IV
Теплый июльский день уже перевалил за свою половину, когда Ивана начала просыпаться. Сначала в полутемной комнате она почувствовала волны прохлады, которые щекотали ее по оголенной ноге, а потом, открыв глаза, она заметила решетчатые тени дневного света, переливающегося через прорези опущенных жалюзи, создающие на полу зеброподобные узоры. Когда к ней вернулись слух и зрение, девушка почувствовала, как будто что-то придавило душу, тело и волю, не давая ей подняться с постели. Легкая боль в висках заставила ее снова закрыть глаза, но под закрытые веки сон не возвращался. Зажмурившись, она почувствовала бурление в кишках, сначала тихое попискивание, похожее на мяуканье только что родившегося котенка, а потом все более частые завывания и клокот в самой глубине утробы, – ей страшно хотелось есть. Рядом с ней, повернувшись спиной к стене, глубоко дыша, спал Стефан.
– Вставай! Время просыпаться! – Она толкнула Стефана локтем в бок, он лениво повернулся к ней.
Накинув халат, Ивана пошла в ванную умыться. В зеркале встретилась с отражением своего лица, изучающе осмотрела его, будто оно принадлежит кому-то другому, кого она когда-то давно встречала или видела мельком. Ее двойник, вставленный в раму зеркала, ответил ей таким же взглядом. Белки глаз будто в тумане, прозрачно-бледные выступающие скулы, темно-синие тени под уставшими глазами.
– Боже, на кого я похожа! – вздохнула Ивана, причесав волосы и направившись в кухню. Открыв холодильник, она разочарованно, будто впервые видит подобную картину, рассматривала его внутренности. Он был безнадежно пуст. Кроме трех морковок, пары головок лука и стеклянной банки, на дне которой отражалась желтели остатки персикового варенья, ничего другого, чем можно было бы утолить голод, не нашлось. Подняв крышку хлебницы, она вспомнила, что последнюю горбушку съела вчера вечером на ужин. Голод все больше давал о себе знать, она очистила одну морковку и начала хрустеть оранжевым овощем. Бледная и ненакрашенная, прислонившись к краю мойки, Ивана набила полный рот сладковатой морковкой, но вдруг почувствовала тупую тошноту в животе, поднимающуюся все выше, к горлу, и побежала в туалет, где все из себя вывернула в унитаз.
– Да вставай же, наконец! Видишь, какое время суток?
С трудом ей удалось разбудить Стефана и вытащить его из кровати. Еще сонный, он ленивыми шагами прошаркал к холодильнику, собираясь утолить жажду, но, открыв его, тоже столкнулся с белой пустотой.
– Сока больше нет?
– Ничего больше нет! – ответила ему Ивана. – Мы стали аскетами[16].
– Я схожу в магазин. Чего-нибудь куплю.
Несмотря на то что было очень тепло, Стефан накинул спортивную куртку, на голову надвинул соломенную шляпу и медленным шагом, еле передвигая ноги, направился в магазин. На улице его окатило волной теплого воздуха, это просто ошеломило его. Жара пульсировала перед глазами, запах раскаленного асфальта лез в ноздри и легкие на всем пути до магазина. Это был самый теплый день в том году. Войдя внутрь, он почувствовал облегчение, потому что в магазине работали кондиционеры. Стефан положил в корзину хлеб, маргарин и маленькую коробку яиц, а потом, внимательно посмотрев, где находятся камеры слежения, и убедившись, что его не видно, взял с полки с мясными продуктами упаковку сухой колбасы и молниеносно засунул ее во внутренний карман куртки. Проходя рядом с большим морозильником с мясом и овощами, посмотрел налево, направо, пропустив впереди себя старушку с тележкой, быстрым движением опытного вора схватил замороженного цыпленка и спрятал его под шляпу. Была суббота, и перед кассой образовалась большая очередь из покупателей, которые используют субботний, нерабочий день, чтобы затовариться продуктами. Терпеливая колонна, похожая на длинную разноцветную гусеницу, медленно двигалась к кассе, и как раз когда уже половина пути была пройдена, Стефан почувствовал головокружение, перед глазами забегали огоньки, похожие на светлячков во мраке. Цыпленок под шляпой до такой степени охладил его темя, что он его уже не чувствовал. Надеясь, что все происходящее с ним – временное явление, он продолжил свое медленное движение к выходу. Но когда он был уже пятым-шестым в очереди, его начал пробивать холодный мертвящий пот, его сознание помутилось, и он во весь свой рост растянулся на полу магазина. Продукты из корзинки рассыпались в одну сторону, а шляпа и цыпленок отлетели в другую.
В очереди возникла суматоха, все кто стоял поближе к несчастному, поспешили ему на помощь.
– Помогите! «Скорую»! – кричала испуганная беременная женщина, которая в этот момент как раз выставляла продукты на движущуюся ленту.
– Дайте ему немного воды, чтобы пришел в себя, – добавил господин средних лет в белых теннисных кроссовках, нащупывая у него пульс.
Кто-то из толпы побрызгал ему водой на лицо и шею, и Стефан медленно стал приходить в себя. Сначала он увидел теннисные кроссовки и лес ног вокруг, удивляясь, что это такое происходит и где он находится. Когда к нему вернулось сознание, он не торопясь стал подниматься с пола.
– Сидите и ждите, мы вызвали «скорую помощь», – посоветовала ему кассирша.
– Мне не надо. Все в порядке, – ответил Стефан, направляясь к выходу.
– Ваши продукты! – напомнили ему люди из очереди, подбирая рассыпавшийся товар в корзинку, кто-то подал ему шляпу. Замороженный цыпленок тоже уютно устроился в красной пластмассовой корзинке между маргарином и коробкой яиц.
– Мне они не нужны! – отрезал Стефан и вышел на улицу.
Двадцать пар глаз проводили его с удивлением.
– Что ты принес? – Ивана смерила его вопросительным взглядом, заметив, что он пришел с пустыми руками.
– Вот что! – Он достал из-под полы куртки упаковку колбасы.
– И это все? А где хлеб?
– Ешь без хлеба. Колбаса и так калорийная.
– Рассказывай, что случилось?
– Отстань от меня, чуть голову не потерял из-за какого-то мерзлого цыпленка.
– Какого цыпленка?
– Как оказалось, никакого, потому что я его не принес.
И Стефан рассказал, что с ним случилось, в мельчайших подробностях, вызвав у Иваны чувство болезненного сострадания. А когда он описал полет цыпленка в соломенном гнезде шляпы, они вдвоем смеялись до слез. Волны смеха накатывали на них снова и снова, и они, с настойчивостью заговорщиков, назло тупым завываниям в желудках, на несколько минут забыли о голоде.