Глава 2. Слониха
Ясо всех ног бросаюсь к эскалатору, мне хочется поскорее сбежать отсюда. А еще больше мне хочется сбежать от себя самой. Вокруг меня сплошь идеальные красотки с модельными фигурами, которым я, жирная коротышка, едва достаю до талии.
– Элли, постой! Куда ты?
– Подожди нас!
Магда и Надин несутся за мной. Похоже, улизнуть незаметно не выйдет. В глазах у меня стоят слезы. Я старательно моргаю, чтобы их смахнуть.
– Что с тобой, Элли? – запыхавшись, спрашивает Магда.
– Ты что, плачешь? – удивленно смотрит на меня Надин и обнимает за плечи.
– Еще чего. Просто мне срочно понадобилось на свежий воздух. Там было так душно, что меня чуть не стошнило. Меня и сейчас тошнит.
На всякий случай Магда делает шаг назад, чтобы уберечь свой новый жакет от неприятных последствий моего недомогания.
– Хочешь, зайдем в туалет, – предлагает Надин. – Попьешь водички.
– Вроде ты не бледная, – говорит Магда. – Скорее наоборот. Жаль, что ты не успела сфотографироваться.
– Если хочешь, можем вернуться и заново встать в очередь, – говорит Надин.
– Нет уж, спасибо, – отказываюсь я. – Я вообще не хотела фотографироваться. Понятия не имела, что это все для какого-то дурацкого модельного конкурса. Кому вообще охота быть моделью? – Тут я осекаюсь. Похоже, Магда и Надин другого мнения.
– О да, это тяжкая доля! – вздыхает Магда. – Деньги, слава, путешествия, дизайнерские наряды… просто кошмар какой-то! Перестань, Элли, не дури.
– Отстань от нее, Магда, не видишь – ей плохо! – говорит Надин. – Все равно у нас мало шансов. Там были сотни шикарных девиц.
– И половина из них наверняка профессионалки, – вставляет Магда. – Так нечестно.
Ни о чем другом они говорить не могут. Сидя в туалетной кабинке, я прислушиваюсь изо всех сил. Может, теперь они шепчутся обо мне? Пожимают плечами и качают головами, обсуждая бедную толстушку Элли? Мои глаза заволакивает пеленой. Слезы текут по щекам так, что приходится снять очки и промокнуть лицо туалетной бумагой из рулона. Не хочу вылезать из кабинки и встречаться с ними глазами. Вообще не хочу больше ни с кем встречаться никогда в жизни.
Я вполне могла бы стать туалетной отшельницей. Могла бы устроить себе домик в этой крошечной кабинке. Будь у меня здесь спальный мешок, альбом для рисования и стопка книг, я бы чувствовала себя вполне комфортно. В Средневековье многие разочаровавшиеся в жизни молодые девушки уходили в монастырь, жили там безвылазно в малюсеньких кельях, и никто не считал это чудачеством. А в наши дни обо мне примутся писать все газеты и будут пестреть заголовками типа «ДЕВУШКА ЗАПЕРЛАСЬ В ЖЕНСКОЙ УБОРНОЙ»… «ШКОЛЬНИЦА НЕ ВЫХОДИТ ИЗ ТУАЛЕТНОЙ КАБИНКИ ТРЕТИЙ ДЕНЬ ПОДРЯД!». Хотя, скорее всего, люди даже не обратят внимания на то, что в женском туалете торгового центра «Флауэрфилдс» последняя кабинка справа постоянно занята.
– Элли, с тобой точно все в порядке?
– Чего ты там засела?
Приходится выйти. Стараюсь вести себя так, будто ничего не случилось. Я брожу вместе с подругами по торговому центру и пытаюсь присмотреть подарки. Ничего не выходит. Я ни на чем не могу сосредоточиться. Магде можно купить красные трусики, а Надин – черные. Крошечные лоскутки ткани размера S. А ведь я уже даже в М не влезаю. Скоро мне и L маловат будет. Я стану безразмерной. И все будут называть меня «слониха Элли».
Я ловлю свое отражение в витринах и зеркалах. Такое чувство, что я расплываюсь с каждой секундой. Магда тащит нас в недавно открывшийся магазин ультрамодной молодежной одежды под названием «Клевый прикид!». Для меня это равносильно адской пытке. Кругом висят откровенные одежки крошечных размеров, юбочки, которые едва налезут мне на одну ляжку, куцые топики, которые я смогу носить только в качестве браслета на запястье. На нас пялятся продавцы – миниатюрная девица во всем черном, с коротко стриженными светлыми волосами и кольцами в носу и пупке и ее напарник – стройный парень с брильянтовой серьгой в одном ухе и в обтягивающей белой футболке, подчеркивающей его рельефную мускулатуру.
