Два поцелуя Иуды. Книга первая. Сотри печаль с лица твоего. День второй (Аким Астров)

День второй

Пятница

Отслужив утреннюю службу и пообщавшись с прихожанами, отец Иоанн вышел из храма. Оказавшись на улице, он невольно зажмурился – после нескольких дней ненастья солнце наконец-то засияло в осеннем небе. Священник собирался пойти домой, но решил, что было бы грешно не использовать такую погоду для прогулки.

Он медленно пошел по усыпанной листьями дорожке парка, но вскоре остановился – в нескольких шагах от него две огромные вороны накидывались на пушистого рыжего кота. Тот храбро оборонялся, пытался ударить их лапой и громко шипел, но по всему было видно, что победа останется не за ним. Так и случилось. Через несколько секунд кот капитулировал и на максимальной скорости ретировался под скамейку. Заметив, что он спрятался неподалеку, вороны решили добиться полной победы и грозно направились по направлению к коту. Сначала тот делал вид, что его это совершенно не пугает, но, убедившись, что их намерения абсолютно серьезны, громко мяукнул и на всех парах покинул поле битвы.

Вороны, видимо, просто обалдели от собственного величия. Одна из них подошла к отцу Иоанну и неожиданно сильно клюнула в ногу.

– Ах ты гадкая! – воскликнул священник. – А ну, брысь отсюда!

Вероятно, вороны знали, что «брысь» относится только к котам, и не имеет к птицам никакого отношения. Они стояли рядом и нахально поглядывали на священника. Только когда он шагнул к ним, вороны возмущенно каркнули и отлетели на несколько метров.

Желание гулять пропало. Отец Иоанн бросил грозный взгляд в сторону ворон и, слегка прихрамывая, направился домой. Идти было совсем недалеко – его квартира располагалась в маленьком домике на территории храма. Там он сразу прошел в кабинет, открыл блокнот и поднял телефонную трубку.

– Кардиология, – ответил женский голос после нескольких гудков.

– Здравствуйте, я хочу справиться о состоянии Барятинского Алексея Николаевича. Он лежит в реанимации.

– Еще раз скажите фамилию. Я не расслышала, – попросил женский голос.

– Барятинский Алексей Николаевич, – повторил отец Иоанн.

– Одну минуту, я посмотрю.

Священник одной рукой держал трубку, а другой поглаживал ногу, в которую клюнула странно-агрессивная ворона.

– Вы меня слушаете? – раздался голос. – Состояние очень тяжелое.

Отец Иоанн хотел спросить, что означает эта формулировка, но в трубке уже звучали короткие гудки. Он положил ее и хотел встать, но тут увидел кровь на ладони. Приподняв брючину, он обнаружил довольно глубокую кровоточащую рану.

«И чего этой вороне взбрело меня клюнуть? – подумал священник. – Взбесилась, не иначе».

Он пошел в ванную, тщательно промыл рану перекисью, а затем заклеил пластырем. Вернувшись, он подошел к книжному стеллажу и достал с заднего ряда одну из подаренных ему Барятинским книг – изложенный современным языком «Устав Церковный» отпечатанный в 1610 году при патриархе Ермогене. Этот Устав, вобравший в себя достижения литургического искусства за несколько столетий, наиболее полно описывал русские праздники и обряды. В 1633 году почти весь тираж этого Устава по указу нового патриарха Филарета был изъят и уничтожен. Вместо него был издан значительно сокращенный Устав, из которого был исключен целый пласт истории Руси и церкви.

Священник надел очки и открыл книгу в заложенном месте. Он успел прочитать только несколько строк – раздался звон металлического колокольчика, подаренного ему год назад одним из прихожан.

Отец Иоанн отложил книгу. Предварительно посмотрев в глазок, открыл дверь – на небольшом крыльце стоял церковный староста с незнакомой священнику молодой женщиной.

– Батюшка, мне нужно ваше позволение, – обратился к нему староста тихим, сипловатым голосом.

Этот высоченный здоровяк, похожий на былинного богатыря, когда-то был актером местного ТЮЗа, но из-за прогрессирующих проблем с голосом ему, в конце концов, пришлось расстаться с театром.

– Слушаю тебя, Иван Андреевич.

– Людмила вчера к внуку гостить уехала, а Надежда Ивановна вторую неделю хворает. Так, я вот новую прихожанку привел, – староста кивнул в сторону женщины. – Она раньше работала в библиотеке и тоже помогала в храме.

– В каком? – поинтересовался у женщины священник.

– В Серафимовском храме, – ответила та. – В Петербурге.

– Хорошая рекомендация. С протоиереем Василием, упокой, Господи, его душу, я не раз встречался. Вот уж был настоящий пастырь. В наш город надолго?

– Не знаю пока.

Эта женщина производила двойственное впечатление: темноволосая и с голубыми глазами; стройная и в то же время атлетичная; на вид не старше двадцати пяти, а во взгляде целая вечность. Она поправила платок, и священник отметил ее необычайно тонкие, длинные пальцы.

– Ну что ж, добро пожаловать! – Он повернулся к старосте. – Познакомьте ее с отцом Петром и введите в курс дела.

– Вот и прекрасно! – обрадовался тот. – Простите, Бога ради, за беспокойство.

Он подхватил женщину под руку и увлек за собой. Они спустились с крыльца и сделали несколько шагов, когда услышали голос священника:

– Как ваше имя?

Женщина обернулась, и священнику показалось, что солнечный свет не отразился в голубизне ее глаз, а как бы вошел в них, да так там и остался.

– Серафима.

Отец Иоанн неожиданно для себя перекрестил ее и сказал:

– Благослови тебя Господь, Серафима.

Поклонившись священнику, женщина пошла за старостой. Отец Иоанн задумчиво смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом. Он не сразу сообразил, что в кабинете звонит телефон.

***

У больного наступило резкое ухудшение. Дежурная медсестра срочно вызвала врачей, а сама стала готовить дефибриллятор.

Когда Лобанов появился в палате вслед за врачом-реаниматологом, Барятинский был без сознания. Кожа была очень бледная, по всему телу выступил холодный пот, а частый пульс с сильным нарушением ритма еле прослушивался.

– Ну что тут у нас? – спросил Лобанов.

– Сам не видишь? – огрызнулся реаниматолог. – Шок и мерцалка. – Он повернулся к медсестре. – Дефибриллятор!

– Уже готов, – сказала медсестра, протянув ему два электрода.

Врач взял «утюжки» и, потерев друг о друга, поднес к обнаженной груди Барятинского.

– Сколько? – спросила медсестра, держа руку на регуляторе мощности.

Врач медлил с ответом.

– Сколько давать? – нетерпеливо крикнула она.

– Подожди секунду…, – нерешительно произнес врач. – Денис, посмотри-ка сюда!

Лобанов уже всё видел сам, просто не мог поверить. Человек, который только что умирал, лежал с открытыми глазами и осмысленно смотрел на присутствующих. У него быстро восстанавливалось нормальное дыхание, а кожа начала приобретать более здоровый вид.

Реаниматолог и Лобанов обменялись недоуменными взглядами.

– Датчики кардиографа на место. Быстро! – приказал Лобанов.

«Утюги» тут же оказались в руках медсестры, а к груди Барятинского прикрепили только что оторванные датчики. Оба врача уставились в экран монитора. Через какое-то время реаниматолог повернулся к Лобанову и покачал головой.

– На твоем месте я бы всё это обязательно распечатал.

– Это уж непременно, – ответил Лобанов, не отрывая взгляд от монитора.

– Вы не могли бы накрыть меня одеялом, – услышали они за своими спинами слабый голос. – Холодно.

Они повернулись. Полуголый старик лежал на кровати и зябко поеживался.

– Накройте его одеялом, – распорядился Лобанов.

– Мне, похоже, здесь больше делать нечего, – сказал реаниматолог. – С вашего позволения, я отбываю. Если что, зовите.

Он вышел. Лобанов, покосившись на парня, с интересом наблюдающего за происходящим со своей койки, стал следить за показаниями кардиографа. И тут он ощутил, что взгляд старика буквально впился в него. Лобанов резко повернулся и увидел, что его глаза, как и обычно, были устремлены в потолок.

– Вы тут побудьте пока, – бросил Лобанов медсестре, а сам быстро пошел к двери. Он не понимал, почему ему стало так не по себе, но этот поспешный уход был очень похож на бегство. Открыв дверь, он оглянулся – старик лежал неподвижно, и всё также смотрел в потолок. Лобанову показалось, что его губы слегка шевелятся.

«Молится, наверное», – подумал он, закрывая дверь.

Этот старик ему очень не нравился. Он чувствовал, что в нем таится какая-то опасность. Но какая опасность могла исходить от умирающего старика?

***

Отец Иоанн подъехал к знакомому корпусу. Забыв о больной ноге, на третий этаж он просто вбежал, чем привел в неописуемое изумление группу студентов, спускавшихся навстречу. В коридоре он столкнулся с выходящей из палаты медсестрой.

– Что с ним? – спросил священник, тяжело дыша. – Мне позвонили и сказали, что он просил меня приехать. А потом перезвонили и попросили поспешить из-за того, что он при смерти.

– Это я вам звонила.

– Как он?

Медсестра открыла дверь и отошла в сторону.

– Лучше спросите у него сами.

Священник ожидал увидеть что угодно, но только не улыбку Барятинского. Он помотал головой, и устало опустился на табурет.

– Батюшка, вы, кажется, не рады видеть меня живым? – прошептал Барятинский.

