Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 2. Часть 3. Работа в императорских резиденциях (С. В. Девятов, 2014)

Распорядок дня российских венценосцев был строго регламентирован и расписан буквально по минутам. Только так можно было успешно управлять огромной империей, которую во все времена раздирали внутренние и внешние противоречия. Если в жизни монархов и случались спокойные периоды, то следом за ними приходили годы жестоких потрясений и революционных бурь.

Вместе с тем, отношение к своим обязанностям глав великой империи было различным. Если Николай I совершенно справедливо называл себя «каторжником Зимнего дворца», то его сын Александр II мог позволить себе периодически впадать в депрессии, передоверяя решение важнейших вопросов своему окружению. Александр III, не блиставший особыми государственными талантами, своим отношением к «семейному делу» во многом напоминал деда. Он добросовестно взвалил груз ответственности на свои плечи, принимая все необходимые решения. Блестяще образованный Николай II был крайне пунктуален и добросовестен в выполнении царских обязанностей, но многие решаемые им вопросы оставляли его совершенно равнодушным. И это равнодушие приводило подчас к трагическим результатам.

Эта жесткая необходимость ежедневно заниматься бесконечным множеством дел и выполнять бесчисленные представительские обязанности присутствовала в жизни власть имущих всегда. Шапка Мономаха по определению не могла быть легкой. И многие современники, наблюдая этот бег по кругу, с большой долей сочувствия писали о российских монархах: «Никогда не имеют они возможности с увлечением погрузиться в чтение, беседу или размышление. Часы бьют – им надо быть на параде, в совете, на прогулке, в театре, на приеме и завести кукольную пружину данного часа, не считаясь с тем, что у них на уме или на сердце»¹.

Таким образом, мы можем констатировать, что именно отношение к делу, осознание своей личной ответственности перед Россией, предками и потомками фактически и определяло плотность и эффективность рабочего графика российских венценосцев.

Распорядок дня Николая I

О распорядке рабочего дня Николая I сохранилось множество упоминаний. Если коротко охарактеризовать его график, можно сказать, что Николай I десятилетиями работал буквально как каторжный. Эта ситуация во многом связана с особенностями его характера. Император был недоверчив, для чего у него имелись веские основания. Именно поэтому он замкнул управление империей лично на себя, без устали проверяя и контролируя выполнение принятых им решений. Эта административная схема оказалась весьма спорной, поскольку дала мощный толчок развитию малоэффективной российской бюрократии.

Говоря о распорядке дня российских императоров, следует иметь в виду, что у них, как и у всех людей, в рабочем графике происходили зимние, летние и возрастные подвижки. Зимой, когда семья жила в Зимнем дворце, было одно расписание, летом, когда все перебирались в Царское Село или Петергоф, – несколько другое.

Мемуаристы в один голос утверждают, что Николай I вставал рано: «затемно», «на рассвете», «между 7 и 8 часами утра»². Летом царь поднимался в 7 часов, а иногда и еще раньше.

Приведя себя в порядок после сна, Николай Павлович «кушал чай» и около 8 часов утра уже принимал первые доклады³. Летом доклады могли начинаться и ранее того. Самые ранние приемы императора зафиксированы в 7 часов.

После двух-трехчасовой работы с министрами следовала прогулка по Дворцовой набережной или Летнему саду. Николай I гулял с 9 до 10 утра, как правило, один и без охраны. В простой шинели император демократично раскланивался со встречающимися знакомыми.

Затем он вновь занимался делами до самого обеда. В это время царь в основном работал с документами. Все пометки Николая I, сделанные карандашом, тщательно сохранялись, для чего покрывались лаком, дабы не стерлись⁴. Следует заметить, что российские императоры работали преимущественно с карандашом в руках. Говоря об отношении к этому занятию, можно привести слова монарха, обращенные к одному из его сановников: «Вы, кажется, забыли, что я привык читать, а не просматривать присылаемые бумаги»⁵.

Перед обедом, с половины второго до половины четвертого вновь повторялась прогулка продолжительностью от пятидесяти минут до полутора часов. Эта прогулка, как правило, сочеталась с различного рода инспекциями. Царь выезжал в город: летом – в коляске или кабриолете, зимой – в санях, зорко глядя по сторонам и отмечая малейший непорядок.

За прогулкой следовал обед. Первоначально время обеда не было четко регламентировано. В 1826 г. обед начинался между 14.30 и 15.40. В положении от 26 октября 1833 г., разработанном обер-гофмаршалом К. А. Нарышкиным при участии императора, пунктом 3 определялось: «Время обедов назначать в 4 часа, а для ужинов в 10 часов»⁶.

После обеда Николай I два-три часа работал в кабинете. Примерно в 19 часов император заканчивал свой рабочий день. Спустя полчаса он пил чай с семьей, затем начинались светские мероприятия. Николай I мог отправиться на прогулку или в театр, посетить маскарад, заехать в гости или на бал к сановникам. Продолжительность вечерних мероприятий не лимитировалась. Семья могла вернуться из театра домой около полуночи, а иногда придворные балы и маскарады заканчивались ближе к часу ночи.

Сцена из жизни семьи Николая I. 1840-1850-е гг.

При этом император не прекращал заниматься делами и во время светских развлечений, менялся только антураж. Французский живописец О. Верне в одном из писем упомянул: «На вчерашнем балу я больше двух часов разговаривал с императором». Император и живописец обсуждали не только сюжеты картин, которые предстояло написать художнику, но и места для них, которые он должен был выбрать в Зимнем дворце «вместе с его величеством»⁷. В другом письме художник вновь уточнял, что на императорском балу у него состоялся «долгий разговор с государем об Исаакиевской церкви»⁸.

Поскольку считалось, что царь вечерами отдыхает, то Николай I положил себе за правило по окончании мероприятий еще некоторое время работать, что могло продолжаться до двух или даже трех часов ночи. По свидетельству современников, Николай I от переутомления порой засыпал перед киотом за молитвой.

Следует, однако, подчеркнуть, что приведенный рабочий график не был догмой. Об этом свидетельствует упоминание весьма авторитетного биографа Николая I, что царь мог лечь спать и «в 10-м часу вечера»⁹.

Дочь царя Ольга Николаевна приводила в своих записках летнее расписание Николая I, относящееся к 1831 г.: «Папа вставал летом в семь часов утра и, в то время как одевался, пил свой стакан мариенбадской воды, потом шел гулять с верным пуделем… в Монплезир, чтобы выпить там свой второй стакан минеральной воды. После этого он садился в экипаж и с Эрдером, своим любимым садовником, осматривал работы в парке. Ровно в девять часов он уже был в Петергофском дворце, на докладе министров. Это длилось до обеда: затем следовали до двух часов осмотр караулов, парады или же представления чиновников»¹⁰. Далее шли светские мероприятия и семейные развлечения.

Разумеется, император прекрасно понимал, что работать ему предстоит, «как медному котелку», без всякой смены буквально до гробовой доски. У психологов существует определение, связанное с профессиональной деятельностью, – «выгорание». Конечно, все тяжелые мысли Николай I держал при себе, но иногда и у этого железного человека что-то прорывалось наружу.

В декабре 1832 г. Николай Павлович писал И. Ф. Паскевичу: «Все сии дни меня замучили бумагами, и я насилу отделался. Всякий как бы нарочно ищет свалить с плеч на меня»¹¹. Эти реплики мелькали в письмах царя на протяжении десятилетий. В феврале 1844 г. опять же в письме к И. Ф. Паскевичу Николай Павлович обронил: «Я уморился от этой суетной жизни»¹². Одна из бывших фрейлин императрицы упомянула о примечательном разговоре, состоявшемся у нее с Николаем I в 1845 г.: «Государь сказал мне: «Вот скоро двадцать лет, как я сижу на этом прекрасном местечке. Часто удаются такие дни, что я, смотря на небо, говорю: зачем я не там? Я так устал.» Я хотела продолжить разговор, но он повернул на старые шутки. Пусть не мое перо их передает: я его слишком люблю»¹³.

Существовал свой рабочий график и у императрицы Александры Федоровны. Конечно, он не был столь перегружен и включал в себя преимущественно представительские обязанности и курирование деятельности учебных и благотворительных заведений. Александра Федоровна регулярно принимала представлявшихся, однако ее интересы не выходили за рамки узкого мирка императорских резиденций, который и был для нее зримым, но весьма условным олицетворением бескрайней России.

Великая княгиня Ольга Николаевна упоминала, что «распределение дня для Мама не было регулярным из-за ее многочисленных обязанностей и различных визитов, которые она должна была принимать. По воскресеньям, после обедни, – мужчины, по вечерам – дамы… их бывало от 40 до 50 человек. Это были утомительные обязанности. Мама была освобождена от них только после того, как сдало ее здоровье»¹⁴.

Одной из главных задач императрицы было «блестяще выглядеть». Такое желание, безусловно, имеет каждая женщина, а женщина с возможностями вполне способна воплотить его в жизнь. Однако Николай I считал это важной частью семейной профессии и безжалостно вмешивался, если ему казалось, что что-то в туалете жены не соответствует ситуации. Дочь писала об отце, что он «любил видеть ее нарядно одетой и заботился даже о мелочах ее туалета. Бывали случаи, что, несмотря на все ее прелести, ей приходилось сменить наряд, потому что он ему не нравился. Это, правда, вызывало слезы, но никогда не переходило в сцену, так как Мама сейчас же соглашалась с ним»¹⁵.

Таким образом, следует признать, что Николай Павлович системно работал над поддержанием «высокого рейтинга» императорской фамилии в глазах подданных. И эта деятельность приносила свои плоды. Большая часть населения Российской империи действительно обожала монарха и его семью. Только небольшая группа фрондирующей интеллигенции не менее системно пыталась противостоять этой популярности, и ей удалось добиться неких результатов, но только после смерти Николая I и наступления иных, либеральных времен периода правления Александра II.

Распорядок дня Александра II

Сын Николая I – император Александр II во многом сохранил рабочий график своего отца, но следовал ему без фанатизма. Это был слабый правитель и слабый работник, хотя, конечно, отказать ему в уме было бы неправильно. Однако ему не хватало харизмы власти и внутреннего стержня, убежденности в правоте своего дела. Блестяще образованный и годами готовившийся к государственной деятельности Александр Николаевич заметно проигрывал отцу, у которого имелись серьезные пробелы в образовании. Исторически сложилось так, что для профессии «топ-менеджера» Российской империи наибольшее значение всегда имела сила личности, харизма, а уж потом следовали интеллект и уровень образования. При всем этом нужно признать, что Александр II достойно ответил на вызовы времени, проведя свои знаменитые реформы, придавшие новый импульс развитию России.

Отец Александра Николаевича, император Николай I, начал постепенно подключать сына к работе с наступлением его совершеннолетия. Именно тогда, в 1835 г., был сформирован штат «двора его императорского высочества, государя наследника цесаревича, великого князя Александра Николаевича», в который вошло 35 человек¹⁶.

После воцарения распорядок дня Александра II в целом воспроизводил рабочий график его отца. Однако утренние доклады теперь начинались не ранее 10 часов. Эти доклады не прерывались даже в праздничные дни. Так, 1 января 1874 г. военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике: «По заведенному порядку, отправляясь в 10 ч. утра к докладу в Зимний дворец, я взял с собою целый чемодан с подробным отчетом по военному министерству за 1872 год и с планами крепостей»¹⁷.

Безусловно, в распорядке дня произошли свои изменения. Например, обед был передвинут на более поздние часы. При Александре II обед начинался уже в 18 часов вечера. Именно на это время рассчитывал народоволец Степан Халтурин, взрывая 50-килограммовый фугас в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г.

Интересно и то, что обеды считались прерогативой взрослой половины императорской семьи. Дети на них не приглашались. Только по достижении 15–16 лет детей начинали иногда допускать к вечерним родительским обедам. К этому времени они в деталях постигали тонкости придворного этикета и могли вести себя прилично за взрослым столом¹⁸.

Александр II стал первым российским императором, четко разделившим свой день на рабочее время и приватные часы. Конечно, это получалось не всегда, однако если в гостиной Николая I было нормой в свободное время продолжать обсуждать деловые вопросы, то при Александре II «государство, перестав быть предметом разговора в гостиной, изолировалось только в его кабинете и в разговорах с министрами и государственными людьми»¹⁹.

Несмотря на довольно плотный рабочий график, Александр II позволял себе заниматься традиционной забавой Романовых – распределением рекрутов по гвардейским полкам. Надо заметить, что это было действительно не самое простое дело, поскольку рекрутов сортировали, что называется, «по мастям». В Преображенский полк определяли самых высоких, в Павловский – маленьких и курносых, таких же, как и их высочайший шеф, в Семеновский – крупных блондинов. Военный министр Д. А. Милютин, хорошо представлявший объем и уровень повседневных проблем, встающих перед императором, недоумевал по поводу столь бессмысленного, на его взгляд, времяпровождения. В марте 1874 г. он записал в дневнике: «В одной из зал Зимнего дворца государь занимался распределением рекрутов по гвардейским полкам. Это уже четвертая или пятая смена приводимых во дворец рекрутов, представляемых его величеству, по мере прибытия в Петербург из разных округов. Я стараюсь по возможности уклоняться от присутствия при этой операции: мне тяжело видеть самодержца 80 миллионов подданных, занятого таким ничтожным делом»²⁰.

Рабочий график Александра III также во многом воспроизводил график его деда. День разбивался на три неравные части: утренние часы, дообеденные (обед начинался в 20.00) и ночные часы. Довольно много времени занимали обязательные традиционные мероприятия, различные представления и светские обязанности. При этом личного секретаря и вообще какого-либо аппарата у монарха фактически не было, и с массой бумажных дел ему приходилось разбираться самому.

В Гатчине, где Александр III проводил осень, зиму и весну, его рабочий день начинался с 8 утра, когда после краткой прогулки до самого завтрака он принимал представлявшихся и доклады министров. Чиновники приезжали в назначенные дни или по вызову. Завтрак по традиции начинался в 13.00. «После завтрака его величество до 3 ч. занимался у себя в кабинете, а с 3 ч. до 5 ч. прогуливался в саду с государыней императрицей и семейством во всякую погоду; затем его величество обыкновенно отдыхал от 15–20 минут, в 8 ч. отправлялся за обеденный стол, а с 9 ч. снова занимался в кабинете до глубокой ночи (до 2 и даже до 3 ч.); в эти часы 1890-е гг. его величество изредка отправлялся на рыбную ловлю острогой в озерах дворцового сада»²¹. Так описывал мемуарист стандартный день императора.

Александр III.

Сам же император Александр III описывал свой «гатчинский график» следующим образом: «С утра принимаю доклады вплоть до завтрака. После завтрака иду гулять и потом опять принимаюсь за бумаги. В пять часов иду пить чай к жене, это единственное время, когда ее вижу. После обеда хочется что-нибудь почитать, а потом бумаги до третьего часу»²². Царь имел в виду третий час ночи.

Летом в Петергофском коттедже этот распорядок в целом сохранялся. Императрица Мария Федоровна описывала свой день и занятия мужа следующим образом: «До обеда²³ я всегда сижу наверху у Саши с чтением и письмом до 1 часу, когда мы завтракаем все вместе… затем ездим кататься или гуляем с детьми, что доставляет им такое удовольствие, что они умоляют всегда гулять с ними и могут делать большие прогулки. Затем в 5 часов пьем чай у Саши, и, пока он отдыхает немного перед обедом, я большей частью читаю что-нибудь интересное. После обеда мы ездим верхом или катаемся, или ездим на лодке, как придется, и в половину 10 пьем все вместе чай и идем спать раньше 12»²⁴.

Если император находился в поездке, фельдъегеря регулярно доставляли ему почту, в том числе и за границу. В Дании, на родине жены, для Александра III был приобретен небольшой собственный домик близ замка Fredensborg, который местные жители немедленно прозвали «кайзер-виллой». Там он работал, с буржуазной тщательностью оплачивая все счета по ведению этого маленького хозяйства²⁵. Судя по всему, решение о приобретении собственного домика было принято по режимным соображениям, поскольку монарх работал с совершенно секретными документами.

Когда император путешествовал на «Полярной звезде» в финляндских шхерах или отдыхал в Ливадии, то и туда фельдъегеря через день привозили толстые портфели с деловыми бумагами. Кроме этого, продолжались и регулярные представления. Например, в Петергофе они проводились по средам и пятницам в Фермерском дворце. Среди представлявшихся были дипломаты, сановники и офицеры.

При Александре III стиль делового общения с ближайшим окружением претерпел изменения. До Александра III российские императоры состояли в тесных личных отношениях не только со своими ближайшими сотрудниками и тем более с лицами свиты, но и вообще почти со всем офицерским составом гвардии. Они знали всех в лицо и, благодаря наследственной способности членов дома Романовых запоминать всех, кто хоть раз им был представлен, безошибочно называли каждого по фамилии. Довольно значительный круг лиц приглашался к царскому столу, причем после обеда государи принимали живое участие в происходившей общей непринужденной беседе. С момента воцарения Александра III ситуация резко изменилась²⁶. Новый император взял курс на разделение рабочих и приватных часов, пытаясь выкроить для себя то, что обычные люди называют частной жизнью.

Императрица Мария Федоровна, безусловно, имела влияние на своего мужа, однако оно было минимальным. При этом супруги ладили между собой. Пожалуй, это была самая благополучная пара в семейной истории императорских резиденций XIX – начала XX в. Несмотря на это, император Александр III «не допускал ее вмешательства не только в государственные дела, но и в служебные, и если бывали с ее стороны хотя бы самые легкие поползновения, он решительно пресекал их»²⁷.

Распорядок дня Николая II

Смерть Александра III в октябре 1894 г., несмотря на все грозные предзнаменования, оказалась, тем не менее, внезапной для его близких. И для цесаревича Николая Александровича, разумеется, тоже. В кончину 49-летнего императора было трудно поверить. Кроме того, 26-летний Николай II психологически был совершенно не готов взвалить на свои плечи тяжелейший груз государственных обязанностей.

Действительно, еще в начале октября 1894 г. цесаревич подробно описывал в дневнике, как он кидался шишками, и это представляло разительный контраст с тем, чем ему пришлось заняться после 20 октября: «Еще накануне предаваясь детским забавам, он, став монархом, сразу влег в рабочий хомут и распределил почти все свое время между своими разнообразными царскими обязанностями»²⁸.

Кроме похорон отца, женитьбы, обустройства новой квартиры, коронации и рождения дочери на Николая II немедленно навалился весь груз государственных дел. Вскоре после замужества, 4 февраля 1895 г. императрица Александра Федоровна писала своей старшей сестре Виктории Баттенбергской: «Ники все это время занят со своими бумагами. У него так много работы, что нам почти никогда не удается побыть наедине»²⁹. Прошло чуть более десяти лет, однако Александра Федоровна писала сестре практически то же самое (23 декабря 1905 г.): «Ники работает, как негр. Иногда ему даже не удается выйти подышать воздухом – разве что уже в полной темноте. Он страшно устает, но держится молодцом и продолжает уповать на милость Господа»³⁰. Прошло еще шесть лет – и опять почти те же слова (31 мая 1911 г.): «Нам совершенно необходим этот отдых: мой муж работал, как негр, целых семь месяцев. Я же почти все это время была больна. Спокойная уютная жизнь на борту яхты всегда оказывала на нас самое благотворное воздействие»³¹.

В самом начале правления Николай II советовался с матерью, дядьями и друзьями, но со временем у него сформировались навыки решения государственных задач, и постепенно он начал вырабатывать собственный стратегический курс развития российской государственности. Императору было нелегко, поскольку ему пришлось столкнуться с великим множеством серьезных проблем – от радикального революционного терроризма до широкого рабочего и крестьянского движения, вылившегося в Первую русскую революцию.

Со временем у него сложился устойчивый распорядок дня. Даже если светские мероприятия заканчивались очень поздно, Николай II поднимался приблизительно в 8.30 утра. Конечно, были возможны варианты, как и у всех людей: «Сильно разоспался и не мог проснуться раньше 9И». Но чувство долга брало свое в другие дни: «Встали пораньше, благодаря чему многое прочел и успел погулять. Были все три доклада».

На первый завтрак (около 9 часов утра, о котором в дневнике вообще не упоминается) Николай II пил у себя в кабинете чай, а затем до 10 часов совершал короткую прогулку по парку.

Рабочий день начинался в 10 утра рутинными докладами министров. Как правило, утром следовало не более трех докладов, которые занимали около трех часов. У каждого из министров был свой день, когда они представали перед императором для отчета и решений возникающих проблем. Существовал определенный регламент министерских докладов. В дневнике регулярно встречается фраза: «Доклады закончились вовремя». Если докладов бывало меньше обычного, Николай II старался прогуляться до завтрака. Иногда он с облегчением отмечал: «Сегодня мне вышел легкий день. До завтрака два доклада», но есть и записи: «Был занят все утро до часа».

После докладов министров в график вклинивались представлявшиеся. Например, в начале своего царствования, 12 января 1895 г., Николай II записал: «Имел только доклады Дурново, Рихтера и гр. Воронцова; никого, к счастью, не принимал». Представления бывали коллективные и индивидуальные: «После докладов принял 21 человека»; «До завтрака принял 56 человек военных и моряков в Ротонде».

Завтрак подавали в 13 часов. Иногда к нему приглашались гости, время от времени император констатировал: «Завтракали одни». В своем дневнике он ежедневно пунктуально перечислял всех сотрапезников. Как правило, в повседневном завтраке принимали участие дежурный флигель-адъютант, кто-либо из фрейлин и один – редко два гостя (24 октября 1906 г.): «Завтракали: А. А. Танеева и Арсеньев (деж.)». Довольно часто императрица не выходила к завтраку – либо по причине болезни, либо потому что не хотела видеть гостей. Из детей за столом находились только старшие дочери, но иногда вся семья собиралась вместе.

