Глава 2
Две лучшие подруги
Так странно идти по коридору в кабинет миссис Хендерсон. В этом году миссис Хоккейная Клюшка Хендерсон будет нашим классным руководителем. Она ведет у нас в школе физкультуру. И вечно ко мне придирается аж с седьмого класса:
– Догоняй, Элеонора!
– Снова мимо, Элеонора!
– Шевели ногами, деточка, а то уснешь!
Одно время перед началом каждого урока физкультуры я придумывала разные отговорки, лишь бы не заниматься – то притворялась, что у меня голова болит, то жаловалась на болезненные месячные, – но она быстро меня раскусила и заставила бегать шесть кругов по залу за вранье, и каждый раз, когда я замедляла темп, дула что есть мочи в свой противный свисток.
Терпеть не могу миссис Хендерсон. И физру тоже. Магда иногда прогуливает ее вместе со мной, притворяясь, что плохо себя чувствует. У нее есть свои причины недолюбливать физкультуру. Она боится растрепать прическу и сломать ноготь о мяч. Но уж если затащить ее на урок, то она будет носиться по залу быстрее ветра, с легкостью забьет шесть раз подряд в нетболе и проведет хоккейный мяч в ворота с противоположного конца поля.
Зато Надин столь же безнадежна в плане спорта, как и я. Она худышка, но при беге умудряется резко выбрасывать руки и ноги в разные стороны и свешивать набок голову так, что становится похожей на сломанную марионетку.
Как же мне не терпится поскорее встретиться с Магдой и Надин! Я не виделась с ними несколько недель, потому что мы только вчера вернулись из этого дурацкого промозглого Уэльса. Но чем дальше я продвигаюсь по свежевымытому коридору к кабинету, тем медленнее становятся мои шаги. И вообще, что это за ужасные коричневые школьные туфли – какие-то старомодные бабушкины чоботы! Ну почему в других школах девчонки могут носить что угодно – хоть шпильки, хоть кроссовки, хоть «мартенсы»… А какие туфли я недавно видела в «Шеллис»! На высоком каблуке, а сами такого бронзового цвета с отливом. Бронзовый – почти что как коричневый. Коричневатый. Я долго упрашивала Анну купить мне их для школы, но она так и не согласилась. Это нечестно. Сама-то она носит плоские лодочки только потому, что ростом на дюйм выше моего отца и сильно из-за этого комплексует.
– Элеонора Аллард?
О боже, это мисс Трампер, завуч. Еще хуже, чем миссис Хендерсон. Уроки еще не успели начаться, а она уже вышла на тропу войны. Вот въедливая старушенция. И чего ей неймется?
– Что вы делаете в коридоре во время занятий, Элеонора?
– Ничего, мисс Трампер.
– Это я и так вижу. Кто ваш классный руководитель в этом году?
– Миссис Хендерсон, – говорю я и киваю в сторону двери напротив.
– Тогда почему вы стоите и не заходите? Вы же не хотите сказать, что вас выгнали из класса за плохое поведение на первом же уроке?
– Нет, что вы, я туда даже не входила.
– Тогда войдите сейчас, Элеонора. Немедленно!
Я хватаюсь за ручку двери. Слышу, как миссис Хендерсон вовсю распинается, подробно инструктируя учеников насчет соблюдения всей тысячи правил, предписанных для девятого класса «Нептуна». Ах да, забыла сказать, что в нашей школе все четыре параллели каждого года обучения названы в честь планет: Венера, Марс, Меркурий и Нептун. Почему, интересно, Уран не выбрали? Мы в классе «Нептун», и поэтому на наших значках изображен маленький трезубец. Ерунда какая-то. Никому из нас не нравится быть в классе «Нептун». Магде больше по душе Венера, а Надин хочет быть в классе «Марс», потому что она любит одноименные шоколадные батончики, а я бы с радостью поучилась в «Меркурии», потому что питаю слабость к безвременно покинувшему нас Фредди[7]…
– Элеонора! – шипит на меня мисс Трампер, замершая посреди коридора. – Вы что, впали в ступор?
Господи, как остроумно.
– Нет, мисс Трампер.
