И вы приняли ее ультиматум?

– Я решил подождать и посмотреть, чем все это закончится…

Мейсон перебил его, думая о своем:

– Эллис знал о приближении смерти?

– Да. Врачи дали ему восемь месяцев, но прогноз оказался слишком оптимистичным, ибо он не протянул и шести.

– А как Дезире отнеслась к выданному вам документу?

– Отрицательно! Она была оскорблена, считая, что отец хочет руководить ею даже из могилы. А она вообще не терпит никакого руководства.

– Ее раздражение обратилось против вас?

– Да.

– И вы решили, что, распоряжаясь ее имуществом так, как вы рассказали, завоюете ее привязанность?

– Я думал только об одном: помешать ей оказаться добычей искателей приданого. Вопреки всем моим усилиям, недавно на эту роль объявился претендент – один из этих бездельников. Он хочет жениться на ней только ради тех нескольких тысяч долларов, которые, по его мнению, останутся у нее от наследства после окончания срока опекунства.

– И этот союз не вызывает у вас одобрения? – спросил Мейсон с улыбкой.

– Если этот парень женится на ней, я не знаю, что сделаю… Я способен его убить! – сказал он мрачно.

Мейсон задумчиво смотрел на него.

– Почему вы еще раз не сказали Дезире о своих чувствах? Хотя бы для того, чтобы доказать ей их неизменность и надежность?

– Я предпочел ждать. Я надеялся, что со временем разница в возрасте не будет казаться ей столь серьезной.

– Хорошо, – заключил Мейсон, – хорошо, что вы ничего не скрыли от меня. Но у меня есть три требования. Во-первых, я попрошу подписать чек на тысячу долларов в качестве аванса, во-вторых, вы напишете завещание на все ценности, которые числятся на вашем счету, но фактически принадлежат Дезире и которыми вы завладели только для того, чтобы сохранить их для нее. Тогда в случае вашей смерти она не потерпит ни малейшего ущерба. Говорить ей об этом необязательно.

– А третье ваше требование?

– Попытайтесь убедить мисс Эллис зайти ко мне познакомиться и побеседовать. Мне бы этого очень хотелось.

– Зачем?

– Кто-нибудь должен сказать ей, что после окончания срока опекунства она окажется обладательницей большей суммы, чем она предполагает. И нужно, чтобы она знала почему. Если вы попытаетесь рассказать ей это сами, она может подумать, что вы хотите показаться ей благодетелем, если же о вашей преданности ее интересам расскажу я, может, мне удастся превратить вас в героя в ее глазах.

– Тем не менее ни в коем случае не следует говорить ей о моей любви к ней. Вы ведь не будете так нескромны?

– Успокойтесь! Я руковожу не брачным агентством, а адвокатской конторой. Вы обратились ко мне для того, чтобы я уберег вас от неприятностей, и это главное, что я постараюсь сделать. Ваши сердечные переживания интересуют меня только в той мере, в какой они влияют на выполнение задания, которое вы сами мне доверили.

Даттон достал чековую книжку и стал выписывать чек.


На следующий день Мейсон и Делла работали в кабинете. Зазвонил внутренний телефон. Делла тотчас сняла трубку аппарата, стоявшего на ее столе.

– Алло, Герти, да? Хорошо… Сейчас спрошу. – Она обратилась к Мейсону: – Мисс Дезире Эллис находится в нашей приемной.

– А, – улыбнулся Мейсон, – Даттон не терял времени даром.

– Но она не одна – ее сопровождают мистер и миссис Хедли… – по-видимому, мать с сыном, – прошептала Герти. – У миссис очень властный вид и пронзительные глаза. Молодой человек из битников – бородатый и весьма растрепанный.

– Что ж, пусть они войдут все вместе.

Передав Герти распоряжение Мейсона впустить посетителей, Делла поспешно открыла дверь в приемную.

Мистер Хедли вошел первым. Широкий в плечах, бородатый, такой, каким описала его Герти, со спокойным, полным презрения взглядом. Он был одет в спортивного вида рубашку, распахнутую на волосатой груди. Штаны – с бахромой внизу, сандалии на босу ногу, пиджак перекинут через плечо.

За ним шествовала его мать – женщина лет пятидесяти, с такими пронзительными глазами, что они отвлекали внимание даже от непомерно большого носа между ними. Дезире Эллис замыкала шествие. Чуть выше среднего роста, блондинка, худощавая и загорелая, со спокойным взглядом голубых глаз. Ничего выдающегося.

