Глава 4
Еще одна сотрудница Мейсона, Герти, молодая девушка, обслуживавшая телефонную линию в приемной и встречавшая там посетителей, вошла в его кабинет.
– Понимаете, мистер Мейсон, – голос ее понизился почти до шепота, – там, в приемной, мистер Эддисон, он буквально рвет и мечет.
Мэйсон улыбнулся:
– В девяноста девяти случаях из ста он привык, что ждать себя заставляет он. Но сейчас пусть немного посидит, успокоится.
– Он не хочет сидеть, мистер Мейсон. Шагает по приемной туда-сюда, как тигр. Требует немедленно принять его.
– Продержите его еще пару минут. Просто из принципа. Потом пусть войдет.
Когда Джон Эддисон вошел в кабинет, он был не похож на себя. Куда девались его осанка и важность, ранее с первого взгляда позволявшие судить о его значительном и прочном положении в обществе. Сейчас он торопливо, ссутулившись, просеменил в кабинет Мейсона.
Эддисон был коренастым, широкогрудым человеком, всегда тщательно следившим за своей внешностью и одеждой, умевшим вести себя в любом обществе; теперь владелец большого универмага явно чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись в роли посетителя.
– Добрый день, Эддисон, – приветствовал его Мейсон, выйдя из-за стола и протягивая ему руку.
Энергично пожав ее, Эддисон не стал тратить время на обмен любезностями.
– Присаживайтесь, – пригласил Мейсон, – и рассказывайте.
Эддисон взглянул на Деллу.
– Это мой секретарь, Делла Стрит. Она присутствует при всех моих разговорах с посетителями, делает записи и ведет все дела. Ей можно полностью доверять.
– Теперь я никому не хочу доверять, – заявил Эддисон, – я уже поплатился за свою доверчивость.
Мейсон лишь улыбнулся и сел за стол, ожидая продолжения разговора.
Эддисон все еще молчал. Наконец он решил уступить и согласиться с присутствием Деллы.
– Ну хорошо, пусть будет по-вашему. Каждый ведет дела, как считает нужным.
Делла Стрит сидела, положив карандаш на открытую страницу блокнота.
– Ну, так в чем же дело? – осведомился адвокат.
– Меня шантажируют, Мейсон.
– Кто? Каким образом? С какой целью?
– Человек, о котором я раньше ничего не слышал, некто Дундас. Джордж Виттли Дундас.
– Джордж Дундас, вы говорите? Полагаю, что мать назвала его Джорджем в честь Джорджа Вашингтона, надеясь, что это имя поможет ему стать еще одним выдающимся вождем нации. Но он предпочел заняться шантажом.
– Нет, – возразил Эддисон, не приняв его шутки, – насколько мне известно, его зовут Джордж Виттли Дундас. Таким именем он подписался под заметкой в газете. Эту заметку я принес специально для вас.
Наманикюренные пальцы Эддисона дрожали, когда он доставал бумажник и извлекал из него эту вырезку.
– Ясно, – заметил Мейсон, пробегая глазами заметку. – Здесь полно плохо замаскированных намеков. Вот хотя бы: «Кто та молодая женщина, что бродила ночью с другом семьи? Знает ли ее муженек о той консультации, которую она получила у адвоката?» – Мейсон оторвал взгляд от заметки и продолжал: – Обычная бульварная стряпня. Нельзя понять, правда это или нет. А молодая женщина может быть лишь плодом воображения Джорджа Дундаса. Имени-то ее он не называет. Так что, собственно, этот Дундас хочет от вас?
– С самим Дундасом я не говорил. Я говорил с человеком, который представился как Эрик Хенсел. Он сказал, что он репортер и поставляет Дундасу факты для его газеты. Так вот теперь он раскопал какие-то факты против меня.
– Они все хорошо продумали, – заметил Мейсон. – Против Дундаса нельзя выдвинуть никакого обвинения, а свое сотрудничество с Хенселом он может просто отрицать.
– Да, да, возможно, и так, – нервно заметил Эддисон, – но мне наплевать на всю эту механику, главное, что это чистейший шантаж, связанный с той историей с Вероникой.
– Расскажите подробнее, – попросил Мейсон.
Эддисон положил ногу на ногу и поерзал на стуле, принимая удобную позу.
– Проклятье! Просто не знаю, с чего начать.
– С вашего знакомства с Вероникой, – посоветовал Мейсон.
Эддисон выглядел удивленным.
– Откуда вы взяли, что именно ее имеет в виду газетная заметка?
