Глава 2
В час тридцать Делла сообщила:
– Пришла ваша свидетельница, шеф.
– Свидетельница? – переспросил Мейсон.
– Да, та, что проходит по делу о фальшивой картине.
– А, – вспомнил Мейсон, – та молодая особа, которой Дюрант, желая произвести впечатление, поведал о том, что картина Олни – подделка. Надо посмотреть, годится ли она для процесса, так что давай-ка познакомимся с ней, Делла.
– Я уже с ней познакомилась.
– И как она, аппетитная?
Делла улыбнулась глазами:
– Вполне.
– Сколько лет?
– Двадцать восемь – тридцать.
– Блондинка, брюнетка, рыжая?
– Блондинка.
– Давай посмотрим, – заключил Мейсон.
Делла Стрит вышла и через минуту вернулась с застенчиво улыбающейся голубоглазой блондинкой.
– Максин Линдсей, – представила ее Делла Стрит, – а это – мистер Мейсон, мисс Линдсей.
– Здравствуйте, – сказала она, проходя вперед и протягивая руку для приветствия. – Я столько наслышана о вас, мистер Мейсон! Когда мистер Рэнкин сказал, что мне предстоит встретиться с вами, я не могла в это поверить.
– Рад с вами познакомиться, – пропустил мимо ушей комплимент Мейсон. – Вам известно, почему вы здесь, мисс Линдсей?
– Из-за мистера Дюранта?
– Верно. Не могли бы вы рассказать мне об этом?
– Вы имеете в виду подделку Фети?
– Так это действительно подделка?
– Так сказал мистер Дюрант.
– Хорошо, присаживайтесь вот сюда и попытайтесь воспроизвести ваш разговор.
Она опустилась на стул, улыбнулась Делле Стрит и, поправляя платье, сказала:
– С чего же мне начать?
– Когда это произошло?
– Неделю назад.
– Где?
– На яхте мистера Олни.
– Он ваш друг?
– В каком-то смысле.
– А Дюрант?
– Он был там.
– Друг Олни?
– Ну, наверное, мне следует объяснить. Это было что-то вроде вечеринки, где собираются художники.
– А сам Олни рисует?
– Нет, он просто любит общаться с художниками, говорить об искусстве, картинах.
– И он покупает их?
– Иногда.
– Но сам не занимается живописью?
– Нет, ему бы хотелось, но нет. У него хорошие идеи, правда, отсутствует талант.
– А вы художник?
– Мне бы хотелось причислить себя к их числу. Некоторые из моих картин имели успех.
– И это помогло вам познакомиться с мистером Олни?
Она открыто посмотрела в глаза Мейсону:
– Нет, я не думаю, что он пригласил меня по этой причине.
– Так почему он пригласил вас? – настаивал Мейсон. – Личный интерес?
– Да нет, не совсем. Дело в том, что прежде я была натурщицей, и он познакомился со мной, когда я позировала одному художнику. У меня это неплохо получалось, пока я не стала немного… ну, у меня немного располнела грудь. И вот тогда я сама решила заняться живописью.
– А этот «недостаток», – улыбнулся Мейсон, – дисквалифицирует вас как модель? Я-то по своему невежеству полагал, что все как раз наоборот.
Она улыбнулась в ответ:
– Фотографам нравится полная грудь, художники, как правило, предпочитают изящество форм. Я начала утрачивать свои позиции как первоклассная модель, а позировать фотографам для каких-то поделок не хотелось. Фотографы высшего класса обычно еще более разборчивы, чем художники.
– И вы решили заняться живописью, – вернулся к началу разговора Мейсон.
– В каком-то смысле – да.
– Вы этим зарабатываете на жизнь?
– Частично.
– А прежде вы не изучали живопись? В художественной школе или?..
– Это не та живопись, – не дала она закончить ему вопрос. – Я делаю портреты.
– Я полагал, что и этому надо учиться, – удивился Мейсон.