– Господь с вами, Алексей Николаевич! Конечно, я очень рад. Только, как бы мне самому не оказаться вашим соседом по палате.

Через несколько минут отец Иоанн вышел из больничного корпуса и медленно пошел к машине.

– Батюшка, дорогой…

Священник повернулся и тут же получил мощную дозу смеси перегара и свежепринятой сивухи.

– Говорят это вы тут… машину поставили…

Над ним возвышался, широко улыбаясь, обладатель этого жуткого запаха, очень помятой физиономии, а заодно и целых двух зубов во рту.

– Батюшка, наградили бы денежкой за службу.

– Это за какую? – удивился отец Иоанн.

– А за охрану! – прошепелявил тот. – Вы машину открытую оставили? Оставили. Вот я ее и охраняю.

Священник подошел к машине и дернул за ручку двери. Она действительно оказалась открытой. Он проверил карманы, но ключей там не оказалось. Не было их и в замке зажигания.

– Ну, так что, батюшка, оцени заботу, – мужик протянул ему грязную ладонь, на которой лежали ключи от машины. – Охранял, как свою, – с подчеркнуто серьезным видом сказал он. – Много не прошу. Сотенки вполне хватит.

Отец Иоанн молча достал сто рублей и протянул мужику.

– Вот это человек! – заорал тот. – Настоящий божий человек!

Сторублевка в мгновение ока скрылась в его руке. С удивительной проворностью мужик залез в машину и вставил ключ в замок зажигания.

– Всё в лучшем виде! – заявил он гордо. – Если еще что нужно, спросите Димона. Меня весь район знает.

– Не пил бы ты, Дима, – сказал отец Иоанн, садясь в машину.

– А что же я делать тогда буду? – искренне изумился тот.

Священник завел мотор и поехал к воротам. В зеркале заднего вида он увидел, как к Димону подбежали два мужичка и они все вместе куда-то побрели. Не нужно было иметь большого воображения, чтобы понять, куда они направились.

***

– Соньку не видела? – спросила Вера у санитарки, протирающей пол в коридоре.

– Только что здесь была. Посмотри в процедурной.

Проходя мимо ординаторской, Вера услышала, что там идет разговор на повышенных тонах. Она остановилась и прислушалась.

– Ты чего тут стоишь? – раздался рядом голос Сони.

– Сонька, я когда-нибудь дам тебе по шапке! – огрызнулась Вера. – Что ты все время подкрадываешься?

– Да ни фига я не подкрадываюсь. Просто у меня шаг очень мягкий, как у кошечки, – ответила Соня.

– Ты письмо старичка из реанимации передала, кошечка? А то я боюсь к нему в палату заходить.

– Можешь сообщить, что его письмо уже по дороге в Чикаго. Мы дядю Борю вчера проводили. Я, кстати, фотографии принесла.

– Потом посмотрим. Я сначала пойду, отчитаюсь. – Вера повернулась и столкнулась с Лобановым, вышедшим из ординаторской. – Ой, простите, Денис Викторович! – выпалила она. – Я вас не видела.

– Верочка, я могу подумать, что ты ко мне неравнодушна. Ты просто прыгаешь в мои объятия.

– Что, так заметно? – быстро отреагировала она.

– Еще как! – с улыбкой ответил врач и двинулся по коридору.

– Настоящий потц, – тихонько произнесла Соня, глядя ему в след.

– Ну, всё, – махнула рукой Вера. – Я в реанимацию.

– Слушай, ты не в курсе чего этот Аполлон там делает? – остановила ее Соня.

– Какой еще Аполлон?

– Тот, что лежит со старичком в палате. Ты его фигуру видела? Просто отпад! От кого он у нас прячется? Из него такой же сердечник, как из меня солистка Большого Театра.

– А нам с тобой какое дело? Или уже влюбиться успела?

– Еще чего! – Соня взглянула на подаренные дядей часы. – После старичка приходи фотки смотреть.

– Выпендрежница! – фыркнула Вера.

Когда она зашла в палату, Барятинский лежал с закрытыми глазами. Ей показалось, что он спит, но она ошиблась. Услышав шаги, старик открыл глаза.

– Вы не спите? Я просто зашла сказать, что ваше письмо отправлено, так что можете не волноваться, – быстро проговорила Вера.

Барятинский посмотрел на нее долгим взглядом.

– Напрасно вы это сделали, девочка, – произнес он, чуть шевеля губами. – Надо было отправить так, как вас просили.

– Что вы имеете в виду? – спросила Вера, растерявшись.

– Напрасно, – прошептал Барятинский и закрыл глаза.

***

Яков Аркадьевич Локшин проснулся этим утром с твердым убеждением, что день не будет ординарным. Как и всегда по будням, в восемь часов его разбудил грохот железной двери и крики на лестничной площадке – соседи отправляли своего отпрыска в школу. Посмотрев на жену, он с трудом поборол желание шлепнуть ее по обнаженной ляжке, выглядывающей из-под одеяла. В отличие от него, она всегда спала как убитая, и соседский шум ее никак не беспокоил.

Локшин встал с кровати, подошел к окну и развернул жалюзи. От вчерашнего ненастья не осталось и следа.

– Слава богу! – обрадовался он. С некоторых пор в плохую погоду его стали беспокоить головные боли.

Он вышел на кухню и пару минут посмотрел по телевизору новости. В очередной раз убедившись, что цены на всё растут с дикой скоростью, а инфляция находится под полным контролем правительства, направился в ванную.

Побрившись и приняв душ, Локшин вышел из ванной и заглянул в спальню. Жена всё также сладко спала. Даже громко работающий в кухне телевизор нисколько не нарушил ее сна.

– Эй, счастье мое, ты вставать сегодня собираешься? – громко спросил он. Никакой реакции не последовало. Ему пришлось подойти к кровати и потрясти ее за плечо. – Мадам, вы завтрак готовить собираетесь?

– Ну и зачем так орать? – недовольно проворчала жена, открывая глаза. – Сколько времени?

– Много. Мне через двадцать минут уходить.

– Ну и чего так нервничать? Всё будет готово через десять.

Она встала с кровати, надела халат и с полуоткрытыми глазами двинулась на кухню. Яков Аркадьевич старался на нее не смотреть. Он вообще в последнее время избегал смотреть на жену по утрам. Днем, вечером – пожалуйста, но только не утром. Судя по всему, жена стала испытывать похожие чувства. Пару дней назад, проснувшись утром, она подошла к зеркалу и громко оценила то, что там увидела:

– Ну и рожа! – произнесла она с явным отвращением, после чего сразу закрылась в ванной.

Пока жена готовила на кухне завтрак, Локшин оделся, потом зашел в кабинет и сложил в портфель нужные документы. Один из них был особенно важен. Он пробежал его глазами и, удовлетворенно улыбнувшись, положил в отдельную папку.

– Завтрак готов! – прокричала жена с кухни. – Я пошла в ванную.

На кухонном столе Локшин нашел тарелку с яичницей и двумя сосисками.

– Твою мать! – выругался он шепотом. – Зарабатываю такие бабки, а завтракаю как нищий студент!

Локшин быстро расправился с едой, взял в кабинете портфель и вышел в прихожую. Жена все еще была в ванной. Надев плащ, он подошел к зеркалу. То, что он там увидел, его вполне удовлетворило – на него смотрел темноволосый с легкой сединой сорокалетний ухоженный мужчина.

У двери он крикнул жене: – Я ушел! – И вышел, не дожидаясь ответа.

Скоро Локшин подъехал к небольшому зданию, в котором размещался его офис. Он жил совсем рядом, но с тех пор, как стал обладателем новенькой «Хонды-Аккорд», пешком на работу ходить перестал. Теперь Локшин шел в гараж, находившийся у черта на рогах, садился в машину и гордо подруливал к подъезду, украшенному вывеской «Нотариус».

Когда-то он собирался стать адвокатом, но стал нотариусом по примеру тестя. Тот с молодых лет работал в государственной нотариальной конторе, а как только появилась возможность, сразу открыл офис частнопрактикующего нотариуса. Через какое-то время он помог получить лицензию и Локшину, после чего они стали работать вместе. Когда тесть ушел на покой, Яков Аркадьевич пригласил в партнеры своего бывшего однокурсника, имеющего право работать в том же нотариальном округе.

Около офиса его ждали двое здоровенных парней. Братья-близнецы Коля и Гена были не просто очень похожи – их почти невозможно было отличить. Локшин работал с ними не первый год, но мог различать их только по одежде – Коля носил в основном классические двубортные костюмы, а его младший брат предпочитал одежду спортивного стиля.

– Чего вы здесь? – спросил Локшин, вылезая из машины.

– Вас ждем, – ответил Гена. – Нужно обсудить расходы на ремонт.

– Пошли.

Миновав коридор, где уже скопилась небольшая очередь, они зашли в приемную.

– Доброе утро, Лариса Петровна, – поздоровался Яков Аркадьевич с молодящейся пожилой женщиной, что-то объяснявшей старушке и молодому человеку.

Она проработала с тестем Локшина почти сорок лет, и тот строго-настрого запретил увольнять ее до тех пор, пока она сама не захочет уйти. Мог бы и не предупреждать. Только полный идиот мог захотеть избавиться от такого работника.

Место второй помощницы было пусто. Локшин нахмурился – в последнее время та стала всё чаще опаздывать на работу.

«Пришла пора дать девочке по шее, а то она слишком много стала о себе воображать», – подумал он.

Его партнер нотариус Юриздицкий работал с клиентом у себя в кабинете. Локшин поприветствовал его жестом руки и в сопровождении братьев прошел к себе.

