Виноградная веточка
– Алё! Варь, это правда ты? Ты приехала? Вот молодец! На праздники?
– Как получится, у меня еще кусок отпуска есть вообще-то, – отвечала Варя, не понимая пока, с кем говорит, и изо всех сил стараясь сделать голос бодрым и осмысленным.
Но трубка догадалась:
– Ты, наверное, еще спишь? Извини! Я просто так обрадовалась, когда услышала, что ты вроде бы приехала, и сразу захотелось проверить… Погода только не особенно – холод, дождь, но все равно отдыхать ведь лучше, чем работать.
Варя, усиленно хлопая глазами, которые никак не раскрывались, посмотрела на часы. Конечно, еще только одиннадцать – такая рань, она собиралась спать до обеда! Когда только стало известно, что она уже здесь? Приехала ночью, никого не видела…
– А я утром пошла в магазин, а там мне Мурашова сказала – а ей ее сосед-таксист, когда утром здоровался, – а ему девушка-диспетчер, через которую твой папа такси вызывал. Она, кажется, с тобой в одном классе училась, и узнала и папу, и адрес, и поняла, что папа тебя собрался встречать, – тут же последовало объяснение.
Это Аня, с которой они несколько лет вместе работали в Белогорском музее, а Мурашова была их начальница. Все понятно. Сарафанное радио.
– Ну, как твои дела? – начались неизбежные расспросы. – Замуж вышла? – Но, поняв, что Варя все никак не проснется, Аня поспешила распрощаться, пригласив к себе: у музейщиков понедельник – выходной, и она весь день дома, можно посидеть поболтать.
Варя рухнула на подушку. Как же хорошо спать, привычно уткнувшись лбом в тумбочку! А дома никого, и знаешь, что никто не побеспокоит, и совершенно пока не знаешь, чем будет заполнен день, и он от этого как подарок. Это восхитительное утреннее незнание было самым главным в наступающих праздниках, которые при желании могли перетечь в отпуск, – и Варя погружалась в дополнительное блаженство, как в подушку… как в облако…
Телефон опять взревел. Хорошо, папа предусмотрительно положил трубку на тумбочку, хоть вскакивать не приходится. А ведь мог бы догадаться и совсем отключить.
– Варька, привет! Вставай-вставай, дрыхнешь небось, знаю я тебя! Я сейчас в Москве, на ВВЦ, вокруг так шумят, ничего не слышу! А потом совсем времени не будет, вот я сейчас и звоню.
Это была Лена. Наверняка на какой-нибудь выставке или ярмарке – у нее своя фирма по ландшафтному дизайну, и она не пропускает никаких профессиональных сборищ. Кто-кто, а Лена знала о Варином приезде заранее, но раз она в Москве, значит, это на весь день, и встретиться сегодня вряд ли удастся. Варя даже взгрустнула.
– Ты как вчера добралась, нормально? Начала отдыхать? Погода только подводит, когда лето начнется, непонятно… А как сама? Замуж вышла?
– А что, есть варианты? – не растерялась на этот раз Варя. – Можешь что-то предложить?
– Конечно, потому и спрашиваю! – кричала Лена. – Может, уже не надо? Кандидатура – о-го-го! Я к твоему приезду подготовилась, не то что некоторые!
– Ой, а кто? А что? – заторопилась Варя, уразумев, что это не шуточки и подруга в самом деле подготовилась.
– Увидимся – и все узнаешь, – начальственным тоном отрезала Лена, – сейчас все равно не слышно ничего. Может, вечерком, если я успею пораньше вернуться. Созвонимся!
Варя засмеялась и, перевернувшись на живот, уставилась в тумбочку. В полированной стенке отражалась очень даже симпатичная барышня, пикантно взъерошенная, с таким круглым, таким аппетитным плечиком – да что же пропадает такая красота! Кто-то должен увидеть это все и ахнуть! И кажется, так оно и будет прямо сегодня – сколько там осталось до вечера? Можно покружиться по комнате: птички на обоях детских еще времен почти щебетали, полы цвета яичного желтка казались теплыми и залитыми светом, хотя солнца не было, их так и хотелось попробовать босой ногой. Но ноги сразу попали в тапочки, такие мягкие, такие меховые. В которых можно дотопать разве что до дивана, в крайнем случае – до кухни.
А на кухне – ее любимые обсыпные булочки с повидлом, на подоконнике – аккуратная стопка газет, папин «АиФ», как всегда, и местные – это тоже для нее. Под шапкой «Белогорские вести» крупный заголовок: «Растет и хорошеет наш край». Варя задумалась с кружкой кофе в руках.
С чего бы ему расти, родному краю? И каким образом? Первая мысль – Белогорск объединяют с Москвой. О-го-го! Жизнь начинает бурлить, открывается «Макдоналдс», тянут ветку метро. «Станция Белая Горка! Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Сосновый Бор». А может, их город ведет захватнические войны? Хорошо бы он тогда прирос какими-нибудь тропическими землями! Теплое море, острова, коралловые рифы… Все бы брали отпуск зимой и ездили наслаждаться. Это не то что двенадцать градусов за окном – спасибо, что тепла, плюс дождик, как сейчас. Хотя отдыхать – в самом деле не работать.
