4
– Луиз Берджесс? – выкрикивает мужчина в бледно-голубом халате.
Лу встает с кресла.
– Это я.
– Сюда, пожалуйста.
Он ведет Лу и Софию в комнату ожидания.
– Я так понимаю, вы ее подруга? – спрашивает он через плечо.
– Я ее партнер.
– Ясно. А я врач ультразвуковой диагностики. – Он обращается к Лу: – Не могли бы вы переодеться в больничную одежду? – Он задергивает занавеску, чтобы оставить Лу одну.
Лу ужасно хочется в туалет по-маленькому. Ей было велено приходить с полным мочевым пузырем, а теперь, без джинсов и трусиков, стало только хуже. В туалет хочется так сильно, что она уже не волнуется из-за результатов обследования. Она бросает одежду на пол и даже не утруждает себя тем, чтобы завязать завязки на ночной рубашке.
– Лягте, пожалуйста, сюда, – врач хлопает по кушетке рядом с аппаратом УЗИ. – Сейчас я нанесу вам специальный гель на живот.
Господи, какой он холодный.
– Это еще зачем? – София подходит поближе, чтобы посмотреть.
– Он помогает проводить звуковые волны к датчику. Они будут отражаться от органов в вашем теле. В данном случае в брюшной полости. А компьютер, – жестом показывает врач, – превратит отраженные волны в картинку.
София вглядывается в экран.
– Круто.
Лу хочет, чтобы они заткнулись, чтобы врач мог уже начать исследование. Иначе она описается прямо на него.
– Хотите посмотреть? – спрашивает ее врач.
– Наверное, да, – мямлит Лу, хотя подобная перспектива ужасает ее.
Он разворачивает монитор в ее сторону, двигая датчиком вверх-вниз, и Лу различает расплывчатые черно-белые пятна, словно телевизор без антенны поймал какой-то канал-призрак. Она понятия не имеет, что это за пятна. София подходит поближе и берет Лу за руку.
– Ты в порядке?
Лу кивает?
– Вы видите, в чем проблема? – спрашивает она у узиста и сжимает ладонь Софии.
Вечером святилище шале – это заслуженное противоядие от вызова склонов: если дни полны яркого солнца и красивых пейзажей на мили вокруг, то ночи проходят в уютной норке: мягкий свет, камин с горящими поленьями и теплые оттенки сосновых стен, сочетающиеся с темно-красными тонами савойского[10] декора. В кастрюльке в духовке булькает жаркое из курицы, а Рич лежит на диване в своем любимом спортивном костюме, его лицо порозовело и сияет после свежего воздуха и ароматной ванны. Муж пышет здоровьем и кажется таким счастливым. Кэт ощущает прилив любви. Она гордится им, его физическими данными и спортивной формой.
– Принести тебе пива? – предлагает она.
– Я бы предпочел вина.
Она тоже выпьет бокальчик, это облегчит разговор. Кэт приносит два бокала и бутылку из кухни.
– Я хотела кое о чем с тобой поговорить.
– Да? – Это паршивый штопор. Муж видит, что у нее не получается. – Давай я.
Кэт протягивает бутылку.
– Просто я сегодня подумала о… ммм… – Господи, как начать разговор. Стоило бы все обдумать. Рич поднимает голову, он обеспокоен. Кэт быстро добавляет: – Ничего плохого.
– Слава богу!
Раздается громкий хлопок, вино открыто.
– Ясно, что лечение окончено. Здорово было услышать, что можно не появляться в больнице ближайшие полгода. Я испытываю такое облегчение, что с трудом в это верю.
Рич кивает. Он наполняет бокалы и поднимает тост.
– Замечательно! – Он пододвигает ноги, освобождая место, чтобы жена села. – Это действительно важное событие.
Кэт садится.
– Но ты же понимаешь, что рак может вернуться в какой-то момент. Может, не сейчас, может быть, только через годы. Мы не знаем. Свобода означает лишь то, что я свободна сию минуту, а не навеки.
– Да, я понимаю, но не думаю, что нужно настраиваться на это.
Кэт вздрагивает. Сложно сформулировать так, чтобы муж ее понял.
– Но приходится, дорогой. В свете тех важных решений, которые мы принимаем, приходится.
Рич хмурится. Она понимает, что муж не любит такие разговоры. Он говорит, что ему тяжело, поскольку он ее любит, тем не менее они не могут обманывать себя.
Кэт колеблется, а потом ни с того ни с сего начинает плакать.
