Два шага до аншлага. Заведено дело на любовь (А. С. Каневский, 2017)

Картина первая

Высвечивается уютная гостиная. В центре – портрет женщины, уже в возрасте, но ещё достаточно эффектной. На стенах – афиши и театральные плакаты. Входят Татосов и Даранян.

ТАТОСОВ (указывая на портрет): Это моя жена.

ДАРАНЯН: Красивая.

ТАТОСОВ (с гордостью): Ещё бы!..Сегодня её день рождения. Ей уже!.. А она ещё!.. (Входит Анна Львовна). А вот и она!.. Знакомься, это Даранян. А это Анна Львовна, в простонародье – Анька.

АННА ЛЬВОВНА (пожимая руку Дараняну): Он же просился на полчаса. Он что забыл, что он на бюллетене?

ТАТОСОВ: Я уже здоров.

АННА ЛЬВОВНА: Его здоровье – всем террористам!

ТАТОСОВ (прислушиваясь к грохоту в соседней комнате). Это Пахом?

АННА ЛЬВОВНА: Пахом. Переставляет мебель.

ТАТОСОВ (громко): Пахом! Познакомьтесь с гостем!

Выходит Пахом. Молча пожимает Дараняну руку. Молча берёт два стула и уносит их в соседнюю комнату.

ТАТОСОВ: Анька, почему ты в этой блузке? Она мрачная. Я люблю, когда на тебе яркое и пёстрое.

АННА ЛЬВОВНА: Но тут же белые кружева!

ТАТОСОВ: Всё равно. Переоденься!

АННА ЛЬВОВНА (покорно): Хорошо. (Дараняну). Он хочет, чтобы я одевалась, как клоун. (Направляется в соседнюю комнату, но вдруг останавливается). Что-то консультант задерживается. Пойду, позвоню. (Идёт к прихожей).

ТАТОСОВ: Опять к Июнькину?

АННА ЛЬВОВНА: Да.

ТАТОСОВ: Ты что-то часто ходишь к Июнькину!

АННА ЛЬВОВНА: Почини телефон, и я не буду ходить к Июнькину.

ТАТОСОВ: Телефон не работает всего два дня, а ты уже пять раз была у Июнькина.

ДАРАНЯН (протягивает ей мобильник): Пожалуйста!

АННА ЛЬВОВНА: Я их не люблю, по ним плохо слышно.

ТАТОСОВ: И это лишит её возможности ещё раз пойти к Июнькину!

АННА ЛЬВОВНА: Вам не кажется, что он меня ревнует?

ТАТОСОВ: Ещё чего! Просто я не люблю когда ты ходишь к соседям… Куда ты?

АННА ЛЬВОВНА: Пойду, переоденусь и позвоню.

ТАТОСОВ: Как раз звонить можешь не переодеваясь!

Пожав плечами, Анна Львовна уходит. Татосов, вслед ей, не скрывая гордости:

ТАТОСОВ: Эта женщина два года подряд брала первые места на конкурсе красоты в Одессе!..

ДАРАНЯН: Вы тоже из Одессы.

ТАТОСОВ: Из Санкт-Петербурга. (Делая вид, что не замечает вернувшуюся Анну Львовну). Я ведь, голубчик, потомственный аристократ, из старинного дворянского рода. И вот – женился на дочери одесского биндюжника! Гибнет дворянство, гибнет!.. (Как бы только заметив жену). А, ты уже здесь?.. Дозвонилась?

АННА ЛЬВОВНА: Июнькина нет дома. (В передней звонок). О, это консультант!.. Сними пиджак и ложись! (Дараняну). Голубчик, пожалуйста, откройте! (Заглядывая во вторую комнату). Пахом, перестаньте греметь мебелью!..

Возвращается Даранян. С ним Барбарис.

ТАТОСОВ (указывая на Дараняна): Знакомьтесь.

БАРБАРИС: Мы уже. (Протягивает Анне Львовне огромный ананас). Ешь ананасы, рябчиков жуй!

АННА ЛЬВОВНА (мужу): А ты мне ничего не подаришь?

ТАТОСОВ: Я сочинил стихи. Прочту за столом.

ДАРАНЯН: А это – к столу. (Вынимает из чемодана бутылку коньяка).

АННА ЛЬВОВНА: Спасибо, голубчик. Пришёл бы консультант, мы бы уже сели.

ТАТОСОВ: А почему мы не можем сесть сейчас?

АННА ЛЬВОВНА: Этого не хватало! Врач приходит к больному, а там – попойка!.. Это же не какой-нибудь фельдшер! Это доцент! Из научно-исследовательского института!

ТАТОСОВ: Анька обожает доцентов.

ДАРАНЯН: Её визит, наверное, стоит много денег?

АННА ЛЬВОВНА: Абсолютно бесплатно, через поликлинику.

БАРБАРИС (объясняет Дараняну). Мы раз в месяц натираем полы у них в институте. Там познакомились с ней, рассказали про Фёдора Андреевича – она сама предложила.

АННА ЛЬВОВНА: Золотая женщина! (Мужу). Пойдём, я тебе дам бульон.

ТАТОСОВ: Я же недавно ел.

АННА ЛЬВОВНА: Прошло два часа.

ТАТОСОВ: Она меня так кормит, будто собирается к осени зарезать.

Они уходят. Наступает пауза.

БАРБАРИС: Давно приехал?

ДАРАНЯН: Уже неделю.

БАРБАРИС: В гости?

ДАРАНЯН: Поступал в медицинский. Но…

БАРБАРИС: Понятно.

ДАРАНЯН: Я готовился! Честное слово!.. Но меня погубила экзаменатор…

БАРБАРИС: Старая ведьма?

ДАРАНЯН: Наоборот! Молодая, красивая!.. Волосы, как золото, глаза – на пол-лица!.. Не мог я такой женщине рассказывать о скелетах!

БАРБАРИС: Ясно. Что собираешься делать?

ДАРАНЯН: Буду в следующем году опять поступать. А пока работу ищу. Могу фехтование преподавать.

БАРБАРИС: Умеешь?

ДАРАНЯН: Кандидат в мастера!

БАРБАРИС: Я тоже когда-то увлекался.

Бросает Дараняну щётку на палке. Сам берёт такую же. Становится в позицию, приглашая Дараняна к поединку. Начинается бой.

ПАХОМ: Смотри, как у него ноги работают!.. Иди к нам, в нашу фирму. Вот так полотёры нужны!

ДАРАНЯН (удивлённо): Полотёры? Сегодня?.. Ведь всюду уже линолеум, ковровые покрытия, мраморные плитки…

БАРБАРИС: Настоящие ценители устилают полы только паркетом!.. А все старинные здания, дворцы, залы приёмов?.. А виллы олигархов? Там тоже паркет. Так что нам работы хватает. Мы однажды даже в Кремле натирали!..

ПАХОМ: И заработки отличные. Я маме и сёстрам каждый месяц по двести долларов посылаю.

БАРБАРИС: Нам платят с квадратного метра, а Пахом натирает в день по полгектара. Он из Нижнего Тагила, здесь учится в физкультурном.

ДАРАНЯН (красивым приёмом выбивает у Барбариса щётку): А ты?

БАРБАРИС: А я в Бауманском, электронику изучаю. И каждые каникулы зарабатываю себе на новый компьютер, самый модерный…

ПАХОМ: Он помешан на электронике!

ДАРАНЯН: А что это за имя у тебя такое странное: Барбарис?

БАРБАРИС: Кличка. В детстве очень конфеты любил, барбариски… В классе дразнили: Борис-Барбарис. Вот и прилипло.

ПАХОМ: Ну, что? Пойдёшь к нам в полотёры?

ДАРАНЯН: Нет, ребята, поищу что-нибудь поинтересней.

БАРБАРИС (усмехнувшись): Три года назад я так же отреагировал на это предложение. Мы с Пахомом обедали в кафе, к нам подсел милый пожилой человек (кивает в сторону кухни). Стал жаловаться, что мужчины к нему не идут. Мол, нянек много, уборщиц много, а полотёров нет.

ПАХОМ: И бутылку вина поставил.

БАРБАРИС: Мы выпили, подобрели и дали слово. А затем уже поздно было на попятный, боялись его огорчить: у него больное сердце. А потом просто его полюбили.

ПАХОМ: И работа понравилась: всё время ноги тренируешь.

ДАРАНЯН: Сейчас ведь уже механические полотёры есть.

БАРБАРИС:. Пахом их не признаёт.

Из кухни медленно выплывает Татосов.

ПАХОМ: Что с вами, Фёдор Андреевич?

ТАТОСОВ: Я по горло налит бульоном.

АННА ЛЬВОВНА (появляясь, Татосову): Не смей давать коту рыбу!.. (В кухню). Петька, брысь!

ДАРАНЯН: Какое странное имя.

АННА ЛЬВОВНА: Это всё он! (Кивает на Татосова). Притащил с улицы котёнка и назвал его Петей. А Петя взял и родил котят, но менять имя уже было поздно. (Она откидывает спинку кушетки, кладёт на неё подушку, плед, усаживает Татосова, снимает с него туфли, подаёт шлёпанцы и всё это время не прекращает рассказывать). Теперь он хочет овчарку. Но я сказала: через мой труп – мне хватает Петиных блох! Я так обрадовалась, когда он привёл вас – я боялась, что он приведёт овчарку!.. (Татосову). Ложись!

ТАТОСОВ: Не толкай меня – расплескаешь бульон.

АННА ЛЬВОВНА: Ой, с ним не соскучишься!.. После инфаркта ему пришлось уйти из театра. Я понимаю, что без дела тяжело, ну, преподавай в какой-нибудь студии, веди драмкружок, пиши мемуары… Но нет! Он организовал это странное бюро при муниципалитете! Месяц переманивал всех уборщиц и нянек, завалил квартиру вениками и щётками, половину моих платьев порвал на тряпки… Но ему этого было мало – ему нужны были ещё и полотёры!..

ДАРАНЯН: Почему именно полотёры?

ТАТОСОВ: В этом есть что-то ностальгическое.

АННА ЛЬВОВНА: О! Слышали? Ему нужна ностальгия!.. Повесил в городе объявления: «Все полотёры обеспечиваются общежитием». – это он имел в виду нашу квартиру…

Звонок.

АННА ЛЬВОВНА: О, это консультант!.. Барбарис, пожалуйста, откройте!..

БАРБАРИС (кому-то в передней). Сюда, пожалуйста.

ГЛЕБОВ (входя): Здравствуйте. Я из поликлиники.

АННА ЛЬВОВНА: Да, но мы ждали доктора Глебову.

ГЛЕБОВ: Она не придёт. У неё проблемы.

Услышав фамилию, Даранян резко обернулся.

АННА ЛЬВОВНА: Но, может быть, завтра?

ГЛЕБОВ: Боюсь, что ни завтра, ни через месяц. Она уже не консультирует в поликлинике. (Присаживается рядом с Татосовым. Щупает пульс). Зная её привязанность к вашей семье, я считал своим долгом заменить её.

ТАТОСОВ: Спасибо.

Глебов прослушивает у Татосова сердце.

АННА ЛЬВОВНА: Вы тоже доцент?

ГЛЕБОВ: Нет. Рядовой, участковый. Кстати, Глебова уже не доцент.

ДАРАНЯН: Скажите, это она принимает экзамены в мединституте?

ГЛЕБОВ: Принимала. До вчерашнего дня. (Татосову). Мой вам совет: что бы вы не узнали, не волнуйтесь. Вам категорически нельзя волноваться. До свидания. (Уходит).

АННА ЛЬВОВНА: Ну?.. Что вы на это скажете?

ДАРАНЯН: Фёдор Андреевич, выписывайте наряд!

АННА ЛЬВОВНА: Какой наряд?

ДАРАНЯН: На натирку полов в научно-исследовательском институте.

БАРБАРИС: А ты-то тут при чём?

ДАРАНЯН: Прошу принять меня третьим полотёром!

Затемнение

Картина вторая

Сцена разделена надвое: слева – кабинет, справа – приёмная. В кабинете, Пахом, Даранян и Барбарис, под музыку натирая паркет, танцуют твист. Входит Инна, секретарша.

БАРБАРИС (приглашая её в танец): Прошу!

ИННА: Я на работе. Можешь пригласить моего шефа. Кстати, он идёт.

Барбарис выключает магнитофон, музыка обрывается. Входит Богородский.

