Две Родины. Глава 1. Монахи Убежища (Георгий Богач, 2016)

Наставник открыл Книгу откровений и, едва шевеля губами, стал зачитывать начертанные в ней слова. Складки его лица казались резче в свете фосфоресцирующих белесых наплывов на стенах пещеры, бритая голова блестела от пота. Внимая словам Наставника, по левую и правую руку стояли Посвященные в кожаных плащах с едва заметным узором. Среди Посвященных были и молодые мужчины, и зрелые мужи, и старцы.

В нишах, выдолбленных в стенах пещеры, располагались статуи, сложенные из грубо тесанных камней, изображавшие Великого созидателя у вех Пути познания. Статуй было шесть. Посреди возвышался Камень искупления, у которого неверные монахи убили первого Посвященного Лята, когда тот увел своих учеников из монастыря в пещеру. Когда-то пористый Камень искупления лоснился от впитавшейся в него крови искупивших.

В медной чаше тлела смола ползучей сосны, смешанная с травами и цветами, собранными на Поляне жизни в полнолуние середины весны. Чаша наполняла пещеру нитями желтого дыма и едким ароматом трав. Посвященные вдыхали дым, избавляющий их от усталости и посторонних мыслей, и внимали словам Наставника, уставившись на него расширенными зрачками.

Наставник умолк.

В пещеру вошел молодой ученик, держа в руке исходящий паром потемневший от времени медный кувшин с мятыми боками. Второй ученик нес рассохшийся деревянный поднос с большой ячменной лепешкой, окруженной кусками жареного мяса горного козла.

Посвященные по очереди отпили по глотку из кувшина, отломили по ломтю лепешки и взяли по куску мяса.

Наставник взмахнул рукой. Два дюжих монаха внесли в пещеру голого человека, связанного узкими ремнями. У него была большая темноволосая голова, покатый лоб с выступающими надбровными дугами и скуластое лицо. Из-под сросшихся бровей неукротимо смотрели серые раскосые глаза. Монахи поставили связанного человека на ноги. Он был коренастым и сутулым. Под волосатой кожей перекатывались узлы мышц. Словно улыбаясь, человек обнажил белые зубы и издал гортанный звук. Его руки, связанные впереди туловища, напряглись, чтобы разорвать ремни, но те только сильнее впились в тело. Он подпрыгнул на связанных ногах, не удержался и упал набок.

Наставник еще раз взмахнул рукой. Монахи подняли человека и прислонили его к Камню искупления. Наставник сдвинул брови, и монахи расступились.

Наставник взял у одного из Посвященных длинный изогнутый нож и, держа его перед собой, медленно пошел на связанного человека, словно прижимая его к Камню искупления своей надвигающейся тенью.

Пленник исподлобья посмотрел на приближающегося Наставника и речитативом произнес несколько неразборчивых слов. Глаза Наставника вдруг закатились, он зашатался и упал, судорожно сжимая нож.

Павел

Павел проснулся и подошел к окну. Хотел одернуть штору, но правое запястье током пронзила боль. Он растянул связки, когда неловко приземлился на руки, исполняя на тренировке двойное сальто с поворотом. Павел перевязал запястье эластичным бинтом, попробовал, как пружинит ладонь на изгибе, и стал собирать вещи в спортивную сумку.

В комнату вошла мать.

– Пашенька, может, сегодня тебе не стоит идти на тренировку? Дай зажить руке.

– Сегодня я и не буду тренироваться. Только немного разомнусь и поделаю упражнения на гибкость. Михаил Алексеевич сказал, чтобы я обязательно пришел, он хочет со мной поговорить.

– О чем?

– Не знаю. Вчера к нам в спортзал приходил старший тренер по гимнастике Леонид Кузьмич Панков. Они с Михаилом Алексеевичем закрылись в тренерской и долго что-то обсуждали. Потом вызвали меня и расспрашивали о здоровье, чем болел в детстве и думаю ли тренироваться дальше.

– Странно.