Попутно следует сказать о генералах и флигель-адъютантах Свиты его императорского величества, которые согласно званию находились рядом с рабочими кабинетами императоров. Инструкция для дежурных генералов и флигель-адъютантов при его императорском величестве была официально принята еще в 1834 г. Их служба при дворе шла по суточному графику. Дежурство продолжалось 24 часа. По инструкции 1834 г. они присутствовали при ежедневном разводе дворцового караула, принимая от караула пароль³² и сообщая его императору. Дежурные флигель-адъютанты обеспечивали связь царя с народом, собирая прошения у лиц, присутствовавших у дворца при разводе караула. Это делалось для того, чтобы «государь император не был останавливаем просителями». Прошения, не вскрывая, запечатывали в конверт с надписью «Его императорскому величеству. Всеподданнейшие прошения» и передавали царскому камердинеру. Помимо прочих обязанностей флигель-адъютанты должны были немедленно доводить устные распоряжения государя до командующего императорской главной квартирой³³.

Завтрак для Николая II подчас становился продолжением трудовой деятельности, поскольку в знак особого расположения кто-либо из утренних докладчиков мог быть приглашен к столу. Например, 10 января 1906 г. на завтраке присутствовал командир лейб-гвардии Семеновского полка Г. А. Мин, «произведенный в генерал-майоры с зачислением в свиту. Он рассказывал много про Москву и о подавлении мятежа; он показывал нам образцы взятых полком револьверов и ружья».

По окончании завтрака, по свидетельству мемуаристки, «у их величеств собирался небольшой кружок близких знакомых – примерно до четверти третьего»³⁴. После переезда в Александровский дворец Николай II это время стал посвящать прогулке. Царь гулял один или с детьми и очень ценил эти прогулки, только чрезвычайные обстоятельства могли заставить его их пропустить.

Это было время общения с близкими, с детьми. Надо заметить, что во время прогулок Николай II стремился максимально загрузить себя физически, проходя в хорошем темпе значительное расстояние или катаясь на лыжах («скатывались с… дочками на лыжах с горы»; «сделали круг по парку и затем скатывались с Парнаса на лыжах»; «хорошо покатался с дочерьми на лыжах»), с горки («дети съезжали с горы на лопатах»; «покатался с дочками с горы»), на байдарке или велосипеде. Зимой Николай II во время прогулки расчищал дорожки парка от снега («гулял и работал над остатками снега в теневой части сада»), а весной колол ломом лед на прудах. Только прогулки верхом император совершал довольно редко.

С 16 до 17 часов возобновлялась работа. Это мог быть доклад министра или прием какого-либо сановника: «В 4 ч. принял Лангофа»; «До чая принял доклад Григоровича»; «В 4 ч. принял четырех губернаторов».

Флаг-капитан Николая II генерал-адъютант К. Д. Нилов

В 17 часов следовал чай. Эта английская традиция прижилась еще при Александре III и окончательно вошла в быт императорских дворцов при Николае II. Дело в том что императрица Александра Федоровна, подолгу жившая у бабушки-королевы Виктории в Англии, считала чай в это время обязательным. Как правило, чаепитие продолжалось не более получаса и было делом сугубо семейным. «Пил чай вдвоем с Аликс; Алексей как всегда присутствовал».

После чаепития Николай II вновь работал с 17.30 и до обеда, который подавали к 20 часам. В эти два с половиной часа мог быть принят кто-либо из министров: «После чая – Щегловитова», но в основном царь работал с документами. По дневниковой терминологии эта работа обозначалась словами «читал» или «занимался»: «После чая спокойно занимался до 8 ч.»; «До обеда окончил все бумаги»; «Читал и кончил всё»; «Прочел всё»; «От 6 до 8 ч. читал, было много бумаг»; «Читал много после чая».

В 20.00 начинался обед, который продолжался около часа. При Николае II обед, который, по сути, был ужином, сместился именно на это время. На обеде, как правило, присутствовали только взрослые. Лишь накануне Первой мировой войны старших дочерей стали приглашать за стол. Сотрапезники регулярно менялись. В 1904 г. с царской семьей часто обедала Лили Ден. В январе 1905 г. в числе обедавших впервые упоминается флаг-капитан К. Нилов, а в сентябре того же года – А. А. Танеева. Периодически за столом собиралось довольно большое общество. Но всегда это были люди, к которым императорская семья была расположена лично. Так, в сентябре 1905 г. наряду с Танеевой на обеде присутствовали четыре офицера с императорской яхты «Полярная звезда».

После обеда время могло распределяться по-разному, все зависело от степени занятости императора. Дети, во всяком случае, уходили к себе на второй этаж, на детскую половину Александровского дворца. Если Николай II оставался с гостями, то можно было всем вместе посмотреть «огромную коллекцию фотографий Гана из поездки в шхеры». Часто играли в «дутье», бильярд, домино. Примечательно, что, как при Александре II и Александре III, политические темы из разговоров были совершенно исключены. Это считалось некорректным, и, кроме того, все хорошо понимали, что императору хватает политики в рабочие часы. Великий князь Александр Михайлович свидетельствовал: «Все темы о политике были исключены… В царской семье существовало молчаливое соглашение насчет того, что царственные заботы царя не должны были нарушать мирного течения его домашнего быта. Самодержец нуждался в покое»³⁵. Этого же правила придерживалась и Александра Федоровна. Ее фрейлина писала: «Она никогда не говорила о политике со своими придворными – на эту тему было наложено табу»³⁶.

Если царственная пара обедала вдвоем, то часто после этого Николай II читал вслух жене любимые книги. Собственно, Александра Федоровна и получила представление о русской классической литературе во время этих вечерних семейных чтений. Обычно царь просто фиксировал: «После обеда читал вслух»; «После обеда начал читать вслух «Кн. Скопин-Шуйский»; «Вечером немного вслух». А. А. Вырубова упоминала: «Государь читал необычайно хорошо, внятно, не торопясь, и это очень любил». Она перечисляла Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева и А. П. Чехова. Самым любимым писателем императора был Н. В. Гоголь. В последние годы он часто читал А. Т. Аверченко и Н. А. Тэффи³⁷.

Иногда вечером императорская чета выбиралась в гости. Как правило, они выезжали в дом А. А. Танеевой, которая жила в нескольких минутах езды от Александровского дворца. Для Николая II и его супруги это была редкая возможность провести вечер в неофициальной обстановке: «После обеда поехали к Ане. У нее были Дены и офицеры с яхты. Видели небольшое забавное представление чревовещателя. Затем поиграли в общую игру и закусили; дома в 12И».

Периодически все же дела накапливались, и царь не успевал прочесть все бумаги до обеда, тогда он уходил в кабинет и работал еще 2–3 часа: «Занимался почти до 11 ч.»; «Читал долго после обеда». Это чувство долга и трудолюбие Николая II отмечало и ближайшее окружение: «Исключительное самообладание давало царю силы проводить целые часы за неустанным чтением представляемых ему докладов и подробных записок. В этом тягостном и неинтересном для него занятии он полагал главное исполнение своего долга и не отступал от него. «Я никогда не позволю себе идти спать, – говорил он, – пока совсем не расчищу моего письменного стола»³⁸.

После того как царь заканчивал работу с бумагами, он возвращался на половину императрицы, и день завершался в 23.00–24.00 вечерним чаем.

Так проходил обычный рабочий день императора. Конечно, приведенное расписание не было статичным. Наряду с докладами проходили необходимые представительские мероприятия и инспекционные поездки, и в этих случаях график корректировался. К тому же с возрастом, временем года и политической ситуацией в стране характер дел и развлечений менялся. Однако, обобщая, можно сказать, что средний рабочий день Николая II складывался из четырех утренних рабочих часов, часа – полутора после завтрака, двух часов после чая и периодически часа – двух после обеда. В результате набиралось не менее восьми – девяти рабочих часов ежедневно.

Воскресные дни Николая II проходили примерно в том же ключе. Как правило, он работал, правда, не столь напряженно, как в рабочие дни. Тем не менее позволить себе удовольствие провести целый день с супругой и детьми он не мог. Четыре произвольно выбранных из разных времен года воскресенья императора наглядно иллюстрируют это утверждение.

Зимнее воскресенье (17 февраля 1913 г.) вместило в себя следующие мероприятия. 11.00 – церковный парад в манеже 1-го Кадетского корпуса; 12.00 – возвращение в Царское Село, завтрак и снова поездка в Большой Екатерининский дворец к обеду у кадетов. В 14.00 – присутствие в Александровском дворце, куда в походную церковь крестным ходом была принесена икона Почаевской Божией Матери. С 15.00 до 16.30 – большая прогулка. После чая – просмотр кинематографа вместе с сыном и его товарищами. Потом час работы: «Читал до 8 ч.». День завершился благотворительным спектаклем в Царскосельской ратуше, на котором царь присутствовал со старшими дочерями.

Николай II и Александра Федоровна на «Штандарте»

Весеннее воскресенье (21 апреля 1913 г.) также было вполне насыщенно. В 10.30 – обедня в Федоровском соборе, после обеда царь посадил два дерева напротив церкви. Далее – завтрак, после которого во время прогулки, несмотря на то что «холод был собачий», покатался в лодке с сыном. Потом пил чай с женой («дочери уехали в Петербург к тете Оле»). Вторая половина дня прошла в работе: «Занимался до обеда. Вечером читал». Следовательно, в этот день только работе с документами самодержец посвятил 3–4 часа.

То, что можно назвать отпуском, Николай II позволял себе лишь летом, когда с семьей отправлялся на «Штандарте» в финляндские шхеры или на поезде в Ливадию. Обычное летнее воскресенье (23 июня 1913 г.) выглядело так. Полтора часа утренней работы с документами, затем в 10.30 – обедня, далее завтрак «со всеми командирами». Дело в том что «Штандарт» сопровождала целая флотилия судов – от миноносцев охраны до судов обеспечения, и царь считал необходимым собирать командиров на завтрак в кают-компании «Штандарта». После завтрака (14.15) – игра в теннис на берегу. В 18.30 Николай II с дочерями и свитой отправился на острова на вечерний пикник «на плоской скале». Развлекали компанию матросы, которые «сыграли две пьесы очень живо, потом начались танцы с местными жителями под музыку». Около девяти часов вечера «сели ужинать, после чего пели и плясали песенники… Бал продолжался до 12 ч. Вернулись на яхту в 12½ ч.». В это воскресенье царь работал только полтора часа.

Николай II и цесаревич Алексей катаются на лодке

Ближайшее окружение хорошо представляло стандартный уровень интенсивности работы императора. И если он снижал темп, это немедленно фиксировалось всеми, причем без всякого одобрения. В сентябре 1906 г. А. Богданович, со слов руководителя канцелярии Министерства императорского двора А. А. Мосолова, отметила, что царь, проведший в шхерах три недели, хорошо отдохнул, поскольку «делами совсем не занимался»³⁹.

В рядовое осеннее воскресенье (13 октября 1913 г.), когда семья еще жила в Ливадии, царь «утром погулял у моря», на обедню приехало «много народа». По окончании завтрака он совершил большую прогулку и вернулся домой ровно к чаю. После чая началась работа. Он принял «кн. Щербатова по делам коннозаводства и читал» до обеда. Обедали супруги вдвоем, также вдвоем они провели и вечер.

Таким образом, можно констатировать, что воскресные дни императора отличались от рабочих только тем, что не было утренних докладов. Однако доклады в воскресенье могли заменяться представительскими мероприятиями. Середина дня посвящалась прогулкам и семье. Однако после чая Николай II, как правило, час или два работал с документами.

Когда царская семья находилась в пригородных резиденциях, а тем более вдалеке от Петербурга – в Ливадии или Спале, распорядок дня несколько менялся. Например, в бархатный сезон 1897 г. в Ливадии все члены императорской семьи утренний кофе пили у себя. Только в 12 часов все собирались к высочайшему завтраку в большой ливадийской столовой. В 15.00 семья и свита собирались вместе опять, чтобы идти на прогулку. В 17.00 пили чай. В 20.00 семья и свита обедали, после чего гости «оставались у их величеств до 11–12 часов»⁴⁰.

Когда в августе 1914 г. Россия вступила в Мировую войну, распорядок царя, естественно, изменился. Среди докладчиков и представлявшихся увеличилась доля военных. Император начал активно посещать лазареты. В сентябре 1914 г. состоялась его первая поездка на фронт.

Когда в августе 1915 г. Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего и переехал в Ставку, там у него сформировался свой рабочий график. Буквально через несколько дней после вступления в должность Николай II в 10 часов утра принимал в штабе «продолжительный доклад», длившийся до самого завтрака. После завтрака он нашел время для полуторачасовой прогулки. Как это ни парадоксально, в Ставке царь был даже свободнее по времени, чем в Александровском дворце. Его участие в военных делах ограничивалось докладами начальника штаба генерала Алексеева. Как вспоминал один из очевидцев: «Собственно говоря, этим часовым докладом и ограничивалась работа государя как Верховного главнокомандующего. Об участии его в черновой работе, конечно, не могло быть и речи»⁴¹. Кроме утреннего доклада были обязательные приемы приезжавших в Ставку сановников и чтение деловых бумаг с 15.00 и до обеда (в 20.00).

Но и в Ставке день на день не приходился. Иные дни, с точки зрения царя, бывали весьма загруженными. Например, такая ситуация сложилась 6 сентября 1915 г. В 10.00 была обедня, затем доклад, столь продолжительный, что Николай II даже опоздал к завтраку, на котором присутствовало 40 человек гостей. С 14.00 и до 15.30 царь принимал князя Щербатова, и на прогулку у него осталось всего 30 минут. В 17.00 был чай, после которого царь принимал великого князя Георгия Михайловича. С 18.00 вновь последовал полуторачасовой доклад Поливанова, и после обеда в 20.00 – еще один доклад. Затем царь работал с документами до 22.30. В результате император справедливо констатировал, что «день вышел занятой».

Распорядок дня императрицы Александры Федоровны

Конечно, у императрицы предполагался свой собственный график работы. Но следует признать, что Александра Федоровна по большому счету пренебрегала своими прямыми должностными обязанностями. Точнее, она не соответствовала им. То, что у вдовствующей императрицы Марии Федоровны получалось совершенно органично, – обаятельная улыбка, участливый вопрос, у Александры Федоровны не получалось совсем. Всё было искусственно и натянуто, и это понимали все – и сама императрица, и ее собеседники. Со временем заболевания Александры Федоровны, носившие преимущественно соматический характер, стали предлогом для банального уклонения от повседневных обязанностей.

Как правило, Александра Федоровна поднималась в 9 часов утра. После дежурного гоголя-моголя в постели она занималась в своем кабинете и принимала представлявшихся. По окончании приема императрица иногда совершала прогулку по парку в экипаже вместе с детьми или с кем-либо из фрейлин (графиней Гендриковой или баронессой Буксгевден). После завтрака Александра Федоровна занималась рукоделием или живописью, что продолжалось до чая, а затем вновь следовало рукоделие до обеда или прием представлявшихся. Дети могли приходить к матери во всякое время без предварительного о себе доклада.

По давно сложившейся традиции, главными обязанностями императрицы были представительские. Она, как и ее царственный муж, должна была участвовать во множестве дворцовых церемоний, в которых ей была отведена важная роль. К числу таких церемоний относилось, например, целование руки – «baise mains». Надо заметить, что Николай II очень переживал, когда его Аликс в январе 1895 г. дебютировала в качестве императрицы на придворных церемониях. 1 января 1895 г. он записал в дневнике: «С другой стороны, теперь было легче, потому что я был не один – моя дорогая Аликс начала работать дам, пока я обделывал мужчин». Это очень характерная и слегка циничная фраза – «работать дам». А 22 января 1895 г. Александра Федоровна впервые проводила церемонию «baise mains»: «В 2 часа в Зимнем начался дамский безмен – 550 дам! Моя дорогая Аликс выглядела замечательно красивой в русском платье. Вся церемония окончилась в % часа». Дворцовый этикет предписывал целование руки как мужчинами, так и дамами. Однако, начиная с царствования Александра III, при дворе уже допускалось рукопожатие на английский манер, если это не была специальная церемония «baise mains».

Кроме многочисленных представительских обязанностей, от большей части которых Александра Федоровна успешно уклонялась, у нее постепенно оформился круг собственных занятий. При этом мощная система учреждений императрицы Марии Федоровны (по имени жены Павла I) оставалась подконтрольной вдовствующей императрице Марии Федоровне (жене Александра III).

Тем не менее Александра Федоровна еще во время Русско-японской войны создала свой госпиталь для раненых солдат и офицеров. А во время

Первой мировой войны она патронировала уже целую систему подведомственных ей лазаретов. Кроме того, она создала в Царском Селе школу нянь, взяв за образец английские учреждения подобного рода. Также она патронировала Дома трудолюбия, в которых девушки из бедных крестьянских семей получали рабочие профессии. Императрицу волновали проблемы туберкулеза, и с ее подачи под Ялтой начали появляться первые специализированные санатории. В дополнение к этому Александра Федоровна как многодетная мать в годы войны стала заниматься проблемами материнства и детства, поставив во главе этого национального проекта лейб-педиатра К. А. Раухфуса.

Все, кто работал с Александрой Федоровной, единодушно отмечали ее здравый смысл и настойчивость в достижении поставленной цели: «Своим докладчикам она ставила множество определенных и весьма дельных вопросов, касающихся самого существа предмета, причем входила во все детали, и в заключение давала столь же властные, сколь точные указания»⁴². Объясняли деловой потенциал императрицы по-разному. Все признавали наличие жесткой воли, определенность суждений и взглядов. Рассудительность Александры Федоровны связывали с полученным ею англо-протестантским воспитанием, пропитавшим ее рационализмом, равно как высокими и стойкими принципами пуританизма.

Однако самым важным являлось то, что с 1905 г. императрица Александра Федоровна начала втягиваться в политику. Следует отметить, что супруги были очень близки по своему мироощущению и пониманию самодержавной власти, поэтому Николай II всегда с благодарностью прислушивался к советам своей супруги.

Еще в 1898 г., со слов военного министра А. Н. Куропаткина, Николай II сообщил ему, что «много разговаривал и советовался с государыней Александрой Федоровной по вопросу об уменьшении вооружений»⁴³. Потом в 1902–1904 гг. был период экстрасенса Филиппа, который также давал царю политические советы, причем не без консультаций с Александрой Федоровной. Императрица в письмах еще долго вспоминала политические «заветы» экстрасенса. В одном из писем Николаю II она прямо говорила о невозможности установления в России конституционного образа правления: «Ты помнишь, и Mr. Philippe говорил то же самое»⁴⁴.

В период политического кризиса 1905 г. Николай II стал регулярно обращаться за советами к своей супруге, причем даже передавал ей на просмотр издаваемые им государственные акты. Так, через цензуру императрицы прошел акт от 18 февраля 1905 г., гласивший о незыблемости самодержавия.

Процесс втягивания Александры Федоровны в политику завершился к 1915 г. Это произошло как бы вынужденно, поскольку страна, по ее мнению, «шла вразнос», а супруг не проявлял должной воли в решении управленческих задач. Эту отсутствующую в нем волю к власти она видела в себе. По словам информированного мемуариста, Александра Федоровна «была увлечена внушенной ей тем же Протопоповым мыслью – взять на себя крест Екатерины Великой и искоренить крамолу»⁴⁵.

Рабочие кабинеты императоров, как и кабинеты императриц, существовали во всех резиденциях и на всех императорских яхтах. Следует иметь в виду, что это были режимные помещения с особым порядком охраны.

Поскольку в кабинетах императора хранились чрезвычайно важные документы, никто в его отсутствие войти в них не мог. После отъезда императора из резиденции кабинет опечатывался до его следующего появления.

По негласной традиции, кабинет умершего государя превращался в мемориальное помещение, облик которого без изменений сохранялся для потомков. Это было данью уважения к царственным родителям. Только через поколение допускались изменения и использование этих помещений под другие нужды. Внуки уже могли заняться перепланировкой, сохраняя лишь отдельные мемориальные комнаты бывших жилых половин. Так, в Зимнем дворце вплоть до 1917 г. существовали две такие мемориальные зоны. Это кабинет Николая I на первом этаже, где он умер на походной кровати в феврале 1855 г. и рядом с которым были сохранены и некоторые помещения, относившиеся к николаевской эпохе. И кабинет Александра II, в котором он скончался 1 марта 1881 г. Интерьерные решения кабинетов определялись личным выбором монархов.

Императорские рабочие кабинеты Александровского дворца Царского Села

Первым хозяином Александровского дворца был Александр I. Все жилые помещения царской семьи с самого начала находились на первом этаже. Эта традиция, несмотря на многочисленные перестройки, сохранялась вплоть до 1917 г.

Кабинет Александра I был расположен в правом крыле дворца. Это был обширный угловой зал с шестью окнами, выходившими в сад⁴⁶. При Николае I в этом зале оборудовали кабинет императрицы Александры Федоровны. А в конце XIX в. в нем была устроена Голубая гостиная.

Кабинет Николая I также был расположен на первом этаже правого крыла⁴⁷. Окна выходили во внутренний двор. Интерьеры кабинета сохранялись почти сорок лет, до ремонта 1896 г. Поскольку в этом дворце император жил как бы «на даче», то перед его письменным столом в ящике ставились декоративные растения. В 1843 г. в рабочем кабинете Николая I был установлен первый в России электромагнитный телеграфный аппарат, соединенный с кабинетом министра путей сообщений.