ИННА (ему): С приездом!

БОГОРОДСКИЙ: Здравствуйте, товарищи! (Пожимает руку Инне, затем каждому из ребят). Вы уж простите мне этот архаизм, но от слова «господа» веет холодом, а «товарищи» намного теплее, правда?.. Пожалуйста, продолжайте, работа есть работа.

ИННА: Они пока в приёмную перейдут.

Полотёры выходят.

БОГОРОДСКИЙ: Ну, как вы тут без меня?… Приказ о назначении Глебовой готов?

ИННА: Ещё нет.

БОГОРОДСКИЙ: А я ведь просил!

ИННА: Через десять минут будет.

БОГОРОДСКИЙ: Как мы всегда спешим огорчить человека и как медлим обрадовать его!… Заканчивайте скорей и давайте на подпись!

ИННА: Я мигом. (Уходит)

В кабинет заглядывает Матильда Ивановна.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Можно?

БОГОРОДСКИЙ: Конечно, конечно! (Поднимается, пожимает ей руку). Итак, работа Глебовой понравилась. В Женеве подтвердили её перспективность, даже обещали кое-что подбросить из международного фонда.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Подождите радоваться. Возникла неожиданная проблема.

Приёмная.

Инна у компьютера. Ребята натирают пол. Входит Копыто.

КОПЫТО: Приехал?

ИННА: Да.

КОПЫТО: Ты очень бледна.

ИННА: Это признак аристократизма.

КОПЫТО (глядя на полотёров): Ничего жеребцы! Им бы в поле пахать, а они по паркетам шаркают! Из-за таких вот у нас в армии дедовщина! (Заходит в кабинет).

ПАХОМ (растерянно): При чём здесь дедовщина?

ИННА: Не обращай внимания: он внимательно читает газеты и заучивает, с чем надо бороться.

ДАРАНЯН: Обаятельная личность!.. Педагог!.. Большой друг молодёжи!.. Его фамилия не Макаренко?

БАРБАРИС (Инне, кивая на Дараняна): Учти, он старается понравиться.

ИННА: Учла.

БАРБАРИС: А знаешь, с какой целью?

ИННА: Очевидно, с той же, что и ты.

БАРБАРИС: Нет У меня были прямые намеренья, а у него – косвенные: ему нужны подробности о Глебовой.

ИННА (Дараняну): Вы быстро сориентировались!… Как говорят в институте, она учёный с большим будущим. Работает у нас, преподаёт в мединституте, консультирует в больницах и поликлиниках, публикует научные статьи, выступает на симпозиумах… В перспективе – профессор, академик. И вообще… Женщина на главную роль.

БАРБАРИС: Что значит на главную роль?

ИННА: Это значит – не на эпизод.

БАРБАРИС: Ты не права: я к тебе очень хорошо отношусь!

ИННА: При чём здесь ты? Я у тебя даже не эпизод.

БАРБАРИС: А что?

ИННА: Так… Интермедия. Кстати, как поживает твоя Оля?

БАРБАРИС: Отлично.

ИННА: А Лёля?

БАРБАРИС: Прекрасно.

ИННА: А Даша?

БАРБАРИС (поправляя): Маша.

ИННА: Прости, я их путаю.

БАРБАРИС: Я тоже.

Кабинет. Богородский читает какое-то письмо. Копыто и Матильда Ивановна наблюдают за его впечатлением.

БОГОРОДСКИЙ: Без подписи?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Без.

БОГОРОДСКИЙ: Какая низость! Порвать и забыть!.. Слава Богу, уже не то время, когда анонимки калечили людям жизнь!..

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Вы благородный человек, Аркадий Богданович, но…Вспомните, почему Иваненко не утвердили заместителем министра?..

БОГОРОДСКИЙ: Сравнили! Он же какие-то секреты продал американцам!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Это не доказано. Больше того, были опровержения, статьи в его защиту. Но всё равно, над ним уже висело это подозрение, и его уже никуда не продвигали. А всё началось с обычной анонимки.

КОПЫТО (берёт письмо, читает): «… Если не примете меры, буду писать в Министерство»…

БОГОРОДСКИЙ (Перечитывает письмо. Задумчиво): Как не обидно, но в ваших словах есть доля истины: найдутся деятели, которые поверят, начнут звонить, выяснять, пойдут слухи, сплетни, пустые домыслы… (В раздумье). Хотя, конечно, дыма без огня не бывает.

КОПЫТО: Сексуальные домогательства.

БОГОРОДСКИЙ (брезгливо): Вы опять начитались газет.

КОПЫТО: В крайнем случае, половая разнузданность.

БОГОРОДСКИЙ: Умоляю, только без ярлыков!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Человек науки!.. В рабочее время!.. С женатым мужчиной!

ИННА (входя): Аркадий Богданович, приказ готов. Подпишите.

БОГОРОДСКИЙ (пробежав глазами): Тут не совсем точно сформулировано. Оставьте, я исправлю и отдам вам. Потом.

ИННА: Но вы же сами…

БОГОРОДСКИЙ: Идите. (Дождавшись, когда Инна вышла, обращается к Копыто). Вы с ней говорили?

КОПЫТО: Вызывал, зачитал. Предложил честно и откровенно признаться… Ну, вместо этого яростное отпирательство, возмущение, слёзы… Словом, типичная коррупция!

БОГОРОДСКИЙ (с досадой): При чём здесь коррупция? (Снова берёт в руки письмо). Маленький листок бумаги, а сколько волнений, неприятностей…Казалось бы, сегодня анонимки презирают, отрицают, высмеивают, но… Изменилось время, но не изменились мы, это уже в крови: бережное отношение к письмам трудящихся, страх и благоговение перед документом!.. А кляузник этим пользуется и пишет, пишет!.. Всякую мерзость, всякие небылицы!… (В раздумье). Хотя, если пишет, то что-то в конце концов всплывает….

КОПЫТО: Ничего! На очной ставке выясним.

БОГОРОДСКИЙ: Какой очной ставке?

КОПЫТО: Обыкновенной. Я на сегодня их всех вызвал. (Кивает на анонимку).

БОГОРОДСКИЙ: Как вы могли?! Это же бестактно!…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Вы очень благородный человек, Аркадий Богданович, но, по-моему, господин Копыто прав: нам нужны подробности.

БОГОРОДСКИЙ: Зачем?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Интересно! (Исправляясь) Для обобщений.

КОПЫТО: Проведём следственный эксперимент. Это поможет расследованию.

БОГОРОДСКИЙ: Очная ставка!.. Следственный эксперимент!.. Насмотрелись детективов!..

КОПЫТО: Значит, вы против расследования?

БОГОРОДСКИЙ: Я не против расследования. Я против этих страшных терминов!.. Почему «очная ставка»?.. Почему не товарищеская встреча?.. Почему «расследование»?.. Почему не просто дружеская беседа?.. Ведь это сразу выглядит по-иному… Кстати, наверное, по институту уже поползли слухи?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Нет. Мы никому не говорили.

БОГОРОДСКИЙ: Это хорошо. Но если бы слухи поползли, у нас был бы повод действовать.

КОПЫТО: Коль надо – поползут.

БОГОРОДСКИЙ: Ради Бога, специально ничего не раздувайте! (Матильде Ивановне). Но опереться на мнение коллектива не мешает. (К Копыто). На когда вы их вызвали?

КОПЫТО: На утро. Сейчас будут.

БОГОРОДСКИЙ: Ну, что ж… Выясняйте, разбирайтесь… Только поделикатней. (К Копыто). Слышите? Поделикатней!.. (Смотрит на часы). Ой-ёй-ёй! Опаздываю!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Вы не останетесь?

БОГОРОДСКИЙ: Меня ждут. (Поднимается. Брезгливо берёт письмо). Если б он дальше не писал… А ведь напишет, непременно напишет. Какая мерзость!

Бросает анонимку на стол и выходит из кабинета. Приёмная.

БОГОРОДСКИЙ (Инне): Если будут спрашивать, я в Министерстве. (Полотёрам). До свидания, друзья!.. Удачи вам, удачи!..

Пожимает каждому руку и уходит, сталкиваясь с вошедшим Глебовым.

ГЛЕБОВ: Мне нужен господин Копыто.

БОГОРОДСКИЙ: Здравствуйте! (Пожимает и ему руку. Инне). Проводите товарища!.

ИННА: Ваша фамилия?

ГЛЕБОВ: Глебов. Меня пригласили.

ИННА: Заходите. (Открывает дверь, пропускает в кабинет. Дараняну). А ваш соперник – симпатяга!.. С детства мечтала выйти замуж за седого мужчину.

БАРБАРИС: Выходи за любого – он через месяц поседеет.

Кабинет.

Глебов читает письмо. Копыто и Матильда Ивановна внимательно следят за ним.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Господин Глебов!.. Мы понимаем, как ранит вас это неожиданное известие…

ГЛЕБОВ: Вы ошибаетесь: оно – не неожиданное… Вот. (Вынимает из кармана конверт). Аналогичное послание. Я получил его два дня назад.

КОПЫТО: И что вы предприняли?

ГЛЕБОВ: Ничего.

КОПЫТО: Даже не проследили за ней?

ГЛЕБОВ: Я – не сыщик.

КОПЫТО: Могли нанять частного детектива.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (К Копыто): Следить?.. Фи!.. Что за методы!.. (Глебову). Но поговорить, выяснить подробности…

ГЛЕБОВ: Меня они не интересуют.

КОПЫТО: А нас интересуют.

ГЛЕБОВ: Но, в конце концов, это же личная жизнь.

КОПЫТО: На каждую личную жизнь есть «Личное дело»!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (ему): Забудьте, наконец, свою прошлую терминологию!

ГЛЕБОВ: Короче, что вы от меня хотите?

КОПЫТО: Чтоб вы ответили на все вопросы.

ГЛЕБОВ: Хорошо. Задавайте.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (Копыто): Позвольте, я начну. (Глебову, проникновенно). Как вы с ней познакомились?…

Приёмная.

Входит Татосов.

БАРБАРИС (удивлённо):Фёдор Андреевич?

ТАТОСОВ: Не ждали!.. То-то! Внезапная ревизия!..(Проехал по паркету). Неплохо. Работу принимаю. (Инне). Я по приглашению. (Протягивает ей полученное письмо).

ИННА: Минуточку. (Заходит в кабинет).

ТАТОСОВ (пожав плечами): «Предлагаем явиться в двенадцать ноль-ноль»… Я человек дисциплинированный: предлагают – явился.

ИННА (выйдя из кабинета): Заходите.

БАРБАРИС (Татосову): А почему вы в помаде?

ТАТОСОВ: С утра гости – обцеловали. А всё-таки приятно, когда в шестьдесят девять ещё не плюют, а целуют. (Входит в кабинет).

ДАРАНЯН: Мой папа говорил: «Посещение начальства – как хороший детектив: никогда не знаешь, чем кончится». Зачем они его вызвали?

БАРБАРИС: Может, возникла тема новой диссертации: «Влюблённое сердце полотёра». Начнут снимать кардиограммы, прослушивать, просвечивать.

ИННА: Если это о тебе, то диссертация будет называться «Коммунальное сердце полотёра».

БАРБАРИС: Ну, что я могу с собой поделать: когда вижу красивую женщину с другим, чувствую себя обворованным.

ПАХОМ (Заметив, что Инна расстроилась): Вы не думайте, он к вам очень хорошо относится.

ИННА: Почему ты всё время убеждаешь, что Барбарис меня любит?

ПАХОМ: Потому что вы очень красивая… И очень нежная… И очень грустная… Вас нельзя не любить.

Кабинет.

ТАТОСОВ (хохочет): Вы это здорово придумали!… (Хохочет). Меня по-всякому заманивали руководить драмкружком. И пели, и декламировали… Но чтобы так разыграть – ни разу! (К Копыто). Вы – прирождённый трагик. (Матильде Ивановне). И вы прекрасно подыгрывали!.. И поставлено хорошо!… (Глебову). Это вы постановщик?

ГЛЕБОВ: Вы меня не узнали?.. Я – муж Глебовой. Но я не член этого драмкружка.

Татосов обрывает смех. Внимательно обводит всех взглядом и останавливает его на Копыто.

КОПЫТО: Вы тоже хороший актёр. А теперь сотрите следы помады и продолжим. Сколько раз Глебова приходила к вам?

ТАТОСОВ: Раз пять или шесть.