– Я это делаю по-другому. Беру фотографию, сильно увеличиваю ее и печатаю, чтобы получился всего лишь размытый контур. Затем покрываю его прозрачной краской. А потом заканчиваю портрет маслом. Довольно неплохо получается.
– Но Олни больше интересовался вашей…
Она улыбнулась:
– Я думаю, его интересовало мое отношение к искусству, жизни… Возможно, то, что в недавнем прошлом я была натурщицей.
– И каково это ваше отношение?
– Ну, если вы модель и позируете художникам, то к чему скрывать? Я терпеть не могу лицемерия… Так вот, однажды, во время сеанса у одного художника, мы разговаривали с Олни о его жизненной философии, о том, как я понимаю жизнь… И после этого он пригласил меня на вечеринку.
– Это тогда зашел разговор о картине?
– Нет, это было намного позднее.
– Хорошо. Расскажите о вечеринке. Вы разговаривали с Дюрантом?
– Да.
– Он говорил о картинах Олни?
– Нет, не о картинах Олни. Он обсуждал своих коллег или, точнее, конкурентов.
– И Лэттимера Рэнкина?
– Да, о нем главным образом и шел разговор.
– Можете вы припомнить, с чего все началось?
– Я думаю, Дюрант хотел произвести на меня впечатление. Он был… ну, мы были на палубе, и… он пытался ухаживать за мной. Дело в том, что я очень хорошо отношусь к мистеру Рэнкину. По-моему, Дюрант, почувствовав это, решил как-то скомпрометировать его в моих глазах.
– Продолжайте.
– Говоря о мистере Рэнкине, он сделал несколько замечаний, которые я бы сочла немного, ну, немного… Я бы назвала их язвительными, если бы речь шла о женщине.
– Но он не женщина, – заметил Мейсон.
– Определенно нет.
– Насколько я могу догадаться, руки он держал все это время не в карманах?
– У мужчин руки редко бывают в покое, – заметила она небрежно. – Его были настойчивы.
– И затем?
– Я сказала, что мне нравится мистер Рэнкин, что у нас дружеские отношения, на что Дюрант ответил: «Хорошо, любите его, если вам так хочется, как друга, но никогда не покупайте у него картин. Можно влипнуть».
– И что вы на это ответили?
– Я спросила, что он имеет в виду.
– И что он ответил?
– Он сказал, что Рэнкин или не разбирается в искусстве, или надувает своих клиентов и что одна из картин на этой яхте, проданная Рэнкином Олни, – поддельная.
– Вы спросили какая?
– Да.
– И он ответил?
– Да, Филипп Фети, та, что висит в главном салоне.
– У него приличная яхта?
– Да, вполне. На ней можно отправиться куда угодно, хоть вокруг света.
– Олни ходит в кругосветные плавания?
– Не думаю. Он иногда отправляется в круизы, но в основном использует ее для вечеринок, где… где он может развлекать своих приятелей-художников. Он проводит на борту очень много времени.
– А дома его друзья не бывают?
– Не думаю.
– Почему?
– Наверное, жена не одобряет.
– А вы встречались с ней?
– Определенно нет.
– Но вы хорошо знакомы с Олни?
– Да.
– Так… – сделал паузу Мейсон. – Рискую показаться невежливым, но вынужден это сделать. Вам предстоит давать свидетельские показания.
– Но я этого не хочу.
– Боюсь, что теперь вам уже придется это сделать. В суде вы повторите то, что сказал Дюрант. А теперь мне необходимо знать, могут ли во время перекрестного допроса вскрыться какие-то вещи, касающиеся лично вас и которые вам не хотелось бы обсуждать.
– Это будет зависеть от того, в какое русло будет направлен допрос, – твердо сказала она, посмотрев в глаза адвокату. – Мне двадцать девять лет. И я не думаю, что найдется девушка моего возраста, которая…
– Минуту, – прервал ее Мейсон, – постарайтесь не понять меня превратно. Я перехожу к конкретным вопросам. Связывает ли нечто большее, чем дружба, вас и Лэттимера Рэнкина?
