Часть 1. Предыстория болезни
1.1. Сквозь призму стакана
Малая Азия, Троя. 27 сентября 1259 года до н. э., 16 часов 55 минут
Одиссей же ей на это ответил:
– Нет, глупышка, цвет сандалий не имеет значения. Все, что нам от тебя нужно, это – всего лишь – чтобы ты вышла на главную площадь и кричала, что в деревянном коне спрятаны греки. И самое главное, запомни: чтобы от тебя несло вином за двадцать локтей. Только не пей слишком много, чтобы не опьянеть. Мы 12 лет потратили на то, чтобы убедить этого старого тупицу Приама, что ты его дочь, и, клянусь Зевсом, я не хочу, чтобы ты в один миг проболталась. Главное, постарайся, чтобы они учуяли запах. Тогда даже самые подозрительные не поверят тебе.
Он пощекотал пальцем розовый сосок Кассандры, вздохнул и протянул ей пару мехов:
– Пусть боги помогут нам…
Паннония, Сирмий. 27 сентября 282 года, 16 часов 55 минут
– Лучших солдат империи – отправить рыть каналы и осушать болота? Это немыслимо, Кадмий! Нет, я понял бы, если бы он решил выделить вексилляцию-другую, но шесть когорт! Тысячи первоклассных воинов, как никчемные рабы, будут копошиться в земле? Возиться с виноградными саженцами? Он бы еще преторианскую гвардию отправил лес рубить! Нынче не дикая эпоха Клавдиев, нынче за подобные приказы император в два счета получит легион бунтующих пехотинцев! И мы с тобой, Кадмий, первыми повиснем на их мечах! А потом они и до нашего прекрасного Проба доберутся! Говоришь, он прибудет на днях? Вовремя его потянуло на родину, нечего сказать!
– Но пойми, Литий, сейчас мирное время. Солдатам все равно нечем заняться, так пусть себе трудятся на благо государства. Ведь не только здесь, но и в Галлии, и в Испании, и в других провинциях уже вовсю разбивают виноградники. Ты же знаешь, что император Проб отменил почти двухвековой запрет выращивать виноград на окраинах империи? Только представь, Литий: через несколько лет в каждом доме, на каждом столе будет стоять огромная амфора с прекрасным вином! Это же будет расцвет империи! Настоящий золотой век!
Префект Литий Ион долгим взглядом посмотрел на освещенные закатом склоны горы Альма. Да, через несколько лет каждого провинившегося можно будет выпороть виноградной лозой… можно было бы… И зачем он только согласился остаться в Сирмии?
– Хорошо, Кадмий, – твердо сказал он. – Я передам солдатам волю императора.
Архипелаг Лукайя, остров Гуанахани. 27 сентября 1492 года, 16 часов 55 минут
– Это еще что? – брезгливо спросил предводитель экспедиции, рассматривая буро-зеленые комья.
– Это земляные яблоки, – с достоинством ответил краснокожий вождь туземцев. – Для простоты мы называем их картошкой. Их можно жарить, можно варить. Можно просто чистить. Можно делать из них чипсы или картофель фри. Очень полезный овощ. Бери, бледнолицый, не пожалеешь. Последние остались, недорого отдам.
– Сколько? – полюбопытствовал Колумб.
– Бутылка огненной воды, – невозмутимо сообщил вождь. И, подумав, уточнил: – За каждое.
– За каждое? – ужаснулся Колумб. Но тут же взял себя в руки.
– Рисовое вино сгодится? – озабоченно спросил он.
– Нет уж, хитрый белый человек, приплывший на большой лодке. Не сгодится. В рисовом вине сколько градусов? 14. А в огненной воде – 38, есть разница? Больная Печень не дурак. Он не возьмет рисовое вино.
– Не возьмешь рисовое вино? Так вы не китайцы?!
– Открыл Америку! – презрительно фыркнул Больная Печень. – Конечно, мы не китайцы, бестолочь. И даже не татаро-монголы.
– Мы уходим, – сказал Колумб капитану. – Это не Китай, мы где-то ошиблись. Наверное, это Индия. Дьявол их разберет, они все на одно лицо. Грузите на борт томаты с кукурузой и маис с помидорами. Отплываем через два часа. Табак тоже не забудьте.
– Несчастный! Тебе выпивка дороже славы! – в отчаянии крикнул вождь вслед Колумбу. – Учти, бледнолицый: оставишь древних духов без подношения – и материк будет назван в честь кого-нибудь более щедрого! А твоим именем ничего хорошего не назовут, попомни мои слова!
– Моя матушка, разливая ром, учила меня, что не нужно идти на поводу у больной печени, – неуклюже пошутил в ответ мореплаватель и, не оборачиваясь, пошел к кораблям.