– Пойдем отсюда, – прошу я.
Но Магда явно нацелилась на парня-продавца и готова перемерить здесь все подряд. Надин в восторге от здешних шмоток и тоже не прочь задержаться в магазинчике подольше.
Мне приходится ждать их возле примерочных, и с каждым мгновением я все больше ощущаю себя кроликом, попавшим в клетку к удаву.
– Может быть, тоже хочешь что-нибудь примерить? – спрашивает меня блондинка.
Она произнесла это с такой притворной улыбкой, что мне стал совершенно очевиден ее намек на то, что в их магазине на меня никогда ничего не налезет.
– Эй, Магда, Надин, – шепчу я сквозь шторку примерочной. – Я пошла домой, ладно?
– Ну, Элли, ну не куксись, пожалуйста, – отзывается Магда. – Мы скоро закончим. Можешь спросить у того парня, если ли у них эти джинсы на размер поменьше?
– Сама спроси. Мне правда нужно идти.
– Тебя снова тошнит? – спрашивает Надин.
– Да. И я хочу домой.
– Подожди, мы тебя проводим, – предлагает Надин.
– Не могу я ждать, – говорю я и срываюсь с места.
Им еще долго одеваться, поэтому догнать меня они никак не сумеют. Я стремительно проношусь через весь торговый центр к выходу. Наверху по-прежнему сверкают фотовспышки и очередь стала еще длиннее, а вокруг меня снуют толпы девиц, и все как на подбор гораздо выше меня, гораздо красивее и гораздо-гораздо худее.
К горлу и впрямь подступает тошнота. Свежий воздух облегчения не приносит, а автобус, который везет меня домой, так трясет, что мне приходится сойти на несколько остановок раньше. Я плетусь по улице и, зевая, ловлю ртом воздух. Замечаю свое отражение в автомобильном стекле. Ни дать ни взять зевающая бегемотиха.
Слава богу, дома никого. Отец отправился с Цыпой в бассейн. А Анна уехала в Лондон на встречу со школьной подругой. Я поднимаюсь к себе в комнату и валюсь на кровать. Пружины жалобно скрипят под моей тушей. Я срываю очки и утыкаюсь носом в подушку, собираясь выплакаться всласть. Но слезы, которые я так тщательно сдерживала всю дорогу домой, теперь почему-то не льются. Все, на что я способна, – это несколько жалобных всхлипов, которые звучат так глупо, что я быстро замолкаю.
Переворачиваюсь на спину и ощупываю собственное тело руками. Сплошные бугры да ямы. Я пытаюсь ущипнуть себя за талию, чтобы посмотреть, сколько там жира, но мешает одежда. Тогда я стягиваю свитер, потом слезаю с кровати и снимаю все остальное. Смотрю на свое отражение в зеркале гардероба, но вижу лишь расплывчатое розоватое пятно. Надеваю очки.
Такое впечатление, что я вижу себя впервые. Вижу широкое лицо с пухлыми детскими щеками и двойным подбородком, вижу округлую грудь, едва заметную талию и рыхлый отвисший живот. Вижу обширные дряблые ягодицы, мясистые ляжки, полные руки, тупые округлые локти, заплывшие жиром колени, толстые лодыжки и косолапые раздувшиеся ступни.
При взгляде на себя мне кажется, будто я попала в какой-то научно-фантастический фильм. В мое тело вселилось неизвестное инопланетное существо и раздуло меня до неузнаваемости.
Поверить не могу, что я в самом деле такая толстая. Я всегда считала себя слегка полноватой. Пухленькой. Коренастой. Но никак не толстой.
Я шепчу это слово снова и снова. Перед глазами встает сковорода с прилипшими ошметками застывшего сала, оставшегося после жарки. Мне кажется, будто я вижу пласты жира, налипшие у меня под кожей. Я начинаю неистово щипать себя за бока, словно пытаясь отхватить куски собственной плоти.