Варя нисколько не была расстроена из-за ранних звонков и нахмуренного неба – это каким-то образом вписывалось в непредсказуемость предпраздничного утра. И потом, ее так все любят, всем так не терпится с ней поговорить! А горячий кофе, диван и осенняя погода – в самом этом сочетании пряталось еще что-то хорошее. Она догадалась почти сразу и догадке обрадовалась: настоящая осень, простуда и не надо идти в школу – вот что!
Как раз на этом самом диване, классе в пятом, она первый раз и увидела волшебные деревья. Ей, болящей, дали виноград, который быстро кончился, а оставшиеся веточки были точно такими же… если поставить их вертикально… как голые деревья за окном! И крошечная сморщенная виноградинка болталась, словно уцелевший листик! Варя быстро нашла картонку, пластилин и устроила из маленьких деревьев печальный облетевший сад и устелила его настоящими опавшими листьями, которые тут же насобирала, приоткрыв окно и опасливо оглядываясь, с железного подоконника. И нащипала ваты из диванной подушки и бросила на веточки первый снег. Мама, заглянувшая в комнату, ничего не сказала, только принесла учебники и домашнее задание, которое продиктовала по телефону Лена.
Но Варю было уже не остановить. Открытия шли одно за другим. Сначала она увидела, что отдельный листик выглядит как целое дерево, со стволом и кроной, причем каждый – как его родное дерево, и можно составить из них разноцветный лес или парк. Потом оказалось, что лепестки некоторых цветов – точь-в-точь крылья, и ее лес можно населить птицами и порхающими бабочками, полупрозрачными и трепетными. Потом она поняла, что в дело годятся еще и стебельки, хвоинки, семена, кленовые и липовые крылышки – любой растительный материал. И если на темно-синюю бумагу положить ярко-оранжевый цветок вроде георгина, под ним, в рядочек, несколько отдельных лепестков, а рядом – светлый изогнутый листик ландыша, то это будет уже расплавленное вечернее солнце, опускающееся в море, солнечная дорожка на волнах и летящий, подсвеченный парус. И эта картинка будет не такой, как нарисованная, а еще интереснее, а ее краски – еще живее, потому что вобрали в себя живое солнце.
Причем нарисовать то же самое было бы гораздо проще и быстрее – но Варя готова была часами передвигать по листу бумаги свои сокровища, дожидаясь, пока они расположатся тем самым единственным рисунком, который угадывает только она. Ей казалось, что этим чудодейством занимается она одна на целом свете, и, если не сделать картину, ее просто не будет – не появится же она сама собой. И умрут хрупкие засушенные лепестки, и превратятся в простой мусор ее травинки и веточки, как бесчисленные стебли и ветки в лесу, на дорожках, под ногами, под метлой дворника. Которые – все! – могли бы стать картинами, если правильно расположить их на бумаге… Тогда еще не было специальных книжек по этому виду искусства, но Варя готова была постигать все сама, ей не надо помогать – только бы не мешали!
– Опять горы пыли и мусора?! – грозно вопрошала мама. – Мы же договаривались! Рабочий стол – это святое место, и его надо содержать в чистоте!
И Варя кидалась за влажной тряпкой – грозные напоминания были все-таки лучше, чем уборка, которую, потеряв терпение, производила мама. Один раз Варя увидела, как она, помыв пол в ее комнате, с досадой встала перед столом, где конечно же все лежало так, как нужно было для работы, но выглядело как беспорядок, – и размашисто, той же половой тряпкой навела чистоту. И возражать было бесполезно – мама всегда точно знала, что кому следует делать, и Варя, помимо обвинений в нарушении договора об уборке, услышала бы, что она занимается ерундой, вместо того чтобы учить таблицу умножения или слова с непроверяемыми гласными – и таблица, и слова были крупно написаны на ватманских листах и развешаны по стенам.
Папа не противоречил маме, но и не присоединялся, и на таблицу умножения не указывал. Он незаметно откладывал для Вари куски обоев, оставшиеся от ремонта, сверлил в листе фанеры, под которым сушились растения, дырочки для вентиляции, потихоньку освободил для сушки место на чердаке и починил протекающую крышу. Папа, который никогда не приносил с работы даже карандаша, однажды чуть не попался на колхозном поле, где с риском для жизни обдирал кукурузные початки – листья, которыми они обернуты, были прекрасным фоном для картин из цветов. Газеты, нужные в больших количествах, чтобы перекладывать растения, сохнущие под прессом, аккуратно складывались в стопочку на подоконнике. И складываются по сей день.
Варя еще раз фыркнула на «Растущий и хорошеющий край», глянула за окно – как будто уже не капает. А не забежать ли в самом деле к Ане? До вечера все-таки еще долго.