Глава 4
Граис проснулся, когда тонкий лучик солнца заглянул в крошечное окошко и принялся щекотать ему веки. Граис отмахнулся от него, как от навязчивой мигаты, но все же открыл глаза.
Рядом на тюфяке, разметавшись, тяжело дышал во сне Фирон.
Приподнявшись, Граис поискал глазами Миду.
Сестра Фирона сидела возле стола, держа на коленях какое-то шитье. Однако девушка только делала вид, что занята рукоделием, на самом деле она краем глаза настороженно следила за гостем.
Только сейчас, при свете солнца, Граис как следует рассмотрел ее – густые, ниспадающие на плечи черные волосы, темные глаза, худенькое личико, изможденное постоянными переживаниями и тяжелой работой, невзрачное серое одеяние.
Поднявшись, Граис одернул на себе рубаху, подтянул шнурок на груди и, наклонившись, скатал тюфяк, на котором спал. Улыбнувшись Миде, он сделал шаг к столу.
Девушка сжалась, словно в испуге. Голова ее еще ниже наклонилась к руке, в которой у нее была зажата игла.
– Можно я возьму акис? – негромко, чтобы не разбудить спящего Фирона, спросил Граис.
Девушка, ничего не ответив, продолжала напряженно наблюдать за гостем.
Граис подошел к столу, взял акис и, положив его на ладонь, поднес к лучику света. Отблески солнца так изумительно красиво заиграли на глянцевой кожице румяного акиса, что Граису даже стало жалко есть его.
– Сколько тебе было лет, когда мы впервые встретились? – спросил он у Миды.
– Шесть, – все так же не поднимая головы, ответила девушка.
– Ты стала просто красавицей.
Ответа не последовало.
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
Девушка коротко и быстро кивнула.
– Ты боишься за брата?
Мида повторила свой жест.
– Ты знаешь, чему я учил Фирона?
– Да, – глухо ответила Мида. – Брат мне рассказывал. – Она резко вскинула голову, – глаза ее горели лихорадочным огнем. – И не только мне. Первое время он всем пытался рассказывать о тебе… правду. Его дважды хватала стража. Но отпускали… По приказу Сирха… Фирон искал гибели, считая себя виновным в том, что случилось с тобой. А Сирх… Сирх насмехался над ним. Он говорил: «Ты будешь жить со своими страданиями, и имя твое станет означать для людей лишь одно – предатель»… Только недавно Фирон успокоился, взялся за работу… И тут снова ты… Мертвецы должны лежать в своих могилах, а не тревожить живых…
– Я живой, – тихо ответил Граис.
Не выдержав пристального взгляда Граиса, Мида снова опустила голову.
– Уходи из Халлата, – сказала она, слепо втыкая иголку в шитье. – А лучше совсем уходи из Йера. У нас есть Сирх – достаточно и его одного…
– Твой брат, по-моему, не очень-то жалует Сирха.
Девушка встряхнула головой, поправила рукой упавшие на глаза волосы и ничего не ответила.
– Не беспокойся, я сейчас уйду, – сказал Граис.
Надкусив акис, он окинул взглядом бедное жилище Фирона и вдруг понял, что ему страшно не хочется отсюда уходить. Как ни беден был этот дом, но в нем царили покой и согласие – именно то, чего всегда так не хватало Граису… И он не хотел ломать это убогое благополучие. Хотя и понимал… Да нет, ничего он сейчас не понимал. Он только коротко бросил Миде: «Прощай» и, переступив порог дома, закрыл за собой дверь.
Вчера вечером, лежа на тюфяке, он, прежде чем уснуть, успел обдумать, как ему добраться до Меллении. Одному пускаться в дальний путь было небезопасно, поэтому он решил присоединиться к каравану торговцев из Тирианского царства, который, как Граис узнал, мысленно общаясь с маленьким дрессировщиком, отправлялся сегодня в Дассатар, находившийся совсем неподалеку от Меллении. Лучше уж было использовать возможности психотехники для того, чтобы убедить тирианских купцов, не задавая лишних вопросов, взять его с собой, чем снова драться с бандитами на большой дороге.
