Глава вторая
Поверхность озера Хипл снова вздрогнула. По щекам скатились две струйки слез. Дуган затянулся, понял, что сигарета давно истлела, выбросил ее за окно, закурил новую, допил оставшуюся в бутылке водку, попытался вспомнить, где лежит в сарае старый кольт. Вместо оружия перед глазами появился кожаный дневник старика Пирса.
– Сделка с демоном, значит? – проворчал Дуган, выбираясь из пикапа.
От выпитого мир кружился, норовя уйти из-под ног. Идея продать душу казалась если не хорошей, то забавной уж точно. Перекресток дорог был прямо за пикапом, нож, чтобы отрезать прядь волос, в бардачке. Алкоголь превращал мир в нечто нереальное и пластичное, словно глина, к которой нужно лишь приложить умелые руки, чтобы получился шедевр.
– И никакого оружия! – пробубнил Дуган. – По крайней мере, не сегодня. – Он достал из багажника лопату. – Интересно, как глубоко нужно копать?
Дуган выкопал едва заметную яму, бросил в нее прядь своих волос, затоптал холмик ногами, закурил, огляделся. Ничего. Никого. Он выругался, вспомнил об оставшемся пиве. Связь с миром окончательно нарушилась. Дуган вернулся на перекресток, удивляясь, как еще умудряется стоять на ногах. Звезды и серебристый месяц вращались в безумном хороводе. Черные дороги, уходящие от перекрестка, казались бесконечными. Дуган замер, увидев блеклый силуэт. Женщина. Блондинка из шестидесятых с прической, похожей на свежий сливочный пудинг. Она приближалась, рассекая полумрак, словно светилась изнутри.
– Ого! – Дуган сунул в рот сигарету, безрезультатно пытаясь прикурить.
– Держи, – голос у женщины был низким, но приятным.
Вспыхнула зажигалка у нее в руке. Желтое пламя облизало сигарету Дугана. Он затянулся, выпустил через нос дым, пригляделся.
– Дерьмо! – буркнул он, не понимая, как женщина может светиться изнутри.
– Я не нравлюсь тебе? – спросила она.
– Не нравишься? Нет. Просто я в таком состоянии, а ты такая светлая…
– Словно маяк, к которому хочется плыть?
– Да. Верно. Словно маяк. – Дуган снова затянулся. – Дать тебе сигарету или пиво? У меня, кажется, в машине осталось…
– Боюсь, я здесь не для этого, – женщина снова улыбнулась.
– Вот как… – Дуган снова попытался присмотреться к ней. – Постой. Мне кажется, я тебя знаю… Ты… – он огляделся, словно ожидая розыгрыша. – Ты девушка с картины того старика. Верно?
– Ты позвал меня, чтобы говорить о картинах? – спросила женщина, и на мгновение Дугану показалось, что на ее щеке появилась красная полоска крови, которую он видел на картине. Он тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями.
– Так это о тебе писал старик Пирс в своем дневнике? – осенило Дугана.
– Пирс? – женщина склонила на бок голову, словно пытаясь вспомнить.
– Я покажу! – оживился Дуган, устремляясь к пикапу отца. Дневник в кожаной обложке лежал на пассажирском сиденье. – Вот, – Дуган обернулся, держа его в руке. – Посмотри.
– Не думаю, что ты позвал меня для этого. – Женщина забрала у него дневник и бросила обратно в пикап. – Чего ты хочешь?
– Я? Ну…
– Не торопись. – Женщина взяла у него сигарету, затянулась. – У нас впереди целая ночь.
– Вот как? – Дуган в очередной раз огляделся. – И какой будет плата?
– Плата? – на ярко-красных губах появилась улыбка. – Да сущий пустяк, особенно для человека, который собирается пустить себе пулю в лоб! – женщина прищурилась, вглядываясь Дугану в глаза. – Ведь так? Я угадала? – Дуган молчал. – И дело не в отсутствии спроса на твои книги. Да. Возможно…
– Ну хватит! – крикнул Дуган. – Я согласен.
– Что? Так сразу?
– Да. Говори, что нужно делать.
– Да ничего не нужно делать. Ты же не дом продаешь. Просто живи и наслаждайся подарками судьбы.
– Десять лет?
– Именно.
– А что потом?
– Потом я заберу твою душу, и наша сделка закончится. Ты снова станешь тем, кто ты сейчас. И ради бога, не переживай о своем бессмертии. Наша сделка не затрагивает ничего подобного.
– Тогда зачем тебе моя душа?
– Затем, что она у тебя есть. Считай, что это дар, которым можно воспользоваться, как ты сейчас, или просто спустить в унитаз. – Женщина снова забрала у него дотлевающую сигарету, затянулась, попыталась вернуть.
– Оставь себе, – отмахнулся Дуган, закуривая новую.
– Хорошо, – женщина широко улыбнулась.
– Да, – Дуган улыбнулся в ответ. – Могу угостить пивом. Кажется, в машине кое-что еще осталось… – он забрался в кабину, отыскал бутылку пива. – Вот… – Дуган растерянно огляделся. Перекресток снова был пуст. Или же был пуст всегда, а все эти видения всего лишь алкогольное отравление? – А плевать! – Дуган открыл бутылку пива, сделал пару глотков, сел за руль, включил зажигание, понимая, что ехать все равно не сможет. – На все плевать! – проворчал он, откидываясь на спинку жесткого сиденья.