Гигантские капли стекают по щекам, и их невозможно остановить. Она ошарашена так же, как и Рич, отставляет бокал в сторону, чтобы собраться с духом.
Рич пододвигается к ней.
– Ну же, милая, не плачь. Ты так радовалась всю эту неделю. Это такое замечательное окончание паршивого года, не раскисай. Все хорошо, и с тобой все нормально… ты все преодолела. Ты справилась.
– Прости. – Кэт громко всхлипывает. – Я не знаю, с чего это я вдруг.
Она вытирает глаза рукавом. Рич улыбается:
– Ты всю эту неделю не плакала, так что слезы, наверное, рвутся наружу, интересуются, почему им не устроили проветривание.
Это правда, с тех пор как ей поставили диагноз, Кэт много плакала. Но они так и не перешли к теме, которую Кэт пыталась обсудить.
– Меня волнует не рак, а кое-что еще. – Она закидывает ноги поверх его ног и легонько толкает его в бок локтем, подавая условный сигнал, чтобы муж погладил ее ноги.
Рич повинуется. Наверное, стоит начать с конца, а не с начала.
– Когда ты вчера ушел на урок, я наблюдала за малышами на детском склоне… Короче, с тех пор я все время думаю… – Она смотрит на реакцию мужа. Он перестает улыбаться, на лице появляется любопытство и сомнение. – С тех пор как я заболела, изменились мои взгляды на будущее. Приоритеты стали другими. Я по-новому оценила, что действительно важно.
– И я тоже, – признается Рич. Они уже об этом говорили.
– Это заставило меня понять, насколько важны для меня друзья, семья и особенно ты. В следующем году я хочу начать все сначала. Ты знаешь, работа в галерее не кажется мне особо интересной… – Еще один глубокий вдох, а потом она выпаливает: – Я хочу ребенка.
Рич явно в недоумении.
– Но я думал… нам же сказали, что после лечения это… невозможно.
– Я в курсе! – Теперь она уже рыдает в голос и понимает, что со стороны это выглядит смешно. Кэт надеется, что Рич не воспринимает слезы как шантаж, но не в силах остановиться. – Не стоит напоминать, что мне удалили чертовы яичники!
Рич морщится.
– Я знаю, что это сложно, могу лишь представить, насколько сложно. Ты была такой сильной, такой умницей. Я тобой очень горжусь. Я думал, что мы свыклись с ситуацией. Мы же раньше говорили об этом, и меня все устраивает, любимая.
– И это я тоже знаю. – Кэт снова тянется за вином, делает большой глоток, пытаясь справиться со слезами. – По крайней мере, ты так говоришь. Но это не устраивает меня.
Рич гладит ее по ногам. Она знает мужа очень хорошо, видит, как вытягивается его лицо, понятное дело, что он просто подстраивается под нее.
– О чем ты?
– Сама не знаю. – Она вспоминает малышей, которые паровозиком едут по склону, и маленькую девочку, которая упала, а еще Альфи и Дома, и чувствует, как ее сковывает тоска. – Я передумала. В прошлый раз, когда мы обсуждали этот вопрос, я проходила лечение, пришлось отгородиться от этой проблемы. Но теперь я совсем в другом месте. Помнишь, мы ведь пытались зачать ребенка перед тем, как я заболела.
– Разумеется, я помню. – Рак потому и обнаружили, что возникли проблемы с зачатием. Наконец он произносит: – Думаешь, стоит подумать об усыновлении?
Кэт размышляла об этом.
– Я не уверена, что у нас получится. Мы ведь уже немолоды, да? Ну или я… мне кажется, приемным родителям должно быть до сорока… – Слезы продолжают течь, хотя и не так интенсивно. Рич встает и приносит салфетки из ванной.
– Мы могли бы выяснить, – говорит он, протягивая Кэт салфетки.
– Ну да. – Она высмаркивается и вытирает глаза. Вся салфетка теперь в черных подтеках туши. Наверное, у нее на лице черт знает что. В камине потрескивают дрова. – Ты уверен? – спрашивает Кэт через некоторое время. – Я не хочу давить на тебя.
– А ты и не давишь. – Но Рич все еще хмурится. – Но я думаю, что ты права и мы не подходим по возрасту. – Он снова поглаживает ее ногу.
– Может, есть альтернатива усыновлению?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну можно использовать твою сперму…
– Ммм?
– И чьи-нибудь яйцеклетки.