Кабинет Александра III находился почти напротив кабинета Николая I. Два окна помещения выходили в сад Александровского дворца⁴⁸. До нас дошли описания этого кабинета и фотографии, поскольку его интерьер сохранялся и после 1917 г. В нем стояла тяжелая дубовая мебель, покрытая кожей темно-синего цвета. Рабочий стол был изготовлен из наборного дерева с бронзовой отделкой. Вдоль стены располагалась гигантская оттоманка длиной 5 метров при ширине 1 метр 80 сантиметров, пол украшал персидский ковер. В углу у окна стоял телефон, служивший для вызова экипажей, а также детская мебель. Скорее всего, в этом кабинете играли старшие сыновья, пока отец работал. Стены помещения украшали картины – в основном, морские пейзажи художника Боголюбова.

Кабинет императрицы Марии Федоровны в Александровском дворце мало походил на рабочее помещение, поскольку был оформлен в виде гостиной.

В 1895–1896 гг. в Александровском дворце начался ремонт, в ходе которого была оборудована половина молодого императора Николая II и его жены Александры Федоровны. Эта половина располагалась на первом этаже левой половины дворца. В ходе ремонта для императора был устроен рабочий кабинет⁴⁹, два окна которого, как, впрочем, и окна всей половины, выходили во внутренний двор Александровского дворца. После того как был оборудован еще один кабинет царя, эту комнату стали незатейливо называть Старым кабинетом. Как и все помещения данной половины, Старый кабинет был выдержан в модном тогда стиле модерн. Именно в нем Николай II принимал утренние доклады министров и сановников.

Стены кабинета Николая II поверху были выкрашены темно-зеленой краской, низ стен украшен панелями орехового дерева. Вся мебель в кабинете также была из ореха. Видимо, при оформлении дизайнеры получили соответствующие указания от царя. Об этом свидетельствует и огромная оттоманка, «как у отца». На полу лежал большой персидский ковер. Кроме того, в кабинете хранилось довольно много книг (около 700 томов), в основном, по истории, а также издания, посвященные дому Романовых.

Рабочий стол был выполнен в виде буквы «Г». Над ним на вращающемся стержне крепилась лампа с абажуром, которая с помощью специального блока легко поднималась и опускалась. Весь стол был плотно уставлен семейными фотографиями и различными предметами. Среди них присутствовала и кожаная пепельница, которую дети подарили отцу в 1916 г. Рядом лежали трубки – пеньковая и деревянная. Император много курил, поэтому в его кабинете хранилось большое количество вещей, связанных с процессом курения. У оттоманки на столике стояла зажигалка в виде античного светильника. Среди прочих предметов на столе был хрустальный колокольчик, которым во время интимных семейных обедов вызывали слуг.

Некоторое время спустя был оборудован еще один рабочий кабинет Николая II, получивший название Большого, или Нового, кабинета⁵⁰. Помещение действительно являлось большим – на четыре окна, и особенно интересно тем, что из него был выполнен переход через антресоли на половину Александры Федоровны. В этом кабинете принимались сановники, и императрица, сидя на антресолях, могла слушать их доклады.

Потолок кабинета был выполнен из красного дерева, стены выкрашены сине-зеленой краской. Мебель покрыта козлиной кожей или тканью, а на пол брошена шкура рыси. В кабинете стоял бильярдный стол, на котором играли после позднего обеда, во время войны на нем раскладывали военные карты. В кабинете было множество книг и фотоальбомов, а на огромном письменном столе стояли фотографии и рисунки.

После начала Первой мировой войны соблюдение режима секретности в императорских кабинетах стало на порядок жестче. Поскольку в Новом кабинете Николая II хранились военные карты с нанесенной на них оперативной обстановкой, то «никто не смел входить туда: ни императрица, ни дети, ни прислуга. Ключи находились у государя»⁵¹.

Свой рабочий кабинет имелся и у императрицы Александры Федоровны, а поскольку стены его были затянуты сиреневой тканью, то и назывался он Сиреневым⁵². Мебель в нем была выкрашена эмалевой краской, имитирующей слоновую кость. В этом кабинете Александра Федоровна проводила большую часть времени. Сюда иногда подавали пятичасовой чай, и здесь же вечерами собиралась семья. В кабинете были два окна, выходившие в парк. Возле одного из окон, в углу, стояло любимое семейное кресло, запечатленное на множестве фотографий. Оно было удобно развернуто к окну, чтобы свет падал на книгу в руках сидящего. Кроме того, над креслом висела стенная лампа-бра, необходимая вечером, когда солнце садилось. Весь Сиреневый кабинет императрицы был разбит на несколько уютных уголков, каждый из которых отдельно освещался электрическими лампами. Среди прочего в помещении стояли два дивана, один из них угловой, а вдоль стен шла полочка, сплошь заставленная дорогими Александре Федоровне фотографиями. В этот уютный интерьер было удачно вписано белое пианино, на котором часто играла императрица.

Императорские рабочие кабинеты Зубовского флигеля Большого Царскосельского дворца

Наследник Александр Николаевич в 1840-х гг. в качестве жилой половины выбрал Зубовский флигель Большого Екатерининского дворца. Ранее там находилась жилая половина императрицы Екатерины II. Зубовский флигель Екатерининского дворца был построен по проекту архитектора Ю. М. Фельтена в 1779–1785 гг. Свое название он получил по имени фаворита Екатерины II – П. А. Зубова, поскольку в нем располагались его апартаменты.

Свой медовый месяц в 1841 г. Александр II провел в Царском Селе, в Зубовском флигеле. К этому времени там были отстроены две половины – цесаревича и цесаревны. И в этих комнатах супруги жили вплоть до своей смерти. Мария Александровна провела там последний для себя весенний сезон в 1879 г., а Александр II – 1880 г.

Половина Александра II в Зубовском флигеле включала десять помещений: передняя, приемная, штандартная (знаменная), арсенальная, буфетная, азиатская, кабинет, туалетная (уборная), камердинерская, гардеробная. Приемы и деловые встречи проходили в кабинете, приемной и туалетной⁵³.

Сохранилась фотография рабочего кабинета Александра II в Зубовском флигеле, сделанная в 1930-х гг. Интерьер весьма напоминал интерьер кабинета царя в Зимнем дворце. Тот же массивный рабочий стол. На правой стене – множество картин с изображениями жены и детей монарха. На столе – два канделябра на четыре свечи и бюст императора Николая I. Позади, на стене, развешано множество акварелей на военную тему. Примечательно, что эти акварели принадлежали кисти хозяина кабинета. Дело в том что Александр II, будучи хорошим рисовальщиком, набросал множество эскизов военной формы, часть из которых, видимо, была использована при смене обмундирования русской армии в ходе военной реформы.

На втором этаже Зубовского флигеля находилась половина Марии Александровны. И хотя императрица при перестройке своих комнат руководствовалась, в первую очередь, стремлением к созданию комфортных бытовых условий, сохранившиеся интерьеры Екатерины II пришлись ей по вкусу. Отделка этих залов практически не была затронута.

От парадного Китайского зала начинались личные покои императрицы. Ее любимой комнатой был Зеркальный (или Серебряный) кабинет, который сохранил свой интерьер со времен Екатерины II.

В период правления Александра II при отделке интерьеров помещений часто использовалась мебель в стиле «буль», мода на которую возникла в Европе в 1840-х гг. Мебель декорировалась пластинами из рога и латунью. Но при этом под данной техникой в 1860-х гг. понималась, видимо, не только мебель, выполненная в традиционной манере А. Ш. Буля, но и предметы из палисандра, инкрустированные металлом и имевшие с работами придворного французского мастера весьма отдаленное сходство.

Императорские рабочие кабинеты Зимнего дворца

В Зимнем дворце вплоть до 1917 г. сохранялись интерьеры четырех рабочих кабинетов российских императоров: Николая I, Александра II, Александра III и Николая II. В конце 1920-х гг. они были уничтожены, и до настоящего времени, с некоторыми утратами, дошел только Готический кабинет Николая II. Остальные кабинеты превратились в обычные выставочные помещения огромного дворца. Только в последнее десятилетие в комнате, в которой находился кабинет Александра II, появился бюст императора, установленный на месте его кончины 1 марта 1881 г.

За тридцать лет жизни в Зимнем дворце у Николая I появились два рабочих кабинета. Когда на третьем этаже Зимнего дворца в 1826–1827 гг. устраивали жилую половину Николая I, наряду с другими комнатами был оформлен и рабочий кабинет императора. После пожара 1837 г. его интерьеры были воссозданы в том же виде.

Западный фасад Зимнего дворца

Барон М. Корф, многолетний сотрудник Николая I, оставил описание «верхнего» кабинета, который он смог детально рассмотреть во время одного из заседаний в 1841 г. Он рассказывал, что кабинет «выходит окнами к Адмиралтейству», что «вокруг всей комнаты идут полушкафы, на которых лежат книги и портфели. Посредине ее – два огромных письменных стола в параллельном направлении; третий – поперек комнаты, с приставленным к одной оконечности его пюпитром. В целом порядок удивительный: ничто не нагромождено, не валяется; всякая вещь кажется на своем месте… Во всей комнате только два огромных, как ворота, окна, и в простенке между ними – большие малахитовые часы с таким же циферблатом. Вся без изъятия мебель, стулья и кресла – карельской березы, обитые зеленым сафьяном; один только диван и ни одного вольтера»⁵⁴.

Дочь Николая I великая княгиня Ольга Николаевна описывала кабинет отца на 1838 г. совсем по-другому: «Светлое приветливое помещение с четырьмя окнами, два – с видом на площадь, два – во двор. В нем стояли три стола: один – для работы с министрами, другой – для собственных работ, третий, с планами и моделями, – для военных занятий»⁵⁵. Однако на акварели Ухтомского, датированной серединой XIX в., это помещение с четырьмя окнами названо угловой гостиной Николая I. Видимо, это ошибка Ольги Николаевны, поскольку свои мемуары она писала много лет спустя.

Из перепланировок императорской половины можно упомянуть о появлении второго рабочего кабинета императора Николая Павловича, который был оборудован на первом этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца. Новый кабинет представлял собой небольшую узкую комнату, лишенную декора, с выбеленным потолком и оклеенными темными обоями стенами. Естественно, в кабинете находился письменный стол и стояла знаменитая складная походная кровать императора. Прохожие, гуляя по набережной, вполне могли заглянуть в кабинет императора и убедиться в его аскетизме⁵⁶. Правда, этот аскетизм носил несколько демонстративный характер. Барон М. Корф упоминал, что «император Николай только в самые последние годы своей жизни переселился в тот маленький кабинет, где и умер»⁵⁷.

После смерти Николая I в феврале 1855 г. этот кабинет на первом этаже Зимнего дворца сохранили как мемориальный. Память о Николае Павловиче чтилась. В феврале 1865 г., когда исполнилось десять лет со дня его смерти, Александр II с сыновьями посетили кабинет отца и долго там молились. Затем состоялась панихида в Малой церкви Зимнего дворца⁵⁸. Своего деда чтил и Александр III. Мемуарист свидетельствовал: «Он очень дорожил памятью своего деда. В кабинетах его он всегда останавливался и говорил о нем»⁵⁹.

Супруга Николая I, императрица Александра Федоровна, также имела во дворце свой рабочий кабинет. Он располагался в личной части ее апартаментов на втором этаже северо-западного ризалита. Великая княгиня Ольга Николаевна описывала кабинет Александры Федоровны следующим образом: «Это была красивая угловая комната с видом на Неву, обтянутая зеленым с амарантом штофом, всегда наполненная цветами»⁶⁰. Сейчас это зал № 185. Интерьер кабинета Александры Федоровны был уничтожен в ходе ремонта 1895–1896 гг., когда на втором этаже дворца обустраивалась квартира для Николая II.

Рабочий кабинет Александра II. Зимний дворец

В начале 1840-х гг. была оборудована квартира в Зимнем дворце для старшего сына Николая I – цесаревича Александра Николаевича. В числе прочих комнат был создан и рабочий кабинет будущего императора Александра II. Половина цесаревича обустраивалась на втором этаже юго-западного ризалита Зимнего дворца. На этой территории в конце XVIII в. проживал император Александр I, его спальня и превратилась впоследствии в кабинет Александра II⁶¹.

Сохранились акварели разных лет с изображением этого кабинета, по которым можно проследить, как менялся его интерьер. На работе Н. Г. Черенецова 1837 г. это – пустоватая комната 15-летнего цесаревича. Стол повернут к окну так, чтобы свет падал на него с левой стороны. Между двумя альковами стоит кушетка. В простенке между окнами на трельяже – фигурки солдат из папье-маше под стеклянными колпаками. Этот «допожарный» кабинет прост и еще не обжит.

На акварелях Э. Гау запечатлен облик кабинета 1850-х гг. На одной из них мы видим цесаревича, сидящего с двумя детьми за рабочим столом. Кушетка сохранила свое привычное место, но стол уже отодвинут подальше от окон. К этому времени на столе появились портреты дорогих хозяину людей. Увеличилось число фигурок под стеклянными колпаками. На стене – множество батальных картин, расположенных вокруг небольшого портрета Александра I. О том, что цесаревич действительно работал за этим столом, свидетельствуют три массивных кожаных портфеля, лежащих на одном из полукресел. На столе – стопка книг и кипы документов. Сама изображенная мизансцена задумана художником как краткий миг отдыха от дел, когда к цесаревичу забежали на минутку его малыши, и он с улыбкой отрывается от своих занятий.

Далее идет акварель Э. Гау, датированная второй половиной 1850-х гг. На ней изображена та часть кабинета, которая располагалась за спиной императора. На стене – портреты, и центральное место среди них занимают изображения молодой Марии Александровны и одно – Николая I. По бокам – портреты меньшего размера, видимо, бабушки и дедушки императрицы Марии Федоровны и Павла I. Кушетка находится на привычном месте, между альковами, а на стенном полушкафу – бюст учителя В. А. Жуковского. У окна в углу – икона. За спиной императора – большое зеркало с двумя канделябрами на две свечи.

На акварели того же художника, датированной 1857 г., мы уже видим кабинет не цесаревича, а императора. На стенах все те же портреты. Кушетка убрана за спину хозяина помещения, а в простенке между альковами появился полушкаф, на котором стоят три фигурки солдат под стеклянными колпаками. Еще пять фигурок установлены на полушкафу в алькове. Под стеклянными колпаками теперь хранятся и головные уборы – это казачьи кивера Николая I. Позже к ним прибавились кивера умершего в 1865 г. старшего сына царя – Николая Александровича. На столе в рамках с закругленным верхом – акварельные портреты императриц Марии Александровны и Александры Федоровны кисти английской художницы К. Робертсон. На полукреслах, приставленных к столу, – все те же кожаные портфели с документами. Для документов рядом со столом появился круглый столик на трех ножках. Простенок между колоннами альковов занимает зеркало.

Сохранились фотографии кабинета Александра II в Зимнем дворце. На фотографии Левицкого 1870-х гг. мы видим Александра II, сидящего за рабочим столом. На столе увеличилось количество акварелей и фотографий. На стене поменялись портреты. Центральное место занял портрет отца – императора Николая I, по бокам которого поместили два изображения жены – императрицы Марии Александровны. Просматривается и портрет бабушки – императрицы Марии Федоровны. Напротив стола, на полушкафу появился бюст умершего старшего сына императора – Николая Александровича. Портрет Александра I был перевешен на стену между альковами, а под ним размещены изображения дочери Марии и умершего сына Николая. Рядом со столом – все те же полукресла с документами и круглый столик.

Покушения на Александра II оставили свой след в интерьере рабочего кабинета. Германский корреспондент, принятый Александром II в рабочем кабинете, обратил внимание на то, что «под стеклянными колпаками, рядом с казачьими киверами покойных императора Николая I и цесаревича Николая Александровича», хранится «пистолет, оказавшийся тем самым, из которого Каракозов выстрелил в государя 4 апреля 1866 г. Пистолет был двуствольный, и один из стволов оставался заряженным»⁶². Именно в это помещение принесли умирать Александра II 1 марта 1881 г.

Кабинет императрицы Марии Александровны располагался на втором этаже юго-западного ризалита Зимнего дворца. Императрица прожила в Зимнем почти сорок лет, с 1841 по 1880 г. Естественно, за это время ее покои неоднократно ремонтировались. При этом менялись и планировка, и интерьеры. Одна из камер-юнгфер описывала эти помещения следующим образом: «Четвертая комната – кабинет: стены и мебель крыты светлоголубым дамаскином с белыми узорами; задняя стена полукруглая, и по всей стене – полукруглый диван; перед ним с одного конца стояли столик и кресла, с другого – стулья и табуретики, посередине комнаты довольно близко к дивану – кушетка, на которой великая княгиня постоянно отдыхала. На кушетке лежал валик длиною % аршина, на розовом чехле надета батистовая вышивка и обшитая кружевами наволочка: его подкладывали под спину, а маленький такой же валик клали на подушку кушетки, под голову. Письменный стол стоял у стены около двери, ведущей в спальню… В противоположной стене – камин. Библиотеки не было вовсе. Впоследствии с правой стороны круглого дивана была сделана небольшая дверь, скрытая под драпировкой, ведущая на лестницу в нижний этаж, в комнаты детей; по стенам этой лестницы устроены были полки для книг; лестница освещалась днем и ночью карселевскими лампами, так как была устроена внутри стен и была совершенно темная.

Пятая комната, очень большая, угловая, крыта красной с золотыми арабесками материей; большой письменный стол с золотым письменным прибором, тут же стояли рояль и круглый прекрасный мозаичный стол. Эта комната называлась – парадный кабинет». Именно этот парадный кабинет и изображен на акварелях Ухтомского (датирован серединой XIX в.) и Л. Премацци (датирован 1869 г.). Сохранилась, пожалуй, единственная фотография императрицы Марии Александровны, сделанная в ее жилом кабинете фотографом Левицким. Это действительно был жилой кабинет, в котором больная императрица и проводила большую часть дня. На стене – портреты Александра II и умершего сына. Императрица сидела в низком удобном кресле и занималась рукоделием. Сам кабинет в 1870-х гг. освещался только свечами. У императрицы были больные легкие, и газовое освещение для ее половины не рекомендовалось медиками.

После гибели в марте 1881 г. императора Александра II семья Александра III окончательно оставила Зимний дворец. Поэтому с 1884 г., с разрешения министра императорского двора И. И. Воронцова-Дашкова и обер-гофмаршала высочайшего двора Э. Д. Нарышкина, к осмотру личных покоев покойных императора Александра II и императрицы Марии Александровны начали допускаться иностранные и отечественные туристы (в официальных документах упоминается именно этот термин). Особенно много туристов приезжало из Англии и США⁶³. В экскурсиях по дворцу их в обязательном порядке сопровождали сотрудники дворцовой охраны.

В 1887–1888 гг. император Александр III на третьем этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца оборудовал свою половину. Она включала в себя следующие помещения: передняя, проходная первая, проходная вторая, проходная третья, уборная его величества, уборная и ванная, кабинет, гостиная угловая, гостиная вторая, библиотека, гардероб, две проходные комнаты за гардеробом, дежурная и буфет. Всего 15 комнат⁶⁴.

Надо заметить, что в этих комнатах царь бывал очень редко, но кабинет ему требовался просто по статусу. Граф С. Д. Шереметев вспоминал, что Александр III «сам повел меня показывать подробности. Сказал, что мебель карельской березы принадлежала императору Николаю, что остальную мебель он собрал из Таврического дворца. Мне бросился в глаза прекрасный портрет царя Алексея Михайловича как изображение, необычное для Зимнего дворца… Повел и в угловую комнату с видом на Неву в обе стороны. Здесь говорил, что это бывшая комната императрицы Александры Федоровны, ее будуар, и поэтому он приказал вернуть сюда ее прежнюю мебель (до этого там жил Алексей Александрович)»⁶⁵. Надо добавить, что все личные комнаты Александра III в Зимнем дворце считались секретными, их планировка составляла государственную тайну.

Последние царские кабинеты были оформлены в Зимнем дворце в ходе ремонта «царского» северо-западного ризалита в 1895–1896 гг. Среди прочих комнат на втором этаже дворца были оформлены два царских кабинета: императора Николая II и императрицы Александры Федоровны.

Судя по фотографиям, обе эти комнаты были угловыми. Только окна кабинета Александры Федоровны выходили на Дворцовый мост и Адмиралтейство, а окна кабинета Николая II – на Адмиралтейство и собственный садик. Эти помещения являлись частью личных апартаментов, поэтому там было прежде всего уютно и удобно. Комфорт первенствовал над роскошью. Сердцем кабинета был обычный г-образный письменный стол, освещаемый лампой под матерчатым абажуром. Судя по фотографиям, кабинет царя был отделан с элементами русского стиля: арочная дверь украшена кованными прорезными петлями. В кабинете Зимнего дворца Николай II проработал с декабря 1895 г. по весну 1904-го, то есть семь с половиной лет.

Решетка садика Зимнего дворца

Интерьеры этих помещений начали растаскиваться уже летом 1917 г., когда на императорскую половину Зимнего дворца въехал А. Ф. Керенский. Тогда были срочно вынесены стильная мебель и специально заказанные для дворца гарнитуры. Взамен в царские комнаты доставили обычную канцелярскую мебель: письменные столы и стулья, которые имелись в дворцовых запасах и в помещениях бывшего дворцового ведомства. Стены, обитые шелком, вместе с картинами затянули холстом. Лишь кабинет Николая II был сохранен в качестве мемориального. Сам А. Ф. Керенский разместился на третьем этаже, над половиной Николая II, в бывших апартаментах Александра III⁶⁶. От Малахитовой гостиной по северной и западной сторонам дворца в бывших покоях Александры Федоровны и Николая II расположились канцелярии и аппарат правительства, кабинет министра-председателя (в угловой комнате, бывшем кабинете царицы).

В библиотеке Николая II А. Ф. Керенский обычно проводил совещания с военными. Помещения правительства кончались у Салтыковской лестницы⁶⁷.