КОПЫТО (заглядывая в письмо): Семь. Из них сколько по направлению из поликлиники?

ТАТОСОВ: Раза два. А потом она уже приходила по собственной инициативе.

ГЛЕБОВ: Мне пора.

КОПЫТО (ему): Минуточку! (Татосову). Почему так получалось, что последние пять раз Глебова приходила к вам в отсутствие жены?

ТАТОСОВ: Потому что у Аньки… (Исправляясь)… у моей жены больные ноги, она через день ходит на лечение.

КОПЫТО: Куда?

ТАТОСОВ: В поликлинику.

КОПЫТО: Так. (Глебову). Вы работаете в этой же поликлинике – ответьте: могла ваша жена узнать, когда у жены Татосова назначено лечение?

ГЛЕБОВ: Оля бывает в поликлинике только раз в неделю.

КОПЫТО: Этого вполне достаточно. Повторяю вопрос: могла она, при желании, узнать, когда у Татосовой назначено лечение. Могла или нет?.. Отвечайте!

ГЛЕБОВ: При желании могла.

КОПЫТО: Так. Вы свободны.

ГЛЕБОВ: До свидания. (Уходит).

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (пока он идёт к дверям): Мужайтесь, друг мой, мужайтесь!.. (Как только он вышел, Татосову). А теперь расскажите все подробности.

Приёмная.

Из кабинета выходит Глебов.

ГЛЕБОВ: Чуть не забыл. Вот. (Протягивает Инне заявление). Ольга Александровна просила передать Богородскому.

ИННА (взглянув на заявление, поражённо): Она уходит из института.

ГЛЕБОВ: Разве это адресовано вам?

ИННА: Простите.

ГЛЕБОВ: До свидания! (Уходит).

Кабинет.

ТАТОСОВ: Что я должен рассказать?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Ну, о её визитах… С чего начиналось?

ТАТОСОВ: Она звонила.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: А вы?

ТАТОСОВ: А я открывал.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: А она?

ТАТОСОВ: Она снимала плащ.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: А вы?

ТАТОСОВ: Нет, мне всё ещё не верится, что это всерьёз!.. Она и я!.. Какая дикость!…Да поймите: я уже в том возрасте, когда согласие женщины страшнее, чем её отказ!..

КОПЫТО (неожиданно): Вы дарили ей цветы?.. Да или нет? Отвечайте!

ТАТОСОВ: Дарил.

КОПЫТО: Сколько?

ТАТОСОВ: Два раза.

КОПЫТО (довольно потирая руки): Так!.. Подведём итог. Первое: женщина-врач семь раз приходит к больному мужчине, из них пять раз – неофициально. Второе: все неофициальные визиты, по странному совпадению, происходят в отсутствие жены больного мужчины. Третье: больной мужчина после визита врача-женщины дарит ей цветы…

ТАТОСОВ: А что я должен дарить человеку, который спас мне жизнь? Деньги!?

КОПЫТО: Это было бы естественно!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (восхищенно): Какая скандальная история! (С укором). Ну, почему вы не хотите рассказать все подробности?

ТАТОСОВ: Хорошо. Я расскажу. Всё расскажу. Только записывайте, чтоб не пропустить! Я обожаю блондинок, брюнеток и шатенок!… Я притворяюсь умирающим и заманиваю к себе врачей, санитарок и медсестёр!.. Я – сатир, я – насильник, я – секс-бомба, и у меня есть гарем на самоокупаемости!

Выходит, хлопнув дверью.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (глядя ему вслед): А знаете, её можно понять: в нём что-то есть!

Затемнение

Картина третья

Квартира Татосова.

Телефонный звонок. Из кухни выбегает Даранян. Снимает трубку.

ДАРАНЯН: Слушаю?.. Да, уже работает, Спасибо. (Кладёт трубку. Из кухни доносится грохот). Что это?

ПАХОМ (выглядывая): Я холодильник передвинул.

Хлопнула входная дверь. Входит Татосов.

ТАТОСОВ: Не звонила?

ДАРАНЯН: Нет (Помогает ему снять плащ).

ПАХОМ: Я вам сейчас бульон подогрею.

ТАТОСОВ: Слухи о моём беспутстве начинают распространяться: дворничиха смотрит на меня с повышенным интересом, а участковый уже пригласил на лекцию «Беспорядочный секс и его последствия». (Услышав телефонный звонок, радостно). Анька! (Снимает трубку). Алло!

МУЖСКОЙ ГОЛОС ИЗ ТРУБКИ: Это Татосов?

ТАТОСОВ (разочарованно): Да, он.

ГОЛОС: Говорит Дубинин, из муниципалитета.

ТАТОСОВ: Здравствуйте, господин ДУБИНИН.

ГОЛОС: Вас известили о заседании?

ТАТОСОВ: Нет.

ГОЛОС: Так я извещаю: завтра в девять утра. Ваше присутствие обязательно.

ТАТОСОВ: Что за срочность?.. Какой вопрос?

ГОЛОС: Недостойное поведение господина Татосова.

ТАТОСОВ: Моё?

ГОЛОС: Да…

ТАТОСОВ: А… А в связи с чем?

ГОЛОС: В связи с тем, что у вас обнаружена вторая семья.

ТАТОСОВ: А-а-а!.. Ну, да… Раз обнаружена – тогда понятно… Но меня интересует, чисто из любопытства: какая связь между моими семьями и натиркой полов?

ГОЛОС: Полы натирать надо чистыми руками!

Гудки. Татосов кладёт трубку, садится в кресло, включает телевизор. Идёт передача «Разучивание песни».

ГОЛОС С ЭКРАНА: «Ну, целуй… меня… везде… я ведь… взрослая… уже»… Записали?… Повторяю: «Ну, целуй… меня… везде…».

Татосов выключает телевизор… Из кухни с тарелкой бульона появляется Даранян.

ДАРАНЯН: Фёдор Андреевич, кушать подано!.. Сейчас будет шашлык.

ТАТОСОВ (Отставляя тарелку): Спасибо, голубчик, не идёт.

В передней звонок. Даранян с криком «Анна Львовна!» бросается открывать.

ТАТОСОВ (грустно): У неё ключи.

Возвращается Даранян и сухонький, чистенький старичок.

СТАРИЧОК (Татосову): Мне надо с вами поговорить.

ТАТОСОВ: Садитесь, пожалуйста.

СТАРИЧОК: Я – стоя. (Подождав, пока Даранян вышел). Я – Июнькин, ваш сосед.

ТАТОСОВ: Знаю. Мы не знакомы, но я много слышал о вас хорошего.

ИЮНЬКИН: Меня не интересует, что вы обо мне слышали. Я пришёл сообщить, что я восхищаюсь вашей женой. Больше того – я люблю её.

ТАТОСОВ: Быть может, это просто совпадение, но я её тоже люблю.

ИЮНЬКИН (У портрета Анны Львовны): Конечно, в моём возрасте это звучит смешно, но это не моя вина, а моя беда: я её очень поздно встретил.

ТАТОСОВ (как бы извиняясь): Она не могла столько ждать.

ИЮНЬКИН: Вы живёте в этом доме уже давно – все эти годы я боролся с собой. Я ежедневно встречался с ней на лестнице, но не сделал ни одного шага навстречу своему чувству.

ТАТОСОВ: Вы – благородный человек.

ИЮНЬКИН: Меня не интересует ваше мнение обо мне. Для меня всякий семейный очаг – священен, быть может, потому, что я никогда не имел своего.

ТАТОСОВ: У вас ещё всё впереди.

ИЮНЬКИН: Да! Потому что теперь у меня развязаны руки. Теперь, когда известна ваша связь с несовершеннолетней…

ТАТОСОВ (поперхнувшись): К…к…какая связь?

ИЮНЬКИН (повторяя): Теперь, когда известна ваша связь с несовершеннолетней, я могу быть свободным в любых поступках, о чём и считаю своим долгом заявить!

По-гусарски щёлкает каблуками, подбивает одну ногу другой и падает. Татосов бросается к нему на помощь, но Июнькин отстраняет его.

ИЮНЬКИН: Я сам!..(Гордо уползает).

ТАТОСОВ (секунду смотрит ему вслед затем нервно, отрывисто хохочет. Так же неожиданно обрывает смех. Вошедшему Барбарису): Пойду, полежу. (уходит).

БАРБАРИС (передаёт Пахому тарелку с бульоном): На! Отдай Пете. Если Петя не захочет, можешь сам съесть.

ПАХОМ: Петя не захочет (ест).

Входит Анна Львовна.

ДАРАНЯН (ей): Разрешите доложить: шашлыки поджарены, бульон разогрет, посуда перемыта… Дежурство сдал!

АННА ЛЬВОВНА (негромко): Спасибо, мальчики. Он спит?

ДАРАНЯН: Отдыхает.

АННА ЛЬВОВНА: Ваша постель – здесь. (Показывает).

ДАРАНЯН (смеясь): Мы же ещё увидимся.

АННА ЛЬВОВНА: На всякий случай.

ПАХОМ: Мы уходим.

АННА ЛЬВОВНА: Идите, мальчики, идите.

Хлопнула входная дверь. Анна Львовна, не раздеваясь, задумчиво осматривает комнату.

ТАТОСОВ (появляясь): Анька! Что случилось?.. Где ты была?…

АННА ЛЬВОВНА: Я ухожу от тебя.

Достаёт чемодан, собирает вещи.

ТАТОСОВ: Я сейчас опять начну хохотать.

АННА ЛЬВОВНА: Хохочи. Ты имеешь право. Ты опозорил меня на весь двор. Каждый подходит и сообщает, что ты дарил ей цветы.

ТАТОСОВ: Разве для тебя это новость? Ты же сама их покупала!

АННА ЛЬВОВНА: Покупала. Но я не знала, что у вас так далеко зашло.

ТАТОСОВ: Что зашло?

АННА ЛЬВОВНА: Всё!.. Сначала цветочки, потом ягодки!.. Теперь я вспоминаю, как она тебя прослушивала!

ТАТОСОВ: Она меня поставила на ноги.

АННА ЛЬВОВНА: Ещё бы! Зачем ей лежачая развалина!.. Какой же я была слепой!.. Всю жизнь верила тебе… Молилась на тебя… Но хватит, мои глаза раскрылись: если ты такое творишь сейчас, представляю, что ты вытворял в молодости!. Теперь мне ясно, что это были за ночные репетиции, гастрольные поездки!..

ТАТОСОВ: Ты говоришь ужасный вздор, за который потом тебе будет очень стыдно.

АННА ЛЬВОВНА: О!.. Там-таки умницы!.. Они меня предупредили, что ты от всего будешь отказываться!

ТАТОСОВ: Кто предупредил?

АННА ЛЬВОВНА: Актив пенсионеров – они тебя давно раскусили…

Берёт чемодан, направляется к дверям.

ТАТОСОВ: Куда ты?

АННА ЛЬВОВНА: Думаешь, я буду стоять у тебя на пути?.. Думаешь, у меня нет гордости?.. Думаешь, я заплачу?.. (Плачет). Вот твой режим… Вот твои лекарства… Обед в холодильнике, на два дня… А потом… Потом пусть уже она тебе готовит…

В слезах убегает. Ошеломлённый Татосов остаётся сидеть в кресле. Машинально включает телевизор.

ГОЛОС С ЭКРАНА: А теперь все вместе: «Ну, целуй меня везде – я ведь взрослая уже!..»

Затемнение.

Картина четвёртая

Знакомые нам автомат и скамейка. На скамейке Пахом и Барбарис. Перед ними Даранян.

ДАРАНЯН: Решайте, или я иду сам.

ПАХОМ: Я с тобой.

БАРБАРИС: Чего ты хочешь добиться?

ДАРАНЯН: Надо вернуть Глебову и заставить перед ней и Татосовым извиниться!

БАРБАРИС: Поздно. Уже поползли слухи. Уже есть мнение. Уже заведено дело. Когда я слышу эти слова, я перестаю сопротивляться.

ДАРАНЯН: Но ты веришь в справедливость?

БАРБАРИС: Как праведник в Иисуса Христа: знаю, что её давно распяли.

ДАРАНЯН: Значит, ты не идёшь с нами?

БАРБАРИС: Иду.

ДАРАНЯН: Зачем?

БАРБАРИС: По глупости.

ПАХОМ: Да не слушай ты его! Он всегда вначале хнычет. Давай продумаем план действий.