– Если ее не будет через десять минут, выгоню! – распалялся Яков Аркадьевич, снимая плащ. Он занял место за рабочим столом и тут заметил, что парни, которые не первый раз слышали это грозное «выгоню» по отношению к Кате, с улыбкой переглянулись. – И не лыбьтесь! Если сказал «выгоню», значит, выгоню!

– Уже пришла, – сказал Коля, услышав за дверью женский смех.

– Позовите ее сюда, а сами побудьте в приемной, – распорядился Локшин.

Братья быстренько испарились. Вскоре в кабинет вошла молоденькая пышная блондинка. Правда, блондинкой ее можно было назвать весьма условно, так как корни волос выдавали ее естественную брюнетистость.

– Доброе утро, Яшенька!

– Сколько раз я просил тебя не опаздывать? – Локшин пытался вложить в свой голос максимальное количество строгости.

– Яшенька, ну всего на несколько минут, – улыбнулась блондинка.

– Я тебя тысячу раз просил не называть меня Яшей в офисе!

Блондинка обошла стол и нависла над нотариусом. Огромный бюст, выскакивающий из выреза кофточки, почти касался его лица.

– Я больше не буду опаздывать. Никогда, никогда, – прошептала она.

Яков Аркадьевич вдохнул запах ее тела и, не удержавшись, запустил руку в кофточку.

– Яшенька, там люди ждут, – проворковала блондинка, не трогаясь с места.

Локшин с большой неохотой вынул руку.

– Иди, работай.

Блондинка поправила кофточку и направилась к двери.

– Всех клиентов к Леониду, – сказал Локшин ей вслед. – У меня дела.

Она кивнула и вышла из кабинета.

Яков Аркадьевич испытывал к этой девушке двоякое чувство. Как работник она не выдерживала никакой критики, но как партнер по сексу была неподражаема. И это с лихвой перекрывало все ее недостатки.

Дверь приоткрылась и в проеме появилась голова Гены.

– Можно?

Нотариус молча кивнул. Братья зашли в кабинет, закрыли дверь и перенесли стулья поближе к столу.

– Ну и что там с квартирой? – вполголоса спросил Локшин.

– Состояние довольно хреновое, – так же тихо ответил Гена. – Ремонт обойдется где-то штук в десять.

– У вас все ремонты не меньше, чем штук в десять, – буркнул Локшин. – Вы другие цифры знаете?

– Знаем, – заулыбался Гена. – Одиннадцать, двенадцать…

– Хорош, математик! – прервал его Локшин. – Что там реально надо делать?

– Вся сантехника на выброс. Столярка тоже. Потолки подкрасить нужно, обои поменять, пол заламинатить.

– Ну и где вы насчитали десять тысяч баксов?

– Ну, это примерно. Плюс-минус.

– Про плюс забудьте! Укладывайтесь в пять штук. Больше не получите! – твердо сказал Локшин. – Фотографии принесли?

– Конечно.

Гена положил перед Локшиным несколько фотографий. Нотариус все их быстро просмотрел и остановился на одной из них.

– А это что за дверь? – спросил он. – Кладовка?

– Мы тоже сначала подумали, что это какой-то чулан, – сказал Коля. – Вскрыли эту дверь, а там ни хрена нет.

– То есть как?

– А вот так. Просто деревянная стена.

Локшин задумался.

– Возможно, эту квартиру когда-то разделили. Нужно проверить.

– Что сказать дяде Косте? Начинать ремонт? – спросил Гена.

– Пусть он сначала смету составит, а я посмотрю. У вас всё?

– Вроде всё.

– Тогда свободны. Но будьте в пределах досягаемости.

Братья вернули стулья на место и покинули кабинет. Нотариус достал из портфеля несколько папок. Устроившись в удобном кожаном кресле, он открыл одну из них и начал внимательно просматривать содержимое. Закончив, подошел к окну и присел на подоконник – любимое место для серьезных размышлений. А поразмышлять ему было над чем.

Накануне поздним вечером Локшин изучал в интернете последние изменения в законодательстве. Он уже собирался выключить компьютер, когда ему пришла мысль проверить фамилию Барятинский. Локшин был уверен, что эта фамилия ему уже где-то попадалась, но ничего конкретного вспомнить не мог.

– Ни фига себе! – вырвалось у него, когда он увидел, что эта фамилия принадлежит древнему княжескому роду, ведущему родословную от Рюрика, а среди его славных представителей были фельдмаршалы, губернаторы и другие сиятельные персоны.

– Интересно, откуда у этого старика такая знатная фамилия? – прошептал охваченный волнением Локшин. Он заглянул в блокнот и ввел в поиск фамилию вместе с именем-отчеством. На этот раз ссылок было поменьше, но их всё равно было много и не только на русскоязычные, но и на иностранные сайты. Зайдя на первый в списке русскоязычный сайт, Локшин прочитал весь текст до конца, затем перечитал еще раз. Обдумывая полученную информацию, он достал сигарету и закурил, чего давно не делал в своей квартире – всё это становилось интересным, даже очень интересным! Сделав несколько затяжек, он перешел по ссылке, которая вела на англоязычный сайт. Первое, что он там увидел, были большие каминные часы причудливой формы. Локшин был не силен в английском языке, но его познаний вполне хватило, чтобы понять, что речь шла об аукционе, на котором эти уникальные часы были проданы за какую-то умопомрачительную сумму. А мастера, изготовившего эти часы, звали Алексей Барятинский. Там же была размещена фотография пожилого, но не старого мужчины.

Локшин схватил телефонную трубку и набрал номер. Услышав ответ, не тратя время на приветствие, спросил:

– Фамилия старика точно Барятинский?

Разбуженный телефонным звонком Лобанов, не сразу понял, кто звонит и о чем идет речь.

– Что? – спросил он недоуменно.

– Это я, доктор! Ты что пьяный?

Наконец Лобанов понял, с кем разговаривает.

– Яша, твою мать, ты знаешь, сколько сейчас времени? – прорычал он.

– Знаю, Денис, знаю, – быстро ответил Локшин. – Но мне срочно нужна информация.

– А до утра ты не мог подождать? – продолжал бурчать Лобанов, потихоньку просыпаясь.

– Доктор, если я звоню сейчас, значит нужно.

– Ну, хорошо, – примирительно сказал Лобанов. – Что за срочность?

– Мне нужно знать точную фамилию твоего старика с инфарктом.

– Барятинский, – по буквам произнес Лобанов. – Алексей Николаевич.

– Это точно?

– В карте так записано.

– А как он выглядит?

Выслушав довольно подробное описание, Яков Аркадьевич завершил разговор и сразу включил принтер. Он распечатал несколько страниц с разных сайтов, быстро переоделся и вышел из квартиры.

Большой двор был пуст, за исключением нескольких бродячих собак, пытавшихся найти что-нибудь съедобное около мусорных баков. Когда Локшин проходил мимо, собаки замерли, глядя на него с надеждой, но, видя, что его руки пусты, сразу потеряли к нему интерес.

Через несколько минут Локшин уже сидел у компьютера в своем офисе. Дождавшись конца загрузки, он ввел фамилию Барятинский в поисковик файлов. К его разочарованию, среди всех зарегистрированных дел этой фамилии не было. Не теряя надежды, он начал открывать все папки подряд и, подгоняемый охотничьим азартом, лихорадочно просматривал файл за файлом. Ноль! Того, что он очень рассчитывал найти, в этих файлах не было.

– Должно же быть. Должно! – почти прокричал он. – Недаром же я помню эту фамилию.

Оставался еще бумажный архив, но смысла искать там он не видел – все дела, хранившиеся в нем, были давно перенесены в компьютер. Тем не менее, он решил попробовать – других вариантов всё равно не оставалось.

Отперев два замка, Локшин открыл железную дверь, ведущую в небольшую комнату без окон, уставленную металлическими шкафами. В одном из них хранилась коробка с формулярами на всех клиентов, переданных ему тестем. Карточек на букву «Б» было совсем немного, и уже через несколько секунд он держал в руке то, что искал.

– Тестю поставлю памятник, а Катьку убью! – прошептал Локшин, еще боясь поверить в находку. – Интересно, сколько еще дел эта сучка не перенесла в компьютер? Придется всё перепроверять.

Он выбрал из связки самый большой ключ и поспешил в дальний угол комнаты к огромному советскому сейфу, верой и правдой служившему тестю всю трудовую жизнь. Среди картонных папок Локшин быстро нашел нужную фамилию. Подрагивающими от возбуждения руками он развязал тесемки и достал из папки запечатанный конверт, на котором было написано: «Завещание Барятинского А. Н.». На отдельном листе были расписаны все необходимые действия в случае смерти завещателя.

Вернувшись в кабинет, Локшин положил находку на стол, вставил один из любимых дисков в музыкальный центр и долго сидел с закрытыми глазами, наслаждаясь волшебным голосом Марии Калласс. Прошло около получаса, прежде чем он с сожалением выключил аппаратуру и отправился домой.

Громкая трель звонка отвлекла нотариуса от размышлений. Звонила Лариса Петровна.

– Яков Аркадьевич, можно вас оторвать на секунду?

Он пригласил ее войти, а сам занял место за столом. Фраза «можно оторвать на секунду» означала возникновение нештатной ситуации.

Лариса Петровна вошла в кабинет и плотно закрыла дверь. Подойдя к столу, она тихо сказала:

– В приемной человек, который хочет с вами поговорить.