– Добрый вечер, мистер Мейсон! – сразу начал молодой человек. – Мое имя Фред Хедли, это моя мать – Розанна Хедли и невеста мисс Эллис.

Мейсон жестом пригласил всех сесть. Дезире разглядывала Деллу. Мейсон представил:

– Мой секретарь и правая рука мисс Делла Стрит. Она в курсе всех моих дел.

Девушка кивнула. Пока Фред прочищал горло, мать его поспешила взять слово:

– Дезире посоветовали зайти к вам поговорить. Мы подумали, что это по поводу наследства…

– Кто ей посоветовал прийти ко мне?

– Опекун, мистер Керри Даттон.

Взгляд Мейсона пронзительно впился в глаза Хедли:

– Вы его знаете?

– Мы встречались, – презрительно произнес молодой человек. – Это старый скряга.

– Это мой старый друг, – вмешалась Дезире. – Он пользовался полным доверием моего отца.

– Возможно, это была его самая большая ошибка! – взвизгнула миссис Хедли.

– Вы понимаете, мистер Мейсон, – объяснила Дезире, – мой отец беспокоился обо мне, его тревожило, что мне достанется после него большая сумма денег. Он боялся, что я их сразу растрачу, и обратился за помощью к Керри, чтобы тот помог мне прожить без забот четыре года…

– Мы явились сюда, – перебила ее миссис Хедли, – потому что предполагали, что мистер Даттон согласился наконец передать фонд.

– Какой фонд? – Брови Мейсона поднялись.

– Это идея Фреда. Он хочет…

– Не нужно подробностей, мама, – прервал ее Хедли.

– Но мистер Мейсон должен знать все, Фред!

– В таком случае лучше предоставьте мне самому изложить собственную идею.

Молодой человек обратился к Мейсону:

– Я не мечтатель и не сумасшедший! Я знаком со многими поэтами и артистами, но, в сущности, я реалист!

Возбуждаясь по мере повествования, он постепенно подвигал стул к столу Мейсона.

– Не имея возможности развиваться дальше, наша цивилизация катится к гибели. Мыслящие люди уже понимают, что каждое государство должно обеспечивать возможности развития тем талантам, которые в нем родятся. Но у нас гений не может развиваться, он умирает с голоду. Я знаю многих живописцев, поэтов, прозаиков, которые могли бы достичь высот невероятных, если бы они могли позволить своим дарованиям созревать спокойно, не заботясь о хлебе насущном.

– А они не имеют такой возможности?

– Нет. Моя мысль заключается в том, чтобы субсидировать юношей, подающих надежды… поэтов, писателей, художников, мыслителей… Мыслителей в особенности.

– Какого типа мыслителей?

– Социологов, политиков. Времена меняются, весь мир переживает большие потрясения, уже нельзя думать по-прежнему.

Мейсон внимательно посмотрел на Дезире.

– Вы собираетесь финансировать это дело?

– Я бы очень хотела это сделать, но сейчас у меня нет ни малейшей возможности, так как я растратила практически все отцовское наследство. Я очень сожалею о своей расточительности. Временами мне даже хочется, чтобы Керри Даттон был более тверд по отношению ко мне и отказывал мне в выдаче денег тогда, когда я просила их для неразумных целей.

– Каких целей?

– Например, для путешествия по Европе или для покупки нового автомобиля. Стоит только начать тратить, деньги исчезают так быстро, что страшно подумать!

– У вас есть претензии к мистеру Даттону? – спросил Мейсон.

– Претензии? – повторила она, смеясь. – Да, конечно, постоянная претензия.

– Что он давал вам слишком много денег?

– Нет, что он, на мой взгляд, давал мне их недостаточно. Я ему говорила не раз, что мне жить осталось меньше четырех лет, и, может быть, было бы разумнее воспользоваться деньгами, пока это еще в моей власти, чем делить их после, когда меня уже не будет на свете.

– Если вы хотите знать мое мнение, мистер Мейсон, – произнес Фред, – то Даттон плохо справлялся с данным ему поручением. Если бы он оказался более твердым по отношению к Дезире, не позволяя ей растрачивать деньги, у нее были бы средства для воплощения моего проекта в жизнь.

– Но я совсем к этому не стремлюсь, – сказал Мейсон с приветливой улыбкой.

– К чему вы не стремитесь? – удивился Хедли.

– Знать ваше мнение.