– Тогда идите в класс.
Я делаю глубокий вдох и поворачиваю ручку двери. Вхожу. Первым делом вижу миссис Хендерсон, которая сидит на учительском столе и покачивает ногами. На ней ужасная плиссированная юбка, призванная показать, что она как-никак классный руководитель, но на ногах при этом носки с кроссовками, чтобы по окончании своей первой познавательной лекции было в чем ринуться в спортзал.
Я тут же получаю нагоняй. Она так усердствует, что мои бедные уши увеличиваются до слоновьих размеров. До меня доносятся слова типа «первый день», «безответственное отношение» и «неудовлетворительное поведение».
Я опускаю голову и делаю вид, что сгораю от стыда, только бы она поскорее угомонилась. Исподлобья оглядываю класс, выискивая Магду и Надин. Обнаруживаю их на задней парте. Отлично! Магда вовсю улыбается, Надин чуть заметно машет мне рукой. Они заняли мне место рядом с собой. Наконец миссис Хендерсон выдыхается и разрешает мне сесть. Магда шепчет мне «Привет, красотка!», а Надин делится жвачкой. Я устраиваюсь поудобнее, и мой новый учебный год официально начинается. Спасибо, что в честь первого школьного дня миссис Хендерсон не оставила меня после уроков за опоздание.
Первые дни всегда проходят сумбурно. Новое расписание, новые тетради, и вдобавок каждый учитель считает своим долгом прочитать нам лекцию на тему «Что нас ждет в девятом классе». Потом на большой утренней перемене Крисси показывает нам свои фотографии с Барбадоса, куда она ездила отдыхать, а Джесс рассказывает про то, как на каникулах прыгала с тарзанки, и даже пытается изобразить, как это было, поэтому нам с Магдой и Надин удается остаться втроем только после обеда.
Мы направляемся на наше любимое место – ступеньки, ведущие вниз к раздевалкам, – где мы тусуемся все последние два года. Там мы обнаруживаем первоклашек, которые пытаются делать стойку на руках у стенки, заправив при этом юбки в мышиного цвета трусы от школьной спортивной формы.
– А ну, брысь отсюда! – шикает на них Магда. – Идите машите ногами где-нибудь в другом месте, обезьянки. А то в глазах от вас рябит.
Девчонки выпрямляются и глупо хихикают, а когда Магда грозно хлопает в ладоши, с визгом разбегаются.
– Итак, – говорит Магда, усаживаясь на ступеньку. Ее юбка на добрых шесть сантиметров короче моей. Чуть нагнется – и вся школа увидит ее трусы. Да еще какие.
Надин садится рядом и сразу же сбрасывает свои поношенные школьные туфли. Через капроновые колготки просвечивает черный лак педикюра.
Я расталкиваю Магду и Надин локтями и плюхаюсь посередине, чувствуя внезапный прилив нежности к своим любимым подругам.
С Надин мы дружим еще с детского сада, с тех пор, как вместе размазывали зеленый пластилин по стенам игрового домика и изображали, как отравили всех кукол ядом. Мы были лучшими подругами всю начальную школу. На детской площадке играли в ведьм, в бассейне изображали русалок, а когда оставались друг у друга в гостях с ночевкой, наряжались привидениями. Мы поклялись, что останемся лучшими подругами по гроб жизни. А во втором классе средней школы нам больше не позволили сидеть с кем хочешь. Нас рассадили в алфавитном порядке, и таким образом я оказалась за одной партой с Магдой.
Сначала я Магду немного побаивалась. Уже в одиннадцать лет она тщательно следила за собой, носила замысловатые прически и красила ресницы толстым слоем туши, отчего выглядела очень по-взрослому. А еще у нее были идеально выщипанные брови, которые она вскидывала каждый раз, когда удостаивала меня взглядом.
В первую неделю она со мной едва разговаривала. А потом как-то раз я сидела в классе и рисовала на обложке черновика портрет суперстильной модницы Магды. Я изобразила ее в виде хитрой кошечки с длинными усами и пушистым хвостом. Себя изобразила в виде маленькой толстенькой перепуганной мышки с маленьким носиком и скрюченными лапками. Магда незаметно наклонилась ко мне через плечо и увидела рисунок. Она сразу же все поняла.