– И что в этом необычного? – тоже тихим голосом спросил Локшин.

– На простого клиента он не похож. Сказал, что ему что-то нужно заверить, но что именно не уточнил. Настаивает, что сначала хочет поговорить с вами. Тут сто процентов какая-то засада.

Локшин слегка напрягся. Если она сказала «засада», значит действительно засада. Лариса Петровна обладала какой-то феноменальной интуицией и прозорливостью. Локшин несколько раз имел возможность в этом убедиться и очень быстро понял, почему тесть так ее ценил.

– Какие мысли на этот счет?

Лариса Петровна присела и на мгновение задумалась.

– Даю гарантию, что он не мент – слишком умыт и элегантен. Не бандит – по этим же признакам. Наверняка не местный. Нет и намека на наш родной говор. Одет супер роскошно. Часики у него Patek Philippe, а на мизинце булыжник каратов семь или больше. Такие люди по конторам нотариусов не ходят. Те сами к ним ездят! – подытожила она.

– Ну, если с булыжником, то может быть все-таки из них?

– Яшенька, у большинства и простой перстенек выглядит вульгарно и неуместно, а у других, крайне редких в наше время, даже огромный бриллиант выглядит очень к месту и абсолютно естественно. Вот там за дверью как раз этот случай. Кстати, на улице его ждет шикарный «Мерседес».

Локшин нахмурился – этот визитер ему активно не нравился.

– Я его послала к Юриздицкому, но он к нему не пошел, – продолжила Лариса Петровна. – Сказал, что ему необходим именно нотариус Локшин. И еще он сказал, что вам он нужен больше, чем вы ему.

– Ни хрена себе! Это что, чей-то наезд?

Локшин поднялся и подошел к окну. Он не боялся наездов… или почти не боялся. Но вот странностей он опасался и по возможности избегал.

Он помолчал немного, а потом спросил:

– Думаете, стоит пообщаться? Дайте совет старшего товарища.

Лариса Петровна поднялась со стула и на ее губах появилась легкая усмешка.

– Обращение «старший товарищ» по отношению к даме звучит крайне нетактично. Но я вас прощаю. А что касается этого господина, то лучше следовать хорошей еврейской поговорке: «Больше знаешь – хуже спишь, но лучше и дольше живешь». – Она направилась к двери и уже оттуда тихо спросила: – Так что?

– Давайте, – неуверенно пожал плечами Локшин.

Лариса Петровна кивнула и вышла, оставив дверь открытой.

Скоро на пороге кабинета появился мужчина средних лет. Он был сухощав, с сильным загаром, будто только что вернулся с южного курорта, одет в темно-серый костюм из тончайшей шерсти, серая шелковая рубашка была застегнута на все пуговицы, но галстук отсутствовал. В руке он держал небольшой тонкий портфель из лакированной кожи.

«Лариса Петровна как всегда права. Это человек явно не местный», – подумал Локшин и показал посетителю на стул.

– Присаживайтесь.

Визитер, не торопясь, присел. Поставив портфель рядом, он закинул ногу на ногу и стал довольно бесцеремонно разглядывать нотариуса. По его информации, тот был не глуп, но звезд с неба не хватал: хитер, осторожен, трусоват. Основное качество – алчен безмерно.

Локшин, в свою очередь, тоже изучал посетителя.

«Шмотки – на несколько штук, часы и кольцо могут стоить состояние, если, конечно, настоящие. Ничего сверхъестественного. Видел и покруче… Хотя, если честно, не видел. Ну что ж, пожуем – увидим!» – закончил он анализ обычной присказкой.

– Вы хотите заверить какой-то документ? Почему именно у меня? – обратился Локшин к посетителю.

– Положим, заверять мне ничего не надо, – сказал тот. – Я здесь совсем по другому поводу.

Локшин вдруг ощутил какую-то не свойственную ему неуверенность, но постарался это скрыть за шуткой.

– Почему это меня совсем не удивляет?

– Потому, что вы достаточно умный человек, – ответил посетитель.

– Благодарю за комплимент, хотя не очень понимаю, что означает «достаточно», – сухо произнес Локшин. – Может быть, вы потрудитесь объяснить цель вашего визита.

Посетитель улыбнулся, но его глаза, при этом, не выражали никаких эмоций.

– Конечно, Яков Аркадьевич. Цель моего визита к вам очень проста…

– Одну минуту, – прервал его Локшин, поднимая телефонную трубку. – Лариса Петровна, найдите, пожалуйста, Николая. Можете не спешить. Это не срочно.

– Хорошо, – ответила помощница. Она прекрасно поняла, что братьев следует найти немедленно, и те должны лететь сюда сломя голову. Благо они жили на этой же улице, и им требовалась всего пара минут, чтобы добраться до офиса.

Положив трубку, нотариус поднял удивленный взгляд на посетителя. Тот тихо посмеивался.

– Я сказал что-то смешное? – поинтересовался Локшин сухим тоном.

– Ваш Коля сейчас предается любовным утехам с очаровательной девушкой. Чего ради вы хотите лишить его удовольствия?

Внезапный холодок пробежал по телу Локшина, опустился к ногам и там застрял. Откуда этот господин мог знать о Колькиных шашнях? Только, если за ним следили. А кому он нужен? Никому! А значит, следили не столько за ним, сколько за мной.

От этих мыслей его лицо запылало, и по нему разлилась краска.

«Наверняка опять покраснел», – подумал нотариус. Его лицо всегда предательски наливалось краской, когда он нервничал.

– Да не волнуйтесь вы так, – сказал посетитель. – Никто за вами не следит. Мы случайно услышали его разговор с братом.

– Кто это вы? – спросил Локшин, собирая по сусекам остатки самообладания.

– Это не важно, – ответил посетитель с холодной улыбкой. – Давайте лучше вернемся к цели моего визита.

– Давно пора! – бросил нотариус.

– Я пришел к вам с просьбой. Мне известно, что несколько лет назад ваш достопочтенный тесть оформил завещание некоего Барятинского.

Трах! В штанах Локшина был уже не просто холодок, а настоящий ледник. Если бы он услышал, что его собеседник является наследником Российского престола, удивился бы значительно меньше. Барятинский! Со вчерашнего вечера именно этот старик занимал все его мысли, а теперь напротив него сидит этот очень странный тип и говорит о его завещании.

– Вы родственник Барятинского? – спросил Яков Аркадьевич, стараясь не выдавать волнение.

– Не имел чести. Но мы очень близко и давно знакомы.

Известие, что этот человек не является родственником Барятинского, немного успокоило Локшина, и он решил перейти в атаку.

– Тогда какое отношение вы имеете к этому завещанию? И вообще, откуда вам о нем известно? – спросил он.

Посетитель внимательно посмотрел на нотариуса.

– Мне много что известно, господин Локшин, – сказал он мягким голосом. – Мне, например, известно, что завещание Барятинского в данный момент лежит в вашем сейфе, – он показал на картину, прикрывающую вмонтированный в стену небольшой сейф.

Почти ушедший холод, вернулся назад – Локшин свободно обсуждал в этом кабинете многое, не предназначенное для чужих ушей и никогда даже не задумывался, что кто-то может за ним следить. Кому бы это могло понадобиться? И почему этот франт упомянул завещание Барятинского? С ним-то как раз всё чисто – оно не вскрыто и находится в офисе. А значит, к Локшину никаких претензий!

Нотариус с вызовом посмотрел на гостя.

– А почему я должен перед вами отчитываться?

– Вы меня неправильно поняли, – сказал посетитель, словно прочитав его мысли. – Я пришел попросить вас о маленькой услуге, за которую готов заплатить очень приличную сумму.

«Твою мать! Это что-то новое, – пронеслось в голове Локшина. – Явно какая-то подстава!»

– И как выглядят маленькие услуги, за которые платят «очень приличные суммы»? – демонстративно безразлично поинтересовался он.

– Всё крайне просто и совсем для вас необременительно. Вы даете мне возможность ознакомиться с завещанием Барятинского, а я выплачиваю вам определенную сумму, – сказал посетитель.

– Исключено! – резко ответил Локшин.

– А в чем проблема?

– Это незаконно, и я не имею права этого делать, – произнес Локшин твердо. – Барятинский оформил, так называемое, закрытое завещание, которое было передано нотариусу в запечатанном конверте.

– Ну и что может вам помешать его вскрыть? – улыбнулся посетитель. Он взял портфель и извлек оттуда большой желтый конверт.

«Подстава! Стопроцентная подстава! – подумал Локшин. – Только зачем? Почему Барятинский? И почему сегодня? Сплошные вопросы и пока никаких ответов».

– Постараюсь вам объяснить, – заговорил он казенным голосом. – Конверт с завещанием был запечатан и подписан двумя свидетелями. После этого конверт был передан нотариусу. Тот, в свою очередь, поместил его в другой конверт и в присутствии свидетелей запечатал. Этот конверт может быть вскрыт только после официально оформленной смерти завещателя. Поэтому сейчас вы никак не можете ознакомиться с завещанием. Извините.

«Если это подстава, он, по идее, должен удовлетвориться и раскланяться», – подумал нотариус.

Но посетитель и не думал удаляться. Он подождал, пока Локшин закончит и положил желтый конверт на край стола.

– Один запечатанный конверт, за другой запечатанный конверт.

