Читатели, которые знают меня по романам «Смерть автора» и «Страшная Эдда», интересуются, пишу ли я ещё что-нибудь и почему я «замолчала». На самом деле я не замолчала, просто третий роман оказалось непросто закончить в силу ряда обстоятельств.
Роман этот был задуман ещё в 1996 году, и тогда же была в общих чертах написана марсианская часть, носившая название «Красный свитер Марса». Многие основные персонажи нарисовались ещё тогда, хотя в литературном отношении этот опус был весьма незрелым. Позднее было придумано любовно-детективное продолжение, действие которого происходило уже в другой звёздной системе; оно, однако, осталось ненаписанным. В 2009 году я вернулась к замыслу и решила объединить оба сюжета в одном романе.
С 1996 года многое изменилось – как в нашей жизни, так и в наших знаниях о Марсе: в последней области уже невозможно фантазировать по своей прихоти (напомню, что первая версия романа была написана даже до миссии «Патфайндера»). В итоге красному свитеру, игравшему значительную роль в первоначальной редакции, пришлось исчезнуть из сюжета, и роман получил название «Двойной бренди, я сегодня гуляю». Я, однако, решила сохранить внешний облик и характер главного героя, поскольку на нём завязано слишком многое. Работа над новой версией затянулась несколько дольше, чем планировалось.
Как известно, фантастика обычно повествует о будущем. Но не менее верно и то, что, пытаясь изображать будущее, фантасты неизменно проецируют на него настоящее – и чем больше они стремятся нафантазировать, тем чаще попадают впросак. Довольно комично в наши дни смотрятся рассказы шестидесятых годов, где космолётчики третьего тысячелетия пользуются перфокартами (наверное, уже не все нынешние читатели знают, что это такое). Именно поэтому я не претендую на роль футуролога и не вижу своей задачи в том, чтобы поражать воображение читателей небывалыми технологиями. Мои представления о будущем довольно скромны. Скорее всего, люди будут жить по 120-130 лет, англичане всё же перейдут на метрическую систему, компьютеры будут скатываться в трубочку, а все необходимые гаджеты – помещаться в поясе. Однако с инопланетянами в этом будущем всё-таки познакомятся, о том и роман. А что больше всего волнует читателя фантастических романов, как не инопланетяне?
Наверное, стоит пояснить, почему главного героя зовут Виктор и почему он так выглядит. Ответ прост: имя и внешность персонажа мне приснились ещё двадцать лет назад, вместе с некоторыми идеями для романа. Мир, к которому он принадлежит, был придуман уже наяву и гораздо позже.
Разумеется, в романе есть любовная линия – как же без неё? Вопрос любви между представителями разных планет волнует фантастов со стародавних времён «Аэлиты» Алексея Толстого. И поскольку читатели склонны во всех любовных сюжетах – даже фантастических – искать автобиографическую подкладку, заранее сообщаю: Лика Мальцева – не моё альтер-эго. Из всех её чувств и мыслей автору принадлежит только стишок про зайца. Если кто в романе и писан хотя бы отчасти непосредственно с меня, то это Мэлори.
Что касается главного героя, то предоставляю читателю решать, выдуман ли он мной, списан ли с реального прототипа, или он лицо собирательное. Приятного чтения!
М. Елифёрова,
сентябрь 2016 г.
ПРОЛОГ
Решили применить кушетку? Не думал, что вы ещё пользуетесь прадедовскими методами. Ладно, как вам будет угодно. Не люблю лежать на спине – чувствую себя в западне. Впрочем, я по-любому в западне. Да, я в курсе, что не стоит мешать виски с транквилизаторами. Ну и что? Было бы вам так хреново, как мне, посмотрел бы я на то, как вы будете блюсти медицинские рекомендации. В конце концов, я-то отдаю себе отчёт в том, что мне хреново. Потому и пришёл.