Теперь в зеркале отражается не просто толстуха, а чокнутая толстуха. Я быстро отворачиваюсь и натягиваю на себя одежду. Джинсы такие тесные, что молния едва сходится. Свитер до неприличия плотно обтягивает грудь. Я зачесываю вперед волосы, чтобы хоть немного прикрыть по бокам свое лунообразное лицо. В очередной раз смотрю на себя в зеркало, надеясь, что за прошедшие две секунды в моем облике хоть что-то изменилось в лучшую сторону. Но с каждым разом я выгляжу все отвратительнее.
Собственно, мне никогда не нравилось, как я выгляжу. Наверное, когда я была маленькой, все было иначе. Помню, как мама расчесывала мои непослушные кудри, делала из них два веселых хвостика и перевязывала их разноцветными ленточками, в один день алыми, в другой – изумрудно-зелеными. «Ты у меня такая хорошенькая, Элли», – часто приговаривала она, и я действительно ощущала себя хорошенькой. Вполне вероятно, что я действительно была хорошенькой во всех этих джинсовых комбинезончиках, полосатых маечках и ярких туфельках под цвет ленточек в волосах. Я была настоящей симпатяшкой с забавными хвостиками на голове, большими карими глазами и ямочками на щеках.
Но потом мама умерла. И все изменилось. Я тоже изменилась. Я чувствовала себя опустошенной, поэтому заполняла пустоту внутри себя, поедая все подряд: пончики, сладкие булочки, шоколадки и ириски. Чем горше становилось у меня на душе, тем больше я набивала себя сластями. В результате я сильно поправилась, а вдобавок отец заметил, что я стала щуриться, когда читаю, и мне прописали очки, а Анна, моя новая мачеха, стала одевать меня во всякие девчачьи наряды, в которых я выглядела как поросенок в рюшах.
Все это я, конечно, понимала, но в душе продолжала оставаться самой собой. И по-прежнему ощущала себя хорошенькой. В начальной школе меня все любили, считали веселой и остроумной и хотели со мной дружить. Даже когда я перешла в среднюю школу Андерсона, то с легкостью вписалась в новый класс. Я не была самой популярной девчонкой в классе, не была самой умной, не была самой стильной или продвинутой и никогда не училась на «отлично» ни по одному предмету, кроме ИЗО. Но я всегда считалась, что называется, НОРМАЛЬНОЙ. Я не была ни зубрилой, ни стервой, ни малявкой, ни прыщавой, ни толстухой. То есть настоящей толстухой, как бедняжка Элисон Смит из параллельного класса, которая весит килограммов девяносто и ходит по школьным коридорам вразвалочку и так неторопливо, как будто продирается сквозь толщу воды, лениво посматривая на всех маленькими глазками, едва заметными в складках ее раздувшегося лица.
Я тяжело вздыхаю. Бросаю очередной взгляд в зеркало. Знаю, что это глупо, но внезапно мне захотелось проверить, такая же ли я теперь толстая, как Элисон. Или еще толще?
Если я не возьму себя в руки, то скоро и вправду буду как Элисон. Все, сажусь на диету. С этой самой минуты.
А ведь сейчас как раз время обеда. Магда и Надин наверняка сидят в кафешке, едят один на двоих клубный куриный сэндвич с картошкой фри и корнишонами и потягивают из высоких бокалов пенистый клубничный коктейль.
У меня урчит в животе.
– Да тише ты, – говорю я и грожу кулаком собственному пузу. – Больше ничего сегодня не получишь, слышишь, ты, гадкое, прожорливое, жирное брюхо?
Слышать-то оно слышит, а вот понимать – не понимает. Оно бурчит, булькает и ноет. Я стараюсь не обращать внимания. Беру блокнот и рисую карикатуру на себя в виде слонихи и булавкой прикалываю картинку над кроватью.
Потом я рисую себя такой, какой хотела бы стать. Ну, на самом-то деле я бы хотела быть ростом под метр восемьдесят, иметь длинные прямые светлые волосы и большие голубые глаза. Но этому, увы, не бывать. А потому я рисую себя такой, какой могла бы стать, если бы по-настоящему села на диету. Такой же невысокой. Такой же кучерявой. Такой же очкастой. Но худой.
Интересно, сколько времени мне на это понадобится? Хотелось бы сбросить килограммов двенадцать минимум. Однажды я уже сидела на диете. Ее предложила Магда, и мы рассчитывали терять примерно по килограмму в неделю. Да уж, быстрее вряд ли получится. Но я не могу оставаться толстой так долго. Я хочу измениться прямо сейчас. Если бы только я могла расстегнуть на себе молнию от подбородка до пупка, сбросить прежнее обличье и предстать перед всеми в новом образе – худой и стройной.