Локшин обвел взглядом кабинет, гадая, где могла быть спрятана камера. Но таких мест в его кабинете просто не было. Современный офис с белыми стенами: стол, кресла, стулья, тумба с музыкальным центром и шкаф. Нисколько не заботясь, какое это производит впечатление, он подошел к шкафу и внимательно осмотрел – никаких следов видеокамер. Его взгляд упал на окно, жалюзи которого были немного приоткрыты. Поборов желание их тут же закрыть, он вернулся к столу и сел в кресло.

Посетитель сидел и спокойно наблюдал за нотариусом, даже не пряча снисходительную улыбку. Больше всего на свете Локшину хотелось выставить этого господина, но желтый конверт был довольно пухлым, и это являлось очень серьезным аргументом для продолжения беседы.

Зазвонивший телефон прервал его размышления.

– Яков Аркадьевич, ребята здесь, – доложила Лариса Петровна.

– Пусть ждут, – распорядился он.

– Господин Локшин, мы уже истратили слишком много драгоценного времени, – заговорил посетитель, как только нотариус положил трубку. – Давайте проясним ситуацию и сделаем всё, чтобы остаться довольными друг другом.

Скосив глаза на желтый конверт, Яков Аркадьевич согласно кивнул.

– Дело в том, что господин Барятинский владеет собранием редких книжных раритетов, – продолжил посетитель. – Полный перечень нам, к сожалению, неизвестен, но с вашей помощью мы сможем его узнать. Список книг может находиться в том самом конверте, который лежит в вашем сейфе.

Услышав про книги, Локшин обрадовался, но виду не подал. Как раз книги, даже ценные его не волновали. Риск и большая морока. Он это уже проходил.

– Я же вам ясно сказал, что не имею права вскрывать завещание, – опять возразил Яков Аркадьевич, но на этот раз без прежней категоричности.

Посетитель чуть заметно улыбнулся и продолжил:

– Я даже ничего не буду копировать. Я просто прочитаю. После этого вы все заново запечатаете и положите обратно в сейф. Мы с вами оба прекрасно знаем, что это не такая уж и проблема.

– Ну, я не знаю…

Желтый конверт явно делал свое дело, но Локшин еще колебался.

– Мне понадобится всего пара минут. Читать я буду в вашем присутствии, – посетитель подвинул конверт в сторону Локшина. – Здесь десять тысяч долларов. По пять тысяч за каждую минуту. Я думаю, это хорошая компенсация за ваши неудобства.

Услышав сумму, многократно превышающую его ожидания, нотариус быстро растерял остатки осторожности.

«Этот человек точно не мент и не конторский. Те бы действовали совсем иначе, – быстро анализировал Локшин. – Что я теряю, если он прочитает завещание? Тем более что я сам собирался его прочитать».

«Не делай этого!» – истошно вопил внутренний голос

Мысленно попросив его заткнуться, Локшин, закрыл жалюзи на окне, подошел к двери и повернул замок на два оборота.

«Потом не говори, что я тебя не предупреждал», – пытался сопротивляться внутренний голос, но Яков Аркадьевич его уже не слышал.

Через несколько минут необычный посетитель вежливо попрощался и направился к выходу. Локшин тут же позвал ожидавших в приемной близнецов.

– Посмотрите за этим пижоном, но осторожно. И поторопитесь, пока он не уехал!

Близнецы, не задавая лишних вопросов, рванули на улицу, чуть не сбив с ног двух девушек, входивших в офис.

Катя заглянула в кабинет Локшина. Тот задумчиво сидел в кресле, даже не замечая ее. Натолкнувшись на такое невнимание, она с обиженным видом вернулась на свое рабочее место. Через пару минут они с Ларисой Петровной проводили нотариуса недоуменными взглядами, когда тот, не сказав им ни слова, прошел к выходу.

Ни посетителя, ни братьев рядом с офисом уже не было. На улице заметно похолодало, поднявшийся сильный ветер гнал пожухлые листья и бросал их в лица прохожих. Локшин ничего этого не замечал. Он быстро подошел к своему окну и заглянул внутрь.

Проходившая рядом женщина, чуть не выронила из рук пакет с продуктами, когда он громко выругался.

***

Большой черный «Мерседес» двигался очень медленно. Водители машин, вынужденные обгонять по трамвайным путям, бросали на него возмущенные взгляды и громко матерились. «Десятка» с близнецами была единственной машиной, которая терпеливо тащилась сзади, отчего братья изрядно нервничали.

– Чего он ползет? Кто так ездит?! – возмутился Коля. – Они нас уже наверняка срисовали.

– Может быть, свалим? – предложил Гена. – Аркадьичу скажем, что он от нас оторвался.

Будучи младше брата всего на несколько минут, Гена был заметно мягче Коли и намного рассудительней. В отличие от того, он ничего не делал спонтанно, предварительно всё не обдумав. Этот «Мерседес» и его пассажир слишком явно выпадали из их обычной жизни, а играть на чужом поле Гене всегда очень не нравилось.

– Хорошая идея, – поддержал его брат. – Едем еще немного и линяем.

Неожиданно «Мерседес» свернул и так же медленно поехал по почти пустынному переулку. Проехав метров двести, он резко затормозил. Следовавшая за ним «десятка» только чудом с ним не столкнулась. Коля выругался и попытался быстро сдать назад, но сзади их машину уже подпирал, неизвестно откуда появившийся большой внедорожник. «Коробочка» была такой тесной, что никаких шансов выбраться из нее у них не было.

– Это еще что за хренотень? – удивился Коля. – Откуда он взялся?

– Надо было раньше линять, – сказал Гена внезапно подсевшим голосом, глядя в зеркало заднего вида.

Коля обернулся и тихо присвистнул – из внедорожника вылезли двое молодых людей и направились к ним. Одеты они были в почти одинаковые кожаные куртки и брюки, похожие на рокерские прикиды, только без металлических заклепок и побрякушек. Но вовсе не одежда привлекла внимание братьев, а короткие помповые ружья с загнутыми прикладами, которые те держали в руках. У братьев тоже было оружие, но их газовые пистолеты служили больше как пугачи в определенных обстоятельствах, и явно не подходили к сложившейся ситуации.

– Сидим спокойно, – тихо сказал младший брат, испугавшись, что Коля может наделать глупостей.

Молодые люди, не торопясь, подошли к их машине с двух сторон и одновременно постучали дулами ружей по стеклам дверей. Переглянувшись, братья опустили стекла.

– Какие проблемы, пацаны, – спросил Гена, стараясь звучать как можно непринужденнее.

Кивком головы ему приказали выйти из машины. Гена не заставил ждать и сразу открыл дверь. Коля медлил, но дуло ружья и ему послужило убедительным приглашением выйти. Он вылез из машины и поднял руки вверх, но, посмотрев на брата, медленно опустил. Молодой человек, стоявший рядом с Геной, все также безмолвно дал ему знак подойти к брату.

– В чем дело, мужики? Чего происходит-то?

Вместо ответа дуло вжалось Гене в живот, и он замолчал на полуслове, заметив краем глаза, как побелело лицо брата.

– Коля, расслабься. Никто нас мочить не собирается, – тихо сказал он. Однако сам в этом уверен не был.

Мимо проехал грузовик, водитель которого сначала притормозил, а потом, разобравшись в ситуации, резко нажал на газ. Один из «рокеров» подошел к братьям и обыскал. Найдя газовые пистолеты, он просто бросил их на сиденье «десятки», после чего дал братьям знак отойти от машины. Гена взял брата за локоть, и они сделали несколько шагов в сторону, оказавшись на пожухлом, заваленном листьями газоне. Коля поскользнулся и увидел, что его ботинок раздавил кучу, оставленную, судя по размерам, очень крупной собакой.

– Суки рваные! Говнюки! – вдруг заорал он на всю улицу, непонятно кого имея в виду.

Молодые люди сначала посмотрели на него с удивлением, а потом вдруг широко улыбнулись друг другу. В этот момент «Мерседес» мягко тронулся и стал быстро удаляться.

– Рокеры недоделанные! – прокричал Коля уже по конкретному адресу. – Бздило…

Его последнее ругательство заглушил выстрел. Коля рванулся и упал. За первым выстрелом последовал второй, а затем и еще несколько. Гуляющая неподалеку кошка моментально вскарабкалась на большое дерево и уселась на верхней ветке, недоумевая, каким образом она здесь оказалась…

Черный джип уехал также бесшумно, как и появился. Гена стоял, прислонившись к дереву, и обалдело смотрел на свою машину, изувеченную выстрелами. Услышав рядом громкие всхлипы, он повернулся к брату. Тот сидел на земле, весь вымазанный в собачьем дерьме, и плакал.

***

Локшин зашел в небольшой ресторанчик, завсегдатаем которого являлся последние пару лет – хорошая кухня и невысокие цены с лихвой компенсировали невзрачность интерьера. К тому же в послеобеденное время посетителей в этом заведении всегда было мало, и ничто не мешало Локшину наслаждаться хорошей едой, в том числе и в компании деловых партнеров.

Рядом с ним тут же возник метрдотель и поприветствовал Локшина, как старого знакомого:

– Добрый день, Яков Аркадьевич! Вы сегодня один?

– Здравствуй, Вадик, – буркнул нотариус и направился к уютному закутку, где располагался его любимый столик. Метрдотель взял меню и последовал за ним. – Вадик, ты чего? – посмотрел на него удивленно Локшин. – Я ваш репертуар наизусть знаю.

– Порядок такой, – улыбнулся метрдотель. – Начальство требует.

– Но я-то его читать не обязан, – недовольно произнес Локшин. – Пусть принесут маринованные грибочки, а потом парочку жюльенов.

– Водочку?

– А зачем мне грибы?

– Понял.