– Отлично у тебя выходит, Элли. Молодец! – сказала она.
Я сделала еще несколько рисунков, и они ей тоже понравились. Так мы и подружились. И она захотела быть моей лучшей подругой.
Но у меня ведь уже была Надин. И Надин Магду поначалу сильно недолюбливала. Но когда однажды после школы Магда пригласила меня к себе в гости, я уговорила Надин пойти вместе со мной. В качестве моральной поддержки. Я представляла себе Магду живущей в роскоши и уединении, но все вышло совершенно наоборот. У нее оказалась большая, шумная и ужасно милая семья, где Магду все любили и баловали как могли. Дома она вела себя совсем как маленькая. Мы с Надин поднялись в ее комнату, и там Магда сделала каждой из нас полный макияж. Мне нарисовала большие черные глаза и еще провела тонкую линию по обеим сторонам щек, чтобы казалось, будто у меня высокие скулы. До этого я никогда не пользовалась косметикой, и мне все дико понравилось. Надин к идее макияжа сперва отнеслась скептически, но Магда уговорила ее попробовать. Она накрасила Надин в готском стиле – с мертвенно-бледным выбеленным лицом, черными губами и изумительной подводкой глаз. Когда Надин увидела свое отражение в зеркале, она расплылась в улыбке от уха до уха и тоже захотела дружить с Магдой.
С тех пор мы дружили втроем, весь седьмой и восьмой классы. А теперь мы в девятом, и нам по тринадцать лет, хотя Магде уже почти четырнадцать, а Надин исполнится четырнадцать в декабре. Мне же еще ждать дня рождения аж до следующего июня.
Это несправедливо. Из нас троих я выгляжу младше всех – из-за невысокого роста и легкой полноты. А еще у меня ужасно толстые щеки, а на них – о, ужас! – ямочки. Я уже успела привыкнуть к тому, что Магда выглядит по-взрослому, особенно после того, как она стала делать мелирование. Но Надин, с личиком в форме сердечка и распущенными черными волосами, всегда смотрелась младше своих лет. Этакая Алиса наоборот. Но теперь и она выглядит как-то иначе…
– Ну, чего молчите, давайте рассказывайте, а то сто лет вас обеих не видела. Чем занимались все лето? – выпаливает Магда и, не останавливаясь, выкладывает нам все о своих каникулах в Испании. О том, как все официанты глаз с нее не сводили, а парень, дежуривший у бассейна, все время подхватывал ее и сбрасывал в воду, а другой парень, постарше, постоянно покупал ей в баре напитки. Словом, обычная ерунда в стиле Магды, так что я даже не вслушиваюсь, а наблюдаю за Надин. Похоже, она тоже слушает Магду вполуха. Она наклонилась вперед – так, что волосы закрыли лицо черной бархатной занавесью. Черным фломастером она старательно вырисовывает на запястье татуировку в виде сердечка. На Надин это совершенно не похоже. Раньше она ничего, кроме черепов или пауков, на себе не рисовала.
– А у тебя что новенького, Надин? – спрашиваю я, как только Магда перестает болтать.
– В каком смысле? – отзывается Надин. – Если ты про каникулы, то мы с тех пор уже виделись – помнишь, перед твоим отъездом в Уэльс. Все было просто чудовищно. Всеобщее безудержное веселье. В каждой очереди приходилось стоять по часу, а вокруг шныряли детишки в накладных ушах Микки-Мауса и ростовые куклы, которые махали ручкой всем и каждому. Все такое яркое, что у меня всю дорогу в глазах рябило.
– Полезай обратно в свой гроб, мисс вампирша, – шутит Магда. – Держу пари, что Наташе там понравилось.
Наташа – младшая сестра Надин. Мы с Надин ее терпеть не можем, а вот Магда, добрая душа, обожает детишек. Она даже Цыпу обожает. И вечно сетует на то, что у нее нет младших братьев и сестер.
