Беглец
Пашка Груздев в очередной раз сбежал из тюрьмы. Весь посёлок был взбудоражен этим известием. К родственникам Пашки приезжал участковый, сухо и равнодушно расспрашивал о нём, затем обошёл дворы и, осмотрев все подозрительные места, уехал обратно в райцентр.
Вечером в клубе ребята только и обсуждали эту тему:
– Третий раз уже сбегает, – говорил Алёшка, сын председательши, сидя на перилах клубного крылечка. – По-первости его за кражу посадили. Пашка тогда почти весь срок отсидел, месяца два каких-то осталось, а он взял и сбежал. Дня три в лесу поскрывался и сдался милиции, ему срок добавили. Через полгода снова сбежал, та же история. Теперь, интересно, сколько промотается?
– Что же там за тюрьма такая, если из неё без конца сбегать можно?! – возмутилась я.
– А, шарашкина контора, – отмахнулся Вовка, сын доярки-алкоголички. – Лет пять назад оттуда сразу четырнадцать человек сигануло. Двоих до сих пор найти не могут, где-то в лесах живут.
– Врёшь! – воскликнула Таня-почтальонка. – Чтоб четырнадцать человек сбежало, это же скандал целый! И пять лет скрываться в лесу никому не под силу, с голоду перемрут.
– Честное слово, – настаивал Вовка, – папка с мужиками говорил, я слышал.
– Твой папка за бутылкой и не такого наплетёт!
– Да пошла ты! – обиделся парень. – Спроси у него, если не веришь!
– Берегись, Танька, – подмигнул почтальонке Сашка, по кличке «Райкин», сын продавщицы Раи. – Одна в лес ходишь не боишься? Хватанут тебя беглецы за фигуристую заднюю часть, все грибы растрясёшь!
В подтверждение своих слов Сашка сам шлёпнул девушку по заду.
– Дурак! – хлестнула она его по руке веточкой, которой отмахивалась от комаров.
– Чего ещё Пашке делать? – вернул Алешка разговор в прежнее русло. – Он, в общей сложности, полжизни просидел, работать не умеет, на зоне человек свой, а здесь пропадёт.
– Может, он специально и сбегает, чтобы вообще на свободу не выходить? – предположила я.
– Конечно. На зоне его хоть кормят, на воле теперь работы не найдёшь. А матери на шею – зачем он?
Все замолчали. Ребята дымили папиросками. Две маленькие девчонки гоняли на велосипедах вокруг клуба, поглядывая на взрослых ребят и глупо хихикая.
– Пашка хоть не нападёт? – продолжала я выпытывать.
Ребята засмеялись.
– Обязательно нападёт, на куски разрежет, в мешок сложит и домой подбросит, – хохмил Сашка-Райкин.
– Тебе всё шуточки, а мне два километра одной в темноте топать.
– Ничего он не сделает, хлеба только попросит да, может, телогрейку для тепла.
– А помните, пацаны, – весело хихикнул Вовка, – как в прошлый побег он бабку Симу напугал? Ха-ха! Спрятался на сеновале, а бабка ночью на двор захотела, и ему тоже как раз приспичило. Сима, как в теми мужика-то разглядела, так от страха, ха-ха, в штаны напрудила.
Вовка заливался, и все ребята подхватили его веселье.
Откуда-то издалека стал приближаться треск мотоцикла, он становился всё громче и громче, а через несколько минут к крыльцу на большой скорости подрулил Ромка Соловьёв. Он так резко затормозил, что заднее колесо мотоцикла повело в сторону. Ромка быстро сдёрнул с головы шлем и выпалил:
– Пашка Груздев с братом Колькой в Суршине Ваньку Чёрного избили и поросёнка у него зарезали! Пока менты из города ехали, их и след простыл!
– Вот тебе и тихоня, – проговорил кто-то.
– Пьяные, что ли, были? – спросил Алешка.
– Ясно, что не трезвые.
Маленькие девчонки, услышав криминальную новость, испуганно зашушукались и, тревожно побрякивая велосипедами, в мгновенье ока разъехались по домам.
– Чего на крыльце торчать, комаров кормить, – сказал Сашка-Райкин, – по телеку фильм интересный, пойду, посмотрю лучше.
Сашка сбежал с крыльца.
– И правда, – подхватил Алёшка, спрыгнув с перил. – Я тоже пойду. Комары чёртовы зажрали, – шлёпнул он себя по щеке.
Потихонечку все засобирались к своим телевизорам.
– А меня кто же домой проводит? – расстроено спросила я.
– Сама дойдёшь. Вон, какая здоровая, – усмехнулся Ромка и, обдав меня вонючим облаком от мотоцикла, умчался.
Я осталась на крыльце клуба совсем одна.
Давно уже село солнце, и темнота густой пеленой медленно наступала на посёлок. Я невольно поёжилась, почувствовав, как мятный холодок страха пополз по спине.
Посёлок будто вымер, только кое-где в окнах светились экраны телевизоров. Не сидели перед сном на лавочках старики, не прогуливались парочки, не слышалось музыки и смеха. Далеко-далеко перелаивались собаки, а одинокий фонарь посреди улицы подозрительно помигивал лампочкой. Я почти бегом заспешила к своей деревне. До неё не больше двух километров, но полтора из них составляла глухая лесная дорожка. Днём по ней ходили за хлебом старухи из нашей деревни – она была просторная и светлая, но сейчас показалась мне бездонной дырой среди замерших деревьев.
Фонарь за спиной мигнул ещё пару раз и… потух. Я чуть не заплакала от досады и стала ворчливо ругать мальчишек, не пожелавших проводить меня, погасшую лампочку и отсутствие луны в небе… Злой не так страшно было идти. Мои кроссовки моментально намокли от ночной росы. Кусты жуткими фигурами переплетались в темноте, а стволы елей превратились в гигантских чудовищ. Было совсем тихо, даже собаки умолкли, только где-то вверху, над головой, тревожно шелестела листочками осина, такая же перепуганная, как и я.
Я шагала и шагала, иногда спотыкаясь о корни, выползшие на тропинку, боясь оглянуться, уверенная, что меня преследуют и сейчас набросятся, изуродуют!.. Я резко обернулась. За моей спиной была такая же плотная темень, как и впереди, она словно давила на меня, не давала дышать…
Я шагала и шагала. На фоне чернильно-чёрного неба высветлилась одинокая худенькая берёзка, нависшая над дорожкой. Это была половина пути, за ней поворот, а там, среди сплошной стены стволов и кустарников, появится просвет и жёлтый фонарь над нашей деревней. Я обнадёженно встрепенулась и ещё быстрее устремилась к дому.
Ветки берёзы шёлковыми листьями погладили меня по лицу. Я немного расслабилась и чуть посмеялась над своим глупым страхом: половина пути позади!
Оглушительный треск сучьев раздался вдруг совсем близко, и из кустов, всполошено хлопая тяжёлыми крыльями, взлетела птица. Я застыла, как вкопанная, и совершенно реально почувствовала, что волосы на голове встали дыбом. Чьё-то частое сбитое дыхание раздалось у самого моего уха, и в ладонь ткнулось что-то мокрое и холодное.
Ошалев от кошмара, не понимая ничего вокруг, я бросилась бежать. Недосягаемо далеко прыгал жёлтый фонарь, жёсткая трава хлестала меня по ногам, кто-то неизвестный всё так же дышал около.
На крыльцо я влетела, не чувствуя под собой тверди. С грохотом захлопнув дверь, долго не могла трясущейся рукой вставить в скобу крючок.
На крыльцо кто-то зашёл. Я затаилась за спасительной преградой. Кто-то шевелился и дышал за дверью и, наконец, в щель у косяка просунулся чёрный кожаный нос, мокрый, с рыжей шерстью вокруг. Он шумно посопел и нетерпеливо скульнул.
Тут мой взгляд упал на белую кроссовку, измазанную жирной грязью. А я даже не заметила, что где-то вступила в лужу! Расхохотавшись, я откинула крючок, и громадный, но глупый и добродушный пёс Портос радостно набросился на меня. Я сидела на ступеньках и бесконечно вздрагивала от разбиравшего меня смеха. Портос рьяно бил хвостом по брякающей двери и лизал меня липким слюнявым языком.