– Тут один паренек должен подойти. Проводи его ко мне.

– Сделаем, Яков Аркадьевич.

Метрдотель скрылся во внутреннем помещении и очень скоро оттуда появился молоденький незнакомый Локшину официант с небольшим графином и вазочкой с маринованными грибами. Он налил водку в рюмку, пожелал приятного аппетита и удалился.

Яков Аркадьевич, не признававший никаких спиртных напитков кроме водки, выпил ее одним глотком, зацепил вилкой пару грибочков и отправил в рот. Причмокнув от удовольствия, он достал мобильный телефон и набрал номер Ларисы Петровны.

– Ребята вернулись?

– Еще нет, но из милиции их уже отпустили. Они поехали домой переодеться.

Локшин на секунду задумался. Ему не терпелось узнать все детали случившегося с близнецами как можно быстрее.

– Скажите им, пожалуйста, чтобы ехали к ресторану и ждали меня около машины.

– Яков Аркадьевич, у них сейчас проблема с транспортом, – напомнила Лариса Петровна.

– Я помню. Пусть едут на «Шкоде». Ключи возьмите у Кати.

– Вы уверены? – спросила Лариса Петровна через паузу.

– Уверен, уверен, – ответил Локшин довольно резко.

Конфискация машины у Кати грозила серьезной разборкой. «Ну и хрен с ней. Не до нее сейчас», – решил он.

– Еще звонил Денис Викторович. Вы ему очень нужны.

– Давно?

– Буквально пару минут назад. Он должен перезвонить вам на мобильный.

– Тогда я закругляюсь.

Сумасшедшая ночь перешла в еще более сумасшедший день, и нотариус не без оснований предполагал, что дальше будет еще интересней. Произошедшее с близнецами было ясным посланием. И не им, а ему. Локшин осознавал, что вляпался во что-то очень серьезное, но во что именно совершенно не представлял. Он провел два часа, беседуя по телефону с разными людьми, и теперь надеялся скоро получить ответы, хотя бы на некоторые вопросы.

Лежащий на столе телефон заиграл популярную мелодию.

– Слушаю.

– Яша, это Денис. Есть новости. Надо обсудить.

Даже по телефону чувствовалось, что Лобанов возбужден.

– Говори, – напрягся Локшин.

– Я сейчас не могу. Давай через час.

Локшин бросил взгляд на часы.

– Договорились. Тем более что у меня тоже есть новости.

К столу подошел официант, наполнил рюмку и спросил, склонившись в поклоне:

– Жюльенчики нести?

«Почему официанты во многих ресторанах стали выглядеть жуткими холуями»? – подумал Локшин, глядя на него. – Интересно, это их заставляют или они сами?»

– Неси, милый, – сказал он и взял рюмку.

– Яков Аркадьевич? – пропищал рядом тонюсенький голосок.

Около столика стояло странное существо маленького роста, с короткими ярко-оранжевыми волосами и с десятком серег в одном ухе. Широченные штаны, метущие пол, почти полностью закрывали тупоносые ботинки. В руках это существо держало затертый до невозможности школьный ранец.

– Вы Локшин? – пропищало оно опять.

– Да, это я, – растерянно признался нотариус и поставил рюмку на стол.

– А я Женя.

Локшин действительно ожидал человека по имени Женя, но то, что он видел перед собой, было слишком неожиданно.

– Вы от Одинцова? – спросил он, все еще ожидая какого-то подвоха.

– А что, не похожа? – ответило существо вопросом на вопрос.

По крайней мере, теперь Локшин знал, что оно женского рода.

– Прошу, – сказал он.

Существо село на предложенный стул и сразу полезло в ранец. Локшин краем глаза заметил, что метрдотель озадаченно смотрит в их сторону.

«Трудно представить, что он сейчас обо мне думает, – поежился нотариус. – Хорошо хоть ресторан пустой».

Рядом возник официант с маленьким подносом и поставил на стол две маленькие кокотницы.

– Ваши жюльенчики. Что-нибудь еще? – спросил он, украдкой рассматривая девушку.

Локшин бросил на нее вопросительный взгляд. Он чувствовал себя очень неуютно и понятия не имел как себя вести с этой Женей.

– Вам что-нибудь заказать?

– Нет, мерси, – она энергично замотала головой. – Если только кофейку.

– Вам какого? – тут же спросил официант. – Мы можем предложить эспрессо, капучино, по-турецки, кофе-глясе.

– А вы по-турецки в золе готовите?

– Не уверен, – смутился официант, – но я могу узнать.

– Да не надо, – пискнула Женя, – давайте капучино. Только, если можно в темпе, а то у меня со временем полный кирдык.

Официант кивнул и удалился, а Женя сразу приступила к делу. Из ранца появилась пластиковая папка и легла рядом с Локшиным.

– Здесь всё, что я смогла нарыть. Двадцать семь страниц, включая фотографии. Интереснейшая личность этот ваш Барятинский. – Женя достала из ранца пачку сигарет «Капри», закурила и одарила Якова Аркадьевича веселой улыбкой. – С вас сотня!

Локшин полез в карман за портмоне, но, увидев приближающегося с чашкой кофе официанта, убрал руку.

– Что-нибудь еще? – спросил официант.

Женя пыхнула дымком в его сторону.

– Разве что мужской стриптиз!

– К сожалению, его у нас не подают, – не растерялся официант.

Как только он отошел, Локшин достал бумажник и извлек стодолларовую купюру. Не успел он положить деньги на стол, как они испарились в затертом ранце. Женя хлебнула кофе и поставила чашку на блюдце.

– Большое мерси! – пискнула она, поднимаясь и взваливая ранец на плечи.

– А как же кофе? – спросил Локшин, все еще чувствуя неловкость.

– Бурда! – Женя загасила сигарету и посмотрела на часы. – Если что, звоните Одинцову.

Она сделала нотариусу ручкой и направилась к выходу, отчего Яков Аркадьевич испытал заметное облегчение. Он всегда уверенно общался с людьми, независимо от их пола, но с этим созданием чувствовал себя довольно неудобно.

Ему не терпелось приступить к изучению содержимого папки, но вместо этого он выпил водку, взял маленькую ложечку и принялся за жюльен. Только опустошив обе кокотницы и вытерев руки салфеткой, открыл папку.

Сверху лежали несколько фотографий, приколотых скрепкой к листу с отпечатанным текстом:

«Справка. Алексей Николаевич Барятинский является часовых дел мастером – одним из самых известных в мире. Автор часов, выставленных в ведущих музеях мира. Непререкаемый авторитет среди профессионалов. Также считается одним из лучших в мире реставраторов. Даже в советское время постоянно выезжал за рубеж в длительные командировки по приглашениям музеев. По сведениям, полученным из разных источников, Барятинский является владельцем раритетной библиотеки, а также ценнейших коллекций часов, картин…»

Его телефон опять ожил и Яков Аркадьевич прервал чтение.

– Да?

– Яша, это Одинцов.

– Привет, Володя. Ты подъедешь?

– Никак не могу. Не получается.

– Что-нибудь выяснил?

– Я сейчас как раз над этим работаю. Ты через пару часов где будешь?

– Должен быть в офисе, но если нет, обязательно позвони мне на мобильный. Мы непременно должны сегодня увидеться.

– Если должны, значит, увидимся, – ответил Одинцов.

Локшин убрал телефон и хотел продолжить чтение, но увидел вошедших в ресторан близнецов. Гена остался около двери, а Коля направился к Локшину. Он переоделся в темно-синий джинсовый костюм и теплую кожаную куртку. Эту одежду он называл «боевой прикид».

– Мы здесь, Яков Аркадьевич, – сказал он, подойдя к столику. Недавние события оставили на нем сильный отпечаток – от обычной веселости не осталось и следа.

– Рад видеть вас живыми, – сказал Локшин. – Подождите меня в машине. Я скоро выйду.

Коля кивнул и пошел к выходу. Попросив принести счет, Локшин вернулся к изучению содержимого папки. Он успел бегло просмотреть еще несколько страниц, но даже этого ему вполне хватило, чтобы почувствовать сильнейшее возбуждение.

Расплатившись, он вышел на улицу. Разгулявшийся недавно ветер унесся прочь, прихватив с собой тучи. Это давало надежду, что в ближайшие вечерние часы город избежит неприятных погодных сюрпризов.

Братья сидели внутри конфискованной у Кати маленькой «Шкоды» и о чем-то спорили. Увидев Локшина, оба вылезли из машины, и пошли ему навстречу.

– Давайте, ребята, прогуляемся немного, – предложил нотариус, – и вы мне подробно обо всем расскажете.

***

– Это просто мистика какая-то, – сказал Лобанов, глядя растерянным взглядом на заведующую отделением. – Даже без приборов было ясно, что это шок. А через несколько секунд фибрилляция прекратилась сама по себе. Сердечный ритм и общее состояние стабилизировалось буквально на наших глазах.

– Это противоречит всему, что мы знаем! Не может человек вот так просто выскакивать из тяжелого кардиогенного шока. Не может! – отчеканила Зарайская и потянулась за портсигаром.

– А мне можно? – спросил Лобанов, доставая из халата связку ключей, а за ней и пачку сигарет.

Зарайская бросила на него недовольный взгляд.

– Денис Викторович, вы, вероятно, забыли о моей просьбе не носить сигареты и прочие, не относящиеся к работе предметы в карманах халата, У нас здесь не районная поликлиника.

От этого выговора у Лобанова сразу исчезло желание закурить.