Англия, Кембридж. 27 сентября 1685 года, 16 часов 55 минут
Исаак Ньютон не успел и рта раскрыть.
– Ты что, опять пьян? Да когда же это прекратится? – накинулась на него супруга.
– Марта, подожди, я…
– Каждый день, каждый божий день!
– Я открыл…
– Мне уже вот где твои открытия! Ты на ногах не стоишь!
– Марта, я открыл…
– Ты что, валялся где-то? Ты посмотри на себя, ты же грязный весь, как Бог знает что!
– Марта! Помолчи минуту! – язык его заплетался. – Я открыл большое открытие… сделал… Подожди… я скажу… Послушай… Мы все… окажется… оказывается… Земля нас притягивает!
– Оно и видно! Новый костюм превратил в говно! Наказание мне с тобой!
– Она притягивает… Марта… Земля… вниз…
– Бутылка тебя притягивает, а не земля!
– Нет… мы падаем… она притягивает… вниз… к земле… Земля… к себе… и падаем…
– Осторожно, не наследи на ковре! Снимай сапоги-то!
– Марта, ты… ты не понимаешь… Падает – все – вниз… Вверх… оно не падает… Это я… догадался… а никто больше… не это самое… не догадался… она при… притягивает… Это же наука… она требует… ж-жертв…
– Господи, но почему от меня? – Супруга вытряхнула его из сапог. Тут его притянуло к подушке, и он уснул.
1.2. Приближение к Бомонду
Франция, Страсбург. 27 сентября 1780 года, 16 часов 55 минут
– … по правде, меня не смущает столь однообразное меню. Но, друг мой, макароны отнюдь не способствуют живости ума, которая иногда бывает… э-э… необходима в тех условиях, в которых наши французские братья существуют сейчас. Монархи так… м-м… как это по-французски… так непредсказуемы. Впрочем, вы, господин Лафатер, знаете это не хуже меня.
– Конечно, господин Калиостро. И тем не менее я считаю, что…
– А в чем сходство между королями и макаронами? Не догадываетесь? И те, и другие похожи на…
– Простите, граф?
– Я подскажу вам. В Италии одна из разновидностей макарон называется «вермичелли», что означает «червячки». Comprenez-vous? Дорогой мой, монархия – это огромный червь, и для того, чтобы Франция, это золотое благоухающее яблоко…
Франция, Венсеннский замок. 27 сентября 1780 года, 16 часов 55 минут
– Я устал повторять «нет»! Черт вас побери совсем, Анри! Вы невозможный, раз и навсегда невозможный человек! Я регулярно плачу вам за бумагу, но сегодня – я в сотый раз вам повторяю – сегодня мой кошелек пуст! Я расплачусь послезавтра, когда у меня появятся деньги. А они появятся, я вас уверяю. В конце концов, мы с вами знаем друг друга не первый год, увы! Черт возьми, Анри, мы христиане или нет? Возлюбите меня как самого себя и принесите мне бумаги. И чернил! Послезавтра, Анри, послезавтра я обязательно расплачусь!
– Господин маркиз, нынче утром в вашем кошельке еще оставалось несколько монет.
– Ладно, черт с тобой, Бог тебе судья. Вот. Возьми с миром (чтоб ты подавился, грязный вымогатель!), купи на них вина и выпей (нажрись, как свинья, будешь песни орать всю ночь) за мое освобождение. Или за здоровье, или еще за что-нибудь, но мне нужны бумага и чернила!
– Будет сделано, ваше сиятельство.
Тюремщик вышел за дверь. Маркиз де Сад бросил в угол пустой кошелек и отвернулся к окну.
Германия, замок Гессен-Кассель. 27 сентября 1780 года, 16 часов 55 минут
– Возможно, возможно, Карл. Возможно, вы правы. Но я уверен в том, что «Страдания юного Вертера» – это еще даже не середина пути Иоганна, а лишь последняя ступень перед нею. Вы слышали, он написал «Urfaust»? Я думаю, фон Гете удивит нас всех чем-нибудь небывалым, чем-нибудь потрясающим, чем-нибудь поистине шедевральным. Так и будет, или я не граф Сен-Жермен. Карл, поверьте, я слишком много видел гениальных поэтов, чтобы ошибиться. Мое чутье меня не обманет. Да. Именно это я и хотел сказать.
США, Нью-Йорк. 27 сентября 1876 года, 16 часов 55 минут
Наступила неловкая пауза. Репортеры замерли в ожидании, господа из Академии прятали глаза. Мистер Александер Белл растерянно смотрел на упавший телефон, из которого, как тараканьи усики, торчали оборванные провода.
Тут от стены отделился некто и, дружелюбно поигрывая отверткой, приблизился к изобретателю. Блеснул стеклами очков:
– Мастера вызывали? Ваши проблемы – это наши проблемы. Наши проблемы – это не проблемы, сэр.
