Глава 2
Коммунальная квартира
Поезд благополучно прибыл на Ладожский вокзал, и я тут же послала родителям SMS-ку: мама взяла с меня клятву не пропадать, не отключать телефон, звонить – «доченька, держи нас в курсе, чтоб мы не волновались».
Вагон проплыл мимо бабули: она стояла на платформе, но быстро засеменила вслед за поездом, напряжённо вглядываясь в окна.
Я поколотила по толстому стеклу:
– Бабуля, я здесь!
Старушка увидела меня, озарилась улыбкой и энергично замахала рукой: иди к дверям вагона. Честно говоря, меня указания уже достали! Ну почему родители и бабуля думают, что я не в состоянии даже из поезда сама выйти? Не успела я мысленно возмутиться, как заиграл мобильник.
– Доченька, ты? – закричала мама, она по телефону всегда вопит, как будто все глухие.
– Нет, не я, а моя сестра-близнец. Мама, тебя отлично слышно. Я же послала SMS-ку: «доехала хорошо», террористов в вагоне не было, маньяков и психов тоже. Бабушка на платформе, я её в окно вижу.
– Слава богу! Папа рядом, тебе от него привет. Мы скучаем!
– Я тоже, – лицемерно ответила я, и даже сквозь трубку почувствовала – от этого простого признания мамуля заулыбалась. Как мало родителям надо! – Всё, мамочка, пока!
Последние слова сказала уже на платформе. Бабушка накинулась на меня, словно я на целый год уезжала в далёкую экспедицию.
– Красавица! – громко, чтобы все вокруг слышали, воскликнула она. – Модница!
– Бабуля, не говори это дурацкое слово! – прошипела я. – А как же говорить, если модная?
– В теме – сейчас так говорят.
– Хорошо-хорошо, не сердись. «В теме». Надо же…
Я взяла бабулю под руку – скользко! – и она повела меня в метро: ехать нужно было до станции «Сенная площадь».
Я не узнала Сенную, она изменилась, а бабушка сказала: площадь та же, просто ты выросла.
Новые сверкающие кафе, реклама и подсветка на домах, новогодние ёлки в витринах, гирлянды на балконах, деревья унизаны крошечными светящимися огоньками. Какая красота, как хорошо, что я приехала! От множества разноцветных огней на душе стало радостно: классно, я в Питере!
Самое забавное: я не узнала бабулин дом.
Бабушка сказала, потому что в моём возрасте пять лет – это целая жизнь.
Мы остановились на противоположной стороне улицы, мне хотелось рассмотреть дом – старинный, величественный, хотя всего четырехэтажный, не то что наш панельный в Череповце.
Если быть точной, когда-то этажей было пять, но первый наполовину ушёл в тротуар, и его оконца сверкали из брусчатки, как полуприкрытые кошачьи глаза.
Как и все здания на Садовой, дом стоял впритык с соседями, а во двор вела приземистая сумрачная арка справа от подъезда.
– Подворотня, – с удовольствием объяснила бабуля. – Оттого так называется, что раньше в арке были чугунные ворота. Дворник запирал их на ночь, чтоб никто не шастал, чтоб порядок был.
– И подъезд запирал?
– Парадное, – поправила бабушка. – В Петербурге говорят не подъезд, а парадное. Потому что эта лестница парадная, а во дворе есть еще лестница черная.
– Чёрного цвета? – в шутку спросила я.
– Нет, там черный ход: для черни, то есть для прислуги. Да и окон на той лестнице нет, поэтому чёрная в буквальном смысле.
– Ты никогда не говорила, что у вас в квартире есть прислуга.
– Сейчас, конечно, нет, а до 1917 года была.
Вот тебе и на! Сколько же дому лет? Я думала, пятьдесят.
Бабушка засмеялась: как же пятьдесят, если она здесь родилась 71 год назад?
И велела внимательно поглядеть под крышу.
Я пошарила глазами по стене над последним этажом и увидела лепную цифру, освещенную светом из окна – 1868.
– Наш дом построен в XIX веке, в 1868 году, – пояснила бабуля. – Как и все дома в округе, он был доходный: владелец сдавал квартиры внаем и получал доход.
– Как ты с Юли?