– Ну и что будем делать с Барятинским? – спросил он, продолжая держать в руках ключи и сигареты.

– Всё без изменений, – сказала Зарайская с некоторым сомнением, – а завтра посмотрим. Должно же быть всему этому какое-то объяснение.

Она задумалась, и поймала себя на том, что смотрит в зеркало.

«Надо это чертово зеркало куда-нибудь перевесить!» – подумала она. – Мне еще только сплетен о нарциссизме не хватает».

Лобанов заметил ее взгляд. Лет десять назад он был без ума от этой стройной кареглазой шатенки, к сожалению без шансов на взаимность. За эти годы она, в отличие от него, мало изменилась, а ее потрясающая фигура по-прежнему оставалась предметом зависти молоденьких медсестер.

– Я могу идти? – спросил он.

– Подождите, Денис Викторович. Мне еще кое-что нужно с вами обсудить. – Зарайская открыла ящик стола и достала картонную папку. – Я тут готовила отчет о работе отделения за третий квартал этого года, – она развязала тесемки и достала несколько листов. – Смертность у нас снизилась по сравнению с прошлым годом почти на пять процентов.

– Поздравляю! – взбодрился Лобанов. – Чем нам это грозит? Премией?

Заведующая его энтузиазм не разделила.

– Нашей заслуги здесь очень мало и вы это прекрасно знаете. Если бы мы не установили новое оборудование, еще неизвестно где бы мы были.

– Ну, это вы не правы, Ольга Сергеевна. Все отмечают, что в последнее время в нашем отделении много чего улучшилось.

Зарайская иронично улыбнулась на неуклюжий подхалимаж и положила перед собой две отпечатанные таблицы.

– Это общая статистика по отделению, а вот эта, – она постучала пальцем по одному из листов, – детальная статистика по врачам.

Еще ничего не было сказано, но Лобанов сразу услышал вдалеке гудок приближающегося поезда. Поезд! Этот проклятый поезд! Как он от него устал!

Всё началось год назад, когда он проснулся среди ночи от собственного крика и смог успокоиться, только выпив изрядное количество водки. Ему приснилось, как он с друзьями выходит из осеннего леса к железнодорожным путям узловой станции. Чтобы их миновать, вся компания отправляется к переходному мосту, и только он один не захотел делать такой крюк – зачем, когда можно просто перейти через пути? Друзья звали его с собой, махали руками, но, осмотревшись, он решил, что никакого риска здесь нет и просто глупо тащиться на мост. Ступая через рельсы, он спокойно миновал один путь, второй, третий. Он был прав – никакого риска!

Оставалось преодолеть последний путь, который в этом месте раздваивался. Он посмотрел по сторонам и, похвалив себя за правильное решение, направился дальше. Неожиданно его нога слегка подвернулась на крупном гравии, и он потерял равновесие. Чтобы не упасть, он отступил назад, и его нога оказалась между рельсами стрелки. В ту же секунду раздался далекий и очень слабый гудок.

Он поспешил вытащить ногу, но рельсы двинулись прямо у него на глазах и намертво ее зажали. Он завопил от безумной боли и попытался выдернуть ногу, но она оказалась зажатой слишком сильно. Повернув голову, он увидел друзей, шедших по мосту, и закричал им что есть силы. Те его не слышали и продолжали идти, о чем-то увлеченно беседуя.

Гудок локомотива прозвучал значительно громче, а зажатая нога почувствовала вибрацию приближающегося поезда. Паника сдавила ему горло и сковала мышцы – он уже осознал, что у него нет шансов выдрать ногу из железной западни.

Откуда-то появились двое мужчин в форменных шинелях железнодорожников. Один из них размахивая руками, побежал по направлению к приближающемуся поезду, а другой стал пытаться помочь ему освободить ногу. Через пару секунд железнодорожник посмотрел на Дениса, и он прочел в его взгляде свой приговор. Ужасно громкий скрежет экстренно тормозящего поезда ворвался в его мозг. Он повернулся и понял, что никакие тормоза его уже не спасут.

– О, Господи! – прошептал он, видя летящие на него тонны металла. – Господи!

Железнодорожник быстро сдернул с себя шинель и набросил ему на голову. Денис не почувствовал никакой боли, а только ясно увидел, как его тело разрывается на куски.

В это мгновение он проснулся. Еще никогда в жизни его сердце не колотилось с такой скоростью. С тех пор этот поезд преследовал его весь последний год, и он ни на минуту, даже в самые счастливые часы, не мог о нем забыть.

– Кое-что меня здесь не устраивает, – сказала Зарайская.

– Что вы имеете в виду? – спросил Лобанов, надеясь не услышать того, чего больше всего опасался.

– Я имею в виду ваши персональные показатели, Денис Викторович. Вам-то самому они известны?

Пугающий гудок раздался намного ближе.

– Я, конечно, не веду такой точной статистики, – он показал рукой на таблицы, – но я и не думаю, что это необходимо. У нас здесь достаточно людей, которые кроме статистики больше ничем и не занимаются.

Лобанов еще не завершил фразы, а уже понял, что совершил непростительную ошибку. Его высказывание прозвучало уж слишком по-хамски и, что самое главное, совсем не по адресу – Зарайская была последним человеком, к которому его несдержанная сентенция могла относиться.

Брови заведующей поползли вверх и задержались там на некоторое время.

– Вы кого-то конкретно имеете в виду? – спросила она ледяным тоном, делая акцент на последних словах.

– Совсем не вас, Ольга Сергеевна, – попытался выпутаться из щекотливой ситуации Лобанов. – Просто начальство кроме статистики ничего больше не интересует.

По взгляду Зарайской Лобанов отчетливо понял, что серьезно облажался и сам только что спустил в унитаз хорошие отношения с заведующей.

– В отличие от вас, Денис Викторович, я к этой статистике отношусь очень серьезно. Хотя она и занимает слишком много драгоценного времени. Но именно в этих цифрах оценка нашего с вами профессионализма, – произнесла Зарайская чересчур спокойным голосом. – За этими цифрами стоят человеческие жизни и то, как нам удается эти жизни спасать. – Она сделала паузу, посмотрела в отчет, словно убеждаясь в правильности цифр, и продолжила: – Так вот, эти цифры показывают, что смертность у больных, лечащим врачом которых являлся доктор Лобанов, одна из самых высоких.

На лице Лобанова появилось подобие улыбки.

– Среди самых высоких, еще не означает самую высокую. А потом, я себе больных не выбираю.

Зарайская ответила не сразу. Она не ожидала, что их разговор покатится по такому пути.

– Если вы считаете, что вам специально расписываются наиболее тяжелые больные, следовало написать докладную на мое имя, – заговорила она нарочито доброжелательно. – Я жду ее завтра. Это первое…

– Не буду я писать никакой докладной! – поспешно прервал ее Лобанов.

– Это ваше право. Но в следующий раз хорошенько подумайте перед тем, как выдвигать такие голословные обвинения, – произнесла Зарайская, тем же доброжелательным тоном. – А теперь я хочу вернуться к статистике. – Она достала из папки несколько новых таблиц. – По моему запросу наш компьютерный центр провел некоторые статистические исследования всех летальных случаев за последний год, как во время нахождения в нашем стационаре, так и вскоре после выписки. Это исследование включает в себя социальный статус и семейное положение больных.

Звук приближающегося поезда послышался совсем недалеко. Не спрашивая больше разрешения, Лобанов закурил и подвинул к себе пепельницу.

– Я не буду докучать цифрами, которые вы так не любите, – продолжила Зарайская, – но я обнаружила странную закономерность: смертность ваших больных, у которых есть родственники, значительно ниже смертности одиноких.

– Это вполне нормально, – возразил Лобанов. – Семейные больные всегда быстрее восстанавливаются.

– А никто и не спорит. Только ваши показатели выходят за обычные рамки. Посмотрите сами. Нужные цифры я подчеркнула красным маркером.

Зарайская подвинула Лобанову один из листов. Он взял его и начал делать вид, что изучает цифры. На самом деле он прекрасно их знал, и сейчас продумывал тактику защиты.

– Ну и какие вы делаете выводы? – спросил он, возвращая листок Зарайской.

– Я вам могу предложить два варианта на выбор. Первый вариант: низкий профессиональный уровень. – Зарайская усмехнулась. – Правда этот вариант я отвергаю, так как давно с вами работаю и ваш уровень мне прекрасно известен. Остается только один вариант.

Поезд вылетел из-за поворота и неумолимо приближался на полном ходу.

– Ваш энтузиазм распространяется не на всех больных, а, вероятно, только на тех, кто вашу заботу в состоянии оценить, – подчеркнула Зарайская.

«Ну и дура!» – внутренне возликовал Лобанов. Поезд просвистел мимо по другому пути и, не причинив никакого ущерба, скрылся из виду. Тщательно потушив сигарету в пепельнице, он откинулся на стуле, закинув ногу на ногу.

– Я ничего не имею против дополнительных заработков, – продолжала Зарайская, – тем более, при нашей зарплате. Но это не должно отражаться на ваших прямых обязанностях.

– Ольга Сергеевна, пожалуйста, не перегибайте палку, – Лобанову было безумно трудно не показать своего облегчения. – Вы же знаете меня столько лет.

– Поэтому я с вами и разговариваю по-дружески.

– Я всё понял, – произнес Лобанов с покаянным видом. – Я могу идти?

– Не буду вас задерживать.

«Зарайская – ты дура! Ты просто непроходимая дура!» – внутренне ликовал Лобанов, выходя из кабинета.