ДАРАНЯН: А чего думать? И так всё ясно!

БАРБАРИС: Всех задушить и зарезать, да?

ДАРАНЯН: О, нет! Ты не знаешь Дараняна! Темперамент в сторону. Холодный расчёт и тактика. Будем бить врагов их же оружием. Предлагаю начать с самого верху, с Богородского.

БАРБАРИС: А любопытную месткомовскую даму – мне.

ПАХОМ: Что ты собираешься делать?

БАРБАРИС: Секрет фирмы!

ДАРАНЯН: Тебе нужна помощь?

БАРБАРИС: О, нет! Предпочитаю встретиться с противником один на один, тем более, противник – женщина!.. Пока! (Уходит).

ПАХОМ: Ты не сомневайся!.. Знаешь, какой он парень?.. Вот такой!.. Если Барбарис взялся – он всё сделает!..

К автомату подходит знакомый Детина. Бросает монеты, нажимает кнопку – ничего не выпадает. Детина с яростным рычанием лупит автомат.

ДЕТИНА (завывая): Понастроили на нашу голову!.. Ворюга проклятый!.. (Снова лупит).

ДАРАНЯН: Ты ещё не устал?

ДЕТИНА (узнав его): А чего ты за него заступаешься?.. Ты знаешь, какой это гад!.. Вот нажми кнопку, нажми! Без монет…

Даранян нажимает кнопку – выпадает банка.

ДЕТИНА (Пахому): Теперь ты нажми!.. Нажми!..

Пахом нажимает – выпадает вторая банка.

ДЕТИНА (чуть не обезумев от ярости): Видал?.. Это он за мои деньги такой щедрый!.. Любимчиков завёл!..

ПАХОМ: На, я тебя угощаю (протягивает ему свою банку).

ДЕТИНА: Мне подачек не нужно!.. Мне по справедливости!..

Опускает монеты, нажимает кнопку – ничего нет. От обиды и неутолённой ярости чуть не плачет.

ДЕТИНА (автомату): Ну, погоди, гад!.. Ты уже покойник!… Я тебя ночью на металлолом свезу!..

Последний раз даёт автомату оплеуху и убегает. Пахом и Даранян хохочут.

ПАХОМ: Чего это он с ним так?

Задняя стенка автомата открывается – выходит механик.

МЕХАНИК: Не люблю хамства. Жлобов надо учить… А это вам! (Протягивает им ещё по баночке). Пейте, пейте!.. Он же это оплатил!..

Скрывается в автомате. Пахом и Даранян снова хохочут.

ДАРАНЯН: За удачу нашей операции! (Чокаются баночками).

Затемнение.

Картина пятая

Кабинет Матильды Ивановны. Письменный стол. На столе – папки, на стене – планы, диаграммы… Появляется Барбарис с кинокамерой в руке и с сумкой через плечо. Достаёт из сумки бутылку, два фужера – ставит всё это на столе. Устанавливает кинокамеру, проверяет часовой механизм. Затем достаёт маленький магнитофон, кладёт его на стол, решительно сдёргивает с себя свитер, остаётся в майке. Входит Матильда Ивановна. Удивлённо смотрит на Барбариса.

БАРБАРИС (спокойно): Здравствуйте.

МАТИЛЬДА: Что вы здесь делаете?

БАРБАРИС: Разлагаюсь. (Включает магнитофон и кинокамеру).

Вместе с вами. На глазах у кинокамеры.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Кто вы?

БАРБАРИС: Ваш любовник.

Запирает дверь кабинета, вынимает ключ, кладёт его рядом с магнитофоном.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Я сейчас закричу!.

БАРБАРИС: Кричите. Сюда прибегут и застанут картину: рабочий день, запертая дверь, полураздетый мужчина… На столе начатая бутылка… Я раздеваюсь дальше. (Снимает майку). Ну, кричите!.. Или я закричу!.. Сюда ворвутся и потребуют объяснений. Что вы на это скажете?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: У вас красивая фигура.

БАРБАРИС (сбившись): При чём здесь моя фигура?.. Думайте о своей репутации!..

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: У входа охранник – как вы сюда попали?

БАРБАРИС: По трубе.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: И не побоялись?

БАРБАРИС: Всего третий этаж.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Не каждый бы решился.

БАРБАРИС (раздражённо): Вы не то говорите!.. Не то!.. (Втолковывает). Я готовлю компрометирующие вас материалы!.. Вот я приближаюсь к вам… Вот беру за талию… Вот угощаю спиртным… Что вы делаете?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Пью.

БАРБАРИС: Зачем?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Вы же угощаете… Что это?

БАРБАРИС: Обыкновенный виски.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Прелесть какая! (Допивает).

БАРБАРИС: Учтите: всё это фиксирует кинокамера!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: А она не испортится?

БАРБАРИС: Будьте уверены – работает, как часы!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Значит, вы потом не откажитесь?.. Не скажете, что всего этого не было?

БАРБАРИС: Почему я должен отказываться?!.. Это вы должны!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Я?.. Отказываться?.. (Нежно). Дурачок!

БАРБАРИС: Погодите, погодите…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (окончательно захмелев): Говори мне ты.

БАРБАРИС: Да поймите же, что я пришёл вас скомпрометировать. Мой визит грозит вам неприятностями!..

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Визит, грозит… Важно, что мы вместе! (Берёт ключ со стола и выбрасывает его в окно).

БАРБАРИС: Вы ошалели!.. (Втолковывает). Вы должны меня бояться, должны выполнить все мои условия…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (наступая на него): Да я всё для тебя сделаю!.. Хочешь, в институт устрою?.. Хочешь, лаборантом зачислю?.. Ну, что ты хочешь?.. Что?..

БАРБАРИС (которому это надоело): Усыновите меня!

На секунду протрезвев, она пристально смотрит на него, потом вдруг разражается рыданиями.

БАРБАРИС (испуганно): Перестаньте!.. Перестаньте!.. Прошу вас!.. Я не то ляпнул… Не то!.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (сквозь слёзы): То!.. То!.. Именно то!.. Я сама себе противна! Давно противна!.. Сижу с сотрудницами, слушаю про семейные скандалы, смотрю на рыдающих баб и думаю: Господи! Хоть бы когда-нибудь оказаться на их месте!.. Ты пришёл меня скомпрометировать?.. Глупый мальчик, меня нельзя скомпрометировать!.. Смотри! (Подбегает к запертой двери и громко кричит). Я пью виски!.. Я танцую рок!..У меня в комнате раздетый мужчина!.. (Пауза. Поворачивается к Барбарису). Видал?.. Никто не верит. Они не представляют, что со мной это возможно. Ведь у меня безупречная репутация. (Сквозь рыдания). Безупречная!.. Безупречная!.. Это так оскорбительно!..

БАРБАРИС: Прошу вас, успокойтесь!..(Наливает из графина воду, протягивает ей).

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Нет! Не хочу!.. (Выплёскивает воду, наливает виски, выпивает). Прелесть какая!.. (Барбарису). Чего ты меня успокаиваешь?.. Ведь я сама этого добивалась… Всю жизнь… С первого класса… Комсорг, физорг, профорг, парторг!.. Для всех женщин мужчины делятся на брюнетов, блондинов, худых, толстых, высоких, маленьких… Для меня они всю жизнь делились на вышестоящих и нижестоящих. Нижестоящие за мной даже не пробовали ухаживать – они меня боялись. Вышестоящие пробовали, но их боялась я!..

БАРБАРИС: Ладно! (Натягивает свитер). Давайте по- честному. Камера уже третий день не заряжена. (Выключает её, выключает магнитофон). У вас на глазах оскорбили Глебову. Обидели, обхамили. Почему вы вместе с её обидчиками?.. Почему не выступите против них, как женщина, как учёный, как член профкома!..

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Я всю жизнь занималась общественной работой. Я разучилась ставить опыты. У меня нет личной жизни. Я не учёный и не женщина. Я – общественное ничто. А знаешь ли ты, как страшно быть ничем, особенно за сорок!.. (Снова наливает и выпивает). Прелесть какая! (Плачет).

Затемнение.

Картина шестая

Кабинет и приёмная. Инна у компьютера. Входит Матильда Ивановна.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Инночка, вам не кажется, что у нас грязные полы?… (Инна, не отвечая, продолжает набирать на компьютере). Просто стыдно перед посетителями… Надо срочно вызвать полотёров…

ИННА: Хотите, я вам дам его номер телефона.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: На что вы намекаете?.. Да как вы смеете?!.. (Меняя тон). Вы его любите?

ИННА: Было… Да сплыло.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Разве это проходит?

ИННА: Это сгорает. И остаётся зола. (Произносит как бы мысли вслух). Потратила столько лет на вечеринки, рестораны, романчики…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (Так же): Провела столько лет на собраниях и совещаниях…

ИННА: Ничему не училась, ни к чему не стремилась…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Всю жизнь что-то зубрила и чего-то добивалась…

ИННА: И осталась секретаршей, девушкой, которая бежит по первому зову…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: И осталась руководящей учёной дамой, которую никто не ждёт и не зовёт…

ИННА: Но хватит!.. Теперь всё будет по-другому!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Довольно!… Я изменю свою жизнь!..

Входят Барбарис и Пахом.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (радостно): Боренька! (Бросается к Барбарису).

БАРБАРИС: Опять вы?.. Послушайте, прекратите меня преследовать!.. Это же смешно!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (жалкая и растерянная): Я не преследую. Ведь мне ничего не надо – я просто хочу тебя видеть. Хоть издали… Но ты прав – это смешно. (Смеется). Это очень смешно! (Смеётся). Давайте все вместе похохочем! (Смеётся. Потом поворачивается и убегает).

ПАХОМ (тихо): Догони её.

БАРБАРИС: Я плохо бегаю.

ПАХОМ (кричит); Догони её!

БАРБАРИС: Чего ты орёшь?

ПАХОМ: Догони и извинись, слышишь?.. На пузе ползай, но чтоб она тебя простила!.. Ведь ты же ей в душу плюнул… Как же ей теперь жить, оплёванной?.. Беги, ну!..

БАРБАРИС: Я бегу, бегу, псих! (убегает).

Пахом приходит в себя и очень смущается своей выходки.

ИННА (внимательно смотрит на него): Вот уж не думала, что ты так умеешь.

ПАХОМ: Не могу… Не могу, когда женщин обижают. У меня три сестры. Я ещё в школе дрался до крови, если их кто-нибудь за косы дёргал…

ИННА (снова у компьютера): Между прочим, я тебя прождала до двенадцати ночи. (Пахом молчит): Отец ночевал на даче – мы могли быть одни. (Пахом не отвечает. Она прекращает набирать, поворачивается к нему). Почему ты не пришёл?

ПАХОМ (переминаясь с ноги на ногу): Как же без отца?.. И ещё перед этим время дают, на обдумывание.

Инна снова внимательно смотрит на него. Затем, переводит взгляд на вынутую из принтера страницу.

ИННА: Кто это сочинил?

ПАХОМ: Барбарис.

ИННА: Знала бы – не набирала… Всё. (Отдаёт листок Пахому).

ПАХОМ: Спасибо, Инна. (Потоптавшись). Мы вас очень уважаем. Все… И Барбарис… Вы не думайте… Просто он такой… Но он вас тоже уважает.

ИННА: Почему ты со мной на вы?

ПАХОМ: Не получается сразу.

Вбегают Даранян и Барбарис.

ДАРАНЯН: Богородский подъехал, уже паркуется.

БАРБАРИС (Пахому): Ваше задание выполнено, господин главный покровитель старых дев! Мы ворковали, как голуби.

ПАХОМ: Извини меня.

БАРБАРИС: Да, ладно… Письмо готово?

ПАХОМ: Вот. (Протягивает листок).

БАРБАРИС (пробежав глазами); Отлично!.. Надевай! (Натягивает на голову Пахому широкополую шляпу. На плечи вешает фотоаппарат. Инне). А тебе – благодарность за соучастие.

ИННА: Меня уже поблагодарили. (Подходит к Пахому, поправляет на нём шляпу и фотоаппарат).

БАРБАРИС: Как ты думаешь, что во мне сильней: уязвлённое самолюбие или чувство дружбы?

ИННА: Это уже не имеет значения.

ДАРАНЯН: Он идёт!.. По местам!

ПАХОМ: Богородский нас узнает: он с нами здоровался.