Павел съел бутерброд с сыром, салат из свежей капусты с подсолнечным маслом, попил чаю, оделся и пошел на утреннюю тренировку.

В раздевалке ребята обсуждали состав юношеской сборной команды по спортивной гимнастике на предстоящих соревнованиях Санкт-Петербург – Токио. Когда Павел вошел, все умолкли – видимо, из-за того, что он в сборную не попал. Друг Паши Володя Пилипонов сидел в стороне и обрабатывал мозоли на ладонях. Павел поздоровался, переоделся и пошел в спортзал.

Размялся, подошел к кольцам и стал осторожно пробовать, как переносит нагрузку растянутая рука, потом так же осторожно сделал подъем силой и выжал стойку на руках. Подошел Михаил Алексеевич.

– Паша, зайди, пожалуйста, в тренерскую. Нам надо поговорить.

– Хорошо, – Павел опустился из стойки на руках в вис, спрыгнул на мат и пошел за тренером.

– Присаживайся, Паша, – Михаил Алексеевич показал рукой на стул у стены, а сам расположился за столом. Он выдвинул ящик и достал какие-то бумаги, – Паша, ты тренируешься у меня только два года, но и за это время освоил немало сложных элементов на всех снарядах. А твое двойное сальто над жердями уникально. Пора подниматься выше.

– В каком смысле?

– В том смысле, что надо осваивать более сложные элементы и связки. У тебя получится. Как ты настроен?

– Я? Я нормально настроен.

– Понимаешь, Паша, лично я достиг в гимнастике немногого. Даже первого разряда не выполнил. Сейчас учусь заочно в Институте физкультуры.

– Я знаю.

– Короче говоря, тебе нужен более опытный и знающий тренер. Я уже научил тебя всему, что мог. Это предел моих возможностей.

– Но вы сами нам говорили, что нет предела человеческим возможностям, есть только психологические барьеры, которые возможности ограничивают. И нужно эти барьеры преодолевать и даже ломать. Ведь так?

– Конечно.

– Значит, у вас возник психологический барьер, который вам надо преодолеть.

– Ты еще очень молод, Паша, и не понимаешь, что есть разница между психологическим барьером, опытом и… и жизненными обстоятельствами. Мне всего двадцать пять лет. Это для гимнаста солидный возраст, а для тренера – так себе. Тренеры достигают успехов позже, намного позже.

– Я не хочу уходить ни из клуба, ни от вас.

– А тебя никто и не гонит. Вчера мы говорили о тебе с Леонидом Кузьмичом Панковым. Не стану пересказывать наш разговор, но ты будешь тренироваться у него.

– Непонятно – в сборную команду города он меня не включил, а тренировать меня собирается. А почему никто не спросил моего мнения?

– А какое твое мнение?

– Я считаю, что технические приемы Панкова устарели. Например, подъем дугой на брусьях и сальто под жердями его ученики делают только за счет выдвижения таза и очень куце. Не говоря уже о соскоках с перекладины, которые вы же назвали самокрутками. Это же середина прошлого века. А вот вы постоянно добавляете в технику исполнения элементов что-то новое. Это вы научили меня тройному сальто назад прогнувшись в соскок с перекладины. Я не буду переходить к Панкову.

– Подумай о своем будущем, Паша. Я не только молодой тренер, но и связей у меня в этом городе нет. Приехал сюда не так уж и давно и был рад, когда попал в этот клуб. Сейчас придет Леонид Кузьмич, и ты с ним сам обо всем поговоришь.

– Вы что, отказываетесь меня тренировать?

– Нет, Паша, просто меня временно переводят работать в область. Если я туда не поеду, то лишусь ведомственного жилья. Повзрослеешь – поймешь. А тебе как спортсмену времени терять нельзя. Гимнаст старится быстро. Я не хочу подставлять тебя, понимаешь, Паша? Тренеру иногда полезны неурядицы для опыта, а вот гимнаст должен тренироваться и ни о чем не думать.

– Куда вас переводят?