Во время штурма Зимнего дворца кабинет Николая II серьезно пострадал. На фотографии виден разбитый шкаф, обитые до штукатурки стены. Поскольку в мемориальном кабинете со стен не были сняты картины, то один из портретов Николая II («Николай II в тужурке» кисти В. Серова) проткнут штыком⁶⁸.

Императорские кабинеты Гатчинского дворца

В Гатчинском дворце за время его существования в качестве загородной императорской резиденции последовательно сформировались рабочие кабинеты четырех российских императоров: Павла I, Николая I, Александра II и Александра III. У Николая II во дворце также имелся свой кабинет в бытность его цесаревичем. Начиная с Николая I, все рабочие кабинеты императоров располагались в Арсенальном каре Гатчинского дворца.

Внешний облик этих помещений можно представить по дошедшим до нас акварелям Премацци, Ухтомского и Гау. Часть интерьеров сохранилась до нашего времени. Следует помнить, что судьба Гатчинского дворца была особенно тяжелой. Дворец очень серьезно пострадал в годы Великой Отечественной войны. Его интерьеры при эвакуации были переданы другим музеям, а то, что осталось, разграблено фашистами. После войны долгие годы дворец занимали различные организации, что также не способствовало сохранению его исторического облика.

В эпоху цесаревича, а затем императора Павла Петровича за долгие годы его жизни в Гатчинском дворце сформировались два рабочих кабинета на первом этаже Центрального корпуса дворца: Овальный и Башенный. Эти небольшие помещения смотрели в сторону парка. На втором этаже (бельэтаже) главного корпуса дворца был свой кабинет у императрицы Марии Федоровны, окна его выходили на плац перед дворцом.

При императоре Николае I на первом этаже Арсенального корпуса Гатчинского дворца возникли еще четыре рабочих кабинета: Угловой и Большой военный кабинеты Николая I, Дубовый и Большой – императрицы Александры Федоровны.

Судя по акварели, Большой военный кабинет Николая I был воплощением аскетизма, который царь искренне демонстрировал, где только мог. Кабинет представлял собой большую пустоватую комнату, три окна которой выходили в парк, на стенах висели акварели Пиратского и Лангла с таблицами форм русских войск. На специальной стойке крепилась карта Гатчинского дворца и окрестностей. К окнам придвинут рабочий стол императора. Рядом с камином стояла кушетка, в углу располагался умывальник. В лепнину потолка были вплетены вензеля Николая I. На полушкафу рядом с бюстом Николая I (работы скульптора Залемана) стоял проект парового двигателя для паровоза николаевской железной дороги.

Угловой кабинет Николая I, расположенный в восьмигранной башне Арсенального корпуса, был своеобразной репликой Башенного кабинета Павла I. Кабинеты императрицы Александры Федоровны – Дубовый и Большой являлись частью парадных помещений жилой половины императорского дворца. Все они сохранялись вплоть до 1917 г.

У Александра II и его супруги императрицы Марии Александровны в Гатчинском дворце были два кабинета. Они также находились на первом этаже Арсенального корпуса и не имели каких-либо специальных названий, они именовались просто кабинетами.

Кабинет Александра II, по традиции, сложившейся еще при Павле I, был расположен в восьмигранной башне по диагонали от Углового кабинета Николая I. Его окна выходили на плац перед дворцом. Декорированное в зеленых тонах помещение вмещало рабочий стол, два полушкафа, два уютных полукруглых дивана, вписанных в геометрию стен. Рядом с диванами стоял небольшой круглый столик. Главным украшением стен служили картины с изображениями солдат и офицеров в форме различных полков русской армии. Отапливалась комната камином.

Небольшой двухоконный кабинет Марии Александровны выходил в сторону нынешнего железнодорожного вокзала. Также декорированный зеленоватым чинцем, он был украшен портретами детей императрицы. Роскошная гнутая мебель, выполненная в мастерской братьев Гамбс, удачно вписывалась в интерьер небольшого помещения, создавая ощущение уюта и домовитости.

После внезапного отъезда из Петербурга в конце марта 1881 г. семья Александра III начала обустраиваться в Арсенальном каре Гатчинского дворца. Император не стал трогать жилые половины своего деда и отца, он занял совершенно не востребованный ранее антресольный этаж. Это решение буквально ужаснуло императрицу Марию Федоровну, привыкшую к более комфортабельным помещениям Аничкого дворца. Со временем она смирилась и даже полюбила «свои антресоли». Однако на свежих людей царские покои с низкими сводчатыми потолками производили сильное впечатление. Так российские монархи еще не жили.

Со временем на втором антресольном этаже Арсенального каре сложились целых пять рабочих кабинетов членов семьи Александра III: самого Александра III, Ксении Александровны, Михаила Александровича, Георгия Александровича и цесаревича Николая Александровича.

Свой рабочий кабинет Александр III разместил, конечно, в восьмигранной башне, точно над Угловым кабинетом Николая I. А если учесть, что выше, на третьем этаже, в той же башне находилась и приемная Александра III, то витая лестница, шедшая внутри восьмигранной башни, связывала три рабочих кабинета российских императоров, располагавшихся один над другим.

Судя по фотографии начала XX в, рабочий кабинет Александра III был прежде всего функционален. Собственно дворцовой роскоши там не существовало и в помине. Да и в комнате со столь низкими потолками для роскоши просто не было места. Доминировал в кабинете рабочий стол, развернутый к окну. Над столом – лампа с матерчатым абажуром. Кроме того, в кабинете стояли еще один стол, диван и два массивных кресла. Видимо, передвигаться по тесно заставленному помещению приходилось с осторожностью. На фотографии видно, что под второй стол задвинут деревянный табурет, по форме напоминающий бочку. Он сохранился до настоящего времени. На выставке, посвященной Александру III, этот табурет именовался «Табурет-вазон. Вторая половина XIX в.».

В Гатчинском дворце стены личных покоев императора Александра III украшали работы преимущественно передвижников, которых он очень любил. В его кабинете висел портрет К. П. Победоносцева кисти К. Е. Маковского.

В конце 1888 г. Александр III принимал у себя в Гатчине сенатора А. Ф. Кони, который в течение полутора часов докладывал царю о судебных делах. Сенатор был «поражен обстановкой царя: низкий кабинет, очень небольшой, на письменном столе синее сукно, тут лежит лист грязного papier-buvard⁶⁹, простая чернильница, возле – белая тряпочка для вытирания пера, на которую Кони обратил особенное внимание, так как государь ее неоднократно брал, чтобы обтереть перо, которое у него не писало, а он во время разговора делал примечания этим пером. Во время разговора царь встал и стал ходить по комнате. Кони тоже встал, но государь приказал ему сесть»⁷⁰.

Мемуаристы оставили упоминания и о характере приемов в этом рабочем кабинете. Граф С. Д. Шереметев упоминал, что во время приема в гатчинском рабочем кабинете Александр III «всегда придвигал стул, чтобы я мог сесть»⁷¹. В отличие от отца Николай II принимал «разовых» докладчиков в своих кабинетах только стоя.

Рабочие кабинеты Аничкова дворца

Аничков дворец, наряду с Зимним, являлся одной из петербургских резиденцией российских императоров. С 1817 по 1825 г. там жил Николай I, называя дворец собственным. С 1825 по 1855 г. Николай I проживал там уже периодически. А с 1855 по 1866 г. дворец являлся одной из резиденций Александра II. В 1866 г. там поселились цесаревич Александр Александрович с цесаревной Марией Федоровной. Там рождались их дети, там они росли и получали образование. После того как цесаревич 1 марта 1881 г. стал императором Александром III, Аничков дворец сохранил свой статус императорской резиденции. После смерти Александра III в 1894 г. дворец оставался за вдовствующей императрицей Марией Федоровной вплоть до Февральской революции 1917 г.

В этом дворце важную роль играли рабочие кабинеты Александра III и императрицы Марии Федоровны. Малиновая гостиная, которая и считалась кабинетом цесаревны, судя по литографии 1869 г., представляла собой, по сути, роскошную светскую гостиную. На отдельном столике под стеклянным колпаком хранился раритет – серебряный букет работы московского ювелира Овчинникова «из роз, гвоздики, георгинов, ландышей, тщательно отделанных и большей частью позолоченных», полученный по случаю обручения.

Рабочий кабинет Александра III в Аничковом дворце находился на втором этаже в угловой комнате, два окна которой выходили в сад и два окна – на Невский проспект. Этот кабинет был хорошо известен в Петербурге, поскольку император, отдыхая, любил сидеть на подоконнике и наблюдать кипучую жизнь Невского. Он смотрел на прохожих, на вывески магазинов. В этот кабинет во время Аничковских балов он приглашал интересующих его собеседников, обсуждая те или иные вопросы.

По установившемуся порядку никто не мог войти в кабинет императора в его отсутствие. При отъезде императора из резиденции его кабинет опечатывался, и печать оставалась на дверях до возвращения хозяина.

Александр III поддерживал строгий порядок в личных вещах: «Письменный стол его был неприкосновенная святыня. Никто не смел до него дотрагиваться, он сам его убирал и ревниво оберегал от вторжения».⁷² До самого конца жизни император предпочитал писать гусиным пером.

Был у Александра III и другой, менее известный рабочий кабинет, который он устроил себе на «вышке» третьего этажа, где уединялся для занятий. В нем были всего два окна, небольшой стол и весьма скудная мебель⁷³. Этот кабинет царь ценил за то, что там его старались не беспокоить, и если он удалялся из парадных помещений на третий этаж, это означало, что царь хочет побыть один, решая стратегические вопросы.

Рабочий кабинет Николая II в Нижней даче

Нижняя дача стала главной резиденцией Николая II в Петергофе. Это был единственный дворец, отстроенный специально для семьи царя за 23 года его царствования. Естественно, для монарха там был оборудован рабочий кабинет. В сложившихся традициях кабинет был обставлен тяжелой резной мебелью, крытой зеленым сафьяном. Стены помещения в нижней части были отделаны ореховыми панелями, а верхняя часть стен – покрыта тисненой кожей. Напротив рабочего стола стоял стул с высокой спинкой, предназначавшийся для докладчиков. Собственное кресло царя за рабочим столом было такое же, как и на «Штандарте», – крутящееся, с полукруглой спинкой. Освещение в кабинете было смешанным, наряду с электричеством стояли на столе и канделябры со свечами. Знаковым моментом являлся портрет Александра III в датском мундире, кисти В. Серова, висевший на стене. Этот портрет находился в кабинете Николая II до начала 1930-х гг.

Рабочий кабинет в Коттедже

В Коттедже, построенном на рубеже 1820-1830-х гг., был оборудован Морской кабинет Николая I. Три окна его выходили на Финский залив и напоминали кормовую каюту боевого корабля. Собственно, поэтому он и получил название Морского. Мебель кабинета была дубовой и, как любил Николай Павлович, обтянута зеленым сафьяном. Вдоль стен шли полу-шкафы, на которых стояли бюсты дорогих императору людей: его дочерей и супруги. Кроме того, стены кабинета украшали картины с морскими батальными сценами. Сердцем этого помещения был длинный стол, застеленный зеленым сукном. После смерти Николая I кабинет был сохранен как мемориальный, поскольку Александр II предпочитал жить и работать в летние месяцы в соседнем Фермерском дворце, в обширном рабочем кабинете которого он и подписал указ об отмене крепостного права.

Позже в Коттедже работал Александр III, который использовал кабинет своего деда – Николая Павловича.

По традиции, в рабочих кабинетах скапливались произведения искусства. Например, «блюдо серебряное кованное, в виде листа болотного кувшинчика; в середине самый цветок, выкованный плоским рельефом с накладками из цветного золота; по дну листа видна ковка сотового характера. На оборотной стороне – пять ножек в виде улиток, выходящих из раковин». Это была работа американского золотых дел мастера Тиффани. Здесь же хранилось еще несколько вещиц «от Тиффани»: «Спиртовая лампочка, выкованная из серебра в японском вкусе, украшенная травами, листьями и символическими знаками Тайкуна, частью крытыми темно-зеленой краской, частью наложенными из золотистого металла»; «Пепельница кованная из серебра, треугольной формы. На дне – рельефное изображение мыши»⁷⁴.

Рабочие кабинеты монархов на императорских яхтах и в поездах

Поскольку перерывы в работе российских императоров не были возможны, то все средства транспорта в обязательном порядке также оборудовались рабочими кабинетами.

В последней трети XIX в. были построены три большие океанские яхты. Первый опыт подобного строительства оказался неудачен. Яхта «Ливадия» была заложена в Англии в 1880 г. Царский заказ выполнили очень быстро и через три месяца яхту спустили на воду. В сентябре 1880 г. она вышла из Англии. Императорская яхта была роскошно отделана. Конструктивные особенности судна (проект «поповка») позволили оборудовать большие каюты и салоны для царской семьи и свиты. Общая площадь помещений, отводившихся под эти цели, составила 3950 м². Приемная и кабинет императора имели четырехметровые потолки. На яхте был даже действующий фонтан, окруженный цветочной клумбой. Это была первая электрифицированная императорская яхта, освещенная «свечами Яблочкова»⁷⁵. Однако, несмотря на всю роскошь, конструкция судна оказалась крайне неудачной, и «Ливадию» вывели из списка императорских яхт.

Новая императорская яхта «Полярная звезда» была заложена в 1888 г. и спущена на воду в 1890 г. Естественно, она была роскошно отделана. Уникальные внутренние интерьеры по роскоши не уступали дворцовым. При этом судно обладало высокими мореходными качествами. В кормовой части яхты располагались императорские помещения. Императорская кормовая рубка была разделена переборкой на две части: вестибюль и курительную комнату. Из вестибюля трап вел на первую палубу, в обширный императорский столовый зал на четырнадцать окон. Вдоль правого борта «Полярной звезды» были расположены: кабинет императрицы на два окна, спальня императрицы, спальня и кабинет императора Александра III⁷⁶.

В конце правления Александра III в Дании была заложена третья океанская яхта – «Штандарт», которую спустили на воду уже при Николае II. Поскольку яхту строили датчане, то и внутренней отделкой занимался датский художник Л. Монберг. Для оформления судна многие вещи перевезли со старых яхт: мебель с «Державы», столовое серебро также с «Державы» и с прежних «Ливадии» и «Штандарта». По особому распоряжению Николая II золочение для отделки не применялось.

На яхте единым блоком была спроектирована императорская половина. Она включала в себя помещения для Николая II (гостиная, спальня, кабинет, ванная) и двух императриц – Александры Федоровны и Марии Федоровны. Рабочий кабинет царя на яхте мало чем отличался от его «сухопутных» кабинетов. Та же тяжелая мебель, обтянутая сафьяном, те же электрические лампы-бра на стенах, то же множество фотографий. Из морских деталей можно упомянуть настенный барометр. Еще один барометр стоял на рабочем столе царя. Редко встречающейся деталью интерьера стал большой электрический вентилятор, стоявший на трельяже. Рабочий стол императора был установлен в простенке между двумя окнами. Наряду с электрическим освещением имелись и свечи в канделябрах. Всего в царском кабинете было четыре окна. Именно привычные окна, а не иллюминаторы.

Надо отметить, что Николай II, находясь на яхте, предпочитал в хорошую погоду работать с документами на палубе. Для него ставились плетеное кресло и столик, на котором он и раскладывал свои бумаги. Рядом с ним обычно занималась рукоделием Александра Федоровна.

Таким образом, у российских императоров за десятилетия сложился достаточно напряженный распорядок дня, который в буквальном смысле передавался из поколения в поколение: утренняя прогулка, утренние доклады до завтрака, завтрак, короткая прогулка и вновь работа до пятичасового чая, затем короткий отдых и работа до обеда. Вечер посвящался светским мероприятиям. Однако если дела оставались, то, по неписаной традиции, их заканчивали в ночные часы. Императоры отчетливо понимали, что на следующий день вдобавок к незаконченным делам на них навалятся новые заботы. Именно поэтому в их письмах и репликах часто проскальзывало сравнение их деятельности с бессрочной каторгой или службой. Когда в Ливадии император Николай II, проверяя новое солдатское обмундирование, совершил марш-бросок с полной выкладкой, то по его окончании ему предложили заполнить солдатскую книжку, в которой он лично обозначил срок своей службы – «до гробовой доски».

Вся жизнь российского императорского двора была строго регламентирована. Этикет и прецедент определяли все нюансы повседневной жизни и поведения высшего света. При императорском дворе в 1744 г. было создано специальное подразделение, призванное отвечать за организацию и проведение придворных церемоний и торжеств, – Церемониальная часть. Интересно, что это подразделение формально было образовано при Коллегии иностранных дел, и только в 1796 г. его переподчинили придворному ведомству.

Сфера ведения Церемониальной части была весьма обширна. Она занималась устройством и наблюдением за порядком исполнения придворных церемоний, торжеств, балов, спектаклей, обедов и пр. Кроме этого, чиновники Церемониальной части составляли, печатали, переводили на французский язык и рассылали церемониалы придворных торжеств и празднеств; следили за соблюдением этикета при приеме и отпуске иностранных дипломатов, представляли их императору, императрице и членам императорской фамилии, приглашали особ дипломатического корпуса на придворные торжества и празднества; вели список налагаемых при дворе трауров; решали возникавшие на практике вопросы касательно применения правил придворного этикета⁷⁷.

Самыми заметными руководителями Церемониальной части Министерства императорского двора в XIX в. были обер-церемониймейстеры князь П. И. Ливен при Александре II (с 1866 по 1882 г.), князь А. С. Долгорукий при Александре III (с 1883 по 1899 г.) и П. П. Корф при Николае II (с 1899 по 1917 г.).

Необходимость соблюдения жестких правил придворного церемониала являлась совершенно очевидной для всех ее участников. Только такие правила могли организовать толпу придворных и превратить их в участников своеобразного спектакля, все роли в котором были заранее расписаны. Тем не менее современники оставили множество рассуждений на тему особенностей придворных церемоний. Пожалуй, самыми яркими можно считать воспоминания фрейлины А. Ф. Тютчевой: «Придворная жизнь – по существу, жизнь условная, и этикет необходим для того, чтобы поддерживать ее престиж… Этикет создает атмосферу всеобщего уважения, когда каждый ценой свободы и удобств сохраняет свое достоинство»⁷⁸; «Они редко совершают великие дела, зато превращают житейские мелочи в очень важные дела. Громадное значение и грандиозные размеры, которые принимают для них самые простые события в жизни, как обеды, прогулки или семейные встречи, требуют столько времени, столько внимания и сил, что их уже не хватает на более серьезные предметы. Всё непредусмотренное, а следовательно, и всякое живое и животрепещущее впечатление навсегда вычеркнуто из их жизни. Тем не менее надо признать, что в эту эпоху русский двор имел чрезвычайно блестящую внешность»⁷⁹.

Действительно, то, что называется пышностью, отличало повседневную жизнь российского двора XIX в. В это время в Европе, сотрясаемой бесконечными революциями, пышность уже вышла из моды как не соответствующая жизненным стандартам буржуазного общества.

Последний посол Французской республики в императорской России Морис Палеолог неоднократно отмечал этот блеск российского императорского двора, позабытый в Европе. В июле 1914 г. он записал в дневнике: «По пышности мундиров, по роскоши туалетов, по богатству ливрей, по пышности убранства, общему выражению блеска и могущества зрелище так великолепно, что ни один двор в мире не мог бы с ним сравниться. Я надолго сохраню в глазах ослепительную лучистость драгоценных камней, рассыпанных на женских плечах. Это фантастический поток алмазов, жемчуга, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов – поток света и огня»⁸⁰. Блеск императорского двора не померк даже в годы Мировой войны, хотя те, кто помнил время царствования Александра II, считали, что двор начала XX в. – только бледная тень того, что они видели в дни своей молодости. В январе 1915 г., оценивая прием дипломатического корпуса в Александровском дворце Царского Села, Морис Палеолог вновь отметил: «Как обычно, выказана пышность больших церемоний, богатство убранства, великолепие могущества и блеска, в чем русский двор не имеет себе равных»⁸¹.

Церемониальная часть Министерства императорского двора в буквальном смысле регулировала все стороны жизни как самих придворных, так и членов императорской фамилии. При этом следует иметь в виду одно важное обстоятельство. При Николае I его частная, семейная жизнь органично вписывалась в череду придворных церемоний и была неотделима от них. Император Николай Павлович не отделял себя от своего двора. Напротив – его семейная жизнь являлась стержнем придворной жизни, она всячески демонстрировалась и выставлялась на всеобщее обозрение. Например, так было во время июльских празднеств в Петергофе, когда в Коттедже поднимались все шторы на окнах, чтобы гуляющая в парке публика могла собственными глазами наблюдать жизнь императорской семьи. В целом эта традиция сохранялась и при Александре II.

Вместе с тем, Николай I, требовавший соблюдения всех тонкостей церемониала при дворе, поскольку это укрепляло престиж империи, мог жестко потребовать от подданных отказа от проявления «церемониального рвения» в повседневной жизни. У него было четкое представление о том, где можно и должно следовать букве церемониала, а где этим стоит пренебречь, следуя здравому смыслу и пользе дела. В 1828 г. на законодательном уровне было предписано, чтобы «во время путешествия его императорского величества никто из военных, гражданских и полицейских чиновников не встречал и не провожал его величества без особого на то высочайшего повеления». При этом позволялись «обыкновенные встречи… только в одних квартирах городов, где его величество останавливается»⁸².

Неким поворотным моментом, разделившим публичную и частную жизнь российских монархов, стали события лета 1880 г. После смерти в мае месяце Марии Александровны император Александр II уже в июле женился на своей многолетней любовнице Екатерине Долгорукой. Это стало серьезным нарушением всех норм морали высшего света. И с этого момента блеск и пышность российского императорского двора, органично сочетавшего в своих церемониях семейную и публичную жизнь российских монархов, начали уходить в прошлое.