Интересно, Магда согласится снова сесть на диету вместе со мной? В прошлый раз она продержалась всего два дня. Так что я тоже бросила вслед за ней. Впрочем, Магде и худеть-то не нужно. Разве что сбросить один лишний килограммчик, и будет полный порядок. А что до Надин…
До сих пор вижу, как она позировала для «Спайси» – непринужденная, стройная, трогательно хрупкая. Даже не знаю, что и думать. С одной стороны, я рада за Надин, потому что она моя лучшая подруга. А с другой – чувствую зависть, потому что тоже хотела бы быть такой же худой и стройной. А еще я дико злюсь, потому что так нечестно. Надин ест больше меня. Однажды я видела, как она умяла подряд два шоколадных батончика «Марс». Случается, правда, что она пропускает обед, но делает это не специально, а просто забывает, потому что постоянное чувство голода ей неведомо. Не то что мне. Я дико прожорлива.
Слышу, как отец с Цыпой вернулись из бассейна и весело болтают о чем-то на кухне. А потом до меня доносится знакомый аромат. Он проникает под дверь моей комнаты, долетает до кровати и щекочет мне ноздри. О боже, отец жарит бекон. Он собирается делать сэндвичи с беконом. Обожаю сэндвичи с беконом. Шеф-поваром отца не назовешь, но сэндвичи с беконом он готовит отменные – поджаривает в тостере хлеб, густо намазывает его золотистым сливочным маслом и обжаривает бекон до тех пор, пока на нем не останется беленьких прослоек жира…
– Эй, а мне сэндвич с беконом? – вырывается у меня помимо собственной воли.
Я кубарем скатываюсь вниз. Отец явно не ожидал меня увидеть.
– Я думал, ты ходишь по магазинам с Магдой и Надин, – удивляется он.
Не успеваю я и рта раскрыть, чтобы дать хоть какое-то разумное объяснение, как влезает Цыпа и принимается трещать без умолку:
– Я нырял, Элли, представляешь – нырял, пусть в первый раз все вышло случайно, потому что я свалился в воду, хоть и не хотел, но папа сказал: «Давай, Цыпа, повтори-ка еще разок, потому что ты не упал – ты нырнул», и я нырнул, а потом еще много раз нырнул, поэтому теперь я умею нырять…
– Подумаешь, – рассеянно говорю я, втягивая носом аромат свежеподжаренного бекона.
Чувствую, что не могу больше ждать. Я готова хватать аппетитные кусочки прямо со сковородки.
– А ты, Элли, не умеешь нырять так же, как я. А вот я умею. Я самый лучший ныряльщик, скажи, пап?
– Ну конечно, малыш, ты у нас самый лучший. Хотя Элли тоже умеет нырять.
– Нет, не умеет! – злится Цыпа.
– Умею, умею, умею, – дразнюсь я.
– А вот и нет, потому что ты даже в бассейн не ходишь, – заявляет Цыпа с железной логикой шестилетки.
– И тем не менее раньше она отлично плавала, – неожиданно встает на мою сторону отец. – Помнишь, как мы вместе ходили в бассейн, а, Элли? Эй, почему бы тебе не пойти туда вместе с нами в следующую субботу?
– Точно, и тогда я покажу тебе, как я умею нырять. Спорим, ты так не сможешь. Хочу первый сэндвич! Пап! Па-а-ап! Чур, я первый!
– Похоже, кто-то тут слишком раскомандовался, – замечает отец и протягивает первый горячий сэндвич мне.
Не часто мне что-то перепадает вперед Цыпы. Я улыбаюсь отцу, но внезапно меня посещает мысль, что он сделал это из жалости. Может, после всего, что случилось сегодня, у меня опухли глаза, а круглая поросячья физиономия раздулась еще больше?
Я с вожделением смотрю на сэндвич, дымящийся на тарелке с витым голубым узором. Я беру его в руки – он такой горячий, что обжигает пальцы. Подношу его к губам. Вижу кусочек золотистого поджаристого бекона, весело глядящий на меня из толщи сэндвича.
Нет, не весело. Злобно. Он хочет сделать меня еще толще. Сколько, интересно, калорий в этом сэндвиче с беконом? Точно не знаю, но наверняка целая куча. Буду есть свинину – сама превращусь в свинью, в откормленного жирного порося. Отчетливо вижу себя хрюшкой, лениво развалившейся в вонючей грязной луже, – и кладу сэндвич обратно на тарелку.