Она непроизвольно рассмеялась:
– О боже, нет! Искусство для Лэттимера Рэнкина – это все: его мысли, мечты и даже пища. Я для него только художница. И он, как друг, помог мне с заказами на несколько портретов. Мысль о какой-то любовной связи в голове Лэттимера Рэнкина – это что-то невероятное. Нет, мистер Мейсон, определенно нет.
– Хорошо, – продолжал Мейсон, – тогда еще вопрос: а с Отто Олни?
Ее глаза немного сузились.
– А в нем я не уверена.
– Но каким-то образом ухаживать за вами он пытался?
– Пока не могу сказать ничего конкретного. Но уверена, что он не оставляет без внимания девушек с хорошей фигурой. А у меня хорошая фигура.
– Вам приходилось оставаться с ним наедине?
– Нет.
– И никаких разговоров на эту тему?
– Нет, только… ну, я думаю, если бы мы остались одни, он не тратил бы времени зря.
– А почему вы так думаете?
– Мне это подсказывает мой опыт.
– Но вы же не оставались с ним наедине?
– Нет.
– И он не пытался ухаживать за вами?
– Нет.
– Давайте постараемся правильно понять друг друга, – сказал Мейсон. – Это как раз то место, где непонимание недопустимо. Я незнаком с этим Дюрантом, но если он ввяжется в драку, то непременно привлечет детективов. Они переворошат все ваше прошлое, так же как и настоящее.
– Правильно ли я понимаю, мистер Мейсон, – начала она, глядя в глаза адвокату, – что против меня может быть использовано только то, что имеет отношение к Рэнкину или Олни?
– Или к эксперту Джорджу Лэтэну Хауэлу, – уточнил Мейсон, заглянув в свои записи.
– Ну что ж, мистер Хауэл – очень милый человек.
– Тогда давайте с этим разберемся. Очень милый человек… Вы знаете его, он знает вас?
– Да.
– Роман?
– Я могла бы солгать.
– Здесь или в суде?
– И здесь и там.
– Я не стал бы, – посоветовал Мейсон.
После минутного колебания она подняла ресницы и честно посмотрела в глаза адвокату.
– Да, – едва слышно произнесла она.
– Что – да?
– Да, роман.
– Хорошо, – сказал Мейсон. – Я постараюсь защитить вас, насколько это окажется возможным. Мне нужно сейчас же позвонить. – Мейсон кивнул Делле Стрит: – Соедини меня с Лэттимером Рэнкином.
Минутой позже, когда Делла подала знак, Мейсон снял трубку и сказал:
– Рэнкин, это Мейсон. Когда мы с вами говорили об эксперте, вы называли имя Джорджа Лэтэна Хауэла. Мне пришло в голову, что лучше пригласить кого-то еще.
– В чем дело? – спросил Рэнкин. – Чем Хауэл нехорош? Он лучший из всех, кого я…
– Никто не ставит под сомнение его профессиональные качества, – прервал его Мейсон. – Я не могу назвать истинную причину. Но мне, как вашему адвокату, просто необходимо дать этот совет. Какого-нибудь другого хорошего эксперта вы знаете?
– Еще есть Корлис Кеннер, – сказал Рэнкин, немного подумав.
– Кто он?
– Она. Чертовски хороший эксперт. Немного молода, но прекрасно разбирается, и я очень ценю ее мнение.
– Отлично, – сказал Мейсон. – Что-то вроде синего чулка или…
– Да что вы, нет, – прервал его Рэнкин. – Она потрясающе привлекательна. Шикарно разодета, ухожена, фигура, походка…
– Сколько лет?
– О боже, понятия не имею. Где-нибудь за тридцать.
– Далеко за тридцать?
– Нет, ну где-то тридцать два – тридцать три.
– Что, если пригласить ее? – спросил Мейсон.
– Прекрасно. Конечно, я думаю, последнее слово будет за Олни. Возможно, он захочет пригласить своего эксперта, но… Я думаю, он скорее пригласит ее, чем кого-либо другого.