– Наташа слопала четыре мороженых подряд, и потом ее стошнило прямо на новенькую розовую футболку с Минни-Маус, – сообщает Надин. Одновременно она выводит чернилами имя поперек своего сердечка. Я наклоняюсь, чтобы прочесть:
– Лиам?
Надин краснеет. Вообще-то Надин никогда не краснеет, потому что у нее в организме для этого недостаточно крови, но сейчас за прядями черных волос я явно различаю ярко-розовые пылающие щеки.
– Лиам? – повторяет за мной Магда. – Не знала, что ты фанатка «Оазиса»[8].
– Это не тот Лиам, – говорит Надин.
Магда переводит взгляд на меня, ожидая разъяснений. Я пожимаю плечами. Мы обе поворачиваемся к Надин.
– Так кто же тогда этот Лиам? – спрашивает Магда.
– Ну… – говорит Надин и делает короткую паузу. – Это мой парень.
– Твой парень?! – вопим мы в один голос.
Я чуть не скатываюсь со ступенек. Надин завела парня. Поверить не могу! Как это она завела парня раньше меня? И главное, раньше Магды? За Магдой вечно увиваются толпы парней – по крайней мере, так она сама утверждает, – но она ни с кем из них не встречается.
– Настоящий парень? – спрашивает Магда, шокированная, судя по всему, не меньше моего.
– Тебе же даже не нравятся мальчики, Надин, – говорю я.
– А Лиам нравится, – отвечает Надин. – К тому же он уже не мальчик. Ему семнадцать. Учится в колледже.
– Ну и где же вы познакомились? – подозрительно спрашивает Магда. – Раньше ты о нем даже не упоминала.
– Да уж, Надин, в твоих летних письмах не было ни слова о Лиаме, – говорю я.
Пока я тухла в уэльском доме, со скуки пачками строчила письма Магде и Надин. Магда редко удосуживается нормально отвечать. Обычно она отделывается открытками, подписанными «Люблю. Целую. Магда». Это, конечно, очень мило с ее стороны, но не очень-то информативно.
Надин в этом смысле куда более ответственна. Она шлет ответы на нескольких страницах, исписанных аккуратным почерком, и всегда кладет в конверт горстку звездочек с полумесяцами. Но, помнится, писала она только о том, что полюбила какую-то там новую рок-группу, и о том, что учится читать карты Таро. А еще без конца жаловалась на своих родичей. Отец вечно на нее наседает и заставляет лучше учиться, хотя она и ходит в отличниках. Он хочет, чтобы Надин была лучшей по всем предметам, но это невозможно, потому что лучшая у нас Эмна, у которой коэффициент интеллекта зашкаливает как у супергения, и тягаться с ней никому не под силу, как ни старайся. А матери не нравится ее стиль одежды, макияж и прическа, и она пристает к Надин с уговорами принарядиться и ходить, сверкая ослепительной улыбкой американской чирлидерши[9]. А уж Наташа – так это просто чудовище в гольфиках, которое притворяется ангелом в присутствии мамы с папой и мигом превращается в исчадие ада, как только за ней остается присматривать Надин.
Обо всей этой ерунде она писала мне все лето и даже ни словечком не обмолвилась о Лиаме. Я чувствую себя глубоко оскорбленной. Мы с Надин всегда рассказывали друг дружке обо всем.
– Почему ты мне ничего не сказала? – спрашиваю я дрожащим голосом чуть не плача.
– Потому что я познакомилась с ним только на днях, – говорит Надин, вытягивая руку и любуясь своей свежей романтической татуировкой.
– Так-так, – прищуривается Магда. – То есть это просто новый знакомый, а вовсе не настоящий парень?
– Тот, кого бы ты хотела видеть своим парнем, – уточняю я, воспрянув духом и собираясь поведать историю о сногсшибательном блондине, который попался мне на глаза утром по дороге в школу.
– Нет, почему же. В прошлую субботу вечером у нас с Лиамом было свидание, – говорит Надин. – Мы познакомились утром в музыкальном магазине. Я рылась в дисках отдела альтернативной музыки, и он тоже, а потом оказалось, что мы ищем одну и ту же группу, но у них в магазине был всего один такой диск, и он уступил его мне.
– И тут же пригласил на свидание? – спрашиваю я с подозрением.