– Ладно, Цыпа, можешь его съесть, если так хочется.
– Правда? – не верит своим ушам Цыпа и поскорее откусывает побольше, пока я не передумала.
– Тогда возьми вот этот, Элли, – говорит отец, протягивая мне новый, только что приготовленный сэндвич.
– На самом деле я не голодная, – говорю я. – И вообще, что-то меня затошнило. От запаха жареного, наверное. Пойду лучше к себе.
– Что с тобой, Элли? Выглядишь неважно. Надеюсь, ты не заболела? – забеспокоился отец.
Я поднимаюсь к себе наверх. Мой желудок сводит от голода, а от разнесшегося по дому густого аромата текут слюнки.
Мне так хочется сэндвича с беконом. Один-то можно…
Нет. Вспомни свинью. Большую жирную свинью.
У себя в комнате я рисую собственный портрет в виде хрюшки. И еще целую серию портретов необъятной Элли в виде различных животных. Элли – щекастый бородавочник. Элли – пузатый носорог. Элли – тучный тюлень.
Внизу звонит телефон. Отец снимает трубку и зовет меня. Это Надин.
У меня совершенно нет настроения с ней разговаривать.
– Скажи, что я плохо себя чувствую. И перезвоню позже.
Отец что-то бормочет в трубку, а потом снова кричит мне:
– Она хочет зайти тебя проведать. Можно?
– Нет!
Я несусь вниз и в последний момент успеваю вырвать у отца трубку:
– Надин?
– О, Элли! Что с тобой? Почему ты сбежала? – В трубке слышен уличный гул – должно быть, она еще не дома.
– Прости. Наверное, вирус подхватила. Тошнота накатила.
– Точно? Я тебя ничем не обидела?
– Нет-нет, что ты.
– Магда сказала, что ты расстроилась из-за конкурса. Потому что до него ты была в порядке.
– Ерунда, – поспешно отвечаю я. – Магда все выдумывает. Дай-ка ей трубку.
– Не могу. Мы уже расстались. В «Газировке» мы познакомились с парнями, и они предложили нам прогуляться, но я не захотела, а Магда согласилась.
– Могу себе представить.
– Можно я зайду к тебе? Знаю, тебе нездоровится, но ты можешь просто лежать в кровати и ничего не делать.
– Ну ладно, – сдаюсь я.
– Мне позарез нужен твой совет. Тот парень, ну, фотограф из «Спайси», помнишь, он сказал, что с такими данными у меня неплохие шансы пройти в следующий тур и что скорее всего они скоро со мной свяжутся и пригласят на настоящую фотосессию в студии, а я понятия не имею, что мне туда надеть – обычные джинсы или вырядиться пошикарнее? И что делать с косметикой? Может, попросить Магду, чтобы она меня накрасила? Она же у нас эксперт. А волосы? Как думаешь, стоит подрезать кончики? Эй, Элли? Ты меня слушаешь?
– М-м-м, Надин, мне и вправду нездоровится. Знаешь что, лучше не приезжай сегодня. Перезвоню тебе завтра. Пока.
Все, не могу больше слушать Надин ни секунды. Устроила переполох на пустом месте. Этот фотограф небось всем подряд говорил одно и то же. Там было полно красоток почище Надин. Ее точно не выберут. Ей ни за что не стать девчонкой с обложки «Спайси».
Господи, да что это со мной? Надин же моя лучшая подруга. Я хочу, чтобы ее выбрали.
Нет, не хочу.
Хочу и не хочу одновременно.
Чувствую, что зеленею от зависти, и ненавижу себя за это.
Медленно плетусь обратно в свою комнату, будто движения мои сковывает опутавшая меня склизкая зеленая тина. Меня больше не тянет рисовать собственные портреты, и я ищу, что бы мне почитать. Миссис Мэдли, наша учительница по английскому, задала прочитать за рождественские каникулы «Джейн Эйр». Все долго возмущались и говорили, что такой толстенный и занудный томище им не одолеть. Я тоже повозмущалась за компанию. Хотя уже давно прочла этот роман ради удовольствия. Мне так понравился фильм, что захотелось заглянуть в книгу. У Анны на полке как раз стояло издание в мягкой обложке.
Может, попробовать перечитать? Раз я такая уродина, то пусть хотя бы умной буду. Да и книга мне нравится. Особенно Джейн. По крайней мере, она тоже некрасивая.