При Александре III вся палитра придворных церемоний с их помпезностью и роскошью сохранялась, но то была уже лишь пустая оболочка, поскольку свою семейную жизнь монарх решительно отделил от общественной и свел к необходимым придворным церемониалам, связанным с крещениями, присягами, свадьбами и похоронами. И только обаяние императрицы Марии Федоровны, страстно любившей балы и приемы, придавало жизни императорского двора некую теплоту.

При Николае II, отягощенном семейными проблемами, которые он и его жена решительно не желали выставлять напоказ, придворная жизнь постепенно замерла, а пышный церемониал стал бледной тенью отжившего прошлого.

Дворцовые приемы

Дворцовый церемониал во всех его проявлениях был подробно прописан и задокументирован. При этом соответствующие документы периодически корректировались в соответствии с духом времени и сценарием власти очередного монарха. Главным регламентирующим документом являлось «Положение о выходах при высочайшем дворе, о входе за кавалергардов, о представлении их императорским величествам, о приглашениях на балы и другие при дворе собрания и о старшинстве придворных чинов и званий». Это «Положение» было утверждено 13 апреля 1858 г., затем изменено в 1899 г. и вновь утверждено в новой редакции 20 августа 1908 г.⁸³

Важной частью придворного церемониала являлись приемы. Безусловно, существовал строгий порядок их проведения. Однако периодически проходили приемы, которые выбивались из этой бесконечной стандартной череды, и они надолго оставались в памяти современников, их описания сохранялись в дневниковых записях и мемуарах.

Как правило, такие приемы были связаны с событиями не рядового характера и выходили на международный уровень. К их числу можно отнести приезд в Россию в августе 1868 г. родителей цесаревны Марии Федоровны. Поскольку императорский двор в это время традиционно находился в Петергофе, то прием был организован «по-семейному».

Праздник решили устроить в парке Александрия близ Коттеджа. Оформлением занимался близкий ко двору цесаревича художник Боголюбов. Поскольку на этом «пасторальном» приеме должно было присутствовать много гостей, а помещения Коттеджа носили камерный характер, то было решено пристроить к южному фасаду Коттеджа большой временный зал, обтянув парусиной деревянный каркас. Внутреннее пространство временного павильона украсили флагами Дании и России, вдоль стен расставили кадки с тропическими растениями, а расположенную в глубине сцену убрали цветами. Для защиты теплолюбивых растений от прохладных северных августовских ночей пришлось расположить рядом с ними котлы, в которых постоянно горел спирт⁸⁴. Прием удался, гости и хозяева были довольны.

Дворцовые выходы

Под выходами имелись в виду торжественные шествия по залам Зимнего дворца по маршруту, определявшемуся целью выхода, – например, в дворцовую церковь, по случаю какого-либо церковного праздника. Все роли для участников этих мероприятий были расписаны детально, как и маршрут движения по парадным дворцовым залам. Так, во время больших выходов в Зимнем дворце процессия следовала через парадные залы: Концертный, Николаевский, Аванзал, Фельдмаршальский, Петровский, Гербовый, Пикетный.

Были четко расписаны по залам Зимнего дворца и диспозиции всех, имевших право присутствовать при выходах. Еще в январе 1834 г. системным и пунктуальным Николаем I было подписано «Расписание о том, в каких комнатах Зимнего дворца, каких войск гг. генералы, штаб- и обер-офицеры должны находиться при высочайших выходах с половины государя императора». Например, в Большом Аванзале по правую сторону выстраивались генералы и флигель-адъютанты, старшие офицеры Генерального штаба, «старых» лейб-гвардейских полков (Преображенского, Семеновского, Кавалергардского ее величества, Конного, Кирасирского). По левую сторону – морские, приезжие и не состоящие в полках генералы. В Белом зале по правой стороне выстраивались все гражданские чины, не имеющие входа за кавалергардов, и отставные чиновники, по левой стороне – городские дамы⁸⁵.

Члены императорской фамилии с коронованной четой во главе выстраивались в строгом порядке, определявшемся очередностью родства. Придворные также выстраивались по залам, при этом имели значение их титул и должностное положение.

Следует подчеркнуть, что иерархия старшинства среди Романовых была незыблемой, и к малейшим ее нарушениям, вольным или невольным, члены императорской фамилии относились очень ревниво. Нарушения, даже самые пустяковые, жестко пресекались заинтересованной стороной. Один из сановников упоминал, как во время встречи великокняжеского окружения Александра III (4 августа 1890 г.) он, подавая букеты великим княгиням, сбился «в их старшинстве», что немедленно вызвало «замечание Марии Павловны, что я ее больше знать не хочу»⁸⁶. Это была, конечно, шутка, но с весьма серьезным подтекстом…

Парадные большие выходы были для участников своеобразной работой с ее профессиональными издержками и определенным цинизмом. Один из мемуаристов писал, как при подготовке большого выхода члены императорской фамилии собирались в Малахитовой гостиной «за кавалергардами» и «весело болтали, покуда не наступал момент надеть маску торжественности. Затем процессия выстраивалась…»⁸⁷.

Во время больших выходов подле зала, ближайшего к внутренним апартаментам, выстраивался пикет от Кавалергардского полка. Находиться в зале «за кавалергардами» (то есть ближе к жилым комнатам императорской фамилии) до начала шествия и при его завершении считалось очень важной привилегией.

В «Положении» этот термин, как вполне официальный, объяснялся следующим образом: «Выход за кавалергардов есть преимущество, коим пользуются придворные чины и дамы, а также высшие государственные сановники, – собираться во время больших при высочайшем дворе выходов в зале, ближайшей ко внутренним апартаментам, дабы иметь счастие первым встретить их императорские величества с августейшей фамилией при выходе в церковь и откланяться при обратном шествии. Подле сего зала ставится в некоторых торжественных случаях пикет Кавалергардского полка, отчего произошло и самое выражение: вход за кавалергардов»⁸⁸.

В больших выходах помимо императорской фамилии принимали участие придворные чины, кавалеры и дамы. Придворные чины и кавалеры пользовались привилегией открывать это шествие, а придворные дамы замыкали его. В официальных документах подробно перечислялись все те лица⁸⁹, которые в силу своего положения были обязаны являться на большие выходы. Также перечислялись и те, кто имел право присутствовать на этом мероприятии. Иногда на выходы приглашались городские головы и купцы 1-й гильдии, а в особо торжественных случаях – высшее духовенство и дипломатический корпус.

При малых выходах в шествии принимали участие лишь члены императорской фамилии. На них имели право являться только те придворные⁹⁰, кто получал частные повестки. В частных повестках оговаривались дата выхода, время прибытия во дворец, форма одежды – «дамам быть в русском платье, а кавалерам – в парадной форме», место сбора – «собираться же особам, имеющим вход за кавалергардов, в Концертном зале, военным генералам, штаб- и обер-офицерам – в Николаевском зале и Аванзале, чужестранным послам и посланникам – в зале Петра Великого, городским дамам и гражданским чинам – в Гербовом зале, городскому голове и купечеству – в Фельдмаршальском зале». Эти повестки рассылались за подписью камер-фурьера.

Когда придворная форма менялась, то впервые она надевалась именно на дворцовые выходы. Например, на выходе по случаю тезоименитства Николая I 6 декабря 1844 г. «все генералы впервые явились вместо прежних киверов в касках вновь установленного образца. Следующий выход – новшество после отмены чулок и башмаков, оставленных впредь для одних балов, – все гражданские и придворные чины явились уже в белых брюках с золотыми галунами. Эта перемена была встречена всеобщей радостью, особенно со стороны людей пожилых. Даже у придворных певчих штаны заменены брюками по цвету их мундира, и вообще чулки с башмаками сохранены только для официантов и лакеев. Пудра была отменена еще в начале царствования Николая Павловича. У всей придворной прислуги белые штаны заменены были пунцовыми плисовыми»⁹¹.

Во время торжественного шествия придворные старались попасть на глаза монарху, чтобы поймать милостивый взгляд или реплику, брошенную мимоходом. Это становилось личной победой сановника, предметом гордости и бесконечных обсуждений. Вместе с тем в среде придворных присутствовал и неизбежный критический взгляд на происходящие события. Окружающие буквально изучали самодержцев, оценивая их внешность, одеяния, манеру поведения и настроение. Безусловно, чтобы годами находиться под таким льстиво-критическим наблюдением, императорам требовались не только крепкие нервы, но и особые профессиональные навыки.

Конечно, льстивые оценки звучали публично, а критика оседала в дневниках и мемуарах или оставлялась для сплетен в узком кругу. После смерти Николая I и с началом правления Александра II в дневниках и мемуарах рефреном зазвучала мысль, что «двор уже не тот». Об этом сетовали сановники Александра II, помнившие действительно блестящий и дисциплинированный двор Николая I. Об этом же в дальнейшем писали приближенные Александра III и Николая II, тоскуя по предшествующему царствованию. И характерно, что это были не просто сетования стариков на тему, что «молодежь уже не та». Дело действительно обстояло именно таким образом. Российский императорский двор в силу субъективных и объективных причин обуржуазивался, постепенно утрачивая тот блеск, который был столь органично присущ императорским дворам феодального периода развития страны. Во второй половине XIX в. стали очень внимательно считать деньги, тратившиеся на эфемерную пышность дворцовых церемоний.

Министр внутренних дел Александра II П. А. Валуев записал в дневнике об одном из дворцовых больших выходов: «Толпа красных от жара сановников, малочисленность присутствовавших дам, возрастающий легион неизвестных или новых церемониймейстеров, камергеров и камер-юнкеров, отсутствие всякого видимого участия со стороны всего присутствовавшего собрания…». В дневнике А. Богданович 3 июня 1889 г. появилась следующая запись: «Сегодня с утра начали к нам приходить, чтобы смотреть въезд греков. На всех въезд произвел большое впечатление. На меня же эта церемония произвела впечатление балагана: золотые кареты устарели, смешны; чины двора, которые там сидят, похожи на марионеток; скороходы, арабы, декольтированные дамы – всё это вызывает улыбку, а не восторг. Вся процессия движется медленно. Государь тяжело сидит на лошади, в нем много добродушия, но мало импозантности». При этом следует иметь в виду, что на «въезд греков» А. Богданович и ее гости смотрели из окон дома, находившегося на Исаакиевской площади, и в целом мемуаристка была расположена к Александру III⁹². Другой автор, описывая впечатления от большого выхода (26 ноября 1910 г.) в Зимнем дворце по случаю Георгиевского праздника, отметил: «Это – событие, потому что уже давно выходов не было. Было очень многолюдно, но беспорядочно и нудно. Беспорядочно до того, что мне пришлось возвратиться домой в чужом пальто и шапочке»⁹³.

Но бывали и большие выходы, которые оставляли серьезный след в мемуарной литературе. На эти исторические мероприятия собирались буквально все, кто был допущен в императорский дворец. К числу таких событий можно отнести большой выход, состоявшийся 4 апреля 1866 г. В этот день у Летнего сада на Александра II произошло первое покушение, положившее начало эре политического террора в России. В 7.30 вечера в Зимнем дворце состоялся колоссальный по числу присутствовавших большой выход их величеств из Золотой гостиной в Большую церковь дворца⁹⁴.

Однако подобные события становились редки. В этом столетии, когда начали понимать, что время и влиятельные связи – это деньги, большие дворцовые выходы стали использоваться как место, где можно накоротке обсудить и решить важные вопросы в нужном кругу. На таких выходах можно было встретить многих чиновников, в кабинеты которых в обычном порядке попасть считалось делом затруднительным. Да и сама обстановка императорской резиденции располагала к нестандартному решению вопросов.

В начале XX в. при Николае II парадные дворцовые церемонии постепенно свелись к минимуму. Во многом это было связано с личными особенностями императрицы Александры Федоровны, которая морально и физически тяжело переносила многочасовые пышные и тягучие дворцовые действа. Можно сказать, что она в какой-то степени оказалась для них профессионально непригодна. Конечно, это не способствовало ее популярности в глазах высшего света, поскольку для многих сановников и их жен именно в дворцовых церемониях и заключался смысл жизни, которого императрица их лишила. Кроме того, в условиях начавшейся в 1914 г. войны пышность приемов и выходов была умерена по понятным причинам. Страна вела тяжелую войну, и попросту неуместно было устраивать торжественные дворцовые представления.

Всё это фиксировали прилежные современники. Посол Франции в России М. Палеолог писал (21 ноября 1914 г.): «Александровский дворец предстает передо мной в самом будничном виде: церемониал сведен к минимуму. Мою свиту составляют только Евреинов, камер-фурьер в обыкновенной форме и скороход в живописном костюме времен императрицы Елизаветы, в шапочке, украшенной красными, черными и желтыми перьями»⁹⁵. Через несколько месяцев (3 марта 1915 г.) – новая встреча с семьей царя: «Без десяти минут час граф Бенкендорф, обер-гофмаршал двора, вводит нас к его величеству, в одну из маленьких гостиных царскосельского дворца; император выказывает себя, по своему обычаю, простым и радушным… тотчас же входят императрица, четыре молодые княжны и цесаревич с обер-гофмейстриной Нарышкиной. Несколько слов представления – и все идут к столу»⁹⁶.

Можно упомянуть, что помимо парадных выходов существовали и парадные выезды: 6 августа, в день Преображения Господня, – в Преображенский собор; 30 августа, в день праздника ордена святого Александра Невского, – в Александро-Невскую лавру; для встречи невест высочайших особ; на освящение храмов; на смотр войск и военные праздники в столице. Придворным церемониям было несть числа…

Церемония у Иордани

В числе традиционных дворцовых церемоний важное место занимал праздник Крещения Господня. О важности данного мероприятия говорит то, что на него придворным и сановникам необходимо было являться в парадной форме.

Один из подъездов Зимнего дворца, который официально именовался Посольским, получил со временем название Иорданского, поскольку именно из него начиналось торжественное шествие к Иордани, вырезанной во льду Невы. Будет кстати упомянуть, что Петр I получил простуду, окончательно подкосившую его, именно во время этой церемонии в январе 1725 г.

Барон Корф писал: «При Александре I всегда бывал, несмотря на степень мороза, большой парад с пушечной стрельбой и беглым ружейным огнем при погружении креста в Иордань, которая устраивалась на Неве против посланнического подъезда. При Николае I сохранилось только последнее, то есть Иордань с выходом двора на Неву, а парад заменен сбором военно-учебных заведений и небольшого отряда войск внутри дворца»⁹⁷. Такая перемена была связана с тем, что во время столь долгого действа в войсках, стоявших неподвижно, случалось много обморожений.

Иордань перед Зимним дворцом

В 1842 г. император Николай Павлович приказал возобновить в день Крещения Господня прежний обычай и стал собирать к церемонии войска. Однако это делалось, если было теплее пяти градусов мороза. Но в январе, при суровых зимах, такие теплые дни были редкостью, так что и церемония Иордани с войсками также была редкостью. А если таковая и случалась, то в обязательном порядке отмечалась мемуаристами. Например, в январе 1851 г. выход на Иордань состоялся «по образцу до 1819 г.», поскольку мороз был всего в два градуса.

Николай II ежегодно фиксировал в дневнике свое участие в церемонии у Иордани на льду Невы. Во время революции 1905–1907 гг. в целях обеспечения безопасности императора действо церемонии было перенесено на пруды охраняемого Царскосельского парка. В январе 1906 г. Николай II записал: «Обошел войска в Церковном зале, и затем пошли к обедне. В 12 ч. началось шествие к Иордани, которая была устроена у Грота на озере. Погода стояла чудная, тихая и солнечная. Участвовали военно-учебные заведения и Царскосельский гарнизон». После того как была подавлена революция и покончено с политическим террором, церемонию вернули на традиционное место – на лед Невы. 6 января 1913 г. Николай II, «окончив утренние бумаги», выехал в Петербург: «Крещенский выход был по-прежнему, но только без дам. На Неве было совсем не холодно, несмотря на 7 градусов мороза».

Представления императорам

Представления российским императорам имели свои давние традиции. Поводы для представлений были самые различные. Это могли быть назначение на значимую должность и уход с должности; получение воинского звания и награждение орденом; приезд из-за границы и отъезд за нее. Документы четко регулировали как процедуру представления, так и круг тех, кто имел право быть представленным венценосцам. Согласно высочайше утвержденному «Положению»⁹⁸ имели возможность быть представленными прежде всего придворные чины «обоего пола». Кроме того, в этот круг входили: военные и гражданские чины первых четырех классов; полковники, командующие отдельными гвардейскими частями; супруги, вдовы и дочери особ первых четырех классов; супруги лиц, состоящих в звании камергеров и камер-юнкеров; супруги церемониймейстеров; дамы, бывшие фрейлинами, «каких бы чинов мужья их ни были, когда получат на это, по особым их просьбам, разрешение»; супруги флигель-адъютантов и адъютантов их императорских высочеств; супруги полковников лейб-гвардии; супруги и дочери губернских предводителей дворянства, приезжающие в Петербург, «хотя бы мужья и отцы их были чином ниже IV класса, ибо они, состоя в означенном звании, пользуются сим чином зауряд»⁹⁹. Таким образом, круг имевших право на представление императорам был довольно широк.

Наряду с императорами представлялись и императрицам. Российские императрицы традиционно принимали представлявшихся в Золотой гостиной Зимнего дворца. По большей части это были дамы и девицы, но и мужчин среди представлявшихся было достаточно. Поскольку для представлявшихся это событие являлось весьма значимым, то они оставили множество описаний. Например, А. С. Пушкин представлялся императрице Александре Федоровне в 1834 г. дважды. Первый раз по случаю пожалования камер-юнкером 1 января 1834 г., о чем оставил в дневнике следующую запись: «Сейчас иду во дворец представляться царице… Представлялся. Ждали царицу часа три. Нас было человек 20. Я по списку был последним. Царица подошла ко мне, смеясь (фр. – И. З.): – Нет, это беспримерно! Я себе голову ломала, какой Пушкин мне будет представлен. Оказывается, что это вы. Как поживает ваша жена? Ее тетка (Е. И. Загряжская – И. З.) в нетерпении увидеть ее в добром здравии, дитя ее сердца, ее приемную дочь. (русс. – И. З.). и повернулась. Я ужасно люблю царицу, несмотря на то что [ей] уже 35 лет и даже 36»¹⁰⁰.

Поскольку представления бывали и в загородных резиденциях, причем в довольно раннее время, то всем представлявшимся обязательно предлагали предварительно позавтракать: «Встреча была без всякого парада: простая придворная карета с парой лошадей в английской упряжи, лакей и грум в красных ливреях. В передней дворца меня встретили только лакеи и камер-фурьер, который провел меня в комнату, где был накрыт чайный стол с холодной закуской, и сообщил мне, что в моем распоряжении остается полчаса до приема»¹⁰¹.

Как правило, представлявшихся выстраивали в шеренгу в одном из дворцовых залов. При этом число участников могло достигать нескольких десятков человек. Император, входя в зал, здоровался со всеми, а затем начинал обходить шеренгу, задавая каждому по одному-два вопроса. С. Ю. Витте описывал свое первое представление Александру III в 1891 г. следующим образом: «Как только я приехал в Петербург и занял место директора Департамента железнодорожных дел, то, по принятому порядку, я должен был явиться к государю… Я представился ему в общий прием, потому что лиц, которые занимали такое маленькое положение, как я, государь не принимал отдельно… Был назначен определенный час, когда отходил в Гатчину поезд… По приезде в Гатчину… всех приезжающих повезли в Гатчинский дворец; там нам отвели несколько комнат, в которых мы и привели себя в порядок. Затем нас всех повели… в приемную комнату. Причем так как император Александр III ужасно любил жить скромно, то он… занимал средний этаж… совсем низкий, с маленькими комнатами. Там была большая зала, в которой государь принимал. Нас всех заперли в зале; вышел император, один, по обыкновению очень скромно одетый, конечно, в военной форме, но форма эта была уже более или менее поношенной. Он своей тяжелой поступью последовательно подходил к каждому по порядку… и каждому сказал несколько слов… Потом дежурный флигель-адъютант подошел к нам и сказал, что мы все можем уйти… По обыкновению были приготовлены столы для завтрака… Делается так, что те экипажи, которые привозят во дворец, поджидают и увозят на вокзал (в каждый экипаж садятся двое)».

Во время представления император мог изредка позволить себе задержаться у интересующего его человека для беседы, и все остальные должны были терпеливо ждать своей очереди. Естественно, всех остро интересовала тема подобной беседы. С. Ю. Витте привел один из таких эпизодов. Во время представления Александру III он обратил внимание на то, что монарх долго и тихо разговаривал с одним военным.

«Я решился его спросить:

– Простите, если это нескромно, но можно вас спросить, почему вас император задержал, что он вам говорил?

Полковник улыбается и говорит:

– Видите ли, государь меня знал, когда я был очень полный, а теперь я худой, вот он меня все время и расспрашивал, каким образом я сделал, что так похудел. Я ему рассказал, какую я вел жизнь, что я ел. Расспросив меня тщательно, он сказал, что очень мне благодарен, что он это тоже попробует, потому что ему неудобно быть таким толстым»¹⁰².

Российские императоры принимали представлявшихся и в своих рабочих кабинетах. Поскольку таких представлений были десятки, то у них вырабатывались определенные профессиональные приемы. О них знали и перед началом приема вполголоса инструктировали посетителей, что означают те или иные жесты и слова царя. Так, гофмаршал, отвечавший за четкость процедуры представлений, инструктировал каждого из представлявшихся: «В 11 часов начнется прием, будут вызывать по имени, отчеству и фамилии, отвечать только на вопросы императора, самому вопросов не задавать, аудиенция продлится минут пять, выходя, не поворачиваться спиной к государю»¹⁰³.