Но Михаил Алексеевич не успел ответить Паше. Дверь открылась, и вошли Леонид Кузьмич и полный мужчина в дорогом костюме из ткани с отливом.

– Знакомься, Паша, это член технического комитета Федерации гимнастики России Анатолий Георгиевич Побережный. Узнал знаменитого гимнаста? – спросил Леонид Кузьмич и улыбнулся.

– У меня дома есть фотография Побережного, вырезанная из старого журнала «Физкультура и спорт», но…

– Но там я худой и чернявый, – перебил Павла Побережный. – А сейчас я толстый и седой. Но все-таки это я. Давай, Павел, сразу приступим к делу, – Анатолий Георгиевич снял пиджак, повесил на стул, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, которая округлилась на животе. – Леонид Кузьмич показал мне видеозаписи твоих комбинаций на снарядах. Интересно, очень интересно. Сиди, сиди, не вставай. Понимаешь, Паша, российская гимнастика сейчас переживает далеко не лучшие времена. Чтобы исправить дело, нужны новые талантливые ребята, которые подняли бы общий уровень гимнастики и задали бы тон другим. Но не обольщайся – чемпионом ты вряд ли станешь. Вот комбинации на некоторых снарядах ты смог бы сделать классно, на голову выше других, скажем, на брусьях и перекладине. Прыжки и конь явно не твои снаряды. Кольца и вольные упражнения надо подтянуть. Ученикам этого не говорят, чтобы не баловать, но я считаю, что ты один из тех, кто начнет возрождение нашей гимнастики. Как ты на это смотришь?

– Нормально смотрю. Тому, что я умею, меня научил Михаил Алексеевич.

– Вот и хорошо. Нужны не только новые молодые гимнасты, но и перспективные молодые тренеры. Кстати, я помню, как выступала твоя мать – Маша Горемыкина. Она была очень неплохой гимнасткой. Маша не достигла высот, но и техника, и вкус у нее были отменные. Ты очень напоминаешь ее смелостью исполнения.

– Сейчас ее фамилия Сосницкая.

– Я знаю. Ты серьезно относишься к гимнастике?

– Серьезно.

– Тогда мы поговорим обстоятельно. Я заеду за тобой через час. Тебе все равно сегодня тренироваться в полную силу нельзя. Буду ждать в машине у скверика, что позади спортзала.

– Хорошо.

После тренировки Павел вышел из старого двухэтажного здания спортзала, которое вот-вот должны были снести, а на его месте построить то ли дворец спорта, то ли бизнес-центр, и направился к скверику. Из «Лексуса» его окликнул Анатолий Георгиевич.

– Садись, Паша, в машину. Вот сюда, рядом. Пристегни ремень. Ты, конечно же, еще не ел. Вообще-то я живу в Москве, но и в Питере у меня есть небольшая квартирка. Друзья помогли. Как говорится, не имей сто рублей. Поедем ко мне, поужинаем, заодно и поговорим. Есть хочешь?

– Не особенно.

– Ничего, поужинаешь. Нам с тобой надо многое обсудить. Ты уже взрослый парень и должен учиться уму-разуму.

Машина Побережного с Каменноостровского проспекта выехала на Большой проспект Петроградской стороны, затем по Тучкову мосту пересекла Малую Неву и въехала на Малый проспект Васильевского острова.

– Удивительно. Сегодня нет пробок, – весело сказал Анатолий Георгиевич. – Сейчас доедем до Наличной улицы, и мы уже дома. А вот в Москве, доложу я тебе, пробки на дорогах такие, что вам, питерцам, и не снились.

– Вы в Питере, наверное, по делу, а из-за меня отвлекаетесь.

– Паша, в вашем клубе я появился не случайно. И в Питере не случайно. В Питер я приехал исключительно из-за тебя.

– Не такой уж я крутой гимнаст, чтобы из-за меня приезжать. Вот у Володи Пилипонова действительно классные комбинации.