– Понятно. – Он откидывается назад, медленно выдыхает и проводит рукой по волосам. – Дорогая, я не в курсе подобных технологий.
– Я просто размышляю вслух.
– Ты говоришь о суррогатном материнстве?
– Да, наверное…
– Вот тебе на! – Рич поднимает брови. – Я не уверен…
У Кэт опускаются плечи.
– А почему нет?
– Не знаю… я не говорю категорически «нет». Мне просто нужно подумать над подобным вариантом. Платить какой-то девушке, чтобы та родила нам ребенка… подвергнуть ее стрессу беременности… – Он качает головой.
Кэт чувствует смесь раздражения и признательности. Если бы Рич не был таким добрым и принципиальным, то его бы это не смущало, но она любит его именно за эти качества. Кэт произносит:
– Но разве не лучше было бы, если бы ребенок был, по крайней мере, твоим?
– Ну да… Прости, любимая, но ты меня немного опередила. Дай мне немного времени все переварить. Понимаешь, я уже отложил все это на потом, и тут вдруг…
– Отложил на потом! Значит, ты не отказался от самой идеи!
– Что, прости?
– Ты думаешь об этом, и эта идея вызревает, кипит на медленном огне.
Кэт подпрыгивает при этих словах. Рича, похоже, напугала та скорость, с которой жена интерпретировала его слова.
– Может быть…
– Я знаю, что тебе нужно подумать, как и мне. Мне просто хотелось поговорить с тобой.
– Просто я не уверен, что хочу стать отцом ребенка какой-то другой женщины. Ты моя жена. Каково будет тебе?
– Не знаю. Наверное, немного странно.
– Вот и я о том. – Его лицо проясняется, он уже пришел к определенному выводу. – Дело даже не в том, сможем ли мы себе это позволить, хотя я и сомневаюсь, что сможем, мне кажется, услуги суррогатной матери стоят десятки тысяч фунтов. Я не уверен, что это вообще законно, боюсь, придется ехать в Америку. Но в любом случае есть что-то неправильное в том, чтобы использовать чье-то тело как инкубатор.
Кэт расстроена, но она понимает мужа. Ей и самой не по душе эта идея.
Он притягивает ее к себе, чтобы обнять.
– Прости.
Кэт утыкается носом в грудь Рича, ища утешения, вдыхает аромат его спортивного джемпера, который впитал его собственный запах. Она гладит бархатистую ткань. Этот джемпер нравится Кэт, он ему очень идет. Пламя в камине догорает. Нужно бы подкинуть полено. Да и кастрюльку пора снимать.
– Я просто тебя люблю, – произносит Кэт, поднимая голову. Но следующие слова сказать сложнее всего, но она полна решимости и должна это сделать. – И не хочу лишать тебя шанса стать отцом…
– Но ты не…
– …только потому, что у меня не может быть детей, – заканчивает начатую фразу Кэт.
– У меня было время смириться с этим, пока ты болела.
– Тем не менее ты моложе меня, и ты здоров. – Неужели обязательно об этом говорить? – Я не думаю, что это справедливо.
Рич отстраняется от Кэт.
– Ты сейчас о чем? Я что, должен бросить тебя и закрутить роман с кем-то еще? Черт, Кэт, ты моя жена, и этим все сказано. Или, может, ты сама хочешь избавиться от меня?
Он сердито сжимает губы.
– Я не об этом. – Кэт путается, пытаясь разобраться в этих проблемах. Но, по крайней мере, она перестала плакать. – Я ведь говорила о том, чтобы нам с тобой завести ребенка, глупый.
– Ну да. – Он смягчается. – Но как?
– Так я же не знаю! – Кэт вскидывает руки. – Просто хотела обсудить эту тему, ведь раньше я молчала. Пока болела. До сих пор я не могла об этом думать. Мне казалось, что я умру, но я не умерла. Я все еще здесь. Я в курсе, что мне сожгли внутренности этой мерзкой химией, но ведь мы мало знаем о возможностях современной медицины… Может, когда вернемся домой, то изучим варианты, а не станем просто полностью списывать себя со счетов.
Рич вздыхает и тянется, чтобы снова обнять жену.
– Просто мне не хочется, чтобы ты тешила себя пустыми надеждами.
– Я понимаю, понимаю.
Он ерошит ее волосы.
– Ты и так прошла через такие испытания.