Но утром Граис вспомнил о последнем разговоре с Кричетом и о том, с какой насмешкой отозвался новый руководитель проекта о провалившейся пятнадцать лет назад попытке Граиса донести свои идеи до кахимского наместника в Йере. Именно Кричету принадлежала идея искать контакты не с нынешним наместником, который, судя по той политике, которую он проводил в Йере, был человеком рассудительным и прагматичным, никогда ничего не решающим сгоряча, а с преподобным Сирхом, чей авторитет в Йере уже упал ниже нулевой отметки. Граис и прежде считал, а теперь, поговорив с людьми, знавшими нынешнего Сирха, пришел к окончательному выводу, что, обратившись напрямую к наместнику Центию Офру, он мог бы значительно быстрее достичь желаемого результата. Вот только как это сделать? Как добиться встречи с наместником и заставить его выслушать себя?..
С улицы, по которой он шел, Граис свернул налево, чтобы, обогнув рыночную площадь, выйти на нее как раз в том месте, где стоял караван тирианцев. Он пока еще не пришел к какому-либо окончательному решению по поводу того, на какой из двух ключевых фигур остановить свое внимание, и просто автоматически продолжал следовать в однажды выбранном направлении.
Люди, встречавшиеся ксеносу на пути, скользили по нему взглядами, словно по пустому месту, и проходили мимо. Должно быть, вчерашний переполох на рыночной площади не получил еще широкой огласки. Или же простым йеритам, занятым своими повседневными делами, просто не было никакого дела до облавы, устроенной шалеями на пришлого северянина.
Выйдя на небольшую площадь, Граис очутился напротив величественного храма Поднебесного, основательно и непогрешимо возвышающегося над окружающим пространством и уверенно и прямо устремляющим свои царственные формы к небесам. Пятнадцать лет назад такого храма в Халлате не было. Граис даже засмотрелся на стрельчатые окна и ажурные перекрытия. Красиво… Нет, скорее даже не красиво, а грандиозно и смело – словно зодчие возвели не храм, а переход, соединяющий человека с небом. Невольная дрожь охватывала душу при взгляде на остроконечные шпили, устремленные в беспредельную даль, принадлежавшую до сих пор одному лишь солнцу.
Любуясь изысканной и одновременно парадоксальной красотой удивительного строения, Граис начал неторопливо обходить храм по кругу. Но, сделав всего несколько шагов в сторону, он вдруг увидел скопление людей у ограды, которое прежде было скрыто от его взора левым крылом храма. Людей было не очень много, но все они так оживленно жестикулировали, так громко выкрикивали какие-то слова и так демонстративно хохотали, что создавали эффект присутствия целой толпы.
Странное действие разворачивалось вокруг невысокого деревянного помоста, сооруженного возле самой ограды храма. Вдоль помоста возвышались пять толстых шестов в человеческий рост, рядом с тремя из них стояли люди со связанными за спиной руками. В центре находился старик с седыми, развевающимися на ветру волосами и длинной белой бородой. Слева от него была привязана молодая женщина, безвольно уронившая голову на плечо. Справа – совсем еще мальчик, лет двенадцати, не больше, затравленно сверкающий огромными полными слез глазами.
По краям у помоста стояли четверо шалеев, вооруженных копьями. Возле ног их виднелись огромные корзины с тухлыми, расплывающимися кислой слизью курматами. Люди, суетившиеся вокруг, то и дело запускали руки в эти корзины и с гневными криками швыряли гнилые курматы в несчастных, привязанных к шестам.
Особенно усердствовал парень лет двадцати с волосами, остриженными коротко, как принято в Кахиме. Он старался, чтобы каждый брошенный им курмат непременно попал в лицо одной из жертв и, если это у него не получалось, отчаянно ругался.
Неожиданно у Граиса возникла шальная идея. Сейчас ему было достаточно сказать несколько слов в защиту наказуемых, чтобы оказаться арестованным. А если при разбирательстве дела он назовет свое настоящее имя, то дело его, несомненно, будет передано на рассмотрение самому наместнику. Слухи о возвращении Граиса из Сиптима наверняка уже начали расползаться по Халлату. Обстоятельства как будто подталкивали Граиса к тому, чтобы по собственному усмотрению изменить ход операции, чтобы повторить вариант, не удавшийся пятнадцать лет назад…
А, собственно, почему бы и нет? Кто сказал, что Кричет лучше его знает, как нужно действовать в Йере при конкретных обстоятельствах?..
