Великобритания
Антония Байетт – Детская книга (2009)
Отчего представители цивилизации Запада так любят тему половой распущенности и однополой любви, считая обязательным об этом говорить, допуская прямую речь о жестоком обращении с людьми и насилии над ними? Для них это считается нормальным явлением, о котором нужно сообщать с максимально возможным количеством отвратительных подробностей. Допустим, у Антонии Байетт в «Детской книге» всё начинается с невинных оттенков человеческих взаимоотношений, вырождающихся к заключительным страницам в педерастию. Возносить подобное литературное творение на Олимп читательского почёта – минимум звоночек о неполадках в некогда датском государстве. Если бы автор старался не просто выудить информацию из прошлого, а сопровождал повествование нравственными муками действующих лиц или сообщая, что подобное отношение к людям ныне искоренено, то было бы понятно. Однако, славные западные ценности произрастают из клоачных глубин, требующих адекватного с ними обращения в последующем. Вместо осуждения – пестование.
Байетт строит повествование, опираясь на историческую хронику. Проще говоря, читатель знакомится с историческими выкладками, на фоне которых происходят описываемые Антонией события. Если есть стремление узнать историю Великобритании лучше, то «Детская книга» в этом будет хорошим помощником, ведь где ещё узнаешь о царствовавших в обществе того времени порядках. Дамы и джентльмены? Куда уж там. С рождения над людьми издевались, закладывая извращённые традиции у подрастающего поколения, обязанного после становления готовить для себя смену. Не стоит исключать, что Байетт лишь очерняет действительность, опираясь на доступные ей труды знакомых с данной проблематикой историков, специализирующихся на неординарных человеческих поступках. В книгах Чарльза Диккенса ничего подобного не происходило, хотя порядки в его время были далеки от гуманности, но явных перегибов он не описывал, хотя известен своим скрупулёзным подходом ко всему, до чего дотягивалось его любопытство.
Интерес Антонии произрастает из жадных до крови сказок немецких земель, собранных братьями Гримм, чья интерпретация многими осуждается и переиначивается в более мягкий вид, где к людям могут относиться несправедливо, заставлять поступать против воли, при этом не допуская проявлений садистских наклонностей. Байетт ориентируется на жестокость, доводя до читателя истинную суть историй, во всех подробностях излагая их собственными словами прямо на страницах «Детской книги». Кроме того, сказки оказывают негативное влияние на тех персонажей, в отношении к кому их одно из действующих лиц старается применить, – повествование наполняется дополнительными шокирующими происшествиями. Испытывал ли автор от этого моральное удовлетворение или всего лишь использовал приём привлечения к книге читательского внимания, чтобы быть в тренде и не отступать от коллег по цеху, упивающихся описанием сексуальных сцен без особой надобности и прочих нестандартных особенностей, будто извращённое человеческое естество настолько порочно, что для отображения этого нужно изыскать из недр фантазии тонны нездоровых впечатлений, никакого отношения к реальности не имеющих: вопрос!
В «Детской книге» много любопытных фактов, напоминающих круговорот бесполезной информации, которой и без того читателю хватает в повседневном жизни, вынужденному фильтровать личные новостные ленты, забиваемые умничающими друзьями, якобы это интересно и об этом нужно было обязательно сказать. Байетт, предварительно пересказав такие факты, пристраивает их в сюжет, сообразно соотнося. Например, особенность поведения кукушки по откладыванию яиц в чужие гнёзда, Антония легко может увязать с судьбой определённой группы действующих лиц.
Мучительно трудно жить в мире, где со страниц беллетристики и экранов телевизоров на тебя льётся поток негатива, якобы происходящего. Если выглянуть в окно или выйти на улицу, то ничего этого не увидишь. Страна живёт спокойно, изредка испытывая всплески агрессии склонных к ней людей. И склонных прежде всего вследствие банального объяснения – часть людей думает, начитавшись и насмотревшись, что такое поведение является нормой для общества. Также складывается впечатление, что общество никак с этим не борется. Вот и Антония Байетт щекочет нервы, с упоением позволяя действующим лицам пребывать в неге сексуального возбуждения и дозволяя выйти наружу всему тому, от чего следует воздерживаться. Похоже, человек никогда не изменится.
Джулиан Барнс – Предчувствие конца (2011)
Девственность – предмет особого разговора в западной литературе. Молодые люди, готовясь познать природу противоположного пола, готовы совершать безумства, лишь бы скорее ощутить взросление организма. До каких только мыслей они не доходят на этом пути. Безусловно, обо всём этом современный читатель очень жаждет узнать. Пусть мужская семенная жидкость стекает с вертикальных поверхностей, а главный герой умело действует руками, пытаясь понять значение человека для мира и посул от бытия на его голову; Барнс успевает рассказать о самом разном, о чём обычно люди во время столь интимных занятий не думают, если не страдают психическими расстройствами. В самом деле, осталось вспомнить законы Ньютона или понять в чём основной смысл посланий блаженного Августина. Если задуматься, то может Барнс не так далёк от истины: женщина для мужчины лишь объект желаний, но не предмет для размышлений.
Не так важно, чем на самом деле занимается главный герой. С тем же успехом он может думать о приготовлении картофеля. Только читателю не так будет интересно внимать тому, как специально для его внимания подготавливают воду, выбирают клубни, счищают кожуру, занимаются другими продуктами, попеременно погружая их в ещё холодную воду, чтобы потом всё это извлечь и нарезать слоями разной толщины. А ведь какой захватывающей дух могла получиться книга… Однако, кто же станет в этом искать скрытые подтексты и глубокую философию? Вот и Барнс не стал излишне быть точным в столь отвлекающих сценах, удовлетворив интерес читательской аудитории в думах над вечной темой оконечных нужд, должных когда-нибудь найти конечную цель, худо-бедно её поразить в самое сердце и нажить ещё больше бед, нежели читатель мог себе представить.