Мейсон лишь молча улыбнулся.
– Ну хорошо, – согласился Эддисон, – можно начать с этого. Это было в четверг, примерно часов в девять вечера. Я ехал домой из пригорода. Когда я увидел ее, она стояла на обочине шоссе с маленьким чемоданчиком в руках. Она не голосовала водителям, но было видно, что она хочет, чтобы ее подвезли.
– И вы остановились?
– Сначала нет, обычно я не беру в свою машину незнакомых. Я проехал мимо, но тут увидел, какая она юная и хорошенькая, и решил, что не могу оставить ее в таком месте, где какой-нибудь сомнительный тип может подобрать ее и воспользоваться случаем… Поэтому я затормозил и подъехал к ней.
– Она оценила вашу любезность?
– Да, начала меня благодарить.
– Продолжайте.
– Естественно, когда сажаешь в машину такую молоденькую и явно неопытную девушку, обязательно завязывается разговор.
– Ближе к фактам, пожалуйста, – попросил Мейсон.
– Сначала она держалась несколько скованно. Но потом это прошло. Я сказал, что гожусь ей в отцы…
– Несомненно, – заметил Мейсон.
– Что?
– Ничего, продолжайте.
– Вскоре она прониклась ко мне полным доверием и поведала свою историю. У нее очень добрая мама, она очень любит ее. Но дочь просто устала от скуки маленького городка, где она жила; казалось, ей никогда не вырваться из рутины такой жизни.
– Что же у нее была за жизнь?
– Да, можно сказать, никакой не было. Отец ее умер. Мать содержит небольшой ресторанчик, скорее закусочную. До Индианаполиса от них около пятидесяти миль, так что от всяких там кинотеатров, дискотек далеко. Она накрывала в ресторанчике столы, мыла посуду, в общем, помогала матери. Такое монотонное существование ее ужасно удручало. Все интересные парни покинули это место, перебрались в большие города, а оставшиеся вообще ничего не стоили, в них не было ни души, ни сердца, ни страстей.
– Она, несомненно, произвела на вас глубокое впечатление?
– Почему вы так думаете? – обиделся Эддисон.
– Потому что вы запомнили ее слова: «Ни души, ни страстей».
Эддисон умолк.
– Сколько ей лет? – спросил Мейсон.
– Восемнадцать.
– Это точно?
– Откуда мне знать? Я только предполагаю.
– Вы, может, видели ее водительские права.
– Нет. Проклятье, Мейсон, я не могу так запросто определить возраст женщины. Ей могло быть от шестнадцати до двадцати пяти.
– Ну ладно, – согласился Мейсон. – И что было потом?
– Она чистосердечно призналась мне, что решила выйти в большой мир… Решила сама найти там свое место, устроиться на работу и стать независимой. А уже устроившись, она напишет письмо матери и все ей расскажет.
– Она не упоминала имя своей матери?
– Да она не так уж много успела мне рассказать. Понимаете, мы ехали недолго, около двадцати миль, я больше думал о том, как помочь, чтобы она не пропала в Нью-Йорке.
– Она что, уже просила о помощи?
– Она сказала, что денег у нее немного и что никаких конкретных планов у нее нет. Понимаете, Мейсон, это просто потрясло меня. Я испугался. Представьте сами, молоденькая девушка приезжает в чужой город и не знает, где проведет ночь, денег нет, знакомых нет.
– И вы дали ей денег?
– Дело было не только в этом, – сказал Эддисон. – Нужно было найти комнату в приличном отеле. Вы понимаете, Мейсон, теперь не так просто войти в отель и получить номер. Во-первых, приличные отели очень неохотно пускают одиноких молодых женщин, когда о них ничего не известно. И, во-вторых, отели переполнены. Получить приличный номер прямо-таки невозможно.
– И что вы сделали?
– Я позвонил своему другу – управляющему отелем «Рокевэй». Сказал, что нужна комната для молодой женщины, Вероники Дэйл, и что я хочу, чтобы все было как следует, и он заверил меня, что лично проследит, чтобы моя знакомая не испытывала никаких неудобств. Конечно, я сказал, что ручаюсь за нее.
– И что потом?
– Я довез ее до «Рокевэя», проследил, чтобы она зарегистрировалась и получила ключ. Понимаете, Мейсон, в большинстве этих отелей всегда найдутся один-два свободных номера. Их держат на всякий случай.
– И что дальше?
– Дальше я поехал домой со спокойной душой, ибо сделал все, что мог.