БАРБАРИС: Ну, так что? Думаешь, он видит, с кем здоровается?… Ему важно, чтоб все видели, что он здоровается!.. Делай, как репетировали!

Даранян и Барбарис прячутся за шкаф. Пахом небрежно развалился на стуле. Входит Богородский.

БОГОРОДСКИЙ: Здравствуйте! (Пожимает Инне руку. Поворачивается к Пахому). Здравствуйте!.. С кем имею честь?

ИННА: Это корреспондент из «Известий».

БОГОРОДСКИЙ: Пресса?.. Милости просим! (Пропускает Пахома в кабинет. Усаживает). Кофе?.. Чай?.. Коньячок?..

ПАХОМ: Спасибо, некогда. Редакция готовит о вас большую статью, мне поручено срочно сделать снимок.

БОГОРОДСКИЙ: Что ж… Это приятно!

Выбирает подходящую позу: улыбающийся, сосредоточенный, работающий… Всё не то!.. Взгляд его останавливается на портрете Павлова, висящем над столом. Это ему нравится. Он так же, как Павлов, выставляет кулаки и занимает точно такую же позу.

БОГОРОДСКИЙ: Я готов.

ПАХОМ: Внимание!.. Подбородок чуть выше!.. Приготовились!.. Сни…

ДАРАНЯН (резко открыв дверь): Стоп! (Решительно входит в кабинет, за ним Барбарис, несёт его портфель).

ПАХОМ (Богородскому): Это наше начальство.

БОГОРОДСКИЙ: Очень рад познакомиться!.. Слышал, вы заинтересовались моей скромной деятельностью… (Протягивает ладонь для рукопожатия).

ДАРАНЯН (как бы не замечая этого): Да. Готовили статью.

Ладонь Богородского повисает в воздухе.

БОГОРОДСКИЙ: А, позвольте узнать, почему в прошедшем времени?

ДАРАНЯН: Потому что обстоятельства изменились.

Руководящим жестом приказывает Барбарису. Тот поспешно вынимает из портфеля письмо и протягивает Дараняну.

БОГОРОДСКИЙ: Что это?

ДАРАНЯН: Письмо в редакцию.

БОГОРОДСКИЙ: От кого?

ДАРАНЯН: Без подписи.

БОГОРОДСКИЙ: А какое это имеет отношение к статье?

ДАРАНЯН: К сожалению, самое прямое. Здесь речь идёт о вашей деятельности в период басмачества.

БОГОРОДСКИЙ: В какой период?

ДАРАНЯН: В период разгула банд басмачей.

БОГОРОДСКИЙ: Моей деятельности?!

ДАРАНЯН: Вашей, вашей.

БОГОРОДСКИЙ: Хорошая шутка! (хохочет). Я и басмачи!.. Ой, не могу!.. Ой, рассмешили!..

ДАРАНЯН: Зря веселитесь – это серьёзней, чем вы думаете. (Барбарису). Зачитайте!

БАРБАРИС (читает): «… Во главе своей банды бесчинствовал в оазисах. Собственноручно засыпал двенадцать колодцев. Был известен под кличкой «Исмаил-Бек»…

БОГОРДСКИЙ (всё ещё смеясь): Простите, какой Бек?

БАРБАРИС: Исмаил.

Телефонный звонок.

БОГОРОДСКИЙ (в трубку): Да?

ЖЕНСКИЙ: ГОЛОС: Это Котик?

БОГОРОДСКИЙ: Вы ошиблись номером. (Кладёт трубку. Дараняну, уже без смеха). Вы меня разыгрываете?

ДАРАНЯН: Мы слишком занятые люди, чтоб заниматься розыгрышами.

БОГОРОДСКИЙ: Значит, вы всему этому верите?..

БАРБАРИС: Я допускаю, что здесь многое преувеличено… Но, знаете, дыма без огня не бывает.

БОГОРОДСКИЙ (уже окончательно посерьёзнев): Вы, что сами не видите, что это абсурд: я родился минимум через двадцать лет после того, как похоронили последнего басмача!.. Вот мой паспорт! (Протягивает документ).

БАРБАРИС: В письме написано, что вы подделали метрику, получили фальшивый паспорт и сделали пластическую операцию.(Присматриваясь). Конечно: нос явно не ваш.

БОГОРОДСКИЙ: Что за чушь! Это мой нос, мой!.. Можете потрогать! (Подставляет свой нос Барбарису. Услышав телефонный звонок, Дараняну). Пожалуйста, снимите трубку.

Даранян снимает трубку.

ЖЕНСКИЙ: ГОЛОС: Это Котик?

ДАРАНЯН: Это Исмаил-Бек!.. (Кладёт трубку).

БОГОРОДСКИЙ: Что за неуместная шутка?!

ДАРАНЯН: Увы, это не шутка – это правда.

ПАХОМ: Человек науки!… В халате и тюбетейке!.. Босиком по пустыне!..

БОГОРОДСКИЙ: Так вы, действительно, верите, что я засыпал двенадцать колодцев?!

ДАРАНЯН: Допускаю, что это преувеличено. Вы могли засыпать всего два-три, а из этого сделали дюжину.

БАРБАРИС: У меня к вам личная просьба.

БОГОРОДСКИЙ: Рад служить.

БАРБАРИС: Мой племянник в школе создаёт исторический уголок… У вас не сохранился ятаган?.. Дети бы изучали.

БОГОРОДСКИЙ: Слушайте, но это же смешно!

ПАХОМ: Конечно, смешно: столько лет хранить оружие.

БОГОРОДСКИЙ: Вы меня удивляете!.. Молодые, современные, образованные!…Как легко вы становитесь орудием в руках клеветника!.. Мы тоже были молоды! Но нас не так легко было сбить с толку!.. Мы умели и поработать, и повеселиться!..

Телефонный звонок. Богородский снимает трубку.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Это Котик?

БОГОРОДСКИЙ (игриво): Нет, это пёсик. Гав!.. (Кладёт трубку, озорно подмигивает Дараняну): Вот так!..

ДАРАНЯН (оправдываясь): Не думайте: мы это письмо не сразу будем печатать. Мы передадим его в ваше министерство, там проведут расследование, вы всё объясните и докажете…

БОГОРОДСКИЙ (перебивая): Что я должен доказать?!

ДАРАНЯН: Что вы не Бек.

Вспышка. Это Пахом сделал снимок.

ПАХОМ (объясняя): На всякий случай. Для фельетона.

БОГОРОДСКИЙ: Вы меня просто поражаете!.. Сегодня, в период расцвета демократии!.. Какая-то пакостная бумажонка с идиотскими обвинениями может поставить под сомнение всю честно прожитую жизнь!…

ДАРАНЯН (оправдываясь): Это не бумажонка. Это письмо читателя, оно принято, зарегистрировано… Это документ.

БОГОРОДСКИЙ: Анонимка – это не документ! Это – трусливый донос!.. А доносу место не в портфеле, а в мусорной корзине!..

БАРБАРИС: Ну, да… Все так только говорят, но не делают. БОГОРОДСКИЙ: Остерегайтесь поверхностных выводов!.. Вы плохо знаете жизнь, молодые люди!.. За примером ходить недалеко… Вот! (Вынимает из стола письмо, протягивает Дараняну). Честного, талантливого учёного облили грязью, с головы до ног… Именно тогда, когда готовился приказ о её повышении в должности!..

ДАРАНЯН (пробежав письмо глазами): Кошмар!

БОГОРОДСКИЙ: Да, кошмар!.. И представьте, что было бы, если б это письмо попало в руки трусам и перестраховщикам… Я не хочу проводить параллели, но, простите, они напрашиваются… Такие руководители, конечно, задержали бы приказ и тоже стали бы обсуждать, расследовать… А это значит – обидели бы человека, растоптали его достоинство, оскорбили, унизили!..

Расстроившись, отворачивается, смахивает невидимую слезу.

ДАРАНЯН (тоном провинившегося школьника): А как?.. Как надо поступить?

БОГОРОДСКИЙ: Так, как это делаю я! (Нажимает кнопку. Заглядывает Инна). Где приказ о назначении Глебовой?

ИННА: У вас в верхнем ящике.

БОГОРОДСКИЙ: У меня?.. (Открывает ящик) Да, у меня. (Гордо). Уже у меня!.. А что делаю я?…

ДАРАНЯН, ПАХОМ и БАРБАРИС (с широко раскрытыми глазами): Что?

БОГОРОДСКИЙ: Под-пи-сы-ва-ю!.. Вот так! Просто, быстро и без волокиты!

Снова вспышка. Это восхищённый Пахом сделал снимок.

ПАХОМ: Для передовицы.

ДАРАНЯН: Вы были великолепны!

БАРБАРИС: А что делать с анонимками?

БОГОРОДСКИЙ: Надо наплевать на клеветников!.. (Плюёт на свою анонимку). Ну! А теперь вы!..

Даранян, Пахом и Барбарис плюют на свою.

БОГОРОДСКИЙ: Молодцы!.. Надо растоптать змею, присланную в конверте!.. (Бросает письмо на пол и яростно топчет его). И вы, и вы!.. (Ребята топчут свою). Нет! Этого мало! Надо испепелить эту отраву!.. В огонь их, в огонь! (Кладёт анонимку в пепельницу и поджигает её). Ну? Что же вы медлите?.. Смелей!.. (Ребята кладут в огонь и свою). Молодцы!.. Вот наш ответ клеветникам!..

ДАРАНЯН: Вы были великолепны!

БАРБАРИС: Спасибо за урок!

БОГОРДСКИЙ (вслед им): И помните: всеобщая чуткость и взаимное доверие!.. Только так, молодые люди, только так!…

Все вышли. Но через секунду в кабинет снова ворвался Даранян с приказом в руке. За ним Барбарис.

ДАРАНЯН: Что вы здесь написали?!

БОГОРОДСКИЙ: «На усмотрение господину Копыто». Это мой заместитель, он всё решит.

ДАРАНЯН: А почему не вы?

БОГОРОДСКИЙ: Я уже, голубчик, не у дел: с сегодняшнего дня в отпуске. Завтра на самолет и бултых в море! (Напевает).

Обняв за плечи Дараняна и Пахома, нежно выводит их из кабинета.

БОГОРОДСКИЙ (вошедшей Инне): Срочно подготовьте приказ о моём уходе в отпуск. В конце концов, нельзя так бесхозяйственно относиться к своему здоровью. Мы обязаны беречь себя для друзей, для науки. Для общества!

И снова принимает позу Павлова.

Затемнение.

Картина седьмая

Тот же автомат. Скамейка. На скамейке Даранян, кого-то высматривает. Появляется Глебов.

ДАРАНЯН (вскочив): Здравствуйте!

ГЛЕБОВ: Так это вы меня вызвали?

ДАРАНЯН: Да.

ГЛЕБОВ: Зачем?

ДАРАНЯН: Нам надо поговорить.

ГЛЕБОВ: Нам с вами?.. О чём?

ДАРАНЯН: О вашей жене. Вернее, не о ней, а обо всей этой истории с анонимкой.

ГЛЕБОВ: И вы уже в курсе?

ДАРАНЯН: Я пытаюсь ей помочь. Но мне нужна ваша поддержка. Ведь это ваше право: первому вступиться за честь жены.

ГЛЕБОВ: Послушайте, почему вы меня вызвали на свидание, а не пришли прямо домой?

ДАРАНЯН (смутившись): Я не хотел… Я не мог… Я не знаю ваш адрес.

ГЛЕБОВ (насмешливо): Но письмо же вы мне прислали.

ДАРАНЯН (запутавшись): Ну, какая разница!… Причём здесь я? Надо спасать её, понимаете?!

ГЛЕБОВ: Кажется, понимаю.

Внимательно рассматривает Дараняна.

ДАРАНЯН: Не надо на меня так смотреть!.. Я перед вами чист: я не искал с ней встречи. Она даже не знает о моём существовании. А я переверну весь институт!.. Я сделаю для неё всё. Понимаете, всё! Это долг каждого порядочного человека!

ГЛЕБОВ: Долг каждого порядочного человека не влезать в личную жизнь других людей.

ДАРАНЯН: Но если у других – беда?

ГЛЕБОВ: Ждите, когда вас попросят о помощи.

ДАРАНЯН: А если не попросят?.. Если человек горд, самолюбив?… Слушайте, а может вы верите тому, что там написано?.. Так это же полнейшая чушь… Чушь!

ГЛЕБОВ: Скажите, вы твёрдо решили продолжить свою деятельность?