Если постараться проанализировать сюжет, то получается следующее. Спустя годы, испачкав всё, что можно было запачкать, напортачив выше дозволенного, главный герой повествования получит возможность ещё раз вспомнить былое. Юные годы – время чудесное, западающее в память лучше всего. Главный герой твёрдо помнит, как он извлекал из себя сперму, как страдал от проблем с кишечником и, между делом, узнавал полезную информацию о женщинах, стремясь стать причастным к кругу молодых людей, обретших счастье во взаимных чувствах. Разумеется, в жизни ничего легко не даётся – вот и будет страдать главный герой сперва короткий отрезок, чтобы нести столь тяжёлый груз всю сознательную жизнь.
Каждый человек сталкивается с необходимостью разбрасывать и собирать камни. Хорошо, если ему не будет мучительно больно. Хорошо, если он сумеет рассказать обо всём правдиво. Хорошо, если не станет ничего скрывать. Но если больно, правду сам не знает, а стеснительным он никогда не был, то ему остаётся рассказать историю о собственном бесстыдстве, поскольку предчувствует конец, имея камень на совести.
Предчувствие конца или Ощущение конца – точный перевод названия книги Джулиана Барнса значения не имеет, поскольку в обоих вариантах присутствует конец, вокруг нужд которого автор и строит повествование с первой строки своего произведения, получившего в итоге Букер образца 2011 года. Отнюдь, дело касается не конца жизненного пути, должного когда-нибудь произойти, поскольку рассказчиком выступает шестидесятилетний мужчина, а того отростка, что располагается у него между ног, чьи потребности удовлетворялись при первой на то его приходи. Барнс именно на этом делает акцент, тогда как весь остальной сюжет служит для разбавления различных процессов само- и взаимоудовлетворения.
Мишель Фейбер – Багровый лепесток и белый (2002)
Существует специальная литература, с помощью которой писатели удовлетворяют потребность в переносе на бумагу эротических фантазий, что они делают умело и на общее обозрение свои труды не выставляют. А стоило бы! С показательной целью! Дабы задать высокую планку, чтобы читатель не вёлся на низкое качество, сразу выставляя определённые требования. Покуда такого не произойдёт, придётся терпеть произведения вроде того, каким озадачил современников Мишель Фейбер. В центре повествования разврат, по краям – он же. В качестве антуража взят Лондон прошлых веков, присутствует отражение реалий тех дней. Но всё меркнет, стоит завязаться очередной сцене, где задействованные лица сосредоточены на удовлетворении похоти самым примитивным образом. А над всем парит нравственная и уверенная в себе героиня – роза среди сорной травы – имя ей Конфетка. Кого Фейбер решил обмануть?
О падких женщинах писали многие, в том числе и классики. Во Франции этим лично озадачивались Эмиль Золя и Оноре де Бальзак, описывая действительность без прикрас, не придавая ей особого значения, ставя перед читателем проблематику, раскрывая её по ходу повествования. Никаких интимных подробностей писатели XIX века себе не позволяли, их подразумевали и только. Фейбер поступает наоборот: обилие сексуальных сцен и описаний ушедшего в прошлое быта, проблематики при этом никакой нет. Повествование ради повествования, разврат ради разврата – таков «Багровый лепесток и белый». Если читатель ждёт постельных сцен, тогда книга его не разочарует.
Отвлекаясь в сторону, дабы попытаться разобраться, каким образом среди писателей проснулась жажда к откровенности, дотоле замалчиваемая, стоит пройтись по ряду беллетристов, чьи труды теперь уважают и ставят в пример. Многих перебирать не надо, достаточно остановиться на Джоне Кутзее, нобелевском лауреате, не стеснявшемся выражений, вроде «я дырка, плачущая от желания быть заполненной». Было ли такое до Кутзее? После него лавина сошла, навсегда изменив для читателя понимание литературы начала XXI века, предпочитающей выставлять напоказ пошлость и привлекать к себе внимание таким нетривиальным способом. Делается это крайне неумело, отчего-то неизменно пользуясь спросом. Кажется, уже не осталось произведений, герои которых вообще способны думать, а не вести себя согласно заложенного в человека желания продлить род, при этом прилагая усилия, лишь бы не допустить деторождения.
Читателю, сохранившему понимание прекрасного, однажды захочется посмотреть в глаза тем писателям, что радуют мир художественной литературы выбросами примитивных эротических фантазий. Увидит ли он на их лицах хоть какой-нибудь намёк на адекватность? Или всё-таки нет никакой связи между человеком-писателем и писателем, создающим произведение? Наше время требует максимальной откровенности, иначе о продажах книг остаётся мечтать? Читатель уверен, что ему хочется видеть в современной литературе пустое место? Толку в этих вопросах нет. Имеется определённая схема, писатели её придерживаются. И если раньше обязательным считалось присутствие хотя бы какой-нибудь любовной линии, то отныне обязаны присутствовать и детали интимной близости во всех подробностях.
Писатели извергаются – читатели проглатывают. Противно? Нет?!? Удивительно. Бульварное чтиво полностью трансформировалось в чтиво туалетное. Читатель, сидя на унитазе, читает, как действующие лица справляют нужду. Какой же это увлекательный процесс, достойный дотошного исследования на страницах. Не одному Кутзее об экскрементах размышлять, другие напишут, обойдя рассуждения стороной, выложившись полностью, излагая. Запах от доброй части ночных горшков ощутит читатель в произведении Фейбера, предварительно едва ли не с наслаждением вдыхая его вместе с действующими лицами на протяжении бурных ласк и последующей ночи. Изюминка!