Снов не было. Лишь какие-то разрозненные мазки кисти по разноцветному холсту. Иногда эту кисть держала рука Микелы, иногда старика Пирса. В последнем Дуган не сомневался, потому что старик рисовал боксерский матч, зал, наполненный людьми, поцелуй блондинок. Детальность поражала и начинала сводить с ума. Дугану казалось, что он не только видит эту картину, но и сам присутствует там. Нужно лишь присмотреться, и он отыщет себя в толпе – где-то там, в самом центре, затерянного среди возбужденных мужчин и женщин. Дуган вздрогнул, почувствовав, как глаз цепляется за знакомые черты. Его черты – Дугана Белфорда. Человек на картине был чуть старше, одет по моде шестидесятых, пострижен и причесан, но сомнений не было – это был он. Дуган снова вздрогнул, проснулся.
– Нет. Не может быть, – пробормотал он, все еще не избавившись от обрывков сна. – Так не бывает, – решительно заявил он себе, однако, вернувшись домой, так и не смог избавиться от желания снова изучить картину. Только теперь не ту картину, что снилась ему, а ту, что висела на стене в его комнате.
Он лег на кровать и долго убеждал себя, что у него похмелье и лучше будет немного поспать. Убеждал, изучая картину с кровати. Лица в толпе были слишком крохотными, чтобы видеть их с такого расстояния, поэтому при желании можно было различить знакомые черты чуть ли не в каждом светловолосом посетителе, пришедшем на матч.
– Да ну к черту!
Дуган поднялся на ноги и подошел к картине. В нос ударил запах краски. В глазах зарябило от множества лиц. Но никого похожего. Даже близко. Дуган выругался, вернулся в кровать, попытался заснуть, услышал, как хлопнул входной дверью отец, уезжая на работу, снова выругался.
В памяти медленно воскресала проведенная возле озера ночь. Перекресток дорог, дневник Пирса, женщина с прической, похожей на сливочный пудинг… Взгляд невольно потянулся к картине. Теперь Дугану начало казаться, что женщина на рисунке смотрит прямо на него, зная их тайну. Тайну этой ночи. Дуган вспомнил вкус помады, оставшийся на фильтре сигареты той женщины, задумался, снова устремляя взгляд к картине. Из минувшей ночи эхом пришел запах женщины, которую он видел. Женщины с картины. Запах ее волос, ее дыхания, ее духов. Дуган повернулся на бок, пытаясь уснуть.
«Я все еще пьян», – подумал он, закрывая глаза, но мысли были чистыми и ясными. Они плыли и плыли, и на сон не было и намека. Дуган вспомнил о сломавшейся машине, принял душ, переоделся, вышел на улицу, надеясь, что удастся оживить «Хонду».
Соседские дети выбежали на улицу и, пользуясь безветренной погодой, начали играть в бадминтон. Дуган поднял капот, проверил аккумулятор, закурил сигарету. Соседские дети весело рассмеялись. Где-то залаяла собака. Почтальон бросил в ящик соседского дома пару газет, направился, не поднимая головы, к дому Дугана. Скрипнула крышка старого почтового ящика. Дуган поднялся на ноги. Под свежим выпуском «Кэпитал Джорнал» лежало письмо от издательства в Су-Фолсе. В конверте был чек на 1000 долларов на имя Дугана Генри Белфорда и сухое предложение к сотрудничеству в будущем.
Дуган спрятал чек в карман, выбросил письмо в корзину для мусора и нервно закурил сигарету. Деньги он получал и раньше, да и книги его уже выходили ограниченным тиражом, но вот душу он прежде не продавал. Перед глазами появился четкий образ белокурой женщины, похожей на кинозвезду шестидесятых годов прошлого века. Образ, который Дуган считал плодом своего воображения. Но этот образ оживал, заставлял сердце биться сильнее.
Дуган недоверчиво огляделся. «И почему письмо должно было прийти именно сегодня?!» – гневно подумал он, пытаясь заставить себя успокоиться, а ноги уже несли его прочь от дома, к озеру Хипл, туда, где он провел прошлую ночь. Мимо проезжали машины, но Дуган не замечал их. Не заметил он и поезда, прогрохотавшего совсем рядом. Все это были мелочи, незначительные детали, за которые не цеплялся взгляд.
Дуган побежал, не сразу поняв, что бежит. Сердце бешено колотилось в груди, требуя движения. Где-то далеко, в голове, зазвучал голос женщины, которую он видел ночью. «Выдуманной женщины», – сказал себе Дуган. Об удаче и прочих благах, что несла ему заключенная ночью сделка, он не думал. Сейчас больше волновал факт самой сделки. Ведь если это правда, если…
Он остановился, увидев оставшиеся на пыльной дороге следы колес пикапа, на котором он приезжал сюда ночью. По железной дороге снова прошел поезд. Дуган вздрогнул, обернулся, проводил состав растерянным взглядом, подошел к месту, где стоял вчера пикап, опустил голову, увидел окурок со следами красной помады, выругался, огляделся.
«Женщина. Женщина с картины. Она была здесь. Была. Была».
Дуган поднял окурок. Запах оживил воспоминания, практически материализовал их. Сумрак затянул мир. Где-то далеко заиграло включившееся в пикапе радио. Дуган почувствовал запах бензина и тонкий аромат духов женщины с картины. Темнота сгустилась. Где-то далеко зазвучали голоса. Мужской и женский. Дуган прислушался, вздрогнул, тряхнул головой. Голоса ушли. Но на их месте тут же появился далекий гул. Дуган не сразу понял, что это громыхает пассажирский поезд. Сигарета истлела и обожгла пальцы. Боль прогнала оцепенение.
«Такими темпами и свихнуться недолго», – подумал Дуган, но мысль показалась какой-то далекой и не имеющей права на жизнь.
Он выбил из пачки сигарету и неспеша поплелся на Ван-Бюрен-авеню, к дому старика Пирса.
– Не думала, что ты придешь, – сказала Микела, открыв ему дверь.