Сбитый с толку, Хедли густо покраснел и не нашелся, что ответить.

– Итак… короче… Что вы хотели бы нам сказать, мистер Мейсон? – вмешалась миссис Хедли.

– Ничего.

– Ничего?!

Мейсон развел руками.

– В таком случае что же мы здесь делаем? – спросил Хедли.

– Я думал, что, быть может, у вас есть что мне сказать. – Мейсон с невинным видом улыбнулся.

Посетители переглянулись, и Дезире Эллис сказала:

– Керри Даттон позвонил мне вчера и сказал, что срок опекунства истекает, что он пригласил вас в качестве своего поверенного и счел полезным для меня познакомиться с вами.

– И он предложил вам пригласить вместе с собой обоих Хедли?

– Нет, это была моя идея.

– Я не понимаю, зачем нужен адвокат, если после истечения срока опекунства не останется денег, – сказала миссис Хедли. – Нужно просто передать Дезире остатки наследства, и она сама, без адвоката, разберется во всем.

– О, это все не так просто. Нужно провернуть целую кучу формальностей, – перебил ее сын. – Из звонка мистера Даттона мы поняли, что у вас есть какая-то информация. У Дезире должно было остаться что-то около пятнадцати тысяч долларов. И хотя этого мало для осуществления нашего проекта, это все-таки можно считать некоторым начальным капиталом.

– На каком основании вы полагаете, что остаток составляет пятнадцать тысяч долларов? – поинтересовался Мейсон.

– О, объяснить это нетрудно. Мы знаем сумму, которая была вначале, и знаем, сколько Дезире получила. Вычисляя проценты, мы получим…

– Сколько денег вы взяли за последнее время, мисс Эллис?

– Разве Керри Даттон вам не сказал?

– У нас была только предварительная беседа, мы пока не затрагивали детали.

– За последние четыре года я получала ежемесячно по две тысячи долларов. Но два месяца назад Керри дал мне понять, что меня ждет сюрприз после подведения итога. Подсчитав все, я пришла к выводу, что речь идет о пятнадцати тысячах.

– Вы расходовали по две тысячи в месяц? – спросил Мейсон, поднимая брови.

– Кроме последних месяцев. Я начала испытывать страх перед будущим и стала понемногу откладывать.

– Если вы откажетесь от квартиры, которую снимаете сейчас, и переедете в более скромную и вообще постараетесь жить менее расточительно, вы сможете по крайней мере эти пятнадцать тысяч оставить неприкосновенными для Фреда и его организации, – сказала миссис Хедли сухо.

Дезире опустила голову.

– Я всей душой за Фреда и его проект, но я должна буду играть на бирже, чтобы заработать на жизнь.

– Что?! – воскликнул Фред в изумлении. – Ты собираешься играть на бирже? Ты? Имей в виду, что ты тут же потеряешь всякую связь с нашей группой мыслящих людей! Ты будешь пригодна лишь на то, чтобы стучать на машинке! Ты превратишься в колесико этой системы порабощения!

– Мисс Эллис, – вмешался Мейсон, – я не знаю, с какой целью мистер Даттон просил вас пожаловать ко мне. В его отсутствие я считаю себя не вправе раскрыть вам что-либо, касающееся его дел.

– О! Не стоит делать тайны! – воскликнула девушка, улыбаясь. – Я сама веду основные подсчеты и почти точно знаю, как обстоят мои дела.

– Но Даттон, разумеется, должен дать отчет о своих действиях, – возразил Хедли.

Мейсон притворился, что не слышал последнего замечания, и сказал:

– Когда вы намерены начать следить за биржевыми курсами, мисс Эллис?

– С завтрашнего дня.

Мейсон одобрительно кивнул, а потом замолчал, показывая, что ему больше нечего сказать.

Хедли поднялся, его примеру тотчас последовала Дезире, но мать встала неохотно. Когда дверь за ними закрылась, Мейсон обратился к Делле:

– Эта девушка транжирит не только деньги, которые оставил ей отец, но и свою жизнь. Однако я уверен, что она дошла до предела и скоро придет в себя. Я только не представляю себе, что с ней будет, когда она узнает, что она гораздо богаче, чем полагает.

– Что вы собираетесь делать? – спросила Делла лукаво. – Скрыть от нее правду?

Несколько секунд Мейсон молчал в задумчивости, а потом сказал многозначительно:

– Это относится больше к области нравственности, чем юриспруденции!