Присяга

Среди придворных церемоний немаловажное значение имела присяга подросших великих князей, особенно цесаревича. Следует иметь в виду, что до 1860 г. мальчики царской семьи зачислялись на военную службу буквально с момента рождения. Сначала это было шефство над теми или иными полками русской армии. В семь лет все мальчики получали первый офицерский чин и соответствующий мундир. Однако дальше начинались различия, причем довольно существенные. В 1860 г. на высочайшем уровне было принято решение отсчитывать стаж службы великих князей, начиная с 16-летнего возраста¹⁰⁴.

Церемония принесения присяги проводилась по достижении совершеннолетия. Цесаревичи занимали особое место в структурах самодержавной власти, будучи обязанными обеспечивать ее устойчивость и быть готовыми при необходимости «подхватить знамя», заменив отца на троне Российской империи. По этой причине их довольно рано ставили в строй. При этом царствующие императоры старались выстроить прямую линию преемственности власти: император – цесаревич – старший сын цесаревича. Когда в 1870-х гг. подрос старший сын цесаревича Александра – Ники, будущий Николай II, то его, как и его отца, по образцу прежних лет рано начали подключать к различным мероприятиям юбилейного характера. Подданным внушалась мысль, что этот маленький мальчик через несколько десятилетий будет править империей, как и его отец, дед, прадед и т. д.

В июле 1876 г. во время традиционных маневров в Красном Селе в строй был поставлен 8-летний Ники в походном мундире лейб-гвардии Павловского полка. Это было сделано в память о том, что ровно 50 лет назад будущий Александр II участвовал в маневрах в этой же форме. Как писал дядя мальчика: «Под конец атаки Ники пошел с полком, очень трогательно»¹⁰⁵. В декабре 1876 г. в Зимнем дворце прошла церемония развода караула от Павловского полка, в память назначения Александра II его шефом. Во время развода младший сын Александра II Павел Александрович и старший внук Ники приняли участие в церемонии, одетые по форме лейб-гвардии Павловского полка¹⁰⁶. Тогда же Александр II с сыновьями и внуком поехал в Академию наук на празднование 150-летнего юбилея. Сергей Александрович свидетельствовал: «Папа пожелал, чтобы Ники присутствовал, как он 50 лет тому назад присутствовал на 100-летнем юбилее. Папа, обратясь к Саше и Ники, во всеуслышанье сказал, что надеется, что через 50 лет Ники будет также присутствовать и что Саша будет с ним»¹⁰⁷.

Церемония принесения присяги цесаревичей проводилась в 16 лет¹⁰⁸ для того, чтобы как можно раньше сделать их юридически дееспособными. Все прочие великие князья принимали присягу только в 20 лет¹⁰⁹.

В торжественной обстановке юные цесаревичи приносили гражданскую и воинскую присягу. По церемониалу гражданская присяга приносилась в Большой церкви Зимнего дворца. Из церкви шествие направлялось в Георгиевский зал, где цесаревич у трона под знаменем Атаманского «своего имени (по традиции все цесаревичи становились шефами казачьих полков – И. З.) полка» произносил воинскую присягу «на верность службы Государю и Отечеству».

Это было очень значимое событие и в жизни присягавшего, и в жизни его родителей, и в жизни всего императорского двора. К естественному волнению присягавшего примешивалась боязнь совершить какую-либо ошибку в церемониале на глазах сотен людей. И хотя сама процедура церемониала, естественно, репетировалась, фактор волнения был неизбежен. Родители тоже переживали, поскольку их мальчик официально превращался в молодого человека с иными правами и обязанностями.

В 1834 г. в Зимнем дворце к присяге был приведен старший сын Николая I – 16-летний цесаревич Александр Николаевич. Специально для этого случая в Свод законов Российской империи был внесен текст присяги «для наследника престола при торжественном объявлении совершеннолетия». По тексту цесаревич клялся «верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии престола и порядке фамильного учреждения»¹¹⁰.

С этой присягой наследник-цесаревич вступил в общественную жизнь. Как вспоминала его младшая сестра Ольга Николаевна: «Саша, сопровождаемый отцом, встал пред алтарем и развернутым знаменем и звонким голосом прочел текст присяги. Торжественный день был отпразднован концертом церковной музыки»¹¹¹. А. С. Пушкин, присутствовавший на церемонии присяги будущего Александра II 25 апреля 1834 г., записал в дневнике: «Присягу произнес он твердым и веселым голосом, но, начав молитву, принужден был остановиться и залился слезами. Государь и государыня плакали тоже. Все трое обнялись в слезах»¹¹².

Со временем все сыновья Николая I принесли присягу. И хотя для родителей эта была уже не первая подобная церемония, они каждый раз волновались, как в первый раз. Конечно, Николай Павлович видел в своих взрослеющих сыновьях прежде всего помощников в работе. После того как в ноябре 1847 г. второй сын Николая I – великий князь Константин Николаевич принял присягу, царь писал И. Ф. Паскевичу: «Вчера мой сын Константин присягал и поступил на действительную службу; дай Боже, чтоб он пригодился государству; ума у него довольно»¹¹³.

Присягавший 8 сентября 1859 г. старший сын Александра II – 16-летний великий князь Николай Александрович сначала принял общегражданскую присягу в Большой церкви Зимнего дворца, а затем в Георгиевском зале повторил слова воинской присяги вслед за протопресвитером Бажановым. После этого последовали поздравления от высших сановников. Акт присяги с подписью цесаревича был вручен министру иностранных дел князю А. М. Горчакову.

В этот же день были рассчитаны воспитатели цесаревича. Кроме пожизненных пенсий в размере годового оклада воспитатели и учителя получили наградные. В. Н. Скрыпицына, которая 16 лет растила цесаревича, учила его читать и писать, получила пожизненную аренду в 2000 рублей ежегодно. Воспитатель Г. Ф. Гогель – аренду на 12 лет. О. Б. Рихтер – чин флигель-адъютанта. В этот же день новым попечителем цесаревича был назначен граф С. Г. Строганов.

После смерти Никсы в апреле 1865 г. Александр II подписал манифест, извещавший подданных о смерти наследника и одновременно о провозглашении новым наследником престола и цесаревичем великого князя Александра Александровича, второго сына. 20 июля 1866 г. состоялось торжественное принесение присяги великим князем Александром Александровичем.

Совершеннолетие и присяга великих князей

Совершеннолетие остальных детей в царской семье наступало по исполнении им 20 лет. Формально с этого момента подрастающие великие князья утрачивали свой «детский статус». На смену воспитателям-мужчинам приходил попечитель, решения которого были столь же обязательны для великих князей, как и решения их прежних воспитателей.

В этот день устраивался своеобразный выпускной бал. В последний день перед совершеннолетием великие князья награждали свой штат за верную службу. В апреле 1877 г. 20-летний Сергей Александрович не забыл свою няню Е. И. Стуттон, которая давно уже стала практически членом императорской семьи. Он сам отнес ей платье, чепчик, браслет с шифром и портретом воспитанника. Поскольку на следующий день предполагалось проведение церемонии двух присяг, великий князь зубрил их текст, дабы не сбиться. Затем последовал семейный обед, после которого именинник получил подарки. Тогда Сергею Александровичу от всей семьи подарили на память запонки с двумя переплетенными десятками, символизирующими празднуемое 20-летие. Запонки были украшены бриллиантами и сапфирами, камнями именинника. Кроме того, старший брат Владимир Александрович вручил ему золотой портсигар с дарственной надписью, а младший брат Павел – также портсигар, но только серебряный, на котором сам выгравировал свое семейное прозвище «Пиц».

Вечером накануне дня рождения молодежь, как это принято, «по-взрослому» отмечала окончание детства Сергея Александровича, а родители и воспитатели столь же традиционно закрывали на это глаза. Сам именинник записал в дневнике: «Возня, смех, шум и гам! Потушил лампу и бросал бутылку за бутылкой вниз на мрамор. Расстались все в духе и веселье»¹¹⁴.

29 апреля 1877 г. великого князя Сергея Александровича привели к гражданской и военной присяге. Утром его поздравили слуги: «Меня встретили все наши люди с Датским¹¹⁵ во главе с большим букетом белых роз – мой шифр из красных роз, и внизу две десятки – мои двадцать лет». Поздравили юношу и родители: «Папа мне дал капитанские эполеты. Душка Мамочка мне тут же дала кольцо с сапфиром – и внутри год и число». По традиции совершеннолетний великий князь «раздал кузенам мои значки XX». Днем, после большого выхода, в Большой церкви Зимнего дворца Сергей Александрович принес общегражданскую присягу: «Наконец, пришла главная минута. Папа меня взял за руку и подвел к аналою… голос дрожал… у меня опять голос задрожал, но это было не от страха, а от внутреннего морального волнения!.. Кое-как подписал свое имя и обнял Папа и Мама. Первое и главное – кончено, второе – не так страшно». Второе – это военная присяга: «Пошли в Георгиевскую залу, битком набитую народом. Мама на троне, Папа опять меня подвел, и я со знаменем в левой руке, правую подняв, прочел с чувством – я, по крайней мере, старался – присягу». После этого были многочисленные поздравления и торжественный обед. Правда, этот торжественный день не обошелся без небольшого скандала. Великий князь записал в дневнике: «Вдруг мне приносят чудный букет из розанов и других цветов, не говоря от кого, а вместе с тем записка свернутая, на которой написано: «От княжны Е. М. Долгорукой». Я чуть не взорвался от ярости!! Не будем больше об этом»¹¹⁶.

Завещания монархов

Российские монархи были людьми долга и чести, поэтому заранее старались в письменной форме выразить посмертную волю. Завещание – документ философский, но с конкретной материальной составляющей. И к этому литературному жанру монархи обращались либо в кризисных ситуациях, либо накануне тех событий, когда они могли погибнуть. Следует отметить, что все известные тексты завещаний были написаны задолго до смерти.

Завещанием Александра I могут считаться документы, написанные в 1817 г., где шла речь о передаче трона Николаю Павловичу, минуя Константина Павловича.

Николай I несколько раз составлял завещания. Первое Николай Павлович написал 21 июня 1831 г., и поводом к созданию этого документа стала эпидемия холеры. Следующее завещание было составлено в 1835 г., накануне поездки императора в западные губернии России. Это были территории, населенные поляками, которые еще не забыли трагедию подавления польского восстания 1830–1831 гг. Свое последнее духовное завещание Николай Павлович написал 4 мая 1844 г.

По большей части в этом документе, по-военному четко разделенном на пункты, речь шла о распределении собственности Николая I между его детьми и приближенными. Николай Павлович счел необходимым лично поблагодарить всех, кто годами верно служил ему. Очень красноречиво характеризует 50-летнего императора последний пункт завещания: «32. Прошу всех, кого мог неумышленно огорчить, меня простить. Я был человек, со всеми слабостями, коим люди подвержены; старался исправиться в том, что за собой худого знал. В ином успевал, в другом нет – прошу искренно меня простить»¹¹⁷.

Александр II составил свое завещание 8 сентября 1876 г. Один из его сыновей записал в дневнике: «Возвращаясь от обедни, мы вышли к Папа, который, видя нас входящих, сказал: «А я писал мое завещание». На всех это сделало грустное впечатление»¹¹⁸.

Церемониал похорон российских императоров

Заканчивалась земная карьера российских государей очень важной церемонией их похорон. Как правило, похороны организовывались по жесткому сценарию, основанному на прецедентах прежних лет. Однако при определении процедуры похорон учитывались и личные пожелания, если таковые высказывались императором перед смертью в завещании.

Похороны Павла I, убитого в результате дворцового переворота, были скоротечными. Это вполне понятно, поскольку даже обильный грим на лице покойного не мог скрыть следы насилия. Поэтому первым официальным погребением в XIX в. стали похороны умершего в Таганроге императора Александра I¹¹⁹.

Смерть императора Александра I окружена множеством загадок. Однако нас интересует именно церемониал его похорон. После смерти царя в Таганроге 19 ноября 1825 г. закрутился механизм придворных хозяйственных служб, которые, основываясь на прецедентах прошлых лет, начали подготовку к торжественному погребению.

Решением организационных вопросов занимался Чрезвычайный комитет, созданный в Таганроге князем П. В. Волконским. Текущими хозяйственными делами ведала так называемая Печальная комиссия в составе пяти человек.

Прежде всего князь Волконский направил в Петербург запрос, дабы в Таганрог выслали выписку с материалами о погребении Екатерины II и Павла I. Кроме того, была организована процедура вскрытия тела умершего императора с составлением патологоанатомического диагноза, в котором указывались все выявленные заболевания Александра I, приведшие к его смерти. Документ подписали медики, производившие вскрытие, и ближайшие к царю сановники. Копию документа с фельдъегерем немедленно отправили в Петербург. Александр I был первым российским императором, умершим вне столицы, в глухом провинциальном городе.

Похороны – это всегда немалые расходы. Императорские похороны – это очень большие расходы, поскольку пышность погребения должна была знаменовать не только уход помазанника Божьего, но и начало нового царствования. Со временем стоимость этих мероприятий, конечно, возрастала. Так, в 1796 г. все расходы по похоронам Екатерины II составили 188 830 рублей 50 копеек. В 1801 г. скоротечные похороны Павла I вышли всего в 108 218 рублей. При этом коронация Александра I обошлась казне в 581 518 рублей 30 копеек.

Сам церемониал похорон был регламентирован еще Петром I. Составленный монархом по европейским стандартам церемониал впервые апробировали в 1699 г., когда хоронили П. Гордона и Ф. Лефорта. В его основе лежал церемониал погребения испанского короля Карла V, которого хоронили в Брюсселе в 1559 г. Но были учтены и более поздние изменения, внесенные в 1796 г. при переносе тела Петра III из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор.

Поскольку вскрытие, бальзамирование и перевоз тела покойного царя было делом ответственным и отчасти политическим, то князь Волконский распорядился «свинцовый гроб запечатать и в Петербурге уже не открывать». Провели процедуру бальзамирования, тело уложили в свинцовый гроб, а затем в деревянный ящик. Сердце и внутренности погрузили в особые серебряные ковчеги¹²⁰.

Только на сороковой день после смерти (29 декабря 1825 г.) кортеж выехал из Таганрога. К этому моменту выступление мятежных офицеров на Сенатской площади было уже расстреляно картечью, и полным ходом раскручивался маховик следствия.

Тем временем тело Александра I неспешно везли через всю Россию в Петербург. По пути секретно проводились периодические осмотры тела Особым комитетом в присутствии графа В. В. Орлова-Денисова, который возглавлял траурный кортеж, и составлялись протоколы. Всего зарегистрировано пять таких осмотров. Кроме того, в гробу имелся особый клапан, через который также можно было вести наблюдение за состоянием тела. А по стране расползались всевозможные слухи – царь задушен, гроб пустой, вместо императора везут куклу…

В это время в Петербурге стали срочно готовиться к похоронам.

В похоронах императора принимало участие большое количество людей, и всех их надо было одеть в соответствующее траурное платье. Поскольку требовалось обшить множество участников похорон, портные кроили платья по трем стандартным размерам. Главными портными были Князьков, Борисов и Норденштрем. Для лейб-форейторов и лейб-кучеров платья создавались по образцу похоронных одеяний 1801 г. Надо заметить, что «поточный метод» в шитье похоронного платья применялся даже к родовитым участникам церемонии. Только некоторые из особ изъявили желание сшить себе одеяние по мерке.

Ежедневно портными представлялись сводки, напоминающие фронтовые, сколько епанчей для церемонии было сшито в течении дня: 7 декабря скроено 40 епанчей, отдано сшить 40, сшито 10; 8 декабря скроено 90 епанчей, отдано сшить 90, готово 35. Поскольку траурные епанчи должны были носить люди различного социального статуса, то их шили из разного по стоимости сукна – по 8, 5 и 3 рубля за метр. Также к похоронам кроме портных было привлечено множество других специалистов. К примеру, мастерица Катерина Шилина изготавливала церемониальные банты и шарфы из черного крепа.

Очень ответственным делом была подготовка траурных платьев для трех императриц: жены Павла I – Марии Федоровны, жены Александра I – Елизаветы Алексеевны и жены Николая I – Александры Федоровны. Кроме того, требовалось обшить многочисленных великих княгинь и княжон с их еще более многочисленными фрейлинами. В этой ситуации поточный метод даже не рассматривался. Отвечала за изготовление столь крупного заказа модистка Анна Сихлер.

Сначала были выработаны расценки: стоимость платья для придворных дам определялась в 100 рублей, для императриц, великих княгинь и княжон – из расчета в 270 рублей за платье. Затем модистка представила в Печальную комиссию куклу в образцовом траурном платье: «Ратинное русское платье с крагеном, рукава длинные… на шее особливый плоский черный краген… а шлейф у императриц в 4 аршина, для великих княжон – в 3.

На голове убор черного крепа с черною глубокою поводкою и с двойным печальном капором, один с шлейфом, а другой покороче; черные перчатки, веер, чулки и башмаки. В день погребения императрицы соизволят на голове иметь большую креповую каппу, так, чтобы всё платье закрывало»¹²¹.

Бронзовщик Андрей Шрейбер изготовил всю необходимую арматуру для обитого малиновым бархатом гроба. Общая стоимость парадного гроба составила 1992 рубля. Кроме того, каретному фабриканту И. Иоахиму была заказана траурная колесница, над созданием которой работала целая бригада мастеров из 26 человек. Балдахин делал мастер Зрелов; страусовые плюмажи – театральный декоратор А. Натье; порфиру – мастер А. Борисов; опушь из 12 горностаев – мастер Пуговкин. Сама порфира была вышита золотошвеей Анной Вендорф. Вся траурная колесница обошлась казне в 18 225 рублей.

Заметными фигурами на похоронах являлись латники, следовавшие за гробом, и герольды, возвещавшие на улицах о порядке церемонии похорон. Для черного и белого латников были изготовлены специальные облегченные латы. Для герольда – короткое исподнее платье, супервест, далматик, черные чулки и сапоги, четырехугольные шляпы с букетом из перьев, перчатки с раструбом из черного бархата с бахромой, на груди и спине – орлы, шитые золотом, и белый галстук.

В конце февраля 1826 г. все было готово.

Как уже упоминалось выше, во время транспортировки тела медики внимательно наблюдали за его состоянием. Несмотря на зимнее время и проведенное бальзамирование, тело портилось, и был «дух от него сильный». Однако лейб-медик Тарасов доносил, что никаких изменений в усопшем не наблюдается, разве что замечен слегка потемневший цвет лица. Николай I приказал выехать в Тосно лейб-медику Виллие и личному врачу императрицы Марии Федоровны И. Ф. Рюлю. Гроб вскрыли в присутствии врачей, а также В. В. Орлова-Денисова и председателя Печальной комиссии А. Б. Куракина. В результате совместного осмотра была составлена «Записка», отправленная Николаю I: «Александр I находится в состоянии, в котором Марии Федоровне его бы лучше не видеть»¹²². Николай I сообщил это матери, но она попросила «приоткрыть крышку гроба, чтобы она могла поцеловать руку Александра I»¹²³.

Гроб привезли в Царское Село в ночь с 4 на 5 марта 1826 г. Вслед за гробом «их величества (проследовали) в церковь, где и прощались все с покойным императором в открытом гробе, после чего на императора Александра Павловича возложена была золотая корона, особо для сего сделанная, а гроб залит оловом» (речь идет о металлическом ящике). Утром следующего дня около 11 часов процессия двинулась в Петербург по Кузьминской дороге. В Чесменском дворце свинцовый ящик с телом Александра I был переложен из дорожного гроба в новый и опечатан по всем углам самим Николаем I.

Знаменитый мебельщик и поставщик императорского двора Генрих Гамбс специально для установки в Петропавловской крепости изготовил мебель – диваны, столы и кресла и, не взяв денег, просил принять их «в знак глубочайшего благоговения к памяти покойного».

Российского императора Александра I похоронили 13 марта 1826 г. в Петропавловском соборе.

Однако жизнь брала свое, и были подведены материальные итоги роскошных похорон, которые становились естественным рубежом между двумя царствованиями. Все затраты на похороны составили 829 402 рубля 40 копеек. Оставшиеся неиспользованными материалы были проданы. Супругу Александра I императрицу Елизавету Алексеевну хоронили в 1826 г. гораздо скромнее, ее похороны обошлись казне всего в 100 000 рублей.

24 октября 1828 г. скончалась еще одна императрица – жена Павла I – Мария Федоровна. 13 ноября 1828 г. состоялось ее погребение, во время которого в последний раз соблюдался церемониал, установленный Петром I. С ее смертью век XVIII окончательно ушел в прошлое.

Николай I уже в 1828 г., во время похорон матери, публично сообщил, что при его погребении церемониал будет максимально упрощен¹²⁴. В 1845 г. в приписке к завещанию Николай Павлович сам определил себе место вечного упокоения: «Желаю быть похороненным за батюшкой у стены, так чтоб осталось место для жены подле меня»¹²⁵. И действительно – Александр II, подчиняясь воле отца, провел процедуру похорон Николая I в 1855 г. по новому варианту.

Надо заметить, что упрощенный церемониал похорон императора Николая I имел неожиданные политические последствия. Поскольку сразу же после смерти Николая I по Петербургу поползли слухи о его отравлении, то и упрощенный церемониал был истолкован как стремление поскорее скрыть от подданных тело императора в могиле. В Зимнем дворце об этом было прекрасно известно. По свидетельству фрейлины А. Ф. Тютчевой, императрица Мария Александровна сказала: «Увы! Покойный император, конечно, не ожидал, что своими распоряжениями об упрощении церемониала создаст затруднения своему сыну с первого же часа его восшествия на престол. Это должно послужить для нас хорошим уроком: вы видите, что мы не имеем права нарушать традиции, что долг наш как государей должен брать верх над нашими личными чувствами, и, – грустно добавила она, – что, принадлежа другим в течение всей жизни, мы не имеем права принадлежать себе и после смерти; мы остаемся общественным достоянием до тех пор, пока земля не покроет нас»¹²⁶.