Как зовут? На кой, у вас же в компьютере всё забито? Ну ладно, Артур Мэлори, сорок восемь лет, профессор археологии Оксфордского университета. Впрочем, вы это и так знаете. Артур Мэлори… Всё равно что Ромео Шекспир. Родители мои в молодости были люди увлекающиеся, вот и назвали Артуром. Но я по части литературоведения не пошёл, занялся археологией. Тогда это было модно, особенно когда одно за другим стали открывать поселения на Марсе. «Поселения», впрочем, громко сказано – остатки разрушенных стен, не больше. На тот момент, по крайней мере.
Что-что? Какие чувства у меня вызывает археология? Да я с женой из-за неё развёлся. Двенадцать лет назад. Ей надоело, что я месяцами пропадаю в экспедициях. Особенно в марсианских. У меня ведь десять марсианских экспедиций на счету, оттого меня и послали руководить этой. Ну так вот, о жене. Она сказала: или археология, или я, – а я ей: пожалуйста, не очень надо было. Так и ушла. Поначалу тяжко было, потом… Игры в секс-шопах сейчас качественные продаются, а чтобы в душу кто-то лез – я и так этого не хочу. Больше не хочу. Пропала потребность.
Как я оказался во главе этой треклятой экспедиции? Спросите лучше тех, кто меня послал. Думаете, я амбициозен или просто дурак, что не понимаю? Ошибаетесь, я не хуже вас знаю, что начальник из меня никакой. Я человек чистой науки и беспокойства не выношу. Но вот какая закавыка: по стандартам безопасности, экспедиции на Марс возглавляют только те, у кого общий стаж марсианской работы свыше трёх лет. А тут ещё барнардцы. Что экспедиция была совместная, вы уже знаете. Из десяти человек – четверо этих, не говорят ни на одном земном языке, кроме маори, и то с трудом. Физиология, видите ли, не позволяет. А собственный их язык звучит как смесь чавканья и фырканья. Вот то-то.
У меня был опыт работы с барнардцами, но не скажу, чтобы я горел желанием его повторить. И вообще не выношу организационной работы, скрывать нечего. Надо было Миллера посылать, ясно как день – он прирождённый администратор. Но только Миллер на маорийском ни бум-бум, а это катастрофа для экспедиции. На марсианском раскопе через переводчика не пообщаешься. Да и стаж у него не дотягивал… Почему я не отказался? Отказался. Только через неделю меня вызвали на ковёр в комиссию ООН по археологическому наследию Марса, а за столом сидел не кто иной, как Раджив Сойер. Мой бывший ученик, а теперь председатель комиссии. И вот я стою перед ним, как нашкодивший котёнок, а Раджив постукивает «паркером» по столу и с холодной вежливостью осведомляется, почему это я срываю программу, в которую уже вложены деньги.
Я, естественно, отвечаю, что на Марс не хочу и что нет таких полномочий, чтобы меня туда услали против моего желания. Тут он усмехнулся так гаденько и говорит:
«Полномочий, конечно, нет. Но мы с вами ведь знаем друг друга, не так ли?»
И выдаёт мне одну давнюю историю, довольно неприятную. Всё помнил, мерзавец! У меня пот по спине ручьём, а он спокойно говорит:
«Не хотите огласки – подписывайте контракт».
Мстил он мне, вот в чём дело. А впрочем, не в этом… Да, вы правы – я мог бы посопротивляться. Но я не видел смысла. В конце концов, марсианский проект хорошо финансируется. А вы бы сильно сопротивлялись, если бы вам предложили пожить на комфортабельной станции с душевой, столовой и отдельными спальнями? Ну, копать, конечно, приходится в скафандре, но ведь я уже это делал раньше.
В административную работу я вникал по ходу дела. Оказалось, в техническом плане ничего сложного. Следишь за чередованием смен, полевой и лабораторной, составляешь график работ, отправляешь отчёты на Землю. Труднее всего было с техникой безопасности. Сами знаете, какие условия на Марсе. Каждый ляпсус может стоить жизни. Поэтому введена система штрафных баллов. Это не я придумал, системе уже лет восемьдесят. За разные проступки начисляются штрафные баллы, от трёх до пятидесяти. Набрал двести – на три года лишаешься допуска в любые экспедиции, даже земные. А если стажёр, то и стажировка не засчитывается. Жестоко? Ну нет. Помогает отсеять брэдберистов. Кто действительно хочет быть учёным, призадумается. А кто летел на Марс за острыми ощущениями, тому в археологии делать нечего – адью!