Подойдя к помосту, Граис остановился возле шалея.
– В чем провинились эти люди? – спросил он.
– Отступники, – процедил сквозь зубы стражник.
– И что это означает?
Шалей тяжелым взглядом смерил Граиса с головы до пят.
– Это означает, что они совершили преступление против империи, – мрачно ответил стражник.
– Прости, но я не понял, в чем заключается их преступление?
– Они изучали и распространяли идеи, противоречащие учению преподобного Сирха! – зло рявкнул на Граиса шалей. – Что тебе еще надо знать? Бери и кидай в них курматы!
– Я не считаю, что изучение какого бы там ни было учения является преступлением, – развел руками Граис. – И уж подавно не могу взять в толк, каким образом религиозно-философское учение может нанести вред великой Кахимской империи. Какие именно идеи распространяли эти несчастные?
– Откуда мне знать?! – снова рявкнул шалей. – Мне нет никакого дела ни до Сирха, ни до его учения! Не нравится – проваливай своей дорогой!
– Эй, что за дела? – весело улыбнулся Граису парень, подбежавший к корзине за очередной порцией тухлых курматов. – Хватай гниль, пока еще осталась!
– Мне кажется, что эти люди не заслужили того унижения, которому их подвергают, – покачал головой Граис.
– Да ну? – изумленно вскинул брови парень. От удивления он даже забыл о курматах, которые были у него в руках. – Что же ты предлагаешь с ними сделать?
– Если они всего лишь изучали нечто, противоречащее учению преподобного Сирха, то сам Сирх или кто-то из тех, кто разделяет его взгляды, должен вступить с ними в открытый диспут, чтобы доказать свою правоту.
– Они не просто так вели душеспасительные беседы, – ткнул пальцем в стоящих на помосте людей парень. – Они утверждают, что учение Граиса из Сиптима, обвиненного пятнадцать лет назад за подстрекательство к бунту и до сих пор трусливо скрывающегося от справедливого возмездия, превосходит по своей глубине и логике учение преподобного Сирха! Оно, видите ли, более предпочтительно для простых жителей Йера!
– Я не вижу в этом никакого преступления, – спокойно возразил ему Граис. – Как известно, Сирх был учеником Граиса. Поэтому вполне резонно предположить, что он просто развивает идеи своего учителя.
– Да вы только послушайте, что он несет! – обращаясь ко всем, кто мог его слышать, заорал парень. – Преподобный Сирх сумел понять, что учение Граиса несет в себе бунтарскую заразу! – выкрикнул он в лицо Граису. – И он создал свое собственное учение, развенчавшее демагогию Граиса!
– А мне кажется, что учение Сирха базируется именно на том, что говорил Граис, – все так же спокойно ответил ему Граис.
– Пустобрех! – выругался парень.
– А ты сам слышал что-нибудь из того, что говорил Граис?
– Эй! – Парень бросил курматы, которые держал в руках, на землю и уперся кулаками в бедра. – Да ты, я посмотрю, тоже из этих! – Он дернул головой в сторону помоста. – Да к тому же еще и северянин! А ты что стоишь! – повернулся он к стражнику. – Не слышал, что ли, о северянине, который учинил вчера беспорядки на рыночной площади?
– Да того вроде бы уже схватили, – не очень уверенно произнес шалей.
– Так значит, этот тоже бунтовщик! – ткнул пальцем в Граиса парень. – Хватай его, пока не ушел!
Неожиданно он резко ударил Граиса кулаком в грудь.
Граис, намеренно пропустив удар, отшатнулся назад. От падения его спасла рука шалея, схватившего его за шиворот.
Тут же вокруг образовалась толпа.
Сбежались йериты, швырявшие курматы в отступников, подошли и двое других охранников.
– А и правда, похож на северянина, на которого был объявлен розыск, – сказал шалей, державший Граиса за ворот.
– Я не собираюсь бежать, – проговорил Граис, пытаясь мягко освободиться от крепкой хватки шалея. – Я готов ответить перед властями как за свои собственные слова, так и за то, что вменяется в преступление этим несчастным, стоящим на помосте.
– Разберемся…
Шалей выдернул из-за пояса узкий кожаный ремешок и, заведя руки Граиса за спину, крепко связал их.