Бабушка засмеялась: что-то вроде этого, только квартиранты тогда побогаче были.
Мы перешли проезжую часть, бабушка назвала её мостовой: «Осторожно через мостовую, погляди, нет ли трамвая?» – и подошли к дверям. Именно к дверям, потому что их было две рядышком. Никогда не видела, чтобы в жилой дом вели сразу две такие огромные витиеватые двери, разве что в кино!
Бабуля объяснила: дверь двустворчатая – ну и слово, не выговоришь.
Сразу видно, старинные, сейчас таких не делают. Сейчас двери из железа с домофоном, а эта из резного дерева с эмалированной табличкой.
Вот это да! Я смутно помнила: подъезд, то есть парадное, у бабушки большой, высокий. Но всё остальное совершенно выветрилось или вообще не отложилось в голове. А тут оказался настоящий музей! Лестница царских размеров, к ней вёл проход, выложенный истертыми каменными плитами. Справа в стене еще одна высоченная, тоже дву-створ-ча-тая – не сразу произнесёшь! – дверь, а слева – камин! Самый настоящий, у нас такой на даче, только гораздо меньше.
– Бабушка, вы здесь огонь разводите?
– Что ты, Машуля! Подозреваю, огонь здесь не разводили с дореволюционных времен, видишь, всё закрашено.
Действительно, каменное обрамление и очаг были замалеваны синей краской. Зато над камином висело огромное зеркало, очень старое, судя по тому, какое мутное и темное.
– Тоже с 1868 года? Как его хулиганы не разбили?
– До 1917 года бить было некому, – хмыкнула бабуля, – здесь жили интеллигентные люди. Нашу квартиру, например, занимали инженер путей сообщения с супругой-художницей.
– А после этого твоего 1917-го?
– Легенда нашего парадного гласит: детей пугали этим зеркалом, поэтому никто на него не покушался – боялись.
Боялись? Чего? Может, это вход в королевство кривых зеркал?
Бабуля вдруг спохватилась и принялась бормотать: чушь, глупости, пристала с ерундой!
От её уклончивого ворчания мне стало ещё любопытнее. Вгляделась в мутное стекло – что за тайны, в самом деле! – и вцепилась в бабулин рукав: не пойду, пока не скажешь!
– Тёмный народ болтал глупости, а я должна повторять? – поджала бабуля губы.
– Говори! Что ты тянешь, как в сериале?!
– Вот репей! – бабушка высвободила рукав, бросила взгляд на растрескавшееся стекло и нехотя выдавила: – Нам говорили: разобьёшь зеркало, ночью придет дама в чёрном.
Честно говоря, я была уже не рада этому разговору.
В мутном зеркале вместо наших фигур расплывалось тёмное пятно.
– А кто она – чёрная дама?
– Откуда мне знать! Слава богу, я с ней не встречалась, – торопливо произнесла бабуля. – До утра здесь будем стоять?
Наверное, это то же самое, что страшилка про черного-черного человека, который живет в черном-черном городе – мы ее в лагере перед сном рассказывали?
И я завопила ужасающим голосом:
– Отдай своё сердце!
Бабушка вскрикнула и принялась меня ругать:
– Разве так можно со старым человеком? Пошли!
Мы поднимались по огромной крутой лестнице: каменные ступени так истёрты, исшарканы, что стали волнистыми, между ступенями темнели забитые грязью металлические кольца.
Бабуля снова меня удивила: в колечки вставляли бронзовые прутья, и они держали на ступенях ковер, чтоб не соскальзывал.
Ковёр?! На лестнице в подъезде? Умора. Его же затопчут за два дня, заплюют.
– Представь себе, не затаптывали и не заплёвывали! – пафосно воскликнула бабушка. – Помнишь твои детские валенки с галошами? Раньше взрослые люди тоже носили галоши поверх ботинок, внизу, на площадке, галоши снимали и по лестнице поднимались в чистой обуви. Правда, ковер стелили не каждый день, а на праздники.
– На восьмое марта?
Бабушка засмеялась, но тут же вцепилась в перила и стала тяжело дышать: передохнем минутку!
– Нет, деточка, – сказала она, – восьмого марта тогда не было, как и четвертого ноября – праздники были другие: Пасха, Рождество, Вознесение, тезоименитство, то есть именины, императора.