– Это твой друг? Неплохой гимнаст. Но неплохой гимнаст – это не то, что нам сегодня надо. Сейчас не те времена. Сегодня нужны звезды. Вот мы и дома, – Анатолий Георгиевич свернул во двор и припарковал машину под большим деревом. Табличка на пятиэтажном кирпичном доме гласила: «ул. Наличная, 19».

Они зашли в угловой подъезд, поднялись на четвертый этаж, и Анатолий Георгиевич позвонил в дверь, расположенную справа. Открыла высокая женщина лет сорока с пышными формами. Она улыбнулась и мягко сказала:

– Проходите.

– Вот, Ирусик, привел будущего чемпиона по гимнастике. Зовут его Павел. А эту красивую даму зовут Ирина Михайловна. Обувь снимай, надевай тапочки. Мы, гимнасты, люди аккуратные, правда, Паша?

– Конечно, – Павел снял туфли и надел домашние тапочки.

– Пойдем, Паша, на кухню. Перекусим, поговорим, обсудим, поспорим. Ирусик, накрой нам стол.

Кухня в угловой квартире была треугольной.

– Располагайся вот здесь, а я присяду напротив. Тебе как спортсмену водки не предлагаю, а я выпью, и выпью с удовольствием. День был нелегкий. Ваш Питер поменьше Москвы, но мотался я сегодня немало. Причем из одного конца в другой. Ирусик, ты нам чего-нибудь легонького, рыбки сообрази и овощей. А мне как хохлу сальца нарежь, того, что привез. Мне из Чернигова сала прислали с прожилками мяса, такого, как люблю. Бывал в Чернигове, Паша?

– Не приходилось.

– А я там родился, тренировался, стал мастером спорта. А когда в сборную команду Союза попал, в Москву позвали. Там и застрял. Но Питер я очень уважаю. Что ни говори, культурная столица. Здесь много толковых гимнастов было. Все мне в них нравилось, но какие-то они не боевые были, я бы сказал, слишком скромные. Мало питерцев в сборную Союза попадало, мало. Наглости и напористости им не хватало, а в спорте без этого нельзя. Но ты-то, надеюсь, в сборную России попадешь. Если старших слушаться будешь. Ты сам себе накладывай в тарелку все, что нравится, осетринку бери, стерлядочку, картошечку, салатик, – Анатолий Георгиевич налил себе стопку водки, смачно выпил, крякнул, воткнул вилку в соленый груздь, закусил.

Павел вопрошающе посмотрел на Ирину Михайловну, ожидая, что она тоже сядет за стол.

– Иришка, к сожалению, с нами поужинать не сможет, обещала к соседке зайти, массаж ей сделать. Она классно массаж делает. Меня, помню, от радикулита спасла, – Анатолий Георгиевич пристально посмотрел на Ирину Михайловну, и та вдруг заторопилась.

– Да, да! Я к Женьке из тридцатой квартиры обещала зайти, шею размять. У нее сильно давление подскочило, – она пошла в прихожую, и за ней захлопнулась дверь.

Анатолий Георгиевич налил себе еще стопку водки, выпил и закусил салом.

– Вот какое дело, Паша. Я являюсь членом технического комитета не только Российской федерации гимнастики, но и Международной федерации. А ты знаешь, что такое технический комитет?

– Ну, он занимается, наверное, определением трудности элементов, комбинаций и связок, составлением обязательных программ…