– Двигайся, – шалей несильно подтолкнул Граиса.
Граис почувствовал, что лично к нему шалей не испытывает никакой неприязни. Он был бы рад отпустить странного чудака, готового вести душеспасительные беседы даже с охранниками, присутствующими при экзекуции, однако собравшаяся вокруг толпа требовала от солдата конкретных действий.
Граис, не сопротивляясь, направился туда, куда вел его охранник. Следом за ними увязался и парень с короткой стрижкой, который без остановки тараторил о том, что это именно он опознал опасного бунтовщика.
Путь их не занял много времени. Вскоре они подошли к большому серому зданию с узкими окнами, окруженному неприступной стеной, высотою в два человеческих роста, с двумя рядами острых металлических прутьев поверху. Ошибиться было невозможно – это тюрьма.
Шалей стукнул кулаком в узкую дверцу, прорезанную в одной из створок массивных, окованных железом ворот. Дверца открылась. Они прошли через широкий, посыпанный песком двор и вошли в здание. Парень, изрыгающий проклятия в адрес Граиса, не отставал от стражников.
Войдя в здание, они сразу же повернули налево.
Гулко стукнула о стену деревянная дверь, и Граис оказался в небольшой комнате. Единственным источником света служила здесь узкая прорезь под невысоким потолком. Даже ребенок не смог бы пролезть в нее и тем не менее она была перекрыта толстыми железными прутьями.
Граис едва успел окинуть взглядом небольшой стол, стул возле него и длинную скамью вдоль стены, как шалей втолкнул его за решетку, отделяющую примерно треть комнаты. Заперев за Граисом дверь, шалей направился к выходу. Парень увязался было за ним, но стражник схватил его за плечо и толкнул на скамью.
– Жди здесь, – сказал шалей и вышел, хлопнув дверью.
Дождавшись, когда в коридоре затихли шаги шалея, парень приподнялся со скамьи и осторожно потянул за ручку двери. Дверь была заперта. Парень нервно провел рукой по волосам. Похоже было, что, следуя за шалеями, он вовсе не рассчитывал оказаться под замком в здании городской тюрьмы. Чтобы хоть как-то избавиться от растерянности и страха, парень снова накинулся на Граиса.
– Что, добился своего, правдоискатель? – язвительным полушепотом забормотал он со скамьи. – Теперь посидишь за решеткой!
Граис отошел в дальний конец клетки и оперся плечом о стену.
– Ты произносишь слишком много слов, – сказал он, не глядя на того, к кому обращался. – И при этом даже не задумываешься о том, какой смысл в них вкладываешь.
– Поговори, поговори пока, – быстро закивал головой парень. – Скоро тебе язык укоротят!
В коридоре снова послышались шаги.
Громыхнул дверной запор, и в комнату в сопровождении двух шалеев вошел одетый в синюю мантию судебный исполнитель. Он был толст и лыс и то и дело промакивал потную лысину шелковым носовым платком.
– Ну, что здесь у нас? – брюзгливым голосом, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил он, усаживаясь за стол.
Рядом с ним пристроился писец. Чернильницу и писчие палочки он положил на угол стола. Доску с расстеленным на ней свитком установил на коленях.
– Это он! – сорвавшись со своего места, парень направил руку в сторону Граиса. – Тот самый бунтовщик!…
– Сядь, – недовольно поморщился судебный исполнитель и посмотрел на стоявшего рядом с ним шалея. – Излагай.
– Неизвестный, – шалей дернул подбородком в сторону запертого за решеткой Граиса, – был задержан на площади возле собора за то, что пытался возражать против наказания отступников.
Писец аккуратно записал каждое его слово.
– Как твое имя? – обратился судебный исполнитель к Граису.
– Граис из Сиптима, – ответил тот.
– Знакомое имя, – судебный исполнитель задумчиво почесал жирный подбородок, но, похоже, так и не вспомнил, где прежде слышал его. – Ты постоянно проживаешь в Халлате?
– Он самозванец! – вновь вскочив со своего места, закричал парень. – Граис из Сиптима, странствующий проповедник, подстрекавший людей к бунту, пятнадцать лет назад указом наместника был приговорен к казни!
– А ведь верно, – хлопнул ладонью по столу судебный исполнитель. – Слышал я эту историю. Что ж ты, милок, – с укоризной посмотрел он на Граиса. – Не хочешь назвать нам свое настоящее имя?