Муж прав, и он пытается защитить ее. Кэт чувствует, как снова подступают слезы, но в глубине души понимает, что этих доводов недостаточно, чтобы оставить ее попытки изменить ситуацию.
– Мне так хочется стать мамой…
В голове у Рича кружится целый рой мыслей. Кэт уснула почти сразу, как только ее голова коснулась подушки, и сейчас лежит у него под боком, свернувшись калачиком, как эмоционально измотанный ребенок. А он обдумывает их сегодняшний разговор. Все говорили, что он безупречно вел себя во время болезни жены: просто скала, не муж, а сокровище. Только на прошлой неделе его мать Джуди сказала: «Кэт не справилась бы без тебя». Но это преувеличение, считает Рич. Возможно, благодаря ему испытание было не столь ужасно, но Кэт справилась в первую очередь благодаря докторам и самой себе. Он просто был рядом. Что касается сравнений со скалой, то часто Рич ощущал себя порцией желе, хотя никогда и не говорил об этом вслух. Кэт и так была в растрепанных чувствах – то в отчаянии, то переполнена решимостью, – и меньше всего ей нужно было видеть его смятение. На самом деле, скрываясь под маской невозмутимости и спокойствия, все эти два года Рич провел в ужасе. Он боялся потерять жену, боялся услышать слова «к сожалению, мы больше ничего не можем сделать», боялся не справиться, задать не те вопросы, сказать что-то не то ее родным, боялся подвести Кэт. Более того, ему пришлось полностью пересмотреть свои планы на будущее. До болезни Кэт он считал, что знает, в каком направлении движется его жизнь. Нет, точной карты не было, но перед мысленным взором лежал четко прочерченный маршрут, который можно было подкорректировать и нарисовать заново. Может быть, они переехали бы ближе к центру Лидс, в Икли, или в Гайзли – куда-то поближе к Дейлсу. У него появилось бы больше времени для занятий спортом и новая машина. В идеале хотелось бы и развития карьеры, Рич предпочел бы больше уверенности, денег и ответственности, хотя по сравнению со многими друзьями у него все не так уж и плохо. Но одно было ясно, поскольку, как выразилась Кэт, она была «не первой молодости» к моменту их знакомства, – пора заводить детей. Причем как можно быстрее.
И тут вдруг этот рак.
Сначала они просто жили сегодняшним днем, преодолевая препятствия по мере их появления: операция, химиотерапия, пониженный иммунитет, выпадение волос. Потом после терапии они столкнулись с новой реальностью, и Рич позволил себе думать о будущем, однако перспективы изменились. Никакой наивной уверенности, что он состарится рядом с Кэт, уже не было, однако он все же перестал думать, как это было сразу после постановки диагноза, что она умрет в любую минуту. Рич сам не знал, что ждет впереди. Карьера тоже была под угрозой, коллег увольняли, ему приходилось чаще ездить в командировки, больше работать. Поэтому Рич обуздал свои ожидания, да и перспектива перестала быть такой уж панорамной, как раньше. Она стала более туманной, прорисованной лишь легкими штрихами. Да, детям, если он останется с Кэт (признаться честно, бывали минуты сомнения, когда он размышлял, хватит ли у него сил), в этих планах больше не было места. Так ведь?
Рич переваривал информацию не так быстро, как жена. Может, на лыжах он и катался со свистом, но по скорости мыслительного процесса Кэт была зайцем, а он черепахой, да и в последнее время Рич сосредоточился на том, чтобы нужды и потребности Кэт стояли на первом месте, и в этом состояла разница между ними.
Время от времени Рич разочаровывался сам в себе, но Кэт говорила, что это создает баланс в паре, ей нужен Рич, чтобы «заземлить» ее, и он в нее верит, а вот если бы оба были такими упертым и импульсивным, как Кэт, то их отношения, наверное, взорвались бы. Тем не менее порой ему нужно время, чтобы понять, где он находится и что нужно делать.
Лежать без сна он больше не мог, но завтра ему хотелось быть бодрым, поскольку он с удовольствием снова оттачивал свои навыки. Может, если встать, то мысли прекратят пениться. Рич осторожно вылезает из кровати, на цыпочках идет в ванную, включает свет и закрывает дверь.
Проходит несколько секунд, прежде чем зрачки привыкают к свету. Он щурится, потом медленно размыкает ресницы и смотрит на себя в зеркало.
Волосы всклокочены и торчат во все стороны. Осоловелый, да и побриться бы не мешало. А во всем остальном он выглядит точно так, как и обычно.