ДАРАНЯН: Твёрдо. И не откладывая!

ГЛЕБОВ: Даже, если я откажусь вам помогать?

ДАРАНЯН: Это меня не остановит.

ГЛЕБОВ: Ну, что ж… Тогда мне придётся сделать вам одно небольшое признание. Анонимку написал я.

ДАРАНЯН (поражённо): Вы?

ГЛЕБОВ: Да. Вы очень непосредственно удивляетесь.

ДАРАНЯН: Но… Зачем?

ГЛЕБОВ: Она уходит от меня. Я хочу её удержать.

ДАРАНЯН: Анонимкой?

ГЛЕБОВ: Да. Чем угодно. Лишь бы вызвать скандал.

ДАРАНЯН: Но что это вам даст?

ГЛЕБОВ: Анонимка ставит под сомнение её нравственность. А что будет, если она уйдёт из семьи? Подтвердится правильность анонимки: аморальное поведение, половая распущенность… Анонимка всегда была страшным оружием в нашей недалёкой советской действительности… Сколько миллионов людей отправили в лагеря по анонимным доносам!… Сколько покалеченных судеб, осиротевших детей!.. Знаю, знаю, другой век, другое тысячелетие…. Но вы не учитываете генетику! К примеру, у меня до сих пор невольный страх в позвоночнике, когда при мне рассказывают политический анекдот… Это от отца, от деда… Нас отравили на много поколений вперёд…Поэтому анонимка до сих пор делает своё дело. Да, не в таких масштабах, как…Но при всём при этом, начинают ползти слухи, страдает репутация, тормозится продвижение по службе…. Значит, чтобы доказать обратное, Ольга вынуждена будет оставаться со мной, пока всё не забудется.

ДАРАНЯН: А потом?

ГЛЕБОВ: Время покажет. Я очень её люблю.

ДАРАНЯН: Из любви люди идут на подвиг, а не на подлость!

ГЛЕБОВ: Я – не профессиональный злодей. Для меня совершить подлость – это тоже подвиг.

ДАРАНЯН: Зачем вы впутали Татосова?

ГЛЕБОВ: Не удержался, очень нужное стечение обстоятельств: визиты, цветы, отдельная квартира… Знаю, знаю, есть минусы: не молод – уже под семьдесят, после инфаркта. Но есть и огромный плюс: он – актёр. А для обывателей, любой актёр – потенциальный совратитель. Я всё продумал, до мельчайших подробностей.

ДАРАНЯН: А для чего вы мне всё это рассказываете?

ГЛЕБОВ: Объясню чуть позже… А знаете, даже анонимку можно разнообразить. Например, от имени старушки-уборщицы – один стиль, от рафинированного интеллигента – другой, от домохозяйки – третий…

ДАРАНЯН: А вы знаете, что у Татосова из-за вас неприятности по работе?

ГЛЕБОВ: Знаю. Это я звонил в муниципалитет от имени общественности и требовал принять меры. Согласитесь, что у нас всё ещё считаются с общественностью.

ДАРАНЯН: Ну, так получи!.. От имени общественности! (Даёт ему пощёчину).

ГЛЕБОВ: Прекрасно! Вот для этого я вам всё и рассказал.

ДАРАНЯН (растерянно): Ничего не понимаю.

ГЛЕБОВ: Сейчас объясню: вы – непредвиденная фигура, которая не входила в мои расчеты. Вы развили бурную деятельность и вас надо остановить, хотя бы на несколько суток: хулиганство в общественном месте с нанесением побоев и материального ущерба.

Разрывает на себе рубашку.

ДАРАНЯН: Вы – подлец! Я всем расскажу о вас!

ГЛЕБОВ: Вы никому не расскажете. Это настолько неправдоподобно, что вам никто не поверит, будут считать клеветой. А клеветать на мужа любимой женщины – это низко!.. Простите, спешу: надо успеть снять побои.

ДАРАНЯН: Тогда уж заодно, чтоб было, что снимать!

Отвешивает ему две пощёчины.

ГЛЕБОВ: Великолепно! Сейчас уже наверняка останутся следы… До встречи в полиции!

Затемнение.

Картина восьмая

Отделение полиции. За столом старшина полиции пишет протокол. Напротив него – Даранян. В глубине, на двух стульях, дремлет какой-то пьяница.

СТАРШИНА (Дараняну): Прочтите и подпишите. (Протягивает протокол. Даранян читает. Звонит телефон. Старшина в трубку). Старшина Пушкин слушает… Да, товарищ капитан. Нет, не сменили. (Жалобно). Я же не успею… Слушаюсь! (Кладёт трубку).

ДАРАНЯН: Поймите, старшина, я не мог его не ударить!

СТАРШИНА: Значит, сознаётесь? Подпишите.

ДАРАНЯН: Я подпишу. Но я не могу сидеть здесь!.. Я опоздаю!

СТАРШИНА: Мало ли что! Я вот тоже могу опоздать, а сижу. (В ответ на удивлённый взгляд Дараняна). «Комсомолка» сегодня встречу организовывает, всех Пушкиных, однофамильцев, значит… Ну, и конкурс на лучшее стихотворение. Полдня сочиняю. Да разве здесь напишешь?! То одного приводят, то второго!..(Пьянице). Эй, чего мёртвый час устроил?..

Пьяница просыпается, поднимает голову – это знакомый нам Детина.

ДЕТИНА (Дараняну): Друг!

ДАРАНЯН: За что его?.

СТАРШИНА: Постоянный клиент. Каждый день напивается, дерётся, автоматы ломает.

ДЕТИНА: А чего я пью, знаешь?.. Потому что, когда я трезвый, я – злой, я – нелюдимый, я – хулиган. А когда я пьян, я – добрый, я – общительный, я – друг, товарищ и брат… Значит, трезвый, я опасен для общества!.. Значит, общество должно меня поить!..

СТАРШИНА (продолжая писать): Почему не работаешь?

ДЕТИНА: Я такую работу иш-ш-ш… иш-ш-ш… разыскиваю, чтобы по душе.

СТАРШИНА: Я же тебя устроил.

ДЕТИНА (с сожалением): Не удержался. (Дараняну). Классная работа была!.. В школе полиции, для курсантов труп изображал. Лежу на земле, а они меня рисуют, фотографируют… Спецовку выдали, харчи хорошие…

СТАРШИНА: А зачем и там пил?

ДЕТИНА: А как не пить? Работа же всё равно лежачая!

Старшина уводит Детину. Даранян по мобильному телефону набирает номер. Пару секунд ждёт.

ДАРАНЯН: Никого. Ни Пахома, ни Барбариса, ни Татоса.

ТАТОСОВ: Они здесь!

Даранян оборачивается и видит всех троих. Бросается к друзьям.

СТАРШИНА (появляясь): Нельзя сюда! Слышите!.. Запрещено!

БАРБАРИС: Пропусти, служивый!.. Мы арестантику передачку принесли!

Разворачивает пакет с пирожками…

ТАТОСОВ: Ваш капитан – мой родственник. Вот от него записка.

Протягивает записку Старшине.

СТАРШИНА: Ладно!.. Только не надолго. И чтоб было тихо!

Садится сочинять стихотворение.

ДАРАНЯН (Откусив от пирожка): Вкусно!

БАРБАРИС (таинственно): Осторожно пережёвывай – там напильник!

СТАРШИНА: Какая рифма к слову бухгалтер?

БАРБАРИС: Зарплата.

СТАРШИНА: Я серьёзно спрашиваю.

ТАТОСОВ: «Был в Ялте».

СТАРШИНА: Бухгалтер – был в Ялте… А что? Неплохо! (Пишет).

БАРБАРИС: Подведём итоги: С Матильдой я уже встречался, но, увы… Богородский от нас улизнул… Анонимщик торжествует, а ты – в полиции… Полный провал!…

ДАРАНЯН: Ничего! Пойдём дальше!..

БАРБАРИС: Шлёпнемся и там… Это утомительно и беспросветно… Что же касается Глебовой, то… Я понимаю твои чувства, но в институте ей уже не работать, Даже если ты разоблачишь автора анонимки!.. «Он украл, или у него украли… Словом, он замешан в грязной истории»… Это не я придумал, это изрекала ещё моя бабушка.

ДАРАНЯН: Ну, и убирайся к своей чёртовой бабушке!.. Тебе утомительно!.. Когда это ты успел устать?.. Устал хныкать или устал молчать?.. У тебя очень удобная философия: ты ни во что не вмешиваешься, ты только зарабатываешь деньги. Сегодня – на новый компьютер, завтра – на квартиру, а потом – для повышенной пенсии!.. Усталый вздыхатель!..

СТАРШИНА (Татосову): Рифма к слову вздыхатель?

ТАТОСОВ: Созерцатель.

СТАРШИНА: Это не устаревшее слово?

ТАТОСОВ: К сожалению, нет.

БАРБАРИС: Что ты от меня хочешь? Я – не министр, я всего лишь – полотёр.

ДАРАНЯН: Убеждённый полотёр может больше, чем равнодушный министр!

БАРБАРИС: Как?.. Ведь руководят они, а не мы.

ДАРАНЯН: Да, они!..А почему?.. Нам бы только заниматься любимым делом: наукой, спортом, творчеством… Мы брезгливо морщимся при слове администрация, политика, управление и уступаем эти места хитрым, наглым, пронырливым карьеристам и демагогам… А потом удивляемся: что творится в стране!.. А как же не твориться, если мы терпим, молчим, не вмешиваемся… Надо давать взятки – даём, надо стоять в очередях за никому ненужной справкой – стоим, надо голосовать – идём и голосуем, за кого попало, а потом удивляемся, что процветают Богородские, Копыто, Глебовы!..

БАРБАРИС: Копыто не вечны. Они стареют и скоро отомрут.

ДАРАНЯН: Глупец! Они готовят себе смену! Они выращивают молодых Копыт, которые будут калечить жизнь нашим детям!..

СТАРШИНА: Рифма к слову глупец?

ТАТОСОВ: Слепец. Но есть и более приятные рифмы: боец, удалец, молодец…

СТАРШИНА (восхищённо): Ну, вы даёте! (поспешно записывает).

ДАРАНЯН (продолжая, Барбарису): Молодой, сильный, здоровый – когда же лезть в драку, как не сейчас!.. Ведь умных и честных больше, чем подлецов и бездарностей…Мы бы с ними давно расправились, если бы все вместе, сообща, изо дня в день…

БАРБАРИС: На это надо потратить целую жизнь. А я учиться хочу, работать и что-то своё внести в науку…

ДАРАНЯН: Но творится несправедливость.

БАРБАРИС: А я – то тут при чём?

ДАРАНЯН (кричит): Ненавижу!!!

БАРБАРИС: Чего ты орёшь?

ДАРАНЯН: Ненавижу эту фразу! Понял?.. Ненавижу!

БАРБАРИС: Ты – ненормальный! (Резко поворачивается и уходит).

ДАРАНЯН (вслед ему): А я не хочу быть таким нормальным, как ты! (подбегает к старшине). Послушай: творится несправедливость!.. Я должен быть там! Нельзя, чтобы подлость торжествовала!.. Послушай, если ты, действительно, Пушкин, отпусти меня!…

СТАРШИНА: Товарищ, верь: не могу!

ДАРАНЯН: На несколько часов!.. До вечера!.. Даю слово, я вернусь!.. Надо действовать!.. Отпусти! Только до вечера!..

ТАТОСОВ (старшине): Он вернётся, я вам гарантирую… А я останусь в залог. Я знаю, что нельзя… Но в виде исключения.

ДАРАНЯН: Но я не позволю, чтобы вы из-за меня…

ТАТОСОВ (перебивая): При чём тут вы или я?.. Задета честь женщины – нельзя терять времени! Вы в курсе всех дел, вы – молоды, предприимчивы… Вы будете полезней.

СТАРШИНА: Да вы что?.. Знаете, как мне нагорит?!. Не положено!.. (Меняя тон. Татосову). А вы мне стихи поможете дописать?

ТАТОСОВ: А поэму хотите?

СТАРШИНА (задохнувшись от радости): А успеем?

ТАТОСОВ: Если сейчас начнём, не откладывая.

СТАРШИНА: Эх, была не была! (Дараняну). А не подведёшь?

ДАРАНЯН: Клянусь матерью!

СТАРШИНА (отчаянно): Давай!… Пока не передумал!