– Отлично. И еще одну минуту. – Мейсон прикрыл телефонную трубку рукой и улыбнулся Максин Линдсей: – Насколько я понимаю, нет причин, по которым перекрестный допрос эксперта Корлис Кеннер мог бы вас чем-нибудь смутить?
В ответ она улыбнулась глазами:
– Причин для смущения действительно нет.
– Хорошо, – сказал Мейсон в трубку, – забудем о Хауэле и предложим Корлис Кеннер. Я получу аффидевит от Максин Линдсей, и, хотя ей не очень хочется быть замешанной во всем этом, она согласилась.
– Максин умница. И хотя то, что она делает, не вполне можно назвать искусством, я помогу ей найти клиентов. У меня есть на примете заказ на два детских портрета.
– Я передам ей, – сказал Мейсон, вешая трубку.
– А можно узнать, почему аффидевит? – спросила Максин Линдсей.
– А это для того, – начал Мейсон, глядя ей прямо в глаза, – чтобы быть уверенным, что в суде вы не уведете нас в другую сторону. Вы сообщаете мне какие-то факты. Основываясь на них, я даю рекомендации клиенту. И мне необходима уверенность, что, придя в суд и заняв место для свидетелей, вы скажете то же самое, что я сейчас слышал. Если вы этого не сделаете, у моего клиента будут серьезные неприятности.
Она кивнула.
– Поэтому, – продолжал Мейсон, – я люблю брать аффидевит у человека, который будет главным свидетелем. Он дается под присягой. Если вы вдруг отречетесь от своих показаний, то будете обвинены в лжесвидетельстве, что равносильно даче ложных показаний в зале суда.
Она с облегчением вздохнула:
– Если это все, я буду рада дать вам эти показания.
Мейсон обратился к секретарше:
– Напиши аффидевит, Делла, и дай подписать. Проследи, чтобы мисс Линдсей подняла правую руку и поклялась.
– Я не подведу вас, мистер Мейсон, если это все, что вас волнует. Мне не хочется быть замешанной в этом, но если надо, так надо… Я не подведу вас. Это не в моих правилах. Не мой стиль.
– Приятно слышать, – сказал Мейсон, пожимая протянутую руку. – А теперь пройдите с мисс Стрит, она подготовит аффидевит и даст вам на подпись.
Какое-то время она постояла в нерешительности.
– Если что-то случится в связи с этим делом, могу я вам позвонить?
– Через мисс Стрит. У вас есть какие-то предчувствия?
– Возможно.
– Тогда позвоните в контору и спросите Деллу Стрит.
– А если будет что-то срочное и в нерабочее время?
Мейсон посмотрел задумчиво:
– Можно будет позвонить в Детективное агентство Дрейка, которое находится на этом же этаже, и там работают двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Как правило, они могут разыскать меня.
– Благодарю вас, – сказала Максин, поворачиваясь к Делле Стрит.
Мейсон, нахмурив лоб, смотрел им вслед, пока они не вышли. Потом он быстро снял трубку и сказал телефонистке:
– Герти, соедини меня, пожалуйста, с Полом Дрейком.
Через минуту, услышав голос детектива, он сказал:
– Меня интересует бывшая натурщица по имени Максин Линдсей. По-моему, сейчас она занимается изготовлением каких-то портретов. Говорит, что уже не годится для первоклассной модели. Слишком большая грудь. Агент Лэттимер Рэнкин оказывает ей покровительство, и я не хочу, чтобы он догадался о нашем интересе к ней. Мне нужно о ней все.
– Сколько лет?
– Около тридцати, блондинка с голубыми глазами, открытым лицом, хорошо сложена, уравновешенна.
– Сейчас же займусь, – пообещал Дрейк.
– Я в этом не сомневаюсь. Если она будет звонить вам поздно вечером или в выходные дни, узнайте, что ей нужно, и, если что-то важное, передайте мне.
– Хорошо. Это все?
– Это все, – сказал Мейсон, опуская трубку.