И вот я читаю, читаю и читаю. Поначалу все идет хорошо. Особенно мне нравится читать про детство Джейн, о том, какая она была сильная и независимая и как потом поехала в школу-интернат, где ей приходилось часто голодать. Здесь я целиком и полностью отождествляю себя с ней. В животе у меня урчит так, что я готова умять миску горелой овсянки Джейн за милую душу. Хотя овсянка ведь жутко калорийная, разве нет?
В этом-то вся и штука. Может, конечно, Джейн и не красавица, зато она хрупкая и стройная. Что все персонажи книги постоянно подчеркивают. Это начинает раздражать. На что ей жаловаться с такой фигурой? Тем более что мистер Рочестер ее любит. Почему бы им просто не выкинуть из головы эту его первую сумасшедшую женушку, живущую на чердаке? Я пролистываю немного вперед, чтобы найти тот эпизод, где сумасшедшая Берта рычит и кусается. Мое сердце гулко стучит в груди, пока я перечитываю это место. Она не просто пунцовая и растрепанная. Она еще и обрюзгшая. В книге говорится, что она дородная, такая же крупная, как ее муж. Неудивительно, что Рочестер предпочел ей Джейн. Для этого достаточно сравнить стройную фигурку с бесформенными телесами.
Берта ему не нужна, потому что она жирная. И буйнопомешанная. А может, она помешалась только потому, что Рочестер разлюбил ее, когда она начала толстеть?
Может, и Дэн теперь меня разлюбит.
Не то чтобы я сама от него без ума. Он милый, смешной, и мы дружим, но все-таки он с придурью и к тому же ботаник-малолетка – в общем, до настоящего бойфренда никак не дотягивает.
Впрочем, у самого Дэна иное мнение. Он запал на меня с той самой минуты, как мы впервые познакомились летом. И даже приезжал ко мне на выходные из своего Манчестера, а в остальное время постоянно строчит мне письма и звонит чуть ли не каждый день, чтобы узнать, как у меня дела.
Внезапно я вскакиваю с кровати и несусь вниз к телефону.
– Эй, Элли, что случилось? – спрашивает отец. Он сидит, развалившись на диване в гостиной с банкой пива в руке. Цыпа с колой примостился у него на коленях. Перед ними огромная миска с чипсами, куда они попеременно запускают руки, не отрывая глаз от экрана телевизора, где показывают футбол.
Я представляю, как солененькие золотистые чипсы хрустят у меня во рту, и чуть не захлебываюсь собственными слюнями. Я дико голодная.
– Может, все-таки поешь? – говорит отец, кивая на миску с чипсами.
– Нет, спасибо, – отвечаю я и быстро отворачиваюсь.
Даже одна штучка меня погубит. Потому что за ней непременно последует еще одна, а потом еще одна, и так до тех пор, пока я не опустошу всю миску до последней крошки.
Я набираю номер Дэна и целую вечность слушаю в трубке длинные гудки. Наконец трубку берет один из его не менее придурковатых братьев и начинает плести какую-то чушь насчет того, что Дэн собрался жениться. В конце концов он все же зовет Дэна к телефону.
– Привет! Это я.
– Привет, – говорит Дэн.
И делает большую паузу. Я-то думала, он куда больше обрадуется моему звонку. Раньше я никогда этого не делала – он всегда звонил первым.
– Твой брат сказал, ты вроде как женишься?
– Ты же его знаешь – вечно несет всякую ерунду, – вяло отвечает Дэн. – А зачем ты, собственно, позвонила?
– Просто сказать «привет».
– Ну, тогда привет.
Я молчу. Снова повисает неловкая пауза.
– Может, еще что-нибудь скажешь? – говорю я.
– Но ты же тоже молчишь.
Обычно при разговоре с Дэном мне никогда не требовалось говорить, потому что он не замолкал ни на секунду, так что я даже словечко вставить не могла. А теперь молчит, точно воды в рот набрал.
– Что поделываешь? – интересуюсь я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Смотрю матч по телеку.
– Футбол? «Манчестер Юнайтед» играют?
– Нет, регби.
– Что? Регби? Ты же ненавидишь регби. Все ненавидят регби.
– Недавно полюбил. Прикольная игра.
На заднем плане слышится какой-то отдаленный рев.
– О, черт, гол пропустил, – ворчит Дэн.
– В таком случае, не буду больше тебя отвлекать, – говорю я и с чувством оскорбленного самолюбия бросаю трубку.