ДАРАНЯН (с чувством): Фёдор Андреевич!.. Я вам… Вы мне…

ТАТОСОВ: Пахом, помогите ему, а то он сам не уйдёт.

Пахом увлекает Дараняна.

СТАРШИНА (нетерпеливо, Татосову): Ну, давайте начнём! У меня уже есть первая строчка: «Майор наш самых честных правил…».

За дверью раздаётся лай. Старшина выходит и через секунду возвращается с большой хозяйственной сумкой. Лай раздаётся оттуда. Старшина ставит сумку и вынимает из неё щенка.

СТАРШИНА: Кто-то хулиганит.

ТАТОСОВ (громко): Анька, войди!.. (Никто не появляется). Войди! Я же знаю, что это ты.

Появляется Анна Львовна. Останавливается с опущенной головой.

Пауза.

АННА ЛЬВОВНА: Это овчарка. У неё папа – волкодав. Она сразу загнала Петю на шкаф. (Пауза). Это она, но ты можешь назвать её Гришей, чтобы Пете не было обидно. (Снова пауза). Она очень чистоплотная, она ходит только под дверь к Июнькину. (Снова пауза). Федя, можешь меня выругать… Даже ударить… Только не молчи… Почему ты молчишь?

ТАТОСОВ: Я вспоминаю.

АННА ЛЬВОВНА. Что ты вспоминаешь?

ТАТОСОВ: Стихи. Я же тебе их так и не прочитал. Слушай:

СТАРШИНА (растроганно): Нет, весь я не умру!

Поспешно записывает стихи.

Затемнение.

Картина девятая

Снова кабинет и приёмная. В приёмной Пахом и Барбарис.

Барбарис возится с телефоном, стоящим на столе.

Инна на своём месте.

БАРБАРИС: Телефон подготовлен. (Кладёт трубку). Желаю удачи, хотя в неё не верю!.. Ну, пока! (Идёт к выходу).

ПАХОМ: Подожди Дараняна.

БАРБАРИС: Чтоб этот сумасшедший мне опять устроил скандал?.. Нет уж, спасибо!

Уходит, сталкиваясь с Дараняном. Оба проходят, отвернувшись, не глядя друг на друга.

ДАРАНЯН: Все разошлись. Он возвращается за плащом. У него есть мобильник?

ИННА (Входит в кабинет, вынимает из кармана висящего на вешалке плаща мобильный аппарат): Уже нет. (Прячет его в стол).

ДАРАНЯН: Начинаем натирать, чтоб у него не возникло подозрений!

Натирают. Входит Копыто. Кладёт на стол перед Инной пакетик.

ИННА: Что это?

КОПЫТО: Зефир. Ты же, наверное, отсюда – опять на какое-нибудь свидание?

ИННА: Конечно.

КОПЫТО: Перекуси.

ИИНА:. Не люблю сладкого. (Отодвигает пакет).

КОПЫТО (взглянув на полотёров): А эти братаны всё шаркают.

Заходит в кабинет. Снимает с вешалки плащ. Надевает. Как только он вошёл, Даранян закрывает дверь и поворачивает ключ. Копыто подходит, несколько раз дёргает – дверь заперта.

КОПЫТО: Что это значит?

ДАРАНЯН: Там на столе лежит приказ с резолюцией Богородского.

КОПЫТО: Ну, и что?

ДАРАНЯН: Подпишите его.

КОПЫТО: И не подумаю. Я не стану продвигать гулящих бабёнок! (Дергает дверь). Ну, открывай!.. Живо!..

ДАРАНЯН: Убеждать вас бесполезно. Но знайте: я вам не открою, пока не подпишите приказ.

КОПЫТО (снова несколько раз дёргает дверь): Инна, открой!

ИННА: Я уже не секретарша: рабочее время закончилось.

КОПЫТО: Вы все об этом пожалеете! (Ищет в карманах плаща свой мобильник). Инна, где мой мобильный телефон?

ИННА: У меня в столе.

КОПЫТО: Ладно! Разбираться будем в полиции!..

Подходит к телефонному аппарату, стоящему на столе, снимает трубку, набирает номер. Звонит телефон в приёмной. Пахом снимает трубку.

ПАХОМ: Алло?

КОПЫТО: Это полиция?

ПАХОМ: Да.

КОПЫТО: Здесь хулиганы. Пришлите наряд по адресу…

ПАХОМ (прерывая): Подпишите приказ.

КОПЫТО (удивлённо): Какой приказ?

ПАХОМ: Всё тот же. (Объясняет). Ваш телефон соединяется только с моим. Если хотите, будем переговариваться.

КОПЫТО (швырнув трубку, подбегает к дверям): Слушайте, вы, мафиози!.. Я позову сотрудников!

ДАРАНЯН: Зовите. В институте уже никого нет.

КОПЫТО: Я закричу!

ДАРАНЯН: Кричите. Наши окна выходят во двор общежития иностранных студентов.

КОПЫТО: Они меня поймут! (Подбегает к окну, кричит). Товарищи!

ДАРАНЯН (высунувшись в своё окно): Братья!

КОПЫТО: Братья!

ДАРАНЯН: Товарищи!.. Мир, дружба!.. Ура!..

Слышны аплодисменты и приветственные крики.

КОПЫТО (снова подбегает к дверям): Послушайте! Это же уголовщина! Вы за это ответите!

ДАРАНЯН: Ответим. Но сначала вы подпишите приказ.

КОПЫТО: Ни за что!

ДАРАНЯН: Тогда будете сидеть здесь до понедельника. Сегодня пятница, конец недели, уже никто не придёт. Завтра – суббота, послезавтра – воскресенье. Есть мы вам не дадим. И пить не будете: воду из графина я вылил.

КОПЫТО: Ах, вы, щенки!.. Объявили мне импичмент?!.. Покушать не дадите?.. Измором решили взять?… Да я не такие замки ломал!..

Отступает от двери, замахивается ногой для удара. В этот момент Инна поворачивает ключ в замке и открывает дверь.

КОПЫТО (угрожающе): Вот теперь потолкуем!.. (Хочет пройти, но Инна продолжает стоять на пороге). Отойди, Инна!

ИННА: Зачем? Я тоже хочу потолковать. Ты же обижаешься, что я с тобой не беседую. Вот я тебе сейчас всё и скажу. Всё сразу. Тебя ненавидят учёные, тебя ненавидят лаборантки, тебя ненавидят соседи, тебя ненавидела мама и тебя ненавижу я…

КОПЫТО: Инна!

ИННА: Ты слушай, слушай. Тебе же этого никто не скажет: тебя боятся. Мне всегда было ужасно стыдно, что ты мой отец. Но я тоже боялась. А сейчас нет. Поэтому слушай. Разве Глебова первая на твоём счету?.. Сколько нервов ты измотал, сколько улыбок ты погасил, скольких ты довёл до инфаркта!..

КОПЫТО: По-твоему, я – подлец?

ИННА: Нет. Самое страшное, что ты всё это делаешь с чувством честно выполненного долга. Больше того: ты не пьёшь, не берёшь взятки, не составляешь протекций… Ты – омерзительно правильный человек. Такой правильный, что хочется повеситься. Или удрать. Мама это сделала первой. А я не решалась. Я просто уходила, на вечер, на ночь, на сутки. Но возвращалась. Нет, не к тебе – я возвращалась в дом, как возвращается кошка. Но мне надоело быть кошкой. Однажды я уйду и не вернусь. И это может произойти даже сегодня.

Уходит. Мужчины остаются одни. Пауза.

ПАХОМ (растерянно): Мы с Инной… Я не знал, что вы её отец… Я хотел просить вас…

КОПЫТО (сам с собой): У меня с ней всё время не так. Не ладится. А я ведь забочусь: пальто, туфли, зефир вот… Я забрал её у жены, сам воспитывал. Жена умерла, Инна её даже не помнит, но она её любит. А у меня с ней что-то не так. Всё время…Я запретил приглашать в гости парней – она стала целоваться в подъездах… Я не разрешал устраивать вечеринки – она зачастила по ресторанам…Теперь я разрешаю, но она никого не приглашает. Она меня стыдится. Я это чувствую. Давно почувствовал. И это обидно. У меня в жизни кроме неё никого нет. Я всё для неё. И всё не так. Я ведь и сюда её устроил специально, думал, может, на работе уважение ко мне появится, от других перейдёт… А получилось опять не так… А если она и вправду не вернётся?.. Ведь тогда вся моя жизнь не так…Не так…

ДАРАНЯН: Значит, вы согласны?

КОПЫТО: Мне теперь всё равно. (Подписывает приказ, протягивает его Пахому).

ПАХОМ: Спасибо, папа!

Затемнение.

Картина десятая

Знакомая скамейка. На скамейке Пахом. Появляется Барбарис.

Пахом бросается к нему.

ПАХОМ: Мы победили! Копыто подписал приказ!..

БАРБАРИС: Поздравляю. А где наш мушкетёр?

ПАХОМ: Вернулся в полицию.

БАРБАРИС: А как поживает Инна?

ПАХОМ: А как поживает Матильда?

БАРБАРИС: Гуляем. Она провожает меня на работу, носит ведро и щётки. Она добрая, беззащитная. Жалко её, да и привык я к ней… Словом, запутался… А ты встречаешься с Инной?

ПАХОМ: Нет. Я не хожу к чужим невестам.

БАРБАРИС: Ты решил, что я и Инна… (смеётся). Пахом, ты – чудо!

ПАХОМ: Так ты не женишься на ней?

БАРБАРИС: Разве я похож на человека, который женится?.. И тем более, на… Я тебе не говорил о наших отношениях – так вот, как мужчина мужчине, хочу, чтобы ты всё знал…

ПАХОМ: А я не хочу всё знать.

Барбарис подходит к Пахому, кладёт ему руки на плечи.

БАРБАРИС: Так обидно, что ты – не женщина.

ПАХОМ: Чего это вдруг?

БАРБАРИС: Я женился бы на тебе и прожил бы с тобой счастливую жизнь.

ИННА (входя): Ты опоздал. Это сделаю я.

БАРБАРИС: Как это понимать?

ИННА: Я прошу у тебя руки Пахома. Я знаю, что он любит меня, но никогда не решится признаться и сделать предложение. Поэтому это делаю я.

БАРБАРИС (который этого не ожидал и растерян): Ну, что ж… Будьте счастливы, дети мои…Будьте счастливы! (поспешно покидает сцену).

Пахом и Инна продолжают стоять, держась за руки, как их соединил Барбарис. Наедине с Пахомом Иннина развязность улетучилась. Она смущена и напряжена.

ИННА (после паузы): Вчера, когда я ждала тебя, а ты не пришёл, я вдруг поняла, что очень боюсь тебя потерять… Я тут болтала, болтала, а толком и не знаю… Может, ты меня вовсе и не любишь, может, мне это показалось…

ПАХОМ: Я очень люблю тебя.

ИННА: Скажи, как ты меня любишь?.. Мне никогда этого не говорили, сегодня это считается старомодным… Нет лучше скажи, как я тебя люблю – у меня для этого слов не хватит!..

ПАХОМ: Я для тебя стихи искал… Нашёл и выучил… Я тебе их прочту, только ты помогай, если буду сбиваться.

Вручает Инне листок со стихами. Вдали зазвучала негромкая лирическая мелодия. На её фоне Пахом читает стихи.

ПАХОМ:

ИННА:

ПАХОМ:

ИННА:

ПАХОМ:

ИННА:

ПАХОМ:

ИННА:

ПАХОМ:

ИННА:

Автомат открывается – там уже знакомый нам техник. Растроганный до слёз их признаниями, он, всхлипывая, протягивает Инне букет цветов и снова скрывается в автомате. Инна и Пахом уходят. С противоположной стороны появляются Матильда Ивановна и Барбарис.

МАТИЛЬДА: Я пришла попрощаться.

БАРБАРИС: Ты уезжаешь?

МАТИЛЬДА: Нет. Но мы больше не увидимся. Больше я не буду выпрашивать у тебя любовь. Я поняла, что это бесполезно. Ты никогда не сможешь полюбить. Никого. Ведь, чтобы любить, надо отдавать, а ты умеешь только брать. Ты даёшь видимость счастья, мираж… Занимаешь место в душе. Кажется, что там кто-то есть, а на самом деле – пусто… Но всё равно, спасибо тебе!

БАРБАРИС: За что?