– Ну… для начала мы немного поговорили. Правда, говорил в основном он. Мне вообще в голову ничего путного не лезло. Я стояла как истукан и судорожно соображала, что бы такое сказать. А потом он спросил, не хочу ли я пойти вечером на концерт одной рок-группы в пабе «Хитрая лисица», и я сказала, что хочу. Хотя раньше никогда не бывала в «Хитрой лисице». Раньше я вообще в пабах не бывала. Мама с папой ни за что бы меня туда не отпустили, поэтому я сказала им, что ты, Элли, пораньше вернулась из деревни, и Магда пригласила нас обеих к себе на вечеринку, и что на обратном пути твой отец подбросит меня домой. Пришлось так сказать, потому что концерт заканчивался поздно. Надеюсь, ты на меня не сердишься?
– Ты что, пошла туда одна?! – восклицаю я изумленно, не в силах поверить во всю эту историю. Надин всегда была такой тихоней. Обычно по вечерам она сидела запершись в комнате и слушала свою чудаковатую музыку. И никогда никуда не выбиралась.
– Ну и как, удачное вышло свидание? – спрашивает Магда.
– Честно говоря, я даже не ожидала, что все так сложится. Во-первых, мне было дико страшно идти туда одной. А во-вторых, я была уверена, что меня не пустят в паб, потому что я еще не доросла.
– Почему ты мне не позвонила? – возмущается Магда. – Я бы пошла с тобой.
– Да, но он мог бы на это не согласиться. Или запал бы на тебя, а про меня забыл, – говорит Надин.
Магда с пониманием кивает.
– Я думала, что загляну совсем ненадолго, посмотрю одним глазком и в случае чего быстренько смоюсь домой. Но когда я туда пришла, он меня уже ждал, заплатил за вход на концерт, а после проводил домой. До угла улицы. Дальше я ему не разрешила, а то мама с папой могли увидеть. А еще мы договорились встретиться снова в следующую субботу – так что можно я скажу родителям, что пойду к тебе, а, Элли?
– Конечно, без проблем, – машинально отвечаю я.
– А какой он? – интересуется Магда.
– Просто супер. Темные волосы, темные глаза, модный прикид.
– Ты сказала ему, сколько тебе лет? – спрашиваю я.
– Не сразу. Я соврала, что мне пятнадцать. И он сказал: «Что ж, почти взрослая», – хихикает Надин.
– О боже, – закатывает глаза Магда.
– Да, но потом, когда я говорила ему про вас, то сказала, что дружу с Элли чуть ли не с рождения, а с Магдой все два года средней школы, и только тогда поняла, что прокололась. Лиам меня, конечно, раскусил и отругал понарошку. Вообще-то он не против, что мне только тринадцать. Тем более что уже почти четырнадцать. Он говорит, что я выгляжу старше своих лет.
– Ясно, – говорит Магда. – Вы уже целовались?
– Сто раз.
– Что, прямо рот в рот?
– Естественно, – как ни в чем не бывало отвечает Надин. – Он потрясно целуется.
У меня отваливается челюсть. Раньше, когда мы с Надин обсуждали французские поцелуи, то всегда сходились на том, что облизывать у себя во рту чей-то язык – гадость несусветная.
– Но ведь ты говорила… – пытаюсь я возразить.
– Помню-помню, – смеется Надин, – но с Лиамом все по-другому.
– Классно было, правда? – приободряется Магда, которая уже не раз отчитывалась перед нами о своих любовных приключениях.
Надин смотрит на меня чуть ли не с жалостью.
– Вот увидишь, Элли, – говорит она мне, – когда у тебя появится собственный парень, ты все поймешь.
Ну все, приехали.
Мой рот открывается сам собой и начинает говорить помимо моей воли.
– Не беспокойся, у меня уже есть собственный парень, – выпаливаю я.
Надин смотрит на меня в изумлении.
Магда смотрит на меня в изумлении.
У меня такое впечатление, что я сама выпрыгнула из собственных очков и смотрю на себя в изумлении.
Что я сейчас сказала?
Что я наделала?
Зачем?
Но теперь уже ничего не изменишь…