– А потом узнали, что она арестована за бродяжничество?
– Да.
– Как это было?
– Утром мне позвонила тюремная надзирательница, сказала, что Вероника попала в тюрьму, но не захотела будить меня звонком среди ночи. Понимаете, прелестная девушка провела ночь в тюрьме только потому, что из деликатности…
– Как она узнала, кто вы, ваш адрес и ваш телефон? Вы дали ей свою визитную карточку?
– Честно говоря, не давал. Сознаюсь, что человек такого положения, как я, должен быть достаточно осторожным. Но она могла увидеть мои координаты на карточке лобового стекла.
– Когда вы узнали о ее аресте?
– Непосредственно перед тем, как позвонить вам.
– Понятно, – заключил Мейсон. – И стало быть, вы ее с тех пор не видели?
– Как же не видел? Я ведь взял ее на работу. Как только вы сообщили, что она вернулась в отель, я сразу же позвонил ей.
– Об этом вы мне не сказали…
– Так я вообще больше не говорил с вами.
– Я имею в виду ваше намерение взять ее на работу.
– Проклятье, мистер Мейсон, разве я обязан вам обо всем докладывать?
– Иногда в общении с адвокатом это не мешает.
– Слушайте, Мейсон, вы говорите так, будто она…
– Похоже, что у вас могут быть из-за нее неприятности.
– Не говорите так. Она прекрасная, непорочная девочка.
– А шантаж, насколько я понимаю, просто случайное совпадение? – заметил Мейсон.
– Да, чисто случайное, – подчеркнул Эддисон. – О шантаже ведь я еще и не упомянул.
– Ну пора упомянуть, я жду этого.
– Значит, так, – сказал Эддисон, – я вел с ней искренний отеческий разговор. Я сказал ей, что молодой девушке не следует одной совершать прогулки в вечернее и ночное время. Я сказал, что не хочу запугивать ее, но сейчас развелось столько преступников, всяких там сексуальных убийц-маньяков, что надо быть осторожной. Потом я послал ее в отдел кадров.
– Вы дали ей работу?
– Думаю, что после того, как я уведомил руководство отдела кадров о предстоящем появлении у них Вероники Дэйл, она должна была получить место в нашем универмаге. Я настолько уверен в этом, что даже не стал ничего проверять.
– Итак, сейчас она работает у вас?
– Да.
– Ну а что относительно Дундаса?
– Понимаете, мне позвонил этот тип, Эрик Хенсел, и сказал, что хочет взять у меня интервью в связи с появившейся в одной газете заметкой. Видите ли, мистер Мейсон, такой человек, как я, не может ссориться с прессой, мне вовсе не наплевать на мою репутацию. Я всегда дорожил ею.
– Конечно, – заметил Мейсон сухо.
– Но интервью оказалось совсем не таким, как я ожидал. Мистер Хенсел выглядел довольно мерзким. Рыжеволосый, развязный молодой человек, место которому скорее где-нибудь на ипподроме, чем в солидной газете. Он задал мне несколько вопросов о моей жизни, о моем партнере, о моих делах, причем вел себя агрессивно и нагло.
Когда наконец я решил выставить его за дверь, он спросил, в каких отношениях я состою с Вероникой Дэйл. Оказалось, что ему известны почти все факты. Так, он определенно знал, что я звонил управляющему отелем «Рокевэй», и сказал мне, что Джордж Дундас собирается опубликовать слухи обо мне в светской хронике и что он хочет знать, есть ли какие-либо основания считать, что я собираюсь жениться на Веронике Дэйл, молодой женщине, которая с моей помощью получила номер в отеле и была арестована той же ночью по обвинению в бродяжничестве.
Понимаете, Мейсон, тут я сорвался. Я заорал на него, закричал, чтобы он убирался вон, но этот наглец спокойно зажег спичку, чиркнув ею по крышке моего стола, закурил и, глядя на меня, спокойно заявил: «Ну ладно, толстяк, мы тиснем эту историю…»
Понимаете, Мейсон, в моем собственном кабинете этот юнец, этот сплетник оскорбляет меня!
– Он определенно не проявил к вам должного уважения, – заметил Мейсон.
– Не проявил уважения! – воскликнул Эддисон. – Да он, повторяю, просто оскорбил меня!
– И вы выставили его вон?
– Понимаете, – смутился Эддисон, – ситуация была довольно сложной. Если бы Дундас написал в своей газете, что…
– Вы испугались силы печатных сплетен?