– Да я и сам не думал, – пробубнил Дуган.
– Что-то случилось?
– Не знаю. – Он достал сигарету, предложил Микеле. Она не отказалась.
Они сели на крыльце, закурили.
– Вчера я ездил к озеру Хипл, – тихо сказал Дуган, глядя себе под ноги, где по старым ступеням ползали муравьи. – Там был старый перекресток… Я был пьян… В общем, я вспомнил о дневнике старика Пирса, как он продал свою душу в обмен на славу, и… – Дуган замолчал, буквально чувствуя, как Микела силится сдержать смех.
– И как выглядел демон? – спросила она неестественно серьезно.
– Как женщина с картины Пирса, – сказал Дуган, кисло улыбаясь.
– Та женщина, что целует другую женщину?
– Да.
– Да, – Микела шумно выдохнула. – Думаю, ты был очень пьян вчера.
– Очень.
– Тогда не страшно.
– Я тоже так думал. – Дуган стряхнул с ботинка наглого муравья. – Но потом пришло письмо из Су-Фолса и чек на 1000 долларов.
– Из издательства?
– Да.
– Мне казалось, ты говорил, что уже печатался.
– Это хорошее издательство. К тому же странно, что письмо пришло в это утро, после того, как я…
– Думаю, это случайность.
– Я тоже так подумал. – Дуган наступил на кучку муравьев. Никого раздавить не удалось. Муравьи разбежались, спрятались, снова начали выползать из трещин.
– Есть что-то еще? – спросила Микела, неосознанно тоже начав охоту на муравьев.
– Я ходил утром к озеру. Нашел сигарету, которую курила женщина с картины.
– Так демон еще и курил? – не то серьезно, не то забавляясь спросила Микела.
– Сомневаюсь, что это был демон, – сказал Дуган монотонно.
– И что ты думаешь?
– Не знаю. – Он повернулся к Микеле. – Может быть, ты разрешишь мне войти в дом Пирса и оглядеться?
– Я разрешу тебе помочь мне прибраться в доме Пирса.
– Хорошо. – Дуган отшвырнул сигарету.
Дверь в дом была не заперта. Дуган знал это, но ждал, когда Микела докурит и войдет первой.
– Дамы вперед, да? – пошутила она. Ее сигарета была уже выброшена, но изо рта с дыханием все еще выходили остатки синего дыма. – И не бойся. В доме нет ни монстров, ни демонов.
– Я и не боюсь. – Дуган переступил порог.
Старые доски скрипнули, в нос ударил запах сырости. Еще один шаг – ноги утонули в мягком ковре.
– Если хочешь посмотреть кабинет Пирса, то это прямо по коридору, последняя дверь, – сказала Микела, увидела сомнение на лице Дугана, улыбнулась. – И не думай, здесь все равно красть нечего. Иди. А я пока открою все окна, а то чувство такое, что я нахожусь в старом склепе, а не в жилом доме.
– Да, – Дуган кивнул, бросая недоверчивый взгляд на зашторенные окна. – Действительно как в склепе.
– Да иди же! – рассмеялась Микела, толкая его в сторону коридора. Дуган снова кивнул.
В узком коридоре он почувствовал себя неуютно. Темные обои, темные двери. Дуган остановился возле двери в кабинет Пирса. Дверная ручка со скрежетом повернулась, но дверь не открылась.
– Толкни ее! – крикнула Микела откуда-то из глубины дома. Дуган подчинился.
Дверь скрипнула, открылась. Дуган замер, привыкая к темноте, попытался осторожно нашарить на стене выключатель. Вспыхнул свет. Тысячи сделанных карандашом и расклеенных на стенах рисунков ожили, вызвав головокружение. Окон в комнате не было. В центре стоял огромный стол, заваленный рисунками. Рисунки на стенах, рисунки на столе, на полу. Дуган осторожно поднял голову. Да, рисунки были даже на потолке. Десятки тысяч персонажей из забытых мультфильмов и комиксов. Везде. Повсюду. Словно хозяин кабинета хотел всецело посвятить себя работе в этом кабинете, исключив любой намек на реальность.
– Пахнет безумием, правда? – спросила Микела, заглядывая в комнату через плечо Дугана.
– Не то слово.
– Хочешь стать таким же?
– Сомневаюсь.
– Тогда выбрось из головы демонов и женщин из газетных вырезок. – Микела ткнула его в плечо. – Можешь начать убираться с этой комнаты.
– Хочешь сказать, что это все нужно выбросить? – Дуган растерянно смотрел на мультяшных персонажей. – Но ведь это же…
– Рисунки?
– Да. Кто-то работал над этим. Старался.
– Можешь взять их себе. – Микела снова ткнула его кулаком в плечо. – Хотя, думаю, это будет выглядеть так же ненормально, как рассказ о том, как ты продал душу.
– Я был пьян.
– Именно!
– И картинки эти мне не нужны.
– Вот и отлично. Сорви тогда их со стен… – Микела заглянула в комнату. – Со стен и потолка… Черт, кажется, старик действительно спятил на старости лет. – Она качнула головой, заставляя себя не думать об этом. – В общем, на заднем дворе есть мусорный ящик, можешь отнести все туда.
– Если раньше не сойду с ума, – проворчал Дуган, заходя в комнату.
Какое-то время он ничего не делал. Просто стоял и оглядывался, пытаясь привыкнуть к обстановке. Безумие окружало его. Безумие, поселившееся в этой комнате. У него было лицо – тысячи забавных зверьков и героев комиксов. У него был запах – запах бумаги, карандашей, красок, пыли. У него даже был голос – гнетущий шум тишины.