Бабушка прислонилась к колонне, а я поглядела на потолок: не плоский, а сводчатый, как будто много арок соединялись одним концом. Бабуля отдышалась, мы наконец-то поднялись на последний этаж. Там была всего одна высоченная и опять двустворчатая дверь, а на ней – куча звонков! И черный, и белый, и пластмассовый, и металлический.
Оказалось, у каждого жильца свой звонок, чтобы знать, к кому идут и кто должен открывать дверь?
Бабуля указала на «наш» звонок, я нажала кнопку, левая половина двери открылась, вышла светловолосая девушка в голубом спортивном костюме.
– Привет, Маша! Я Юля, – сказала девушка, обращаясь ко мне. А потом к бабушке: – Встретили?
И отошла в сторону, к стене.
Я вошла в тёмный коридор, вернее, настоящий коридорище.
Да уж, это не прихожая размером с домик хомячка в череповецкой панельке!
Наверное, такими были потайные тоннели в крепостных стенах: конец коридора тонул в полной темноте.
С обеих сторон угадывались закрытые двери, едва различимые по узким полоскам света, выбивавшимся в щели.
Юля и бабушка шли и шли. Одна дверь, вторая, третья, четвертая, сколько же здесь народу живёт? Интересно, муж с женой, про которых говорила бабуля, инженер и художница, вдвоем в таких хоромах не плутали? Да тут можно в «Ночной дозор» командой играть! Наверное, если крикнуть погромче, то будет эхо.
– Всем выйти из сумрака! – гаркнула я.
Юля засмеялась, а бабушка вздрогнула и перекрестилась.
– Да что на тебя сегодня нашло? Что ты орёшь? Типун тебе на язык!
И вдруг из сумрака действительно вышли – откуда-то из-за невидимого поворота и разнокалиберных дверей, и в коридоре оказалась небольшая толпа.
Разглядев бабушку, соседи загалдели, как толпа рэперов: никак Тамара, внучку встретила? Красавица! Да выросла-то как! Вот такусенькая последний раз была.
Я пожала плечами: откуда все эти люди знали, как я выросла? Лично я никого из них не помнила.
Соседи дорогие, сказала бабушка голосом сказительницы из русской народной сказки, при этом она еще плавно отвела руку, через часик прошу всех на кухню, по случаю приезда внучки будет торт с чаем.
– Чай без вина – пей без меня, – бодро ответил дед во фланелевой рубахе.
– Петрович, для тебя персонально – рябиновка, – галантно сказала бабушка.
– Другой коленкор! – крякнул Петрович.
Где я это имя слышала – Петрович? И вдруг в голове ясно всплыли бабушкины слова: «А может, Петровичу с пьяных глаз примерещилось?».
И я опять сердито задумалась: о чём, в конце концов, шла речь?!
Бабуля отперла одну из дверей, соседи растворились в темноте – видимо, разошлись по своим комнатам, и коридор вновь превратился в темный каменный тоннель.
– Машуля, ты где? Снимай ботинки перед дверью и входи, – донёсся голос бабушки, но я стояла под темными сводами, как заворожённая.
Настоящий подземный ход! Тут кому хочешь примерещится, не только выпивохе Петровичу. В такой квартирке вполне можно встретить кое-кого покруче чёрной дамы, фильм ужасов можно снимать, или компьютерную игру создавать, никаких декораций не понадобится. А ведь раньше электричества не было, представляю, как ходили со свечами: пламя колыхалось от сквозняка, на потолке качались чёрные тени…
Я не успела дорисовать мысленную картину – сзади раздался тихий заунывный стон, по лицу повеяло холодным воздухом, он коснулся моих волос, подул в лицо…
Я вздрогнула, по телу пробежали мурашки. Мама-а! И я прямо в ботинках ринулась в комнату.
– Куда в обуви? – прикрикнула бабуля, услышав мой топот. – Сапоги и верхнюю одежду оставляй за дверью, в коридоре: на стене вешалка, под ней тумбочка.
– Ага, – стукнула я зубами и резким движением выбросила ботинки за дверь: пусть валяются, надеюсь, никто себе из-за них шею не свернёт.