Когда в мае 1880 г. умерла императрица Мария Александровна, то по ее духовному завещанию в церемониал похорон вновь были внесены незначительные изменения. Согласно пожеланию императрицы тело ее для прощания было выставлено не в дворцовых залах, а в Большой церкви Зимнего дворца, хоронили ее не в серебряном парчовом платье, а в белом атласном саване и без короны на голове. Видимо, усопшая императрица желала приблизить свои похороны к камерной религиозной церемонии и убрать из печальной процедуры флер холодной, бездушной дворцовой церемониальности.

Прощание началось в комнатах Марии Александровны. Она лежала на кровати, усыпанная ландышами. Александр II со всеми сыновьями сами подняли ее с постели и положили в гроб, покрыв императорской порфирой. После короткой литии в дворцовой церкви Александр II и его дети приложились к телу, подняли гроб и сами (император, цесаревич Александр, великие князья Владимир, Алексей, Сергей и Павел) понесли его к выходу из дворца. На Дворцовой набережной гроб установили на лафет. На пути в усыпальницу Петропавловского собора Александр II следовал за гробом верхом, а остальные – пешком. Похороны в Петропавловском соборе всегда производили сильное впечатление на Романовых, поскольку они отчетливо понимали, что всем им лежать здесь. Молодой великий князь Константин Константинович записал в дневнике в мае 1880 г.: «Я нахожу что-то трогательное в мысли, что мы все найдем тихое постоянное пристанище в этой церкви»¹²⁷.

Александр II погиб в результате террористического акта, совершенного народовольцами 1 марта 1881 г., и упрощенный церемониал, по которому хоронили Николая I, полностью повторился. Были привлечены необходимые специалисты, в кратчайшие сроки обеспечившие императорские похороны всем необходимым. Единственным пятном, нарушавшим торжественность скорбной церемонии, стала морганатическая жена Александра II – светлейшая княгиня Е. М. Юрьевская. Очевидец и участник похорон Александра II писал: «У изголовья гроба впереди всех, но с боку шла с распущенною косою княгиня Юрьевская. Она судорожно рыдала, но эти рыдания казались святотатством, оскорблением величия совершившегося таинства смерти»¹²⁸.

Мужчины императорского дома Романовых в обязательном порядке находились на военной службе, однако в отличие от простых смертных чинопроизводство, как и получение самых высших наград, происходили для них в ускоренном порядке. Вместе с тем в иерархии российских орденов имелась награда, которой стремились обладать все Романовы без исключения, однако далеко не все сумели ее получить. Это был офицерский Георгиевский крест.

Этот орден был учрежден Екатериной II в ходе первой русско-турецкой войны (1768–1774) 26 ноября 1769 г. в честь святого Георгия Победоносца. Орден предназначался для награждения офицеров за заслуги на поле боя. Из ряда других российских орденов его выделяло то, что им награждались офицеры, проявившие в бою личную доблесть. В статуте ордена было четко зафиксировано: «Ни высокая порода, ни полученные пред неприятелем раны не дают право быть пожалованным сим орденом, но дается оный тем, кои не только должность свою исправляли во всем по присяге, чести и долгу своему, но сверх того отличили еще себя особливым каким мужественным поступком или подали мудрые и для нашей воинской службы полезные советы… Сей орден никогда не снимать, ибо заслугами оный приобретается».

Екатерина II, справедливо отметив, что описать все ситуации, связанные с героическими поступками воинов, невозможно, тем не менее привела несколько ситуаций, которые, по ее мнению, могли стать поводом для награждения орденом Святого Георгия:

«Достоин быть написан в подносимой нам росписи офицер тот, который, ободрив своим примером подчиненных своих и предводительствуя ими, возьмет наконец корабль, батарею или другое какое занятое неприятелем место.

Ежели кто в укрепленном месте выдержал осаду и не сдался или с отменною храбростью защищал и вылазки делал, храбро и разумно предводительствовал и через то победу одержал или способы подавал к приобретению оной.

Ежели кто себя представит и возьмется за опасное предприятие, которое ему совершить удастся.

Ежели кто был первый на приступе или неприятельской земле при высаживании людей из судов».

Для сохранения чистоты рядов в 1782 г. была создана Орденская дума, через фильтр которой должны были проходить документы лиц, представляемых на награждение Георгиевским крестом 3-й и 4-й степеней. Награждение же высшими степенями ордена – 1-й и 2-й являлось только императорской прерогативой.

Вместе с тем статут ордена предусматривал возможность его получения «по выслуге лет», поскольку «не всегда всякому верному сыну отечества такие открываются случаи, где его ревность и храбрость блистать может». Поэтому на получение ордена 4-й степени могли претендовать те, «кои в полевой службе 25 лет от обер-офицера, а в морской – 18 кампаний офицерами служили». Однако с 15 мая 1855 г., для того чтобы сохранить характер ордена как боевой награды, выслуга лет в армии стала отмечаться орденом Святого Владимира. С 1855 г. орден Святого Георгия давали только за боевые заслуги. В этом же году золотому оружию был присвоен Георгиевский темляк.

Знаком ордена являлся белый эмалевый крест с изображением в центре святого Георгия на коне, лента из трех черных и двух оранжевых полос и четырехконечная вызолоченная звезда с изображением святого Георгия в центре и девизом вокруг. Крест 1-й степени носился на ленте через плечо, кресты 2-й и 3-й степени – на шее. Две старшие степени дополнялись звездами. Орден 4-й степени носился в петлице либо на левой стороне груди. Знаки 1-й и 2-й степеней отличались от знаков 3-й и 4-й степеней только размером, они были несколько крупнее. Изображение святого Георгия на кресте не стандартизировалось и зависело от художника. Размеры крестов 4-й степени варьировались от 31x31 до 36x36 миллиметров, вес был в пределах 7—10 граммов.

1-я степень ордена Святого Георгия была наградой чрезвычайной, которую за всю историю ордена получили всего 25 человек¹²⁹. 2-ю степень ордена получили 12 человек, в том числе за Первую мировую войну – четыре военачальника. 3-й степенью ордена было награждено всего 638 человек. Все четыре степени ордена Святого Георгия имели только четыре фельдмаршала: Голенищев-Кутузов, Барклай-де-Толли, Паскевич и Дибич.

Следует заметить, что еще в 1833 г. кавалерам ордена Святого Георгия первых двух степеней было официально предоставлено право «иметь при Высочайшем дворе вход за кавалергардов»¹³⁰.

Поскольку скромный белый Георгиевский крест был мечтой любого военного, то и российские императоры желали украсить себя им. Однако жесткий статут Георгиевского креста, предусматривавший личный подвиг под пулями врага, делал эту награду труднодоступной даже для императоров. При этом следует отметить, что быстро сложилась неофициальная практика, когда от императоров не требовалось ни личных подвигов, ни взятия батарей. Члены императорской фамилии получали Георгиевские кресты либо за те или иные стратегические решения, либо побывав «в деле» или, в крайнем случае, в зоне действенного ружейно-артиллерийского огня.

Георгиевский крест Александра I

Учредительница ордена Екатерина II возложила на себя орден Святого Георгия 1-й степени 26 ноября 1769 г. по статусу, как первый гроссмейстер ордена. Ее преемники-мужчины старались буквально соответствовать нормам утвержденного статуса. Когда в 1801 г. Орденская дума предложила

Александру I возложить на себя знаки 1-й степени Георгиевского ордена по статусу, тот отказался, считая, что не заслужил эту награду. Лишь вернувшись из похода 1805 г., он согласился на 4-ю степень ордена за проявленную «личную храбрость». Хотя после Аустерлица эта мотивация была более чем сомнительной. Свой крест Святого Георгия 4-й степени (диаметр – 27,6 миллиметра, золото, эмаль) Александр I получил 13 декабря 1805 г. Этой наградой он очень дорожил. До нас дошла орденская колодка Александра I с семью наградами. Из них были только две русские: орден Святого Георгия 4-й степени и медаль «В память Отечественной войны 1812 года». При этом офицерский Георгий был в колодке первым¹³¹.

Еще раз следует подчеркнуть, что орден Святого Георгия 1-й степени присваивался личным решением императора. Кроме Екатерины II из российских императоров его был удостоен только Александр II. Но, как и в случае с Екатериной II, это было статусное награждение накануне столетия ордена – 16 ноября 1869 г.

Награждали боевым российским орденом и иностранных особ королевской крови. «Звездопад» Георгиевских крестов на иностранцев пришелся на две войны.

Первой из них была война с Наполеоном 1812–1814 гг. Тогда из владетельных особ кресты Святого Георгия 1-й степени получили: наследный принц шведский Карл-Иоганн (1813 г., Денневиц) и дед Александра II – прусский король Вильгельм I (1869 г., «За отличие, выказанное в войну 1814 г.»).

Надо заметить, что немцы не придавали большого значения ордену, столь высоко чтимому в России. Одна из мемуаристок рассказывала, что когда Вильгельм I получил орден Святого Георгия 1-й степени, то рассыпался в благодарностях перед посланцем Александра II – графом Ностицем. Однако в этот же день на вечернем спектакле германский император Вильгельм I появился в мундире, на котором русского ордена не было. Заметив среди публики графа Ностица, Вильгельм немедленно отправил лакея за орденом и, прикрываясь салфеткой, прицепил его к мундиру. Император попросту забыл о нем¹³².

Из российских великих князей за войну с Наполеоном был удостоен ордена Святого Георгия 2-й степени только цесаревич Константин Павлович, младший брат Александра I, получивший его за участие в «битве народов» под Лейпцигом в 1813 г.

Вторая полоса награждений пришлась на франко-прусскую войну 1870–1871 гг. В ходе этой войны на прусских и австрийских царственных особ и генералов буквально обрушился беспрецедентный поток награждений самым престижным боевым российским орденом. Так, генерал-фельдмаршал австрийской службы эрцгерцог австрийский Альберт «за войну против французов 1870 года» 20 июня 1870 г. был удостоен ордена Святого Георгия 1-й степени. Наследный принц прусский Фридрих Вильгельм и принц прусский Фридрих Карл в один и тот же день – 19 июня 1870 г., с одной и той же формулировкой – «За участие в войне с французами» получили кресты Святого Георгия 2-й степени. Несколько позже, 3 сентября 1870 г., такую же награду, но «За отличие в сражении при Сент-Приве и Мари-о-Шень и за поражение Мак-Магона при Бомоне 30-го августа 1870 года» получил наследный принц саксонский Альберт. И, наконец, 27 декабря 1870 г. признанный авторитет прусской военной школы начальник прусского генерального штаба граф Хельмут Карл фон Мольтке был удостоен Георгиевского креста 2-й степени.

Следует отметить, что и позже иностранцев награждали Георгиевскими крестами самых высоких степеней. Так, в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. кресты Святого Георгия 2-й степени получили князь черногорский Николай I Миркович («За участие в русско-турецкой войне 1877–1878 годов») и князь румынский Кароль I («За овладение твердынями Плевны и пленение армии Османа-Паши 28-го ноября 1877 года»), но это была «наша война», в ходе которой были награждены союзники, тогда как франко-прусская была «чужой войной».

Георгиевский крест Николая I

У императора Николая I имелась своя история награждения орденом Святого Георгия. После изгнания Наполеона из России начался заграничный поход русской армии. В 1814 г. будущему Николаю I исполнилось 17 лет.

Он страстно желал побывать в бою и заработать свой Георгиевский крест. К этому времени его второй старший брат – великий князь, цесаревич, командир Гвардейского корпуса Константин Павлович уже имел кресты ордена Святого Георгия 3-й степени за участие в деле под Аустерлицем (1805) и 2-й степени (8 октября 1813 г.) «За отличие, выказанное в сражении 4-7-го октября 1813 года при Лейпциге». Кроме того, за участие в атаке конной гвардии под Фер-Шампенуазом цесаревич Константин Павлович был награжден золотой шпагой с алмазами и надписью «За храбрость».

Николай Павлович мечтал повторить эти подвиги, но окружение матери – императрицы Марии Федоровны и воля старшего брата – императора Александра I сделали так, что когда великий князь Николай Павлович оказался во Франции, с Наполеоном было уже покончено.

Прошли годы. В 1828 г. началась очередная русско-турецкая война. Великий князь и командующий Гвардейским корпусом Михаил Павлович 8 июля 1828 г. получил из рук старшего брата и императора Николая I крест Святого Георгия 2-й степени «За взятие крепости Браилова 7-го июня 1828 года». Таким образом, к 1828 г. император Николай I оставался единственным из четырех сыновей Павла I, не имевшим заветной награды, при этом находясь в действующей армии. Он участвовал в переправе через Дунай, лично присутствовал при осаде Браилова, Шумлы и Варны. К этому времени Николай I был уже зрелым человеком, хорошо понимавшим свое место в иерархии имперской власти. Поэтому он не допускал никаких эскапад в погоне за крестами, и его визиты в район боевых действий носили исключительно инспекторский характер. В результате для Николая I оставалась возможность награждения Георгиевским крестом только по выслуге лет. Поэтому свой скромный Георгиевский крест 4-й степени Николай I получил в 1838 г. в связи с 25-летием службы в офицерских чинах. Следует отметить, что, следуя букве орденского статута, Николай Павлович настоял на том, чтобы вопрос о награждении его орденом Георгия 4-й степени был предварительно рассмотрен в Орденской думе.

Именно при Николае I Георгиевский крест окончательно закрепил свой высокий статус как на официальном, так и на неофициальном уровнях.

В 1833 г. статут ордена был расписан подробно, с детальным уточнением воинских доблестей по каждому роду войск, за которые представляемые имели право на награждение. Также более детально расписали срок службы, требуемый для награждения за выслугу лет, к которому прибавилось требование участия хотя бы в одном сражении. Установился строго последовательный порядок награждения от 4-й к 3-й степени.

К мероприятиям официального характера также можно отнести появление Георгиевских залов в императорских резиденциях двух столиц. В Петербурге в Зимнем дворце одним из главных парадных залов стал Георгиевский. Это название он получил по помещенному в нем мраморному барельефу «Георгий Победоносец, поражающий копьем дракона». В Большом Кремлевском дворце также оформился Георгиевский зал, главным украшением которого стали белые мраморные доски, на которых золотом с 1849 г. выбивались названия подразделений, удостоенных соответствующих знаков, а также имена некоторых Георгиевских кавалеров.

Георгиевский крест Александра II

Когда у Николая I подрос сын-цесаревич, то в 1850 г. он был отправлен на Кавказ. В качестве личной охраны его сопровождала сотня собственного конвоя. Во время одной из экспедиций наследник принял участие в конной атаке против горцев и побывал под огнем. Как писали потом в отчете, «его не смогли удержать». Конечно, казаки конвоя не дали ему поучаствовать в кавалерийской рубке, прикрыв телами, тем не менее свою награду цесаревич получил. Это был офицерский орден – Святого Георгия 4-й степени. 10 ноября 1850 г. наследник был награжден им за личное мужество «в деле против кавказских горцев». В официальных справочниках это событие излагалось следующим образом: «На пути из Воздвиженской креп[ости] в Ачхой, между реками Рошня и Валерик, наткнулся на партию горцев. Произошла схватка, в которой наследник престола проявил выдающееся мужество, и по представлению тогдашнего наместника Кавказа князя Воронцова был пожалован орд[ен] св. Георгия 4 ст.». На фотографиях видно, что из всех своих многочисленных наград Александр II предпочитал носить именно этого «Егория».

Второй сын Николая I – великий князь Константин Николаевич получил свой Георгиевский крест 4-й степени на год раньше старшего брата – в 1849 г. в ходе Венгерской компании. Великий князь четырежды был под огнем, в том числе в сражении под Дебречином. К тому же в ходе сражений отличился подшефный ему Волынский уланский полк. За эту кампанию полк получил второй комплект серебряных Георгиевских труб, a шеф полка – великий князь Константин Николаевич был награжден орденом.

В ходе Крымской войны, несмотря на ее неудачный для России характер, награждения особ императорской фамилии крестами Святого Георгия, тем не менее, состоялись. Для поднятия боевого духа войск в Крым были командированы два сына Николая I: Николай и Михаил. Они прибыли туда накануне Инкерманского сражения, в котором и приняли участие. Поскольку великие князья находились под сильнейшим неприятельским огнем, было принято решение о награждении их орденами Святого Георгия 4-й степени.

В середине XIX в. Российская империя продолжала интенсивно расширять свои границы. Поэтому молодая поросль Романовых охотно участвовала в различных горячих «делах», зарабатывая желанные кресты. Так, 15 июня 1864 г. «За покорение Западного Кавказа» был удостоен креста Святого Георгия 2-й степени великий князь, генерал-фельдцейхмейстер, наместник его императорского величества на Кавказе и главнокомандующий Кавказской армией Михаил Николаевич. За участие в Хивинском походе 23-летний полковник великий князь Николай Константинович 22 июля 1873 г. получил золотую саблю с надписью «За храбрость» и георгиевским темляком.

Когда в 1877 г. началась русско-турецкая война, Александр II отправился на фронт. В тайне он лелеял мечту заслужить под пулями еще один белый крестик. Окружение императора эти настроения ощущало и делало всё, чтобы не допустить его под пули и шрапнель. В июле 1877 г. министр императорского двора граф А. В. Адлерберг в очередной раз пытался убедить 59-летнего Александра II в неуместности его стремления идти вперед, к войскам передовой линии. Однако Александр II рассердился и прямо заявил о своем намерении принять личное участие в бою. Все доводы графа Адлерберга в бессмысленности подобного шага результатов не имели. В свою очередь Александр II ссылался на то, что во время франко-прусской войны 1870 г. Вильгельм I лично принимал участие в бою¹³³.

Во время осады Плевны Александр II несколько раз оказывался в районе действенного огня артиллерии. Под Плевной находился холм, с которого император периодически наблюдал за ходом атак. Его называли по-разному. Одни – иронически «холмом завтраков», другие – привычно, как в Красном Селе, «царским валиком». Не желая терять лица, Александр II достаточно долго оставался на холме под огнем. Позже Александр II рассказывал сыновьям, как он «нечаянно попал под выстрелы и две-три гранаты перелетели через него». В этом случае охрана была бессильна уберечь его от шрапнели. Но Бог миловал. Император был достаточно ответственным человеком и старался излишне не рисковать, поэтому, выждав «положенное» время, он «скоро удалился»¹³⁴.

Георгиевский крест Александра III

За крестами отправились на фронт и многочисленные великие князья. На фронте побывали даже младшие сыновья царя – 20-летний великий князь Сергей Александрович и 17-летний Павел Александрович. Старшие сыновья Александра II – Александр, Владимир и Алексей получили ответственные должности, хотя для них это была первая война, и, что самое главное, любые их действия не подлежали критике. Это не могло не вызвать глухого недовольства со стороны офицерства. Военный министр Д. А. Милютин, находившийся в свите Александра II, отмечал: «Этот боевой почетный знак, так высоко ценившийся в общественном мнении, раздается теперь с такой щедростью, достается так легко, что начинает терять прежнее высокое значение»¹³⁵.

Действительно, во время этой войны многие из великих князей награждались заветными белыми крестиками. Среди них были и сыновья Александра II. Так, великий князь Владимир Александрович участвовал в рекогносцировке 10 июля 1877 г.¹³⁶ Надо заметить, что Владимир Александрович был самым «обстрелянным» из всех великих князей, побывавших на русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Кроме этой рекогносцировки он участвовал в отражении турецких атак, усиленных рекогносцировок неприятеля, а также в наступлении войск, причем в одном из таких сражений под ним была убита лошадь.

Поэтому великий князь Владимир Александрович «в воздаяние отлично-усердной службы за время командования XII армейским корпусом и за боевые отличия» был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени с мечами, орденом Святого Георгия 3-й степени («За отражение нападения Сулеймана-паши 14 ноября у Батинского моста») и золотой саблей с бриллиантами и надписью «За 14 и 30 ноября 1877 г.».

Последние награждения орденом Святого Георгия 1-й степени членов императорской фамилии состоялись именно в ходе этой русско-турецкой войны. 9 октября 1877 г. этим орденом был награжден великий князь, генерал от артиллерии, главнокомандующий Кавказской армией Михаил Николаевич. В орденских документах повод к награждению был сформулирован следующим образом: «За разбитие наголову Кавказскими войсками, под личным предводительством его высочества, армии Мухтара-Паши в кровопролитном бою 3-го октября 1877 года на Аладжинских высотах и принуждение большей части оной сложить оружие».

Младший брат императора Александра II – главнокомандующий Дунайской армией великий князь Николай Николаевич (старший) 15 июля 1877 г. был награжден Георгиевским крестом 2-й степени «За переправу армии через Дунай у Систова». Затем 29 ноября 1877 г. Александр II наградил его же орденом Святого Георгия 1-й степени «За овладение 28-го ноября 1877 года твердынями Плевны и пленение армии Османа-Паши, упорно сопротивлявшейся в течение пяти месяцев доблестным усилиям находившихся под предводительством его высочества войск». Это было последнее награждение орденом Святого Георгия 1-й степени в его истории. Таким образом, за одну кампанию великий князь Николай Николаевич (старший) удостоился Георгиевских крестов 1-й и 2-й степеней.

Был удостоен высокой награды и великий князь Николай Николаевич (младший). Он состоял при генерале Драгомирове и за отличие при переправе через Дунай y Зимницы и при взятии Систовских высот был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Затем великий князь участвовал в атаке и занятии Шипкинского перевала войсками князя Святополк-Мирского и за отличие при этом получил золотое оружие с надписью «За храбрость».