Дуган осторожно вытянул руку, сорвал со стены один из рисунков. Зашуршала бумага. На мгновение Дугану показалось, что недовольно зашептали все остальные рисунки в этой комнате, протестуя против вторжения незнакомца. Дуган замер, не особенно понимая, чего ждет. Может быть, сейчас все эти мохнатые зверьки и злодеи спрыгнут со страниц и накинутся на бесцеремонного захватчика? Дуган натянуто рассмеялся, сорвал со стены еще один рисунок, скомкал, бросил себе под ноги, потянулся к следующему рисунку, замер. Созданная карандашом белокурая женщина смотрела на него с пожелтевшего от времени альбомного листа.
«Наверное, старик Пирс просто был когда-то влюблен в эту женщину», – подумал Дуган, но картинку со стены сорвать так и не решился. Вместо этого он уничтожил листок с неестественно жирной белкой с выпученными глазами. Сорвал еще несколько рисунков, снова замер, увидев знакомое лицо. Женщина из шестидесятых смотрела на него застывшими на бумаге глазами. Дуган отвернулся, подошел к другой стене. Рисунки с мультяшными героями полетели на пол, освобождая скрытые под ними рисунки женщины с прической, похожей на свежий сливочный пудинг. Эти рисунки покрывали все стены. И неважно, как много поверх находилось других рисунков, рано или поздно Дуган добирался до одного-единственного – женщина из прошлого старика Пирса. Она была повсюду. Почти один и тот же рисунок. На белом листе. Без фона. Дуган забрался на стол, сорвал с потолка ненужные рисунки, спрыгнул в груду бумаги на полу, позвал Микелу.
– Ого! – сказала она, уставившись на груду смятых листов на полу, вошла в комнату, увидела покрывавшие стены рисунки светловолосой женщины. – Ого! Да старик был еще больше сумасшедшим, чем я думала!
– И еще на потолке, – сказал Дуган.
– На потолке? – Микела растерянно запрокинула голову.
Дуган последовал ее примеру. Кровь загудела в висках, голова закружилась. Дуган пошатнулся. Комната начала вращаться. Быстрее и быстрее. Рисунки на стенах ожили, словно кто-то включил проектор и теперь творение мультипликатора обрело на экране жизнь. Белый фон, женщина из шестидесятых. Ярко-красные губы растягиваются в улыбке.
– Эй! – Микела тронула Дугана за руку. – Ты в порядке?
– Она улыбается, – сказал он, борясь с головокружением. – Эта девушка. Как в мультипликации…
– Вот как? – Микела неуверенно огляделась. – Ну, может, и так… Но… – на мгновение ей показалось, что женщина действительно оживает и начинает улыбаться. – Так и правда свихнуться можно, – проворчала она, сорвала со стены рисунок, смяла, бросила на пол, выждала несколько секунд, сорвала еще один рисунок, на этот раз смелее. – Давай же! Помоги мне! – прикрикнула она на Дугана.
Стены засверкали зеленой наготой, сжались, съежились, словно пытаясь стыдливо прикрыться.
– Сейчас принесу пакеты, – сказала Микела.
Они вынесли кипы рисунков из дома.
– Не туда! – крикнула Микела, когда Дуган собрался выбросить пакеты в контейнер для мусора.
Она подошла к старой жаровне, которой явно не пользовались пару десятков лет, бросила в нее пакеты.
– Хочешь их сжечь? – безразлично, находясь в какой-то прострации, спросил Дуган.
– Не хочу спать, зная, что на заднем дворе соседского дома лежат несколько кип безумия.
Микела достала зажигалку. Огонь разгорался нехотя, затем неожиданно вспыхнул, устремился к небу. На мгновение Микеле показалось, что в языках пламени она видит лицо светловолосой женщины. Той самой женщины, портреты которой она сжигала сейчас в старой жаровне.
– Ты видел? – спросила Микела Дугана.
– Видел что?
– Не знаю. Мне показалось… – она замялась, отвернулась, попыталась вспомнить картину, которую продала Дугану, и не смогла.
«А фотография в газете?» – Микела до боли закусила губу. В голове мелькнула мысль, что если сейчас еще раз взглянуть на фотографию, то она сможет точно указать на женщину, портреты которой только что предала огню.
– Ты ведь не выкинул газету, которую я принесла вчера тебе? – спросила Микела.
– Выкинул? Нет. – Дуган наградил ее растерянным взглядом. – А зачем тебе? Тоже хочешь сжечь?
– Нет. Хочу посмотреть. Уверена, что сейчас мы сможем разглядеть эту чертову блондинку на фотографии.
– Тебе мало было картинок?
– Хочу знать, что это не плод воображения старика. Хочу знать, что она реальна. Такое иногда бывает. Роковая женщина. Мужчина видит ее, и образ этой женщины преследует его всю жизнь. Особенно если это художник. Тогда все понятно. Отсюда и эта проникновенность, эти чувства, но если это просто фантазия…
– Ты тоже что-то почувствовала? – перебил ее Дуган. Микела замолчала, затем осторожно кивнула.
– Не знаю, что это, но лицо этой женщины… Оно… Оно как солнечный ожог. Понимаешь? Ты закрываешь глаза и все равно видишь какое-то пятно.
– Лицо.
– Неважно. Так ты не выкинул газету?
– Нет. Но как же уборка?
– Успеем. – Микела взяла его за руку и потянула прочь. Пламя в жаровне подобралось к новой кипе рисунков и снова вспыхнуло, устремляясь к небу.
– Не думаю, что идти ко мне – хорошая идея, – заупрямился Дуган. – Сегодня отец вернется рано с работы, да и рядом с моей комнатой комната его матери…
– Мы же за газетой идем, а не любовью заниматься, – Микела натянуто рассмеялась. – К тому же мне хочется еще раз посмотреть на картину. Такое чувство, что я вчера не заметила на ней чего-то важного…
– Все равно как-то нехорошо…
– Ты что, меня стесняешься?