– Мейсон, но ведь у них в руках факты, которые сами по себе ничего не значат, но их можно преподнести в таком свете, что… А Хенсел прямо намекнул, что они способны на это. Я привез Веронику Дэйл в город, я звонил по телефону управляющему гостиницы, чтобы ей дали номер, заявив, что ручаюсь за нее. Она была арестована по обвинению в бродяжничестве. Я нашел адвоката, чтобы вызволить ее из тюрьмы. Я дал ей работу. И мне не хотелось бы, чтобы была опубликована подборка сообщений обо всем этом. Вы понимаете меня?
– Конечно, – отозвался Мейсон.
– Поэтому, – заявил Эддисон, – нужно что-то предпринять.
– А что хочет от вас Эрик Хенсел?
– Он не сказал. Он достаточно хитер. О деньгах он вообще не упомянул. Он просто сказал, что подбирает факты для заметки и что работает на Джорджа Дундаса, для этого ему нужно удостовериться в самих этих сообщениях, поэтому-то он и пришел ко мне. Он хотел, чтобы я подтвердил или опроверг эти факты.
– И что вы ему сказали?
– Я заявил, что любые инсинуации по поводу моих отношений с Вероникой Дэйл есть верх абсурда, я отношусь к ней как отец. Но когда он попросил меня подтвердить или опровергнуть самые факты, я не знал, что делать. Я сказал, что у меня больше нет времени говорить с ним, и выставил из конторы.
– И потом сразу же позвонили мне? – спросил Мейсон.
– Нет, не сразу.
– Почему?
– Я просто не знал, что делать. Мне больше всего не хотелось обращаться с этим вопросом к вам. Я боялся, что вы посмеетесь надо мной.
– Когда вы говорили с Хенселом?
– Примерно полтора часа назад.
– Он оставил свою визитную карточку? – спросил Мейсон.
– Нет, только телефон. Конечно, Мейсон, все это чистейший шантаж, но доказать это нельзя. Вот его номер!
Мейсон взял листок бумаги, извлеченный Эддисоном из кармана, и развернул его.
– Конечно, если это шантаж, то Хенсел в этом деле явно не новичок. У него должен быть опыт в такого рода деятельности.
– Но что делать мне? – воскликнул Эддисон. – Правда ведь, ужасная ситуация? Факты я отрицать не могу, а мои конкуренты оценят все по-своему. Мой партнер просто сойдет с ума.
– А кто ваш партнер?
– Его зовут Эдгар Феррел.
– Где он сейчас?
– К счастью, у него отпуск. Феррел – ужасный консерватор. Уж либералом-то его никак не назовешь.
– Опишите мне его.
– Это старомодный пень, упрямый как осел. Что касается бизнеса, то я уже пять лет веду его фактически в одиночку. Партнерство Феррела для меня тяжкий крест. У него ни разу не появилось ни одной здравой идеи, ни одного дельного предложения. Он знает лишь работу счетовода, все время возится с бухгалтерией. На каждую ошибку набрасывается как коршун на цыпленка. Но сам никогда не принимает никаких решений. Да что там о нем долго говорить! Он просто паразит, кровосос, заноза. Я столько натерпелся от него, но я не могу допустить, чтобы он прочитал такую заметку, уж лучше я заплачу.
– Как он вошел в дело?
– Унаследовал акции от отца. Мне бы надо было в свое время купить их, но я решил, что мне пригодится молодой помощник. Он помоложе меня, и, естественно, я думал, что он гибкий, энергичный, инициативный, находчивый. Но я ошибся. Он просто узколобый баран.
– А почему вы не выкупите акции теперь?
– Понимаете, – объяснил Эддисон, – наш бизнес процветает. Вы же знаете, что было в последние годы. Люди просто сходят с ума. Они готовы платить за любое барахло. Я не хочу думать о том, что когда-нибудь настанут другие времена, однако сейчас наши прилавки забиты дорогостоящими товарами низкого качества, и люди охотно покупают их. О ценах теперь никто не думает. Если кто-то решил что-то купить, он купит…
– Феррел женат?
– Да.
– Его жена отдыхает вместе с ним?
– Нет. Он отправился на Северо-Запад один, хочет, видимо, половить форель, он заядлый рыболов.
– На машине или поездом?
– На машине. Он здорово загрузил ее, снял заднее сиденье и свалил туда кучу походного оборудования, всякие раскладушки, палатку и черт-те что еще. Сейчас он, вероятно, где-нибудь между Лас-Вегасом и Рино. Он вернется через две недели на совещание акционеров. И за этот срок, за эти две недели, я должен все уладить. Если до него дойдет что-нибудь, он поднимет такую бучу! Серьезно, Мейсон, я готов откупиться.