– Правильно. Но это еще не все. Предположим, тебя озарило и придумал ты новый элемент, скажем, на кольцах. И со своим тренером начинаешь разучивать его методом проб и ошибок. Ты набиваешь синяки, растягиваешь связки, падаешь, но в конце концов исполняешь-таки то, о чем мечтал и грезил. И ты первый, кто исполнил какое-то хитрое сальто, невероятный выкрут или поворот на тысячу восемьдесят градусов! И ждешь после этого, конечно, что все тебя начнут хвалить и на руках носить. Но все не так просто. Ведь посмотреть на новый элемент можно по-разному. Оценить его можно как что-то новое, прогрессивное, сложное или, скажем, как упрощенную модификацию давно известного элемента, снижающую его техничность и сложность. И последнее решающее слово тут за техническим комитетом Федерации гимнастики. Новые перелеты на перекладине, акробатические прыжки, круги на коне приносят впервые исполнившему их гимнасту славу, почет, медали и деньги. И не только гимнасту, но и его тренеру. А там, где слава и деньги, там зависть, сплетни, месть и подножки. Именно технический комитет определяет необходимую амплитуду исполнения нового элемента, положение ног, рук, туловища, головы гимнаста. Скажем, если ноги согнуты в коленях, то это ошибка, если гимнаст вылетел над снарядом на малую высоту, то этого недостаточно. И оценку за исполнение судьи то понижают, то повышают, то вообще считают элемент не выполненным. Я внимательно просмотрел видеозаписи твоих выступлений не только на соревнованиях, но и на тренировках. На соревнованиях всего не покажешь, там исполняют только отработанные элементы и комбинации. А вот на тренировках исполняют все, что могут и как могут. У тебя есть несколько новых и, я бы сказал, уникальных элементов. Об этом не знаешь ни ты, ни твой молодой тренер. А ведь это – и твой, и его успех. Пойдем в комнату, я тебе кое-что покажу, – Анатолий Георгиевич поднялся из-за стола и пошел в комнату, Павел за ним. – Присаживайся на диван.

Анатолий Георгиевич вернулся на кухню, налил себе еще стопку водки, выпил, закусил и вернулся в комнату. Он раскрыл ноутбук, лежавший на столике перед диваном, и включил его.

– Паша, в ноутбуке диск с записями твоих тренировок и выступлений на соревнованиях.

На мониторе ноутбука Павел появлялся то на одном гимнастическом снаряде, то на другом. Когда он завис, перелетая над перекладиной, стало заметно, что гимнаст немного тяжеловат и гриф перекладины сильно под ним прогнулся.

– Ты, Паша, телосложением больше подходишь для вольной борьбы, нежели для гимнастики, но на снарядах преображаешься, выполняешь комбинации легко и как бы теряешь часть своего веса. Это признак большого мастерства. Причем оно у тебя природное, а не приобретенное. В твоей работе на снарядах никакой школы не чувствуется. Это и понятно – твой тренер еще не понял, что гимнастика начинается со школы, с первого шага, за которым следует второй, третий и так далее. В гимнастике нельзя подниматься вверх, перескакивая через ступеньки, нельзя пропускать ни одного шага. Это как в азбуке – надо выучить все буквы. Двадцатью буквами роман не напишешь. Ты единственный гимнаст, который исполняет сложнейшие элементы, не имея настоящей школы. Я пока не понимаю, в чем здесь секрет: ты либо исключение из правил, либо – родоначальник новой гимнастики, – Анатолий Георгиевич замолк, испытующе глядя на Павла.

– Я занимаюсь гимнастикой всего четыре года. До этого я действительно занимался борьбой. Наверное, я пришел в гимнастику слишком поздно. Так что вряд ли из меня что-то получится.

– Все это я знаю. Ты высоко прыгаешь двойное сальто, а простые перевороты вперед делаешь, позорно приземляясь на пятки. Что это? Это отсутствие школы. Многие элементы тебе придется переучивать. А переучивать гимнаста намного сложнее, чем учить с начала. Иногда это вообще невозможно. Год-полтора тебе надо поработать с хорошим тренером, чтобы освоить школу гимнастики, ее азы.

– С каким тренером? С Леонидом Кузьмичом Панковым?

– А ты считаешь его хорошим тренером?

– Нет.

– Понятно. Кстати, ты прав. А у кого хочешь тренироваться?

– У Михаила Алексеевича Родунца.

– Родунец со временем станет настоящим тренером, и сейчас он уже кое-что понимает, но о чем-то даже не догадывается. Ему еще набирать и набирать опыт. Пока он встанет на ноги, то испортит тебя бесповоротно, да и возраст твой уйдет. У гимнаста, как у женщины, век короток.