Больше всего мне задавали барнардцы. Штрафные они всерьёз не принимали, в особенности Амаи Ори, который развлекался хакерством. Из-за него несколько раз летело программное обеспечение, и я уже подумывал, что выпишу ему волчий билет. Кстати, доктор, вы знаете, что из тридцати шести археологов, погибших за столетие раскопок на Марсе, двадцать восемь были барнардцы?
Да, вы правы. Расслабиться? Расслабиться… Чёрт… Посмотреть на потолок, сосчитать до десяти. Раз, два, три, четыре… Итак, барнардцы. Чёрт их знает, что они такое; про них рассказывают разные небылицы, например, что у них групповые браки и так далее. Насчёт групповых браков не знаю, а вот про складной меч в сапоге правда – на станции в соседнем секторе был такой случай, приехал к ним один с мечом и наотрез отказался сдавать в камеру хранения. У меня такого не случалось, у меня их было три стажёра и одна дама-профессор. С заскоками, конечно. Но я сейчас не про неё.
Уму непостижимо, до чего они похожи на нас. Но вот как у них устроены мозги – этого нормальному человеку не понять. По-моему, сплошная психическая неуравновешенность. Легко ударяются то в хохот, то в слёзы. Но как они киряют! Бухают, поддают – как хотите. Видал в космопорту. Вот такусенький мюмзик выпивает пол-литра коньяка и идёт на регистрацию своими ногами. А что вы хотите, если у них метаболизм сверхскоростной? Пульс сто ударов в минуту. Правда, и живут они недолго. Пятьдесят для них уже глубокая старость.
Да, я слишком отвлёкся на барнардцев. Хотя, может быть, и не слишком – дальше вам будет понятно, в чём дело. Так вот, два месяца мы работали ни шатко ни валко – марсианских месяца, а это четыре земных, – полевой сезон подходил к концу, находок особых не было. С погодой не повезло, одна пыльная буря за другой, как будто не лето, а осень, и нас это здорово тормозило. Когда же наконец установилась более или менее нормальная погода, то до отлёта оставалось недели три. И два необследованных квадрата, на которые толком не хватало времени. Весь график пошёл наперекосяк. Как вдруг я открываю почту дальней связи и вижу письмо от барнардского специалиста. Он, видите ли, желает посетить нашу экспедицию и спрашивает согласия его принять. И подпись: Виктор Лаи, доктор социогуманитарных наук, профессор Объединённого Золотого Университета Республики Таиххэ.
Я предчувствовал, что намаюсь с визитёром, но отказываться невежливо; кроме того, до конца экспедиции оставалось недолго. Подумал-подумал и выслал подтверждение. А он взял и написал в ответ: мол, спасибо, вылетаю. Не думал я, что он так скоро соберётся. Ну ладно. Встал вопрос о том, к какому квадрату приступить – не забрасывать же работу аккурат перед приездом инопланетного профессора. После часа бесплодных боданий – семнадцатый или двадцать пятый? – мне это надоело, я пресёк дискуссию и велел начинать разведывательные работы в семнадцатом. Это не всем понравилось, но я там был не для того, чтобы всем нравиться – я не кредитная карточка. Моё дело – координировать всю эту бодягу, и я считаю, что я с этим справлялся. До поры до времени.
Через несколько дней прилетает эта персона. Виктор Лаи. Как видите, не у одного меня родители выпендривались насчёт имён. Только его семейство пошло по части древних римлян. Да-да, наших римлян. Я-то вначале удивлялся, почему его так зовут. Сдуру спросил у своих, не полукровка ли он. На меня посмотрели, как на полного идиота. Патрик Коннолли, этот длинноволосый хам, даже гыкнул. Я тогда ещё не знал, что между нами и ними не бывает метисов. И что вообще они нам не родственники, просто похожи очень. Конвергенция, закон Альварес. В моё время в школе всего этого ещё не проходили.
Много чего в моей школе не проходили…