Был достойно награжден и старший сын Александра II – цесаревич Александр Александрович. Поскольку Романовы очень рано начинали свою военную службу, в 20–25 лет они, как правило, уже ходили в генеральских чинах. Например, будущий Александр III впервые «всерьез» нес служебные обязанности 1 августа 1851 г., когда ему исполнилось только шесть лет. В этот день, одетый в солдатскую форму лейб-гвардии Павловского полка, он стоял на часах у открывавшегося в Гатчине памятника императору Павлу I. 8 апреля 1877 г. наследник выехал из Петербурга в район боевых действий и 22 июля 1877 г. вступил в командование Рущукским отрядом, который состоял из двух корпусов общей численностью в 75 тысяч человек.

Хотя Рущукский отряд находился в стороне от района главных боевых действий, но и там были атаки и контратаки, рекогносцировки и отступления. Несмотря на свое высокое положение, цесаревич Александр Александрович лично бывал в «делах». Например, 12 октября 1877 г. он возглавил усиленную рекогносцировку неприятельского расположения. Во время этого дела погиб его двоюродный брат – Сергей Максимилианович Лейхтенбергский. Внук Николая I был убит пулей, попавшей ему прямо в лоб. Эта смерть произвела сильное впечатление и в войсках, и в стране, и на самих Романовых. И хотя Сергей Лейхтенбергский не был великим князем, тем не менее Александр II в почитание его смерти на войне приказал похоронить его в крепости, рядом с могилой его матери, великой княгини Марии Николаевны¹³⁷.

В этом же сражении 12 октября 1877 г. получил крещение огнем сын Александра II – великий князь Сергей Александрович. И хотя он не участвовал в штыковых атаках, тем не менее «осколки свистали возле ушей», а передок орудия, около которого стоял великий князь, был задет неприятельской гранатой¹³⁸.

Младший сын Александра II – 17-летний великий князь Павел Александрович на короткое время посетил Ставку на Дунае. Однако после гибели Сергея Лейхтенбергского Александр II не решился отправлять своего сына под пули. И хотя «государю очень хотелось, чтобы и Павел Александрович участвовал в каком-нибудь деле, чтобы и ему дать Георгиевский крест», но он так и не решился рискнуть младшим сыном ради белого крестика Святого Георгия 4-й степени¹³⁹.

30 ноября 1877 г. состоялось сражение у Трестеника и Мечки. Конечно, великого князя Александра Александровича окружали опытные генералы, но даже недоброжелатели признавали, что наследник достойно проявил себя в ходе боевых действий.

Александр II оценил службу старшего сына тремя боевыми наградами. 15 сентября 1877 г. Александру Александровичу был пожалован орден Святого Владимира 1-й степени с мечами. 30 ноября 1877 г. наследник получил заветный белый крестик – орден Святого Георгия 2-й степени. В наградных документах повод к награждению был сформулирован следующим образом: «За блистательное выполнение трудной задачи удержания в течение пяти месяцев превосходящих сил неприятеля от прорыва избранных нами на реке Ловче позиций и за отбитие 30-го ноября 1877 года атаки на Мечку». Кроме этого, 26 февраля 1878 г. великий князь был удостоен золотой, украшенной бриллиантами сабли с надписью «За отличное командование Рущукским отрядом»¹⁴⁰.

Александр II, щедро рассыпая вокруг себя Георгиевские кресты, не обошел и себя. В ноябре 1877 г., после взятия Плевны, наградив офицеров заветными крестами, он «с улыбкой обратился к военному министру Д. А. Милютину: «А считает ли военный министр, что и я заслужил Георгиевский темляк?» Восхищенные благодушием государя, все мы, окружавшие его, прокричали ему с неподдельным одушевлением «ура!»¹⁴¹.

В этот же день 28 ноября Александр II обратился к своему сыну Сергею Александровичу со словами: «Я думаю, я могу себе надеть Георгиевский темляк». «Душка Папа! «Боже мой, еще бы!» – только я мог ответить»¹⁴².

Следует отметить, что награждение золотым холодным оружием вошло в обиход со времен Екатерины II, первое состоялось в 1774 г. С 1807 г. награждение золотым оружием было официально приравнено к награждению Георгиевским крестом, и с этого времени все, кому вручалось оно, вносились в общий орденский список. Золотое оружие, украшенное бриллиантами, жаловалось только генералам и адмиралам. В тех случаях, когда оружие с бриллиантами заменялось оружием без оных, оно носилось с Георгиевским темляком и с крестом на эфесе¹⁴³.

Орденский день 26 ноября

При Александре II в череду дворцовых праздников прочно вошел высочайший прием Георгиевских кавалеров, который проводился ежегодно 26 ноября, в день учреждения ордена Екатериной II.

В этот день в Зимний дворец собирались все кавалеры ордена Святого Георгия, бывшие в Петербурге, офицеры и нижние чины, кавалеры солдатского «Егория». Церемониальная часть ежегодно издавала «Высочайше утвержденный порядок Торжественного выхода в Зимнем дворце, 26 ноября… года, в день Орденского праздника св. Великомученика и Победоносца Георгия», в котором детально прописывалась процедура всего действа.

Из года в год в этот день к 11.30 во дворце собирался весь придворный, политический и военный бомонд, и «все находящиеся на действительной службе и в отставке военные и гражданские чины, имеющие орден. или знаки отличия военного ордена, а также военные, имеющие украшенное бриллиантами золотое оружие»¹⁴⁴.

Кавалеры ордена собирались в парадных комнатах первой половины Зимнего дворца. Нижние чины, имеющие знак военного ордена, размещались в строю, под ружьем, в Гербовом и Георгиевском залах, в Портретной галерее и Пикетной комнате. Потом начиналось шествие по парадным залам членов императорской фамилии и кавалеров ордена, которое заканчивалось в Георгиевском зале. Там проходил молебен с возглашением многолетия всему императорскому дому и всероссийскому воинству. По окончании молебна митрополит кропил святой водой августейших особ, знамена и штандарты.

Порядок следования при высочайших выходах членов императорской фамилии был строго регламентирован и определялся принципом династического старшинства. И только во время высочайшего выхода 26 ноября этот порядок официально нарушался. Дело в том что члены императорской семьи, имеющие ордена Святого Георгия, шли в числе кавалеров этого ордена. При этом их место в общем порядке шествия определялось только соответствующей орденской степенью.

Например, во время выхода 26 ноября 1884 г. великий князь Алексей Александрович шествовал вместе с кавалерами ордена. Великий князь Сергей Александрович командовал сводной полуротой Георгиевских кавалеров; великий князь Константин Константинович командовал взводом полуроты Георгиевских кавалеров; великий князь Николай Николаевич (младший) – сводным взводом Георгиевских кавалеров высших степеней от кавалерии; великий князь Николай Михайлович – взводом полуэскадрона Георгиевских кавалеров¹⁴⁵.

В торжественном шествии принимала участие вся мужская половина Романовых. В ноябре 1876 г. в Георгиевском параде впервые участвовал будущий Николай II, тогда 8-летний мальчик. Он стоял в строю в Георгиевском зале около знамени. Когда мальчик уставал, его сажали отдохнуть на барабан.

Через некоторое время после окончания церемонии (обычно в 18 часов) в Николаевском зале Зимнего дворца начинался торжественный обед для кавалеров ордена. В этот же день на первом этаже Зимнего дворца – в вестибюле перед парадной Иорданской лестницей устраивался обед и для нижних чинов, имеющих знак отличия военного ордена. Император обязательно посещал обед нижних чинов, выпивая традиционную чарку водки.

Это празднество было зримым символом героических эпизодов истории российской армии.

При Александре II непременным атрибутом таких праздников был сахарный святой Георгий, который красовался за обедом на пирогах.

В 1884 г. меню для 1600 нижних чинов, кавалеров солдатского «Егория», включало: уху из свежих стерлядей, жаркое из судака с гарниром из риса, калачи и пеклеванный хлеб от Филиппова, водку английскую горькую и столовую, пиво баварское, минеральную воду и хлебный квас. К чаю подавалось печенье из придворной кондитерской и по два антоновских яблока. Торжественный завтрак и обед обошлись казне в 10 742 рубля¹⁴⁶. Традиция ежегодных Георгиевских праздников сохранялась вплоть до 1916 г.

Ужины боевых товарищей Александра III

Существовали и камерные дворцовые традиции, связанные с эпизодами боевой биографии императоров. Так, Александр III каждый год, с ноября 1877 г. и по ноябрь 1893 г., собирал своих боевых соратников «по делу под Мечкой».

Этот бой, принесший Александру III орден Святого Георгия 2-й степени, был памятен императору. 30 ноября 1877 г. близ деревни Мечка под Рущуком произошел последний бой Рущукского отряда с турецкой армией Сулеймана-паши, пытавшегося прорваться через русские позиции и деблокировать Рущук. Узнав о падении Плевны и о движении русских к Балканским перевалам, турки поспешно ушли от Рущука, чтобы не попасть в окружение.

Сначала однополчане собирались в Манеже Аничкова дворца, в «походной обстановке», затем на квартире генерала В. В. Зиновьева и, наконец, в Гатчине, в особой комнате Запасной половины, где висели портреты некоторых генералов 1812 г. Для перемены обстановки один ужин был устроен на Гатчинской ферме, другой – в Приоратском замке. В этих ужинах неизменно

участвовал младший брат царя, великий князь Владимир Александрович, который командовал одним из корпусов в Рущукском отряде¹⁴⁷.

Часть товарищеских ужинов проходила прямо в походной палатке, в которой ранее бывали обеды в Рущукском отряде. По свидетельству мемуариста, «почти всегда в зале ужина ставилась эта палатка; ужин проходил в ней, и сигнал к ужину подавали тот же, что к обеду во время войны»¹⁴⁸.

За 16 лет регулярных встреч сложился определенный ритуал празднования. Как правило, собирались к 10 часам вечера. Сначала играли в карты, потом ужинали. К ужину каждый год готовились «особые меню, которые чаще всего присылались художником Поленовым, бывшим в Рущукском отряде при цесаревиче. Государь ежегодно записывал, кто были участниками ужина, и эти меню с подписями его под стеклом и в рамках развешивались по стенам. В 12 часов все переходили к закусочному столу и затем садились ужинать. Государь занимал место во главе стола. Старшие около него – Ванновский и Воронцов… ужин продолжался долго, иногда до 3-х часов… Шампанское государь уже не выносил, но привык к кахетинскому и требовал, чтобы на этих ужинах непременно был «Карданах»¹⁴⁹.

Традиция празднования в Зимнем дворце орденского дня 26 ноября была продолжена Николаем II. Он ежегодно фиксировал в дневнике обстоятельства традиционного и привычного для него с детства Георгиевского праздника. В 1896 г. впервые в этой церемонии приняла участие молодая императрица Александра Федоровна.

Политические события периодически отражались на ходе сложившейся церемонии. Так, в ноябре 1904 г. Николай II отметил для себя, что Георгиевская зала была более наполнена, чем в прежние года, из-за присутствия героических команд «Варяга» и «Корейца». В ноябре 1905 г. из-за событий первой русской революции процедура чествования Георгиевских кавалеров впервые проводилась в Большом Екатерининском дворце Царского Села. В ноябре 1906 г. царь зафиксировал, что на традиционном приеме присутствовали 763 офицера и около 200 нижних чинов.

Для российских императоров ежегодные Георгиевские приемы были весьма значимы. Во-первых, это была одна из важных традиций, на которых стояла армия. Во-вторых, праздник являлся зримым символом единства воинской элиты, причем единства в подвиге, в пролитой во славу Отечества крови. В-третьих, праздник демонстрировал единство армии и императорской фамилии, поскольку вся мужская половина дома Романовых носила офицерскую форму и имела за плечами подчас серьезные боевые дела.

Во время торжественного приема императоры работали. Работа заключалась в постоянном дефилировании по залу и беседах с заслуженными ветеранами и действующими офицерами. Благодаря прекрасной памяти на лица и факты Николай II имел возможность поинтересоваться самыми незначительными деталями их военной биографии. И это открывало императору сердца военных. Надо заметить, что эта была тяжелая работа, требовавшая определенного профессионализма. В ноябре 1906 г. в дневнике Николай II записал, что во время высочайшего завтрака он разговаривал «в поте лица до 2 И час.».

Поскольку число Георгиевских кавалеров после Русско-японской войны возросло, то традиционный прием начали проводить в две очереди. Так, в 1906 г. первая очередь (763 офицера и около 200 нижних чинов) была принята 26 ноября, а 29 ноября состоялся второй прием для 1490 человек. Очень важным было то, что на прием могли попасть все, имевшие Георгиевский крест или знак военного ордена.

Если 26 ноября император отсутствовал в Петербурге, традиционный прием устраивался по месту его пребывания. Например, 26 ноября 1913 г., когда царская семья находилась в Ливадии в Крыму, в 11 часов на площадке перед дворцом прошел парад. От каждой части, задействованной в охране императорской резиденции, было представлено по взводу. Двумя отдельными группами стояли Георгиевские кавалеры – офицеры и нижние чины. После парада для нижних отставных чинов был устроен обед в палатке, а офицеров (80 человек) пригласили на завтрак в императорскую столовую.

Подчас во время приемов Георгиевских кавалеров происходили курьезные недоразумения. Так, во время одного из обедов Николай II подсел к столу подвыпивших ветеранов. Один из них, пробудившись от дремы, с удивлением спросил, почему за их столом находится молодой полковник, не имеющий белого крестика на мундире. Так что для полковника Николая Романова, как и для его предшественников, получение Георгиевского креста было одним из самых заветных желаний.

Из всех российских императоров только Николай II после воцарения остался в чине полковника. Именно до этого чина он успел «дослужиться» на момент кончины Александра III 20 октября 1894 г. На следующий день после смерти императора камердинер приготовил для 26-летнего Николая II мундир с генеральскими эполетами, однако тот отказался надеть этот мундир, поскольку считал некорректным жаловать самому себе генеральские эполеты. Поэтому вплоть до Февральской революции 1917 г. Николай II носил скромные полковничьи погоны.

Георгиевский крест Николая II

После вступления России в Первую мировую войну в августе 1914 г. Николай II начал регулярно выезжать на фронты. В августе 1915 г., после трехмесячного отступления русской армии, царь принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего.

В начале октября 1915 г. Николай II отправился в очередную инспекционную поездку на юго-западный фронт. Его сопровождал цесаревич Алексей. Программа поездки была стандартной: смотры, церемониальные марши, посещение госпиталей, встречи с командным составом. 13 октября Николай II отметил, что от места его пребывания до австрийских позиций «оставалось 6–7 верст». Правда, позиции врага он так и не увидел, поскольку стоял туман. Это было максимальное приближение царя к передовому краю. Хотелось бы напомнить, что Петр I лично принимал участие в Полтавском сражении и неоднократно бывал под пулями. Сохранилась его простреленная треуголка. Александр I под Аустерлицем и Александр II под Плевной находились в зоне действенного артиллерийско-ружейного огня. Николай I во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. лично наблюдал за осадой крепостей и с минимальной охраной передвигался по вражеской территории. Александр III участвовал в боевых рекогносцировках во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Командование Юго-Западного фронта оперативно отреагировало на «подвиг» Николая II, оказавшегося в зоне «действенного» огня австрийской артиллерии. В результате ходатайства генерал-адъютанта Н. И. Иванова 17 октября 1915 г. цесаревич Алексей получил Георгиевскую медаль 4-й степени «в память посещения армий Юго-Западного фронта вблизи боевых позиций». Император отметил в дневнике, что ему было приятно видеть радость сына.

Наверное, подсознательно он ждал награды и для себя. И надежды его не обманули. В воскресенье 25 октября 1915 г. Николай II записал в дневнике: «Незабвенный для меня день получения Георгиевского креста 4-й степ. Утром, как всегда, поехали к обедне и завтракали с Георгием Михайловичем. В 2 часа принял Толю Барятинского, приехавшего по поручению Н. И. Иванова с письменным изложением ходатайства Георгиевской думы Юго-Западного фронта о том, чтобы я возложил на себя дорогой белый крест!

Целый день после этого ходил, как в чаду. Погулял с Марией и Анастасией. В 3И поехали вдвоем к д. Павлу; пили чай у его постели с княг. Палей. Георгий вернулся, чтобы поздравить меня. Все наши люди трогательно радовались и целовали в плечо».

Таким образом, Верховный главнокомандующий русской армией полковник Николай Александрович Романов получил желанный белый крест Георгиевского кавалера 4-й степени, приобщившись к военной элите русской армии. С этого времени отец и сын постоянно носили эти высокочтимые орденские знаки.

Это значимое событие нашло отражение и в личных пасхальных подарках императорской семьи. Дело в том что, начиная с Пасхи 1885 г., императрице дарилось драгоценное пасхальное яйцо «с сюрпризом» работы мастеров ювелирной фирмы Карла Фаберже. После смерти Александра III в 1894 г. мастера фирмы К. Фаберже ежегодно изготавливали по два пасхальных яйца «императорской серии» – для вдовствующей императрицы Марии Федоровны и царствующей Александры Федоровны. На Пасху 1916 г. вдовствующая императрица Мария Федоровна получила в подарок так называемое скромное «Стальное яйцо», изготовленное из полированной стали и покоящееся на четырех стальных снарядах. Внутри яйца в качестве сюрприза была помещена миниатюра, изображавшая эпизод посещения императором Николаем II передовых позиций. Миниатюра была украшена Георгиевским крестом, поскольку посещение боевых позиций русской армии и стало главным поводом для награждения Николая II.

Императрице Александре Федоровне на Пасху 1916 г. также преподнесли пасхальное яйцо, названное «Орден св. Георгия». Оно было украшено двумя Георгиевскими крестами. Традиционный сюрприз заключался в том, что под каждым из накладных Георгиевских крестов скрывались миниатюрные портреты Николая II и цесаревича Алексея. В переписке Александры Федоровны и Николая II об этом яйце упоминается, в телеграмме императрица писала: «Фаберже только что принес твое очаровательное яйцо, за которое благодарю 1000 раз. Миниатюрная группа чудесна, а все портреты превосходны. Аликс»¹⁵⁰.

Награждения столь высокочтимым орденским знаком, конечно, обставляли самым торжественным образом. Однако в условиях войны все это подчас происходило очень буднично. Императоры старались, по возможности, сами награждать отличившихся в боях. При посещении госпиталей они лично прикрепляли награды к рубашкам раненых.

Когда во время русско-турецкой войны (1877–1878) Александр II пожаловал крест одному из младших сыновей, произошел довольно курьезный эпизод его «двойного» награждения. Узнав о награде, счастливый Сергей Александрович отправил телеграммы матери – императрице Марии Александровне и своему воспитателю – адмиралу Д. С. Арсеньеву. Адмирал немедленно приобрел Георгиевский крест 4-й степени в ювелирном магазине (ордена в то время свободно продавались в ювелирных магазинах, а не изготавливались централизованно на Монетном дворе, как это делается сегодня. Императрица, узнав об этом, «пожелала от себя послать ему крест и послала просить меня отдать ей этот крест, ибо по позднему времени магазины были уже заперты, и она не могла в тот же вечер к отъезду фельдъегеря достать крест»¹⁵¹. В это же время (20 октября 1877 г.) отец вызвал Сергея из Рущукского отряда для награждения. Сама процедура прошла очень просто, по-семейному: «Папа вышел, крепко меня обнял и сказал: «Благодарю Бога, что Он тебя сохранил!»… подошел к письменному столу и вынул что-то из красного футляра и обернулся; когда я увидел, что это был Георгий, я так и остолбенел (в наградных документах формулировка – «За мужество и храбрость, оказанные в деле против турок при рекогносцировке 12 октября 1877 г.». – И. З.). Этого я вовсе не ожидал – я не знал, что и говорить. Но многое я прочувствовал в эту минуту – меня так и обхватило. Я бросился обнимать Папа, у него на глазах и в голосе были слезы. Я не достоин такой награды, и она на меня возлагает много, много обязательств, которые дай мне Бог исполнить!.. никогда не забуду, что я был под огнем в первый раз под командой моих обоих братьев, мой отряд принадлежал 12 корпусу. Боже мой, как я счастлив Георгием. Дай мне Бог доказать, что я его достоин!»¹⁵²

Мальчик был так счастлив, что даже спал «со своим Георгием, которого пришпилил к халату. Папа очень смеялся, когда узнал, что я спал с Георгием. он мне говорил про смерть Сережи и прибавил: «Его смерть доказала, что и вы на равных с другими не щадите вашу жизнь. Слава Богу, что Он тебя сохранил»¹⁵³.

Генерал Ю. Н. Данилов вспоминал, что его награждение орденом Святого Георгия 4-й степени в 1916 г. состоялось самым камерным образом. Поздно вечером, после очередного доклада Николаю II, царь пригласил генерала в свое купе и «взял с полки из-под образов лежавший там футляр. Вынув оттуда заветный для каждого военного белый эмалевый крестик, он благословил им меня и сказал при этом по моему адресу несколько теплых слов. Растроганный этой сценой, я принял крест из рук царя и тут же приложил к своим губам; затем принужден был вложить крест обратно в футляр, так как на моем кителе не имелось соответственной петлички»¹⁵⁴.

Примечательно, что награжденные по традиции «проставлялись». Когда великий князь Николай Николаевич (старший) в 1877 г. получил из рук старшего брата крест Святого Георгия 2-й степени, то свита князя качала, а вечером «праздновали Николашу, он задал ужин с шашлыком»¹⁵⁵.

Таким образом, к 1917 г. российские императоры, императрицы и цесаревичи были кавалерами орденов Святого Георгия следующих степеней: