2 глава
Дорога в город шла через лес. Анфиса то и дело поглядывала в темное окошечко, а каждая кочка, на которой она подпрыгивала вместе с повозкой, причиняла ей столько боли, что слезы просто градом катились из ее больших перепуганных глаз. И вдруг, ей стало настолько больно, что она стала кричать во весь голос, пугая этим, сидящего возле нее молодого барина, который, как беспомощный мальчишка теперь не знал, что предпринять. Как облегчить страдания жены, которая была готова сейчас выпрыгнуть прямо в снег, лишь бы только ее тело больше не сотрясалось?
– Остановите! Остановите! – просила она.
– Да что же ты делаешь, глупая?! – тяжело вздыхал мужчина, прижимая свою любимую женщину к себе поближе. – Мы же в лесу сейчас! На улице мороз! Потерпи, родная, потерпи!
Но тут повозка остановилась.
– В чем дело? – кричал и злился на слугу Павел, – почему мы стоим?
– Не гневайтесь, барин, я просто услышал, как кричит Анфиса Павловна и подумал…
– Что ты подумал? Заморозить нас здесь подумал? «Подумал» он! Я тут думаю!
– Ох, загубите Вы бедную Анфису Павловну, батюшка, и ребеночка загубите своего! – не унимался Петр. – Вы же видите, рожает она!
– И что ты мне прикажешь делать? Самому на морозе роды принимать?
– Сейчас, батюшка-барин, сейчас, все будет хорошо! – решительно ответил старый слуга и побежал куда-то вглубь леса.
– Куда это ты, Петр? Пе-е-етр! – кричал мужчина. – Да что же это делается?!
Бедный Павел Иванович обхватил голову руками и стоял, как ребенок, которого бросили одного, не зная, что делать! Отчаяние, боль, а еще и чувство вины теперь просто убивали его. Но тут он собрался с силами, вытер перчаткой слезы и пошел к жене. Почувствовав на себе ответственность за ее жизнь, он снял с себя шубу и укутал ею трясущуюся женщину с головы до ног, как маленького ребенка, а сам сел рядом и, закрыв глаза, произнес шепотом молитву.
В это время в глубине леса в небольшой хатке горел свет. За столом сидела женщина: не очень молодая, но еще и не старая. Она смотрела в одну точку и о чем-то размышляла сама про себя.
– Почему ты не спишь? – бурчал из другой комнаты муж.
– Да что-то не спится! – отвечала нехотя женщина, поднимая с пола выпавший из руки гребешок.
– Опять ты за свое?! Снова о ребеночке думаешь? Пора уже смириться может?! Сколько уже страдаешь! Хватит! И себя и меня этим измучила!
– Ну, почему, Вань?! За что нам такое, а? Живем ведь беднее всех, и детей у нас нет – все ни как у людей! Состаримся уже скоро! Даже кружку воды подать некому будет! Совсем одни-одинешеньки!
– Да ладно тебе причитать! Что уж мы прямо-таки совсем одни? Вон брат твой постоянно заезжает, гостинцы тебе тащит! Сама ведь захотела здесь жить! А деревня-то под боком! И в дом тебя батька звал! Но ты же – гордая. «Отдельно – говоришь – хочу! Хозяйкой себе быть!» Вот и будь! Что ты теперь стонешь?
– Перестань! Тихо! – насторожилась женщина.– Слышишь?! Снег как скрепит! Кого это к нам несет в такой час?!
– Да брось ты, глупая баба, кто тут будет ходить у нас ночью?! – ворчал мужик, а сам между тем уже быстренько взял со спинки стула штаны и рубаху…
– Ой, батюшки, стучатся! – перекрестилась женщина и попятилась от двери. – Кто там?
– Да это я, Марусь, открывай уже скорее! – послышался знакомый голос за дверью.
– Петя?!
– Да открывай ты уже, брата не узнала?! Чего стоишь? – ворчал мужик, натягивающий на ходу рубаху. – Не мешайся уже лучше – сам открою!
И не успел он открыть дверь, как Петр прямо с порога скомандовал:
– Одевайся живее, Иван! Со мной пойдешь! И фонарь захвати! А ты, Марусь, ставь таз с водой на печь, да поскорее, слышишь?! Будешь сейчас роды принимать!
После этих слов Петр стянул с кровати какое-то старое покрывало, и, перекинув его одним концом через плечо, скрылся за дверью.
– Вот это да! – прошептала Мария, пытаясь поплотнее притянуть к себе дверь, чтобы не дуло из щели. Толи от холода, толи от страха по ее телу пробежала вдруг мелкая-мелкая дрожь, а ноги сами побежали к бочонку с водой. – Неужели в моем доме сегодня родится малыш?! – повторяла и повторяла взволнованная женщина.