Когда я успокоилась и выпихала лохматого провожатого из сеней, он утробно побрехал в темноту, а затем, шумно зевнув, разлёгся на крыльце.
* * *
Вечером следующего дня я опять засобиралась в клуб. Мать, смеясь, напомнила мне ночное приключение и посоветовала взять фонарик. Но он так оттянул карман, что я всё-таки оставила его дома.
Ребята притащили в клуб магнитофон, который громыхал на весь посёлок, но никто не танцевал, все толпились на улице.
– Живая? – поприветствовал меня Сашка.
– Не съели! – откликнулась я. – Только напугали.
– Не поседела? – хохмил Сашка.
Я подумала, что ребята не поймут моего приключения, а только обсмеют, и рассказывать не стала.
Недалеко от клуба остановилась машина, и скоро к крыльцу подошли два милиционера.
– Гуляем, ребята? – спросил один.
– Гуляем, – вразнобой ответили все.
– Водочкой балуемся?
– Что вы! – воскликнул Вовка, заметно в этот вечер подогретый. – Даже не нюхаем!
– Тебе-то и посмотреть хватит, – усмехался второй милиционер. – Ничего подозрительного не видели?
– Если встретим, сразу доложим, – отдал честь Вовка.
– Ладно, – пошли милиционеры от клуба. – Долго не шатайтесь.
Они скрылись за деревьями.
– Ваньку Чёрного в больницу увезли, – сообщил Алешка, – говорят, они ему башку проломили.
– Мать сказала, они и в Залыве покутить успели, – подхватила Танька, – магазин взломали, ящик водки взяли. Дорвался Пашка.
– Теперь ему на полную катушку срок отмотают, – подвёл итог Ромка.
Ребята выключили магнитофон, и заведующая, закрыв клуб, ушла. В посёлке снова стало тихо, только занудно пищали комары, толпящиеся над клубным крыльцом.
– Сегодня даже кино никакого по телеку нет, – тоскливо сказал Сашка.
Неожиданно все мы услышали топот нескольких человек, бегущих по асфальтовым дорожкам возле клуба, раздались крики, кто-то грубо заматерился.
– У нас тут свое кино! – воскликнул Алешка, и ребята сыпанули с крыльца – смотреть, что происходит за деревьями.
Мы успели увидеть, как пять милиционеров повели к «газику» двоих мужиков. Это были Пашка и Колька Груздевы. Их подтащили к машине, распахнули дверцы, затолкали туда старшего брата, а Пашка вдруг завырывался. Его ударили несколько раз дубинкой, сбили с головы шапку, а когда стали запихивать в машину, он на весь посёлок пьяно заорал:
– Не забуду мать радную-у-у!..
Хлопнули дверцы, и «газик» увёз нарушителей общественного порядка на заслуженный отдых.
– Наша передача подошла к концу. До новых встреч, – паясничая, помахал им вслед Сашка-Райкин.
Ребята направились обратно к клубу, а я, выйдя на дорогу, увидела в луже что-то тёмное, отпихнула ногой – это была Пашкина шапка. Мне стало не по себе, и я грустно побрела к дому.
Фонарь посреди улицы горел ярко и уверенно, громко лаяли собаки, две старухи сидели на лавочке около одного из домов. Мы кивнули друг другу. Ко мне подбежал Портос, ткнулся в ладонь мокрым носом.
Я медленно шагала по лесной дорожке, а пёс верно провожал меня. Шёлковые листья берёзы погладили меня по лицу, впереди зажелтел фонарь. Я обошла лужу рядом с калиткой и поднялась на крыльцо. Портос остановился в неуверенности около, покачал хвостом.
– Спасибо, что проводил, – поблагодарила я его. – Теперь иди домой.
Собака стояла.
– Печенюшку хочешь? Сейчас принесу…
И тут у сарая промелькнула чья-то тень. Я заскочила за дверь и трясущейся рукой накинула крючок. На крыльцо зашёл Портос, сунул нос в щель между косяком и дверью. Я затаилась.
Пёс глухо полаял в темноту и, громко зевнув, развалился на крыльце.