Куда бы пуховик пристроить? В коридор выходить не хотелось – боялась задать себе вопрос: что ЭТО было?
Я торопливо прикрыла дверь и обнаружила, что стою в проёме стены длиной никак не меньше метра – вот это толщина, крепость средневековая! Проём был отделён от комнаты гипюровыми занавесками, подхваченными золотистыми шнурами. А на стене в проёме – крючки и один-единственный махровый халат.
Я с облегчением пристроила к халату пуховик, шагнула за занавески, в комнату.
Она оказалась такой уютной! Люстра с хрустальными подвесками – помню её! Торшер с темно-оранжевым шелковым абажуром – его я тоже вспомнила и умилилась: под ним бабуля читала мне в детстве книжки.
Оба светильника отбрасывали мягкий, тёплый свет.
Вот бабушкина кровать – карельская береза, китайское покрывало, историю покупки я знала наизусть: деда наградили пригласительными билетами в универмаг, они поехали на трамвае… Я запомнила эту семейную легенду, потому что долго не могла понять, что такое пригласительный билет в универмаг?
А шкаф я совсем не узнала, и телевизор в простенке между двумя окнами не припомнила, может, его и не было?
Простенок-то знаменитый, бабуля любила вспоминать – я даже в сочинении на тему «День Победы» написала: в 1942 году в дом мой бабушки попала бомба, она прошла сквозь четыре этажа, застряла в стене магазина и не разорвалась!
Страшно подумать, что пережила бабуля! Но, к счастью, строили раньше основательно – дом быстро восстановили, как выражалась бабуля, не тронув жильцов, «без отселения».
Ой, кажется, на этом диване я спала маленькой!
– Нет, Машуля, не на диване, а на оттоманке, я ее выбросила. Рухлядь, как ты говоришь, отстой, сто лет ей было в обед.
– С 1917 года стояла, пошутила я.
Оказалось, не ошиблась – мать бабули, получается, моя прабабушка, рассказывала детям: оттоманка и горка с уплотнения остались.
– С какого уплотнения? Что это такое?
Бабушка замяла этот вопрос, засуетилась, заторопилась:
– Вещи выкладывай, переодевайся, мы же соседей на чай пригласили, надо на кухне стол собрать.
Юля подняла голову от ноутбука:
– Тамара Павловна, я одну строчку допишу, пока мысль не потеряла, и помогу.
Бабушка принялась отнекиваться, ах-ох, не надо, сами справимся, а Маша на что?
Я вытащила из рюкзака и надела шлёпки из голубого меха, усадила в кресло свой талисман – медвежонка, подошла к шкафчику со стеклянными боками, который бабушка назвала горкой, и достала чашки.
Бабуля оглядела меня и театрально заохала:
– Кофточка-то какая модная! Новая? Дорогая! Ой, балуют родители. А юбка короткая!
И дёрнула меня за шорты.
– Какая же это юбка? – проворчала я. – Шорты! Скажите спасибо, что не кожаные с цепями!
– Это что за мода такая? Юлечка, ты посмотри на эту вертихвостку! Юля заговорщически улыбнулась мне, показывая, она на моей стороне, и примиряюще сказала:
– Ничего не поделаешь, Тамара Павловна, у каждого поколения свои представления о красоте. Я уверена, вы в шестидесятые годы носили мини-юбку и блузку без рукавов.
Бабушка с удовольствием заулыбалась, даже принялась напевать – вспомнила молодость! – но быстро оборвала песню и напустила суровый вид: уж как сейчас молодёжь одевается, стыд и срам!
Юля задумчиво смотрела на экран ноутбука.
– А дама из моей научной работы упала бы в обморок при виде вашего тогдашнего мини, Тамара Павловна – судя по фотографиям, она носила чёрную муаровую юбку до щиколотки, чёрную кружевную блузу с длинными рукавами и чёрную вуаль.
Опять дама в чёрном! Да Питер – просто заповедник таинственных женщин.
Юля встряхнула головой, вскочила из-за ноутбука, подхватила большое круглое блюдо – бабуля сказала «сухарница», и мы гуськом – я поспешно пристроилась в серединку, за бабушкой – вышли из комнаты.