– Что ж, – заметил Мейсон, – может быть, поручить частному детективу последить за Хенселом?
– Не надо, – заявил Эддисон. – Ведь если эта история с Вероникой выплывет наружу, она станет совершенно убийственной для меня. Этого допустить нельзя. Придется платить.
– Вы сообщили мне все факты? – спросил Мейсон.
– Да.
– А у вас действительно ничего не было с Вероникой?!
– Помилуйте, мистер Мейсон!
– Да или нет? Поймите, я ваш адвокат. Может быть, вы поцеловали ее на прощанье или что-нибудь подобное?
– Нет, как вы выразились, у меня ничего с ней не было. Уже само это предположение оскорбительно для меня. Она поцеловала меня на прощанье, но это был чистый, детский жест, выражение признательности со стороны неиспорченной невинной девочки.
– Так, – заметил Мейсон, – а потом она позволила арестовать себя за бродяжничество.
– Не говорите так, я чувствую в ваших словах какой-то намек.
– Несомненно.
– Вы действительно полагаете, что она нарочно дала арестовать себя?
– Будучи вашим адвокатом, я не могу пройти мимо реальных фактов. Вы подобрали на улице молодую женщину, точнее, девушку лет восемнадцати. Вы обеспечили ей номер в отеле. Она отправилась туда. Затем ее арестовали за бродяжничество. Вы звоните мне, чтобы я освободил ее. Я это сделал. Появляется ее мать…
– Ее мать? – удивился Эддисон. – Как это? Ее мать находится за две тысячи миль отсюда.
– Ее мать покинула мою комнату за несколько минут до вашего прихода.
– Что ей было нужно?
– Она хотела поблагодарить меня за то, что я сделал для Вероники, хотела заплатить мне за услуги. Я назвал сумму в сто пятьдесят долларов, и она оставила чек на эту сумму. Я дал ей расписку, указав, что чек будет предъявлен к оплате, когда я полностью закончу это дело. Так что вы можете порвать чек на пятьсот долларов, которые должны были уплатить мне. Теперь ваше имя в этом деле может не фигурировать, я могу заявить, что мне заплатила за услуги мать клиентки. Никто не сможет доказать, что вы заплатили мне хотя бы пенни за дело Вероники Дэйл.
– Да, это меняет ситуацию, но все же я не знаю… пожалуй, я заплачу этим газетчикам. Я должен заплатить. Этот мой чертов партнер и собрание акционеров… Нет, Мейсон, придется заплатить. Хорошо бы поменьше, но дать им придется. Чтобы избавиться от этих кровососов, чтобы не фигурировать в этой колонке в газете.
– Я не вижу пользы спорить сейчас с вами, – устало сказал Мейсон. – Забудьте обо всем. Дайте мне спокойно заняться этим делом.
– Но поймите, Мейсон, я хочу заплатить. Я не могу допустить, чтобы мое имя появилось в газете.
– А что случится, когда вы заплатите?
– Откуда я знаю!
– Зато я знаю. Шантажист возьмет деньги, потратит их, потом придет за новыми деньгами. Заплатить ему первый раз – самая большая ошибка. Как только это сделано, ты уже сидишь на крючке. Рано или поздно все равно придется защищать себя.
– Но я не могу.
– Все, хватит, – прервал его Мейсон. – Не беспокойтесь. Предоставьте это дело мне. Я обо всем позабочусь.
– Но я хочу заплатить…
– Нет, – ответил Мейсон, – вы вовсе не хотите заплатить, вы просто хотите, чтобы ваше имя не появилось в газете в светской хронике, чтобы оно не было упомянуто рядом с именем восемнадцатилетней девушки. Вот чего вы хотите. Давайте прекратим спор. Где ваш банк?
– Это Второй Национальный.
– Отлично, – заявил Мейсон, – там я и получу свой гонорар. И уничтожьте тот счет, который я вам прислал. Я не хочу, чтобы его кто-нибудь видел, в частности ваша бухгалтерия. Делла, дайте мне бланки чеков Второго Национального.
Пока Эддисон заполнял бланк, адвокат наставлял его:
– Больше не разговаривайте с Хенселом. Если кто-нибудь спросит, знакомо ли вам это имя, ответьте, что нет. Если Хенсел позвонит вам еще раз, пусть секретарша скажет, что вы заняты и не можете принять его. Не говорите с ним по телефону.