Он наклонился и молниеносным движением соединил проводки. Поднял трубку и продемонстрировал всем свою счастливую улыбку.
– Кто вы? – спросили его. Освещаемый вспышками магния, он ответил:
– Я – Печальник Радующий. – И, повернувшись спиной:
– А я – Весельчак Огорчающий.
С этими словами он раздавил каблуком телефонный аппарат и растворился в воздухе.
СССР, Челябинск. 27 сентября 1974 года, 16 часов 55 минут
Боги жаждут. Йес. Но люди жаждали больше, крепче и активнее.
– Вы что, совсем охренели, что ли? – не своим голосом орала заведующая винным магазином. – Мы закрываемся, уже пять часов!
– Еще без пяти только! – отвечал ей недовольный голос.
– …!
– …?
– …!!
– Это знак, мужики! – произнес кто-то сзади. Все обернулись. Младенец, сидящий на руках у молодой женщины («Да я клянусь, он был с бородой!» – «Какая борода, Колян, пить надо меньше!»), многозначительно и надменно смотрел на них. Перед тем, как женщина свернула за угол, он послал им воздушный поцелуй и отхлебнул из горлышка.
Там же, тогда же, во столько же
– А я зато знаю, что мальчики не везде такие, как девочки! – запальчиво сказал шестилетний мальчик своей подружке. – Не веришь – иди спроси у воспитательницы.
– Ага, – ответила девочка, – сам спроси.
– Сама такая. – Он подумал, вспоминая трудное слово. – Эксбигионистка.
– Сам дурак.
– Я об этом статью напишу, – озабоченно сказал мальчик самому себе…
Там же, и тэ дэ
Ему исполнился год три месяца 29 дней, пять часов и 20 минут. Он выплюнул на фиг соску и сказал:
– Алло!
Его матушка улыбнулась от умиления:
– Эх, Джузеппе, Джузеппе, быть тебе телефонистом!
Она достала бутылочку с молоком, разбавленным клубничным ликером, и сунула ее малышу. Из коляски послышались короткие гудки…
Россия, Челябинск. 27 сентября 1992 года, 16 часов 55 минут
Равиль, князь Львов, рассмеялся:
– Простите, ваше величество, но это нелепость! Я могу понять, когда Джимми Хендрикс берет «ля» вместо «ля диез», я могу понять, когда Заратустра у Ницше говорит по-немецки. У каждого свои слабости. Я даже готов поверить в эти газетные байки о челябинских масонах, но – это! Увольте, ваше величество. Это же абсурд! Калиостро, Сад, Сен-Жермен… Черт-те что! Это какой-то… какой-то… да это просто бомонд какой-то!
Королева вздрогнула.
– Что вы сказали? – прошептала она.
– Я сказал «бомонд», – смутился князь.
Королева недоуменно вертела в руках невесть откуда взявшуюся бумагу с гербом. Мельком взглянув, она протянула ее князю Львову:
– Это, кажется, ваше.
– Барон де Равиль?! – гневно воскликнул тот, прочитав бумагу. – Я? Отныне?! Барон де Равиль?! Однако! Что за шутки с утра! – и выбросил ее на помойку.
Редакция газеты «Голос». 27 сентября 1993 года, 16 часов 55 минут
– Валерий Петрович со Славой на прессухе, – небрежно ответил маркиз де Сад. Молодому корреспонденту городского еженедельника очень нравилось казаться старым газетным волком.
– На пресс-конференции? А когда вернутся? – озабоченно спросила секретарша.
Маркиз пожал плечами.
– А Леонид Антуанович у себя?
– Он на обед ушел. В винно-водочный. А я вот статью пишу про банду сантехников-эксгибиционистов, – зачем-то добавил де Сад.
Секретарша вежливо улыбнулась и направилась к двери.
Маркиз негромко свистнул. Секретарша остановилась и вопросительно посмотрела на него.
– Послушай, как тебя… Люба? Люда? Выходи за меня замуж, пока никого нет. Вот прямо сейчас.
Секретарша укоризненно покосилась на потемневшее от времени обручальное кольцо на его руке.
– Это просто украшение, – быстро сказал маркиз. – Пойми… Кажется, я всю жизнь любил только тебя.
– Франсуа, – изумленно прошептала секретарша, – вы что? Какую всю жизнь? Я работаю здесь две недели всего!
– Неважно, – нетерпеливо отмахнулся де Сад. – Давай, решайся. Закроем дверь на замок и сыграем бурную свадьбу!
В следующий миг из глаз его посыпались искры: рука у хрупкой девушки оказалась тяжелой. Непроизвольно схватившись за горящую щеку, маркиз ошарашенно проводил секретаршу взглядом. Такого облома он не ожидал…