– Скорее себя.
– Зря. Ты симпатичный и хорошо сложен. Не думай, что это комплимент, просто я художник, а художники всегда замечают подобные вещи. – Микела замолчала, нахмурилась. – Слушай, а в эту ночь… У озера… Ты можешь точно рассказать, что было?
– Зачем?
– Просто интересно стало. Я понимаю, что ты был пьян, но все-таки…
– Хочешь еще раз посмеяться надо мной?
– Я разве смеялась над тобой? Я просто не верила тебе. Это другое.
– Вот как?
– Да. Знаешь, иногда людям удается в искусстве нечто настолько тонкое, что это очаровывает, завораживает, проникает так глубоко, что, кажется, становится частью тебя. Как музыка или стихи. Книги или картины. Разве с тобой никогда не было ничего подобного? Не было песни, мелодию которой ты не можешь забыть, стихотворения, которое трогает тебя так сильно, что мир уходит из-под ног, книги, которая, кажется, способна перевернуть мир с ног на голову?
– Думаешь, старик Пирс нарисовал нечто такое, что может сводить людей с ума?
– Ну, не обязательно с ума. Может быть, его картина или образ той женщины действуют каким-то образом на наши чувства, заставляя переживать и испытывать то же, что испытывал старик, когда создавал эту картину?
– Думаешь, сможешь нарисовать нечто подобное?
– Нарисовать? – Микела улыбнулась, удивившись, как подобная мысль не пришла ей раньше в голову. Или же пришла? – Может быть. Разве это плохо?
– Нет.
– Тем более что я рисую в основном пейзажи. Солнце, закаты, рассветы. Это добрые картины. Что если мне удастся заставить людей переживать те же чувства, которые переживала я, создавая свои картины? Радость, счастье, трепет перед красотой природы…
Микела прикрыла глаза, предаваясь мечтам. Фантазия подхватила ее и понесла куда-то прочь, навстречу ветру и белым кучевым облакам, густым-густым, словно взбитые сливки, словно свежий сливочный пудинг, так сильно напоминавший прическу женщины, которую рисовал старик Пирс. Женщины, снова улыбавшейся со стен кабинета безумца Микеле. Доверчиво и лукаво. Застенчиво и порочно.
– И еще я хочу почитать дневник старика Пирса, – сказала Микела, когда они подошли к дому Дугана.
Пикап его отца стоял на подъездной дорожке. Дуган выругался сквозь зубы, поднялся на крыльцо. Дверь была не заперта. В гостиной никого не было.
– Твоя комната наверху? – поторопила Дугана Микела.
Они поднялись по скрипучей лестнице.
– Дуган! – раздался надтреснутый старческий голос в конце коридора. – Дуган, это ты?
– Я не один, – крикнул он, стараясь не смотреть на Микелу.
Старуха замолчала, словно ничего и не говорила. Дуган жестом указал Микеле на дверь в свою комнату. Она вошла, огляделась, увидела картину на стене. Слившаяся в поцелуе однополая женская пара в первом ряду невольно бросилась в глаза.
– Кажется, я начинаю понимать, как ты вчера заметил ее, – сказала Микела, подходя ближе к картине. – Это действительно бросается в глаза. – Она наклонила на бок голову, пытаясь разглядеть лицо второй девушки. – Очень странно.
Микела тряхнула головой, пытаясь избавиться от заблуждения, что можно найти определенный угол и удастся увидеть недоступное лицо. Воображение нарисовало еще один кабинет старика Пирса, стены которого покрывают рисунки второй женщины. Но если первая улыбалась им с этих рисунков, то вторая обязательно должна повернуться и показать лицо.
– Кажется, ты должен был дать мне газету, – напомнила Микела, не отрывая взгляда от картины.
Голос Дугана прозвучал где-то далеко – она не различила слов. Он подошел, вложил газету ей в руку. Микела опустила глаза. На мгновение ей показалось, что фотография в газете изменилась, стала той, которую только что видела она в своем воображении. Микела подошла к окну, снова посмотрела на газету, надеясь, что естественное освещение сможет развеять наваждение.
– Ты никогда не заправляешь кровать? – спросила она, но так и не поняла, что ответил Дуган, да и ответил ли вообще.
Фотография в газете действительно изменилась, стала более четкой. Теперь Микела могла различать лица людей. Первый ряд, второй, третий. Она вспомнила, зачем хотела посмотреть эту газету, но теперь это стало малозначимым, отошло на второй план. Да и не было больше однополой женской пары. Лица толпы различались достаточно четко, но Микела не видела белокурой женщины. Ни одной. Ни той, чье лицо она знала, ни той, что отвернулась от художника на картине. Микела обернулась, бросая взгляд на картину. Женщин не было и там. Она тряхнула головой. Нет. Ничего не изменилось.
«Но ведь так не бывает! Картина не может менять себя!»
Микела разглядела на картине белокурую пару, но уже во втором ряду.
«Нет!»
Она недоверчиво посмотрела на фотографию. Белокурая пара шла к выходу. На картину. На газету. На картину. На газету. Рисунок оживал, двигался, словно мультипликационный герой под рукой художника. Микела повернулась к окну. Картина отражалась на грязном стекле.
– Мне нужен дневник старика, – сказала Микела.
– Прямо перед тобой.
– Передо мной? – она опустила глаза к столу, бросила на кровать газету, взяла дневник. Старая кожа была шершавой и маслянистой.
– Только там все равно ничего не понятно.
– Вот как? – Микела открыла первую страницу. Предложения рассыпались на словосочетания. Она попыталась уловить смысл. Словосочетания рассыпались на слова, а слова разбежались буквами. – Вот черт!