– А Леонид Кузьмич не испортит?

– А кто тебе сказал, что тебя будет тренировать Леонид Кузьмич?

– Он сам и говорил.

– Ах вот оно что! Этого козлика тоже потянуло в огород. Тренировать тебя буду я. Я могу себе позволить отбирать способных учеников. Такие фамилии, как Михайлов, Кирилаш, Слободкин, тебе о чем-то говорят?

– Я видел их на соревнованиях, но не знал, что это ваши ученики.

– Смотри, – Анатолий Георгиевич нажал клавишу. – Здесь ты выполняешь перелет Ткачева с пируэтом. Вот ты вылетел над перекладиной, дополнительно сделал поворот на 360 градусов и вновь схватился за гриф. Это же фантастика! Мы разбирали этот перелет в замедленном темпе с кандидатом физических наук, специалистом по кинематике тела спортсмена. Он рассчитал все движения твоего тела и сказал, что они почти невозможны. Вот здесь ты должен был упасть прямо на перекладину! Но ты сориентировался в воздухе, легко схватился за гриф и продолжил комбинацию. Ученый сказал, что для этого ты должен был стать втрое легче. А вот ты делаешь сальто под жердями на брусьях с поворотом. Вылетаешь вверх, крутишь пируэт и хватаешься за жерди в стойке на руках! А вот тройное сальто прогнувшись в соскок с перекладины с двойным пируэтом. Смотри – ты докрутил его на высоте грифа и приземлился, как бы прыгая сверху. Здесь еще много интересного. Чтобы освоить эти элементы с таким мастерством, руководители сборных команд некоторых стран заплатили бы большие деньги. Понимаешь?

– Нет.

– Ну потренируешься ты еще лет пять-шесть и устанешь. Суставы начнут хрустеть, сердечко станет шалить, голеностопы сделаются ватными, прыгучесть забьется. Так-то. Поэтому свое мастерство надо не хоронить, а вовремя передать другим. И не даром. Ты цены себе не знаешь. Мы с тобой так раскрутимся, что тебе и не снилось. Ты кем хочешь стать?

– Вообще-то я хочу поступать в медицинский институт.

– Одно другому не помеха, даже наоборот. Медицинское образование дает тренеру больше знаний, чем институт физкультуры. Это серым посредственностям нужно специальное образование для ремесла, а таланту оно только вредит. Для начала тебя должны заметить и запомнить. Для этого надо почаще появляться на международных соревнованиях и выполнять комбинации, вызывающие скандалы, восхищение и споры. Хрен с ними, с медалями и дипломами, скандалы стоят дороже. Споры и скандалы – это реклама, это привлечение внимания, это зависть. А если привлекается внимание, то привлекаются и деньги. Это для нас с тобой миллион долларов – очень большие деньги, а для тех, кто крутит спортом, это вроде как для нас пятихатка.

– На международные соревнования еще попасть надо.

– Вот это уж моя забота. Кстати, ты в курсе, какие состязания намечаются для юниоров в ближайшее время? А то я больше о крупных соревнованиях знаю.

– Через два месяца встреча молодежных сборных команд Санкт-Петербурга и Токио.

– Тебя, конечно же, включили в сборную города?

– Нет, хотя на отборочных соревнованиях я поделил первое и второе место с Володей Пилипоновым. Сказали, что я для этих соревнований староват, да и техника исполнения у меня шероховатая.

– Кто сказал?

– Наш главный тренер – Леонид Кузьмич Панков.

– Опять Панков! Ты поедешь на эту встречу. Это я тебе обещаю. Кто руководитель команды?

– Панков.

– Сейчас я ему позвоню.

– Может, не надо ему звонить? Он все равно меня не возьмет.

– Ты, Паша, еще пацан. Не лезь в дела взрослых. Панков послушается меня, как миленький. Твоя задача сейчас – тренироваться и готовиться к соревнованиям. И тебе не призовые места и баллы надо зарабатывать, а известность.