МАТИЛЬДА: За мою любовь к тебе… За моё пробуждение… За моё открытие мира!..

Уходит. Барбарис растерян и подавлен, грустно смотрит ей вслед. Автомат снова открывается, выглядывает техник.

ТЕХНИК (сочувственно): Да-а-а… С ними не соскучишься!.. Моя вот тоже меня выставила из дому, теперь здесь ночую… По ночам брожу по скверу, обрываю цветы, делаю букеты. Думаю, а вдруг затоскует и придёт… Ладно, не грусти!.. У меня есть лекарство. (Достаёт бутылку, наполняет два пластмассовых стаканчика. Достаёт две баночки кока-колы). Это закуска. Давай выпьем за баб. С ними трудно, но без них – ещё трудней!.. Поехали!.. (Чокаются).

Затемнение.

Картина одиннадцатая

Квартира Татосова. Много цветов.

Татосов в переднике и в берете, наводит лоск. Из кухни появляется Инна, несёт блюдо с пирожками. Из другой комнаты доносится грохот.

ИННА: Что это?

ТАТОСОВ: Думаю, это Пахом тахту передвинул.

ИННА: Зачем вы ему разрешаете?

ТАТОСОВ: Я люблю неожиданности: благодаря Пахому я никогда не знаю, в каком углу комнаты буду сегодня спать… Можно один пирожок?

ИННА: Только вам, в виде исключения.

Уносит блюдо в соседнюю комнату. Татосов взял пирожок, дождался, когда она ушла, подбежал к передней, заговорщицки позвал «Гриша!», бросил пирожок. Постоял, полюбовался.

ТАТОСОВ: Приятного аппетита!

Вышла Инна и с ней Пахом, в майке и в таком же берете, как у Татосова.

ПАХОМ: Вы видели, какой красивый стол!

ТАТОСОВ: Ещё бы! Кто его накрывал!

ПАХОМ: Знаете, какая она хозяйка!… Вот такая хозяйка!

ИННА: Ладно, ладно, подхалим!.. У меня там пригорает! (Убегает на кухню).

В передней звонок. Вслед за звонком – лай.

ПАХОМ: Они!

ТАТОСОВ (Идёт открывать): Обидно, если сюрприза не получится.

ПАХОМ: Если Барбарис взялся, всё получится… Пойду, надену рубашку. (Уходит в другую комнату).

Из передней появляется Татосов и Матильда Ивановна. Она модно одета, в современной причёске, явно помолодевшая.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Я знаю, вы удивлены. Но я не могла… Я считала своим долгом прийти и сказать…

ТАТОСОВ: Садитесь, пожалуйста.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Нет, нет!.. Я на минутку… Всё это было мерзко, гадко, ужасно… Даже, если разница в возрасте… Даже, если смешно и бесперспективно… Но это же касается только двоих!.. Как же можно влезать в человеческие души?!.. Ведь, когда любишь… Когда переживаешь… Когда ежесекундно боишься потерять… Это ужасно!…

ТАТОСОВ: Прошу вас, останьтесь. Мы вместе пообедаем.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Нет, нет… Спасибо!.. (Идёт к выходу. Останавливается). Если кто-то будет интересоваться, передайте, что я теперь каждый вечер гуляю в скверике по аллее влюблённых…. (Замечает на журнальном столе бутылку. С интересом). Это виски?

ТАТОСОВ: Да. «Блэк Лэйбэл». Может, попробуете?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Разве, что рюмочку. Одну.

Татосов наливает ей рюмку.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: За любовь! (Выпивает). Прелесть какая! (Уходит).

ИННА (появляясь с очередным блюдом): Кто это приходил?

ТАТОСОВ: Из домоуправления… Можно попробовать кусочек?

ИННА: Хватит. Гриша уже наелась. (Уносит блюдо в другую комнату).

Звонок. Радостный лай. Входят Анна Львовна и Даранян, на голове у него – большая кепка).

ТАТОСОВ: А поворотись-ка, сынку! (Обнимает его). Теперь вы поняли, что подлеца пощёчиной не возьмёшь!

АННА ЛЬВОВНА: Посмотри, что от него осталось!

ДАРАНЯН: Там не курорт. (Здоровается с Пахомом и появившейся Инной. Замечает букеты цветов). Что сегодня за праздник?

ТАТОСОВ: Анькин день рождения.

ДАРАНЯН: Но ведь он был в прошлом месяце.

ТАТОСОВ: Она его перенесла до вашего возвращения.

АННА ЛЬВОНА (заглянув в соседнюю комнату): Ай, да Инночка!

ПАХОМ: Знаете, какая она хозяйка!

АННА ЛЬВОВНА (заметив береты на головах Пахома и Татосова): А что означает эта униформа?

ТАТОСОВ: Последний крик моды. В каньоне за ними очередь, как в старые добрые времена!

АННА ЛЬВОВНА: Да! Знаете, кто нас провожал?.. Старшина Пушкин.

ДАРАНЯН: Он получил первую премию. Там сегодня праздник, все полицейские переписывают ваши стихи!..

На протяжении разговора, всё время взглядом ищет кого-то.

ПАХОМ (заметив это): Барбарис сейчас придёт.

ДАРАНЯН (безразлично): А меня это не интересует. (Татосову).

Пушкин от жюри конкурса получил приз – электрический самовар, а от начальника райотдела – старинный полицейский свисток. Самовар он оставил себе, а свисток передал вам, как соавтору.

Протягивает Татосову свисток.

ТАТОСОВ: Ну, теперь Анька у меня запляшет!

Свистит. Вслед за свистком раздаётся звонок и лай.

ПАХОМ: Барбарис!

Идёт открывать. Возвращается с Барбарисом. На голове у Барбариса такой же берет, как у Татосова и Пахома.

АННА ЛЬВОВНА: Я вижу, вы тоже проходили мимо каньона.

Барбарис и Даранян делают шаг навстречу друг другу, но, вспомнив о ссоре, останавливаются и отворачиваются друг от друга.

ПАХОМ (Барбарису): Докладывай.

БАРБАРИС: Всё в порядке. Не скажу, что это было легко, к ней записывалась толпа народа: она только три дня, как снова начала консультировать. Но я записан первым – пришлось назначить свидание регистраторше. Так что с минуты на минуту Глебова будет здесь.

ДАРАНЯН (резко): Кто будет?

ТАТОСОВ: Глебова. Мы хотим, чтоб она посидела с нами за столом. Барбарис сделал вызов.

ДАРАНЯН: Зачем он это сделал!?

БАРБАРИС (Пахому): Передай ему, что иначе он с ней ещё год не познакомится.

ПАХОМ: Он говорит, что иначе ты с ней ещё год не познакомишься.

ДАРАНЯН: Но зачем именно сегодня?!. Ведь я… Как я ей покажусь?.. (Срывает с головы кепку – он острижен наголо).

БАРБАРИС: Передай ему, что сейчас так модно.

Снимает берет – под ним наголо остриженная голова.

ПАХОМ: Он говорит, что сейчас так модно.

Снимает свой берет – он тоже острижен наголо.

АННА ЛЬВОВНА (подойдя к Татосову): А-ну, и ты сними.

ТАТОСОВ: Мне холодно.

Она сама снимает с него берет – он тоже острижен наголо.

АННА ЛЬВОВНА: Старый дурак!.. Ты же похож на беглого каторжника… (Обводит глазом все стриженные головы). Банда скинхедов!

ТАТОСОВ: Попрошу без выражений! (Свистит).

В передней звонок и лай.

АННА ЛЬВОВНА: Она!

Пахом и Барбарис бросаются открывать. Через секунду с криками деланного ужаса бегут обратно. Вслед за ними появляется Июнькин. Ни на кого не обращая внимания, он направляется к Татосову.

ИЮНЬКИН: Я пришёл принести вам свои публичные извинения.

ТАТОСОВ: Я и не думал на вас обижаться.

ИЮНЬКИН: Меня не интересует, что вы обо мне думаете. Меня интересует, что я о себе думаю. А то, что я думаю о себе, меня не украшает.

ТАТОСОВ: Хорошо. Я согласен вас выслушать.

ИЮНЬКИН: Я не нуждаюсь в вашем согласии. Я пришёл извиниться, и я извинюсь, хотите вы этого или нет. Я оскорбил вас, поверив в грязную сплетню. Больше того, воспользовавшись трещиной в вашем семейном очаге, я стал ухаживать за женщиной, которую мы оба любим.

АННА ЛЬВОВНА: Где это вы за мной ухаживали?

ИЮНЬКИН: В молочном магазине.

АННА ЛЬВОВНА: Это когда вы подняли чек, который я уронила?

ИЮНЬКИН: Меня не интересует, как вы расцениваете мои действия. Меня интересует, как я сам их расцениваю. А расцениваю я их недостойно. (Татосову). Подавшись своему чувству и невольной слабости, я поступил не так, как положено мужчине, о чём считаю своим долгом заявить. И последнее. Прошу передать вашей собаке, что если она ещё раз перепутает мою дверь с местом общественного пользования – она в этом жестоко раскается!.. Разрешите откланяться.

Прощаясь, щёлкает каблуками, подбивает одну ногу другой и падает. Все бросаются его поднимать.

ИЮНЬКИН: Я сам.

Звонок. Лай.

АННА ЛЬВОВНА: Она!

Входит Глебов.

ГЛЕБОВ: Добрый день!.. Дверь была открыта. (Увидев остриженного Татосова). Вас призвали в армию?..

ТАТОСОВ: Где Глебова?

ГЛЕБОВ: Она не придёт, у неё проблемы: кто-то написал новое послание, на сей раз намного выше и в несколько инстанций – опять про неё и про вас. Неужели вас ещё не поставили в известность?

Телефонный звонок. Мужской голос из трубки.

ГОЛОС: Это Татосов?

ТАТОСОВ: Да.

ГОЛОС: Говорит Дубинин, из муниципалитета…

ТАТОСОВ (Положив трубку, Глебову): Мне неприятно видеть вас в своём доме.

ГЛЕБОВ: Увы, это моя обязанность – я заменяю жену.

ДАРАНЯН: Она вам уже не жена. Она ушла от вас.

ГЛЕБОВ: А вы хорошо осведомлены… Да, ушла. Но ей сейчас не сладко, она вернётся. (Видя, что Даранян рванулся к выходу). Если вас увидят рядом с ней, это ей очень навредит!

Даранян остановился. Июнькин подходит вплотную к Глебову.

ИЮНЬКИН: Я – Июнькин, их сосед. Сегодня я нахожусь в чужом доме, поэтому не имею права вас отсюда выгнать. Но завтра я специально позвоню в поликлинику, специально вызову вас к себе и с удовольствием спущу с лестницы!.. (Щёлкает каблуками, падает) Я сам!..

АННА ЛЬВОВНА: Но я-то могу это сделать и сегодня. Пахом, покажите мне бросок через бедро!

ГЛЕБОВ: Мы ещё встретимся! (Поспешно уходит).

ИННА: Опять всё сначала?

ТАТОСОВ: Да. Но теперь нас больше!

Кладёт руку ей на плечо.

ИЮНЬКИН: Позвольте откланяться.

ТАТОСОВ: Останьтесь. Вы нам нужны. Я вас давно искал.

ИЮНЬКИН: Простите, но я давно живу рядом с вами, в одном доме.

ТАТОСОВ: Я искал вас, но не знал, что это именно вы.

ДАРАНЯН (подойдя к Барбарису): А ты, наверное, доволен?.. Всё произошло, как ты предсказывал.

Барбарис молчит.

ПАХОМ (подойдя к нему с другой стороны): Почему ты молчишь? Ответь что-нибудь.

БАРБАРИС (обняв Пахома и Дараняна за плечи): Выписывайте наряд, Фёдор Андреевич!..

Вступает музыка.

Под звуки этой музыки с ними рядом, плечом к плечу, становятся Татосов, Анна Львовна, Инна, Июнькин. С разных сторон сцены выходят и выстраиваются рядом старшина Пушкин, Матильда Ивановна и техник из автомата. У всех участников в руках появляются шпаги…

ВСЕ ВМЕСТЕ: Нас ведь больше!.. Нас больше!.. Нас намного больше!

С последней фразой все становятся на одно колено и протягивают шпаги зрителям, эфесами вперёд. После общих поклонов, старшина Пушкин открывает папку и читает.

СТАРШИНА: По делу проходили…

Называет фамилии, представляя актёров.

Конец