– А я что говорил?! – Микела услышала усмешку, вернее, почувствовала, как улыбается Дуган.
– Но ведь что-то здесь есть.
– Немного. В основном то, что я тебе уже рассказал.
– Как старик продал свою душу?
– Да.
– Понятно.
Микела перевернула страницу, потревожив притихшие буквы. Они снова ожили, забегали по странице, собираясь в слова. Волнение заполнило грудь. Микела задержала дыхание, боясь спугнуть подбирающиеся друг к другу случайные слова. Нет, не случайные. Все было просто и понятно. Словосочетания, приложения. Взгляд зацепился за знак точка с запятой.
– Эй! – позвал Дуган.
– Я читаю! – отмахнулась от него Микела, снова перевернула страницу.
– Ладно. – Дуган закурил. – Ты будешь?
– Нет.
– А пиво?
– Нет. – Микела хотела бросить на него гневный взгляд, но не смогла отвести глаза от пожелтевших страниц.
Время замерло. Картина на стене. Картина отражается в окне. Фотография в газете. Газета на кровати. Дневник в руках. Ничего другого нет.
– Ну хватит! – Дуган захлопнул дневник, не забирая его из рук Микелы.
– Какого черта?! – крикнула она, но тут же сникла, отвернулась.
– На вот. Покури, – Дуган протянул ей свою недокуренную сигарету. Она послушно обхватила фильтр губами, затянулась, растерянно оглядываясь, словно впервые оказавшись в этой незнакомой комнате. – Еще? – предложил Дуган.
Она не ответила. Подушечки пальцев заскользили по влажной, шероховатой кожаной обложке дневника. Закрытые страницы были такими ясными, как будто их содержимое отпечаталось на глазах. Вот только прочитать и понять смысл Микела никак не могла. Пыталась снова и снова и снова и снова терпела фиаско. И чем больше сил было приложено для того, чтобы вспомнить, тем сильнее была жажда узнать, сильнее становился зуд, которой не позволял думать ни о чем другом.
«Всего один взгляд», – сказала себе Микела, раскрыла дневник старика Пирса. Буквы вздрогнули и разбежались кто куда, утратив свою содержательную стройность.
– Нет! – Микела нервно перевернула несколько страниц. – Что ты наделал?! – накинулась она на Дугана. – Ты все испортил!
– Что я испортил?
– Все! – Микела беспомощно всплеснула руками, бросила дневник на кровать, обхватила голову, пытаясь собраться с мыслями, которые разбегались так же, как буквы на желтых страницах. – Нужно открыть окно, – решила Микела.
Свежий воздух наполнил комнату.
– Успокоилась? – осторожно спросил Дуган.
– Кажется. – Микела бросила на него стыдливый взгляд. – Извини. Сама не знаю, что на меня нашло.
– Ничего. Вчера, думаю, я выглядел так же, когда хотел купить у тебя картину Пирса. Наверное, ты права, и все дело в психологическом фоне, который создал старик.
– Да. Наверное. – Микела облизнула сухие губы и заставила себя улыбнуться. – Давай выйдем на улицу.
– Давай. А то у этого дома психологический фон тоже неважный.
– Ты шутишь, да?
– Ничуть. – Дуган вышел в коридор, надеясь, что старуха не станет звать его. В дальней комнате раздался сухой кашель.
– Ей не нужна помощь? – спросила Микела.
– Ей нужно внимание, – натянуто улыбнулся Дуган.
Они спустились по скрипучей лестнице, вышли на улицу. Генри Белфорд стоял на крыльце, монотонно потягивая сигарету.
– Ты не сможешь взять у отца пикап? – спросила Микела. Дуган замялся, бросил взгляд на затылок отца.
– Я починил его «Хонду», – сказал не поворачиваясь отец.
– Спасибо, – машинально сказала Микела. Дуган спустился с крыльца. Микела пошла за ним, заставив себя не смотреть на лоснящуюся от пота шею его отца. – Вы всегда так с ним? – спросила она Дугана, когда они отъехали от дома.
– Как?
– Как враги, которых заставили быть друзьями.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ладно. Тогда скажи сам, как ты это себе представляешь.
– Нечего говорить. Нечего представлять.
– Почему же тогда не переедешь?
– Не знаю.
– Боишься?
– Что? С чего ты взяла… – Дуган замялся, кровь отхлынула от лица.
– Боишься, – протянула Микела. – Вижу, что боишься. Вот только не пойму чего… Или кого…
Дуган лихо свернул на Ван-Бюрен-авеню. Скрипнула резина, едва не отправив «Хонду» в занос.
– Не гони так, – попросила Микела.
– А ты не копайся в моей голове, – процедил сквозь зубы Дуган.
Они проехали мимо бакалейной лавки на перекрестке, остановились возле дома Пирса.
– Я обидела тебя? – спросила Микела.
– Нет.
– Но и помогать убираться ты мне не будешь?
– Нет.
– Ладно. – Микела вышла из машины. – Увидимся еще, – сказала она на прощание. Дуган не ответил.
«Я правда не хотела тебя обидеть!» – собиралась сказать Микела, но Дуган уже уехал. Остался лишь дом старика Пирса. Дом безумца. Старый пыльный дом, который скоро, возможно, наполнится детскими голосами и расцветет свежими красками, преобразится, перестанет прятаться за разросшимися деревьями и выйдет из вечной тени на солнце.
«Нужно только прибраться, чтобы новые хозяева не испугались и купили его», – напомнила себе Микела, убеждая себя вернуться к работе. Но вернуться не получилось.