– Мое имя Граис из Сиптима, – повторил Граис. – И я именно тот странствующий проповедник, о котором вы говорите. Пятнадцать лет назад я действительно был приговорен к казни. Но не за призывы к бунту, а по ошибке. Волей Поднебесного я остался жив и получил свободу.
– Да? – склонив голову к плечу, недоверчиво глянул на Граиса судебный исполнитель. – Что-то в таком случае давно о тебе ничего не было слышно?
– Я странствовал в других землях, – ответил Граис. – В Халлат я пришел только вчера.
– И сразу же начал нарушать законы.
– Я не совершал никаких противоправных действий, – покачал головой Граис. – Я всего лишь высказал недоумение по поводу столь сурового и унизительного наказания людей, вся вина которых заключалась только в том, что они подвергали сомнениям то, что остальные принимают безоговорочно, как прописные истины.
Судебный исполнитель вопросительно взглянул на шалея.
Тот молча кивнул.
– Отступники не просто упражняют свой разум, – снова взглянув на Граиса, возразил судебный исполнитель. – Они выступают против учения преподобного Сирха, которое признано единственно верным учением на территории Йера.
– Подвергать что-либо сомнению вовсе не значит вступать с этим в конфликт, – ответил Граис.
Судебный исполнитель откинулся на спинку стула и, недовольно поморщившись, махнул рукой.
– Не люблю я эту словесную канитель. Есть закон об отступниках, и ты пытался нарушить его.
– Всего лишь подверг сомнению, – улыбнувшись, поправил Граис.
– Он даже не оказал сопротивления при аресте, – подал голос шалей.
– Так, – судебный исполнитель звучно припечатал влажные ладони к столу. – Давайте начнем сначала: за что был задержан этот… Граис из Сиптима? Только за высказанные сомнения?
– Свидетель, – шалей указал на пришедшего вместе с ним парня, – утверждает, что этот человек принимал участие во вчерашних беспорядках на рыночной площади.
– Я ничего такого не говорил! – протестующе взмахнул перед собой руками парень. – Я только сказал, что этот, называющий себя Граисом из Сиптима, похож по описаниям на объявленного в розыск северянина!
Судебный исполнитель устало потер пальцами виски.
– Я за вчерашний день повидал столько этих северян… К тому же, как выяснилось, беспорядки на рыночной площади были спровоцированы каким-то малолетним воришкой.
– А нападение на патруль на постоялом дворе, – напомнил писарь.
– Да… Точно, – кивнул судебный исполнитель. – Но никто из того патруля не смог описать напавшего на них. Они даже не помнят, из-за чего, собственно, началась драка. При чем здесь этот северянин?
– Но он утверждает, что он тот самый Граис из Сиптима, – робко произнес писарь. – Тот самый…
– Ну? – вперил в него свой взгляд судебный исполнитель. – Говори яснее.
– Граис из Сиптима был приговорен к казни… Нужно бы разобраться, каким образом ему удалось избежать наказания…
– Уф! – тяжело выдохнул судебный исполнитель. – Придется поднимать архивы…
Писарь беспомощно развел руками.
– Вот ты этим и займись! – ткнул в него пальцем судебный исполнитель. – Через три дня из Кахима вернется наместник – чтобы все необходимые бумаги к его прибытию были готовы! – Писарь быстро кивнул. – Поскольку это дело касается непосредственно интересов Кахимской империи в Йере, мой чин не позволяет мне заниматься им. Рассматривать его должен сам наместник.
Обрадованный таким простым и изящным решением, судебный исполнитель расплылся в самодовольной улыбке.
– Все записал? – спросил он у писаря.
Тот, продолжая водить писчей палочкой по бумаге, быстро кивнул.
– Постановляю до прибытия наместника содержать Граиса из Сиптима под стражей в городской тюрьме! – провозгласив свое окончательное решение, судебный исполнитель небрежно махнул рукой шалеям. – Отведите его в каземат. – Отыскав в складках мантии носовой платок, судебный исполнитель провел им по взмокшей лысине. – Проклятие, не помню, чтобы когда-то прежде в Халлате стояла такая невыносимая жара… Все! На сегодня больше никаких дел!