– Но так не получится, Мейсон. Он слишком много знает…
– Скажите, что вы заняты, – повторил Мейсон. – Я все устрою. Теперь возвращайтесь в свою контору, порвите тот счет, что я прислал вам, и забудьте обо всем.
Эддисон глубоко вздохнул:
– Я понимаю, Мейсон, вы чертовски умелы и сообразительны, и все же заплатите им, но не больше десяти тысяч долларов. Если что, посоветуйтесь со мной. Да, конечно, я сижу у них на крючке, крепко сижу.
– Десять тысяч вы заплатите им сейчас, – повторил Мейсон, – еще десять через тридцать дней, и так каждый раз по десять тысяч вплоть до самой смерти. Нельзя платить шантажистам.
– Проклятье, Мейсон, но я должен заплатить им.
– Оставьте Хенсела мне.
– Вы заплатите ему?
– Возможно. Но сделаю это так, что больше платить уже не придется.
Эддисон еще раз вздохнул и встал с кресла:
– Хорошо, вы мой адвокат, вы знаете, что делать. До свидания.
Как только Эддисон покинул контору, Мейсон повернулся к Делле Стрит:
– Делла, я прошу тебя надеть перчатки.
– Перчатки?
– Да, именно.
Делла повиновалась.
Мейсон, подойдя к шкафу, где висело его пальто, вынул из кармана пальто свои перчатки, тоже надел их и сказал:
– А теперь дай мне чеки Второго Национального.
Делла протянула ему книжечку чеков. Мейсон вытащил бланк из середины.
– На этом, пожалуй, нет ничьих отпечатков пальцев.
Делла с изумлением смотрела, как Мейсон подошел к окну, приложил к стеклу чек на сумму в пятьсот долларов, подписанный Джоном Райсером Эддисоном, приладил поверх него чек и остро отточенным карандашом тщательно скопировал подпись. Затем вернулся к столу и осторожно нанес поверх карандашных следов черные чернила…
– Ну, как получилось, Делла?
Она внимательно осмотрела его работу и покачала головой:
– Не очень удачно.
– Неужели?
– Да. Линии почерка неровные. Эддисон подписывается быстро, энергично. Когда вы медленно повторяли его линии, ваша рука дрожала. Подделка, шеф, получилась неудачная.
Мейсон усмехнулся:
– И отлично. К тому же даже без лупы можно увидеть, что под чернилами проступает след карандаша.
– Еще как проступает, – согласилась Делла.
– А теперь, – заявил Мейсон, – смотрите не оставьте на чеке отпечатки своих пальцев. Спуститесь вниз, зайдите в магазин, где продают пишущие машинки, попросите показать какую-нибудь новую модель и, как только продавец отвернется, быстро вставьте чек и отпечатайте на нем имя Эрика Хенсела и сумму в две тысячи долларов. Но, повторяю, будьте осторожны, не оставьте своих отпечатков пальцев.
Делла Стрит, удивленно раскрыв глаза, смотрела на непроницаемое лицо шефа.
– Значит, я…
– Значит, ты сделаешь то, что я тебе велел. Что я задумал, тебя пока не касается.
– А если что-нибудь случится, то…
– Делай то, что я сказал.
– Но это весьма опасно, шеф…
– Для кого?
– Для нас обоих.
– Только не для тебя, – успокоил ее Мейсон. – Ты лишь мой секретарь. Иди и проставь сумму в две тысячи долларов. Между прочим, Делла, когда сегодня у меня появится Хенсел, ты мне не нужна. У нас состоится доверительный разговор.
Она молча посмотрела на него, потом взяла чек и, не сказав больше ни слова, вышла из конторы.
Оставшись один, Мейсон взялся за телефон и попросил Герти соединить его с Детективным агентством Пола Дрейка.
Когда Пол снял трубку, Мейсон попросил его связаться со всеми банками города и сообщить, что какой-то весьма ловкий молодой человек предъявляет чеки на свое имя на значительные суммы. Чеки поддельные. Подпись скопирована с подлинной карандашом, а потом обведена чернилами. Пусть в банках учтут это и будут особенно внимательны.
– Благодарю за информацию, – отозвался Дрейк. – Дело интересное. Банки не забудут такой услуги.
– Ну так действуйте, – сказал Мейсон и повесил трубку.
Потом Мейсон взял номер телефона Эрика Хенсела, оставленный Эддисоном, и попросил Герти:
– Соедините меня с Вестмор 6-9832. Я буду говорить с Эриком Хенселом.