Сначала ей не давал покоя кабинет старика Пирса, затем старая жаровня, в которой могли остаться странные рисунки женщины из прошлого. Она проверила кабинет, проверила жаровню, убедилась, что рисунков больше не осталось, вернулась в дом, попыталась снова взяться за уборку, остановилась.
«А что если старик спрятал эти рисунки где-то еще?» – пронеслась в голове беспокойная мысль. Микела огляделась, отодвинула старый комод. Ничего. «Где же тайник?» – нервно подумала она, открыла все двери, заглянула в каждую комнату, каждый шкаф. «А что если весь этот дом и есть тайник?» – Микела закусила губу, снова огляделась, ведомая новой идеей. «Нужно обязательно это проверить».
Старые обои затрещали, отрываясь от стен. Обнажились черные доски.
«Нет. Старик не сможет обмануть меня! – думала Микела, продолжая срывать обои. – Я найду его тайник, найду безумие и избавлю от него новых жильцов, избавлю этот дом, вернув ему потерянную молодость, детство. У него начнется новая жизнь. Без старика. Без его сумасшедших рисунков».
Микела добралась до спальни, перешла в гостиную, затем на кухню. Старый кафель в ванной отказывался отрываться от стен, и ей пришлось принести из сарая ржавый молоток и разбить его. Ничего. Нигде. Ни одного рисунка.
Тяжело дыша, Микела вернулась в гостиную. Куски оторванных от стен обоев путались под ногами, хрустела битая посуда. «Как же так?» – Микела остановилась, увидев вставленную в рамку выцветшую фотографию светловолосой женщины из прошлого. Фотография стояла на старом пузатом телевизоре, серый экран которого словно смеялся над Микелой, над ее неудачами, над ее бесплодными поисками.
– Черт! – Микела почувствовала, что начинает кружиться голова, вышла на улицу, запрокинула голову, недоверчиво вглядываясь в вечернее небо. День прошел, прогорел, оставив угли.
Микела села на крыльцо, только сейчас почувствовав, как сильно болит все тело. Под сломанными ногтями засыхала кровь. На руках сверкали десятки царапин и порезов. Футболка была мокрой от пота. Микела выудила из заднего кармана джинсов измятую пачку сигарет, закурила. В голове звенела пустота. Казалось, что устало не только тело, но и мысли. Больно было поднимать руку, чтобы затягиваться сигаретой. Больно было думать. Микела заставила себя подняться на ноги, пересекала улицу.
Дверь своего дома показалась чужой и недружелюбной. Микела вставила в замочную скважину ключ, не особенно надеясь, что дверь откроется. Но дверь открылась. Микела бросила ключи на тумбочку у входа, прошла в ванную. Вода набиралась неестественно долго. Теплая, прозрачная. Ее журчание успокаивало. Микела взбила пушистую пену и, не снимая одежды, забралась в ванну. Все чувства притупились. Горячая вода неспешно подбиралась к телу, просачиваясь сквозь одежду. Микела закрыла глаза.
В темноте проступила картинка оставшегося по другую сторону улицы дома Пирса. Фотография светловолосой женщины на пузатом телевизоре, который растягивался в издевательской улыбке. Или же добродушной, доверчивой? Микела присмотрелась. Улыбка телевизора стала шире. Фотография в рамке, стоявшая на нем, вздрогнула. Микела услышала механический щелчок затвора старого фотоаппарата. Сверкнула вспышка. Женщина на фотографии перестала улыбаться, шагнула вперед. Фотография задрожала. Микела увидела женскую руку фотографа. На фотографии появился стол. Кто-то положил на него фотоаппарат. На ожившей фотографии были видны две женщины – от пояса до груди. Они стояли, прижавшись друг к другу, и Микела слышала, как шуршит тяжелая ткань их платьев. Где-то далеко раздался стук в дверь. Женщины замерли. Стук повторился. Стук из другого мира. Мира Микелы.
Она открыла глаза, растерянно пытаясь понять, где находится, выругалась, выбралась из остывшей ванны, пошла открывать.
– Извини меня, – сказал Дуган. – Я вел себя как идиот.
– Ладно. Прощаю. – Микела шмыгнула носом, продолжая находиться под впечатлением недавнего сна.
– Ладно. – Дуган окинул ее рассеянным взглядом. – А с тобой что случилось?
– Принимала ванну.
– В одежде?
– Выходит, что в одежде, – сказала Микела.
– Но…
– Не спрашивай.
– Ладно. – Дуган обернулся, бросив взгляд на дом старика Пирса. – Ты забыла закрыть там дверь.
– Ты заходил в дом?
– Нет.
– Значит, должен зайти.
– Сейчас?
– Почему бы и нет?
– Ладно. – Дуган спустился с крыльца, увидел, что Микела выходит из дома. – Хочешь пойти со мной?
– Почему бы и нет?
– Может быть, сначала переоденешься?
– Может… – Микела остановилась, подумала пару секунд, глядя прямо перед собой, вернулась в дом. Дуган закурил.
Микела вышла через пару минут. На ней были надеты разодранные на коленях джинсы и доходившая до колен кофта, которая настырно спадала с правого плеча, почти обнажая грудь.
– Быстро ты! – похвалил Дуган. Микела кивнула, попросила сигарету.
– А то мои намокли, – сказала она монотонно. Дуган протянул ей пачку. – И зажигалку. – Микела закурила. Дом Пирса ждал. Ждал ее. Ждал Дугана.
Они пересекли улицу, поднялись на крыльцо. Дуган открыл дверь. Поздний вечер скрасил погром.
– Включи свет, – сказала Микела, докуривая на крыльце.
Щелкнул выключатель.
– Кто это сделал? – спросил Дуган не то растерянно, не то безразлично.
– Я.
– Зачем?
– Искала рисунки той женщины, которая была на стенах в кабинете Пирса.
– Нашла?
– Только фотографию. – Микела вытянула руку, не особенно заботясь о том, что Дуган не видит ее. – Вон там. На телевизоре. Посмотри.
– Ладно. – Дуган прошел в гостиную, взял старую фотографию в рамке, вернулся на крыльцо. – Что теперь?
– Я не знаю. – Микела протянула руку, но когда Дуган передал ей фотографию, не стала сжимать пальцы. Звякнуло разбившееся стекло, треснула старая рамка. – Извини.
– За что?
– Не знаю. – Она нервно затянулась, выдохнула дым.
– Что собираешься делать?
– С чем?
– С домом.
– Ты скажи.
– Я не знаю.
– Я тоже. – Микела встретилась с ним взглядом. – Ты поможешь мне?
– А должен?
– Думаю, да.
– Почему?
– Потому что ты показал мне ту картину.
– Ты смотрела на нее и без меня.
– Не так. – Микела опустила глаза к фотографии у ног. – Думаешь, Пирс сошел с ума из-за этой женщины?
– Пирс – нет, а вот ты, кажется, да.
– Что это значит?
– Просто пытался пошутить.
– У тебя не получилось.
– Я уже понял. – Дуган заглянул в дом. – Надеюсь, ты распотрошила только гостиную?
– Не надейся.
– Понятно, – он попытался улыбнуться. – Досталось только обоям или есть что-то еще?
– Плитка в ванной.
– Это уже хуже.
– Так ты все-таки поможешь?
– А у меня есть выбор?
– Конечно, есть.
– Это снова была шутка.
– Понятно. – Микела поджала губы, шмыгнула носом и неожиданно расплакалась.
– Оставить тебя одну? – предложил Дуган. Она кивнула. – Ладно. Пойду посмотрю дом старика.
– И фотографию забери! – Микела пнула рамку у своих ног. Снова звякнуло разбитое стекло.
Микела села на крыльцо, обхватив голову руками, пытаясь успокоиться. В вечерней тишине было слышно, как по дому Пирса ходит Дуган. Входная дверь осталась открытой, и сквозняк донес до Микелы запах сигаретного дыма. Она заставила себя подняться, вошла в дом. Фотография в разбитой рамке снова стояла на телевизоре. Микела нашла Дугана, взяла у него сигарету.
– У меня есть полторы тысячи. Как думаешь, этого хватит, чтобы все тут исправить? – спросила она, неловко прикуривая чужой зажигалкой.
– Ну, если я завтра вдобавок к этому обналичу свой чек из издательства, то, пожалуй, хватит.
– Ты обналичишь ради меня чек?
– Почему бы и нет? Ты же сама сказала, что во всем только моя вина.
– Снова шутишь?
– Нет. – Дуган увидел, как начала хмуриться Микела, и едва заметно улыбнулся.
«Ты странный, – подумала она, оглядываясь. – Очень странный. Не знаю даже, кто больше меня сводит с ума: ты или та странная женщина из прошлого старика Пирса».
– Что-то не так? – спросил Дуган. Микела спешно качнула головой.
– Нет. Все в порядке. Я просто немного удивилась. Вот и все. – Она жадно затянулась сигаретой, выпустила дым, глядя себе под ноги. – Не хочешь пойти ко мне и чего-нибудь выпить? – Микела заставила себя поднять голову и встретиться с ним взглядом. – И не бойся, у меня в доме нет ни парализованных старух, ни прочих родственников. – Ее губы дрогнули, но улыбки так и не получилось.
– Не думаю, что тебе сейчас это нужно.
– Говори за себя. Ты хочешь пойти ко мне или нет?
– Да.
– Тогда пошли.
Микела взяла его за руку и вывела на улицу.
– Можешь пока посмотреть мои картины, – сказала она, когда они оказались у нее дома. На кухне загремела посуда.
– Ты что, собралась готовить полноценный ужин? – крикнул Дуган.
– А ты снова хочешь ограничиться хот-догами?
– Если с пивом, то да. – Он улыбнулся, услышав безобидную брань, огляделся.
Гостиная была просторной и светлой. Дешевая мебель медовых цветов. Потускневший ковер протерт у дивана и кресла. Телевизор старый, с рогатой антенной. Лиловый бюстгальтер на кресле. Под смятым пледом толстая черная кошка. Дуган посмотрел на приоткрытую в мастерскую дверь. «Что за картины рисует эта чокнутая девка?» Дверь скрипнула, когда он попытался открыть ее. Дуган замер, обернулся.
– Я же сказала, что можешь посмотреть! – крикнула Микела, словно могла видеть сквозь стены.
– Ладно. – Дуган нашарил на стене выключатель.
Загудели лампы дневного света, обнажая десятки радужных пейзажей. Бензоколонки на фоне кукурузных полей. Опоры высоковольтных линий на фоне чистого голубого неба. Ростки деревьев, пробившиеся свозь толщу асфальта. Отражения мостов на водной глади… Дуган подошел к мольберту. Незаконченный рисунок дамбы в лучах заката был знаком и оживлял воспоминания.
– Нравится? – спросила Микела. Дуган вздрогнул.
– Не слышал, как ты вошла.
– Я поняла. – Она подошла к мольберту с картиной дамбы. – Если бы не ты, то я могла дорисовать ее вчера.
– Дорисуй по памяти.
– Будет нечестно.
– Почему?
– Просто нечестно и все. – Микела улыбнулась, поманила его за собой. – Пойдем. Сейчас все остынет.
– Ничего. Я не расстроюсь.
– Зато я расстроюсь. – Она вышла в гостиную. Загудел телевизор. – Не возражаешь? – спросила Микела, переключая каналы.
Конец ознакомительного фрагмента.