Ольга Сергеевна проводила его взглядом. Она видела реакцию Лобанова, но к чему относился страх в его глазах, она не понимала. Заметив, что опять смотрит на свое отражение в зеркале, Зарайская подняла трубку.

– Нина Борисовна, пожалуйста, пришлите кого-нибудь. Надо зеркало в кабинете перевесить.

***

Рабочий день подходил к концу. Лариса Петровна была занята какими-то документами, а Катя печатала на компьютере.

В своем кабинете Локшин беседовал с последними на сегодня клиентами – раскрасневшейся пожилой женщиной и молодой девушкой лет двадцати.

– Я вам объясняю, – втолковывал он пожилой женщине, судя по тону уже не в первый раз, – если она не будет выполнять всех обязательств, я подчеркиваю – всех обязательств, вы можете потребовать расторжения этого договора в суде.

– А сама я никак не могу? – спросила та, косясь на девушку.

– Сами не можете. Только через суд. Если докажете, что обязательства не выполняются, суд ваш иск обязательно удовлетворит.

– А как же я буду доказывать? – еще больше заволновалась женщина, громко шмыгнув носом.

– Послушайте, гражданка, – Локшин явно начинал терять терпение, – здесь вам не юридическая консультация, а нотариальная контора. Моя работа заключается в том, чтобы этот договор проверить и заверить. Вы меня уже битый час пытаете юридическими вопросами. В этом договоре четко прописаны все ее обязательства: финансовая часть, уход, медицинская помощь, обеспечение продуктами и так далее. Даже организация и оплата ваших похорон. Можете спокойно подписывать.

– Без суда значит нельзя… – пробормотала женщина и опять бросила взгляд на девушку. – Мне тогда нужно подумать.

Девушка растеряно на нее посмотрела.

– Да как же так, Екатерина Степановна? – спросила она в полном замешательстве. – Я же вам уже столько сделала.

– Не так уж много ты мне и сделала! – вдруг огрызнулась женщина. – Я должна подумать.

Она взяла со стола все экземпляры неподписанного договора и резво двинулась к двери. Девушка тоже поднялась, но с беспомощным видом застыла на месте, не зная как поступить.

– Сколько вы истратили? – спросил ее Локшин.

– Полный ремонт квартиры сделала. Почти вся моя зарплата за год.

– Кто же такое делает без договора?

– Она мне пообещала, что мы его потом подпишем.

– Ну, вот и подписали, – усмехнулся Яков Аркадьевич. – Вы можете обратиться в суд и потребовать возврата истраченных вами денег. Если приведете свидетелей вашей договоренности и представите документальные подтверждения ваших расходов, есть шансы вернуть хотя бы часть денег.

Девушка часто заморгала, и из ее глаз покатились слезы. Яков Аркадьевич помотал головой.

– Я не знаю, утешит ли вас это, но вам еще повезло, что всё так закончилось, – сказал он, протягивая ей салфетку. – Рано или поздно она бы вас обязательно кинула. Уж поверьте мне. Я таких много повидал.

Девушка кивнула и пошла к выходу, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Салфетка так и осталась в руке нотариуса.

– Вот сука! – вырвалось у него, как только девушка вышла из офиса.

Его восклицание было негромким, но до острого слуха Ларисы Петровны донеслось. Через пару секунд она появилась в кабинете.

– Что-нибудь случилось?

– Очередная старушка, мечтающая на чужом горбу в рай въехать, – махнул рукой Локшин. – Сколько же их таких ловкеньких развелось!

– Издержки рынка, Яков Аркадьевич, – усмехнулась Лариса Петровна.

– Издержки чего?

– Базара! – раздался от двери голос Лобанова. Он снял куртку и бросил на стул. – Приветствую всех!

– И вам здравствуйте, Денис Викторович. У вас сегодня хорошее настроение? Даже как-то странно, – сказала Лариса Петровна. Она демонстративно взяла его куртку, вышла в приемную и повесила на вешалку. Потом подошла к двери и плотно закрыла.

Локшин сел на диван и с интересом посмотрел на Лобанова – тот был явно излишне возбужден.

– Ты светишься как серебряный доллар. Такие хорошие новости?

Лобанов неторопливо присел в кресло, достал сигареты и закурил.

– Я никогда не видел серебряного доллара, поэтому мне не с чем сравнивать. – Глубоко затянувшись, он шумно выпустил дым. – Если на человека несется поезд, от которого он убежать не может и прощается с жизнью, а поезд неожиданно пролетает мимо по другому пути. Как ты думаешь, это хороший повод для радости?

– Очень образно, доктор. А без аллегорий нельзя обойтись? Для ясности.

Врач нервно улыбнулся.

– Зарайская сегодня прихватила меня за яйца и сильно сжала. Когда я думал, что они у меня треснут, она их вдруг отпустила. Это тоже слишком образно?

– Это не только очень образно, но еще и ужасно сексуально. По-моему тебе нужно принять лекарство, – сказал Локшин без тени улыбки и направился к холодильнику, где всегда держал бутылку «Абсолюта».

Лобанов сидел в кресле, с отрешенным взглядом – страх, копившийся в нем, с некоторых пор начал заметно влиять на его нервную систему. Сегодня внутренняя пружина сжалась почти до конца, а потом стремительно разжалась. Теперь она неподвижно провисла, и он уже не был так уверен, что у него есть реальный повод не только для радости, но и просто для благодушия.

– Выпей! – Локшин сунул ему в руку рюмку с водкой. – Выпей и брось психовать.

– Я за рулем, – неуверенно возразил врач.

– Пей, давай! – сказал Локшин.

Лобанов помедлил еще секунду, а потом начал пить мелкими глотками. Поставив пустую рюмку на стол, он посмотрел на Локшина.

– Лучше? – спросил тот.

– Еще не понял, – ответил Лобанов.

Не спрашивая разрешения хозяина, он взял бутылку, налил себе еще и сразу выпил. На его лице проступило подобие виноватой улыбки.

– Классная штука!

Раздался осторожный стук в дверь.

– Да? – громко спросил Локшин.

В кабинет заглянула Лариса Петровна.

– Яков Аркадьевич, я ухожу. Вам еще что-нибудь нужно?

– Спасибо, Лариса Петровна. Если что, нам Катя поможет.

– А Катя уже ушла, – ответила та, улыбнувшись. – Она сказала, что ей далеко добираться общественным транспортом.

Конфискованная машина аукнулась, но Локшина это нисколько не огорчило – Катя сейчас интересовала его меньше всего.

– Ничего страшного. Мы тут сами управимся. Потом я всё закрою.

Локшин проводил помощницу до подъезда и запер дверь. Когда он вернулся, Лобанов успел закурить вторую сигарету. Выглядел он заметно лучше.

– Я всегда говорил, что водка – лучшее лекарство, – сказал Локшин.

Лобанов встал и подошел к картине на стене.

– Яша, ты не знаешь, почему эта птица так действует мне на нервы? Всё время хочется повыдергать у нее перья из хвоста.

– Ты слишком кровожаден для доктора.

Нотариус подошел к окну и проверил жалюзи. Лобанов отвернулся от картины и только сейчас заметил, что в обычно вылизанном кабинете присутствуют следы легкого беспорядка.

– А здесь что случилось? – спросил он, оглядывая кабинет.

– У меня тут ребята шмон на предмет жучков и прочих пакостей провели. Вроде бы всё чисто.

Лобанов уставился на Локшина испуганными глазами.

– Ничего себе! Были причины?

– Да что с тобой сегодня?! – воскликнул нотариус. – Просто профилактика. Нет никаких причин нервничать.

Он никогда не был свидетелем таких срывов у Лобанова. Конечно, тот всегда немного смурной и мог слегка нервничать, как любой нормальный человек, но определение «слегка» совсем не подходило для его сегодняшнего состояния. Локшин опять наполнил рюмку и протянул Лобанову.

– Выпей еще одну. Успокойся и расскажи обо всём подробно.

Минут через пятнадцать Лобанов закончил рассказ. Выговорившись, он успокоился, и сейчас в его облике ничего не напоминало о недавнем срыве.

– Ну и чего ты так разнервничался? – спросил Локшин. – Тебе радоваться надо, а ты в истерике бьешься.

– Я сначала и обрадовался, а потом почему-то такой колотун напал. Со мной вообще что-то странное в последние дни происходит. Такого состояния у меня в жизни не было.

– Пей успокаивающее. Исходя из того, что ты рассказал, она вообще смотрит в другую сторону. К тому же, ничего доказать нельзя. Ты это сам прекрасно знаешь.

– Дай-то бог! Но с Колесниковой нам сейчас торопиться ни в коем случае нельзя.

– А никто с ней торопиться и не собирается. У нас есть кое-что значительно интереснее.

Локшин отошел к рабочему столу и вернулся, держа в руках папку. Он достал оттуда листок и положил перед Лобановым.

– Я тебе сейчас настроение окончательно подниму. Ознакомься вот с этим.

Лобанов вопросительно посмотрел на нотариуса.

– Внимательно прочитай, – сказал тот, загадочно улыбаясь.

Когда Лобанов закончил читать и положил листок на стол, Локшин спросил:

– Ну, и как тебе нравится этот старичок?

Этот старичок Лобанову совсем не нравился! И чем больше он о нем думал, тем больше беспокоился. Находясь с ним рядом, он совершенно необъяснимо начинал ощущать нарастающую тревогу. Перед уходом с работы он провел в палате Барятинского всего пару минут, но глаза этого старика до сих пор маячили перед ним. И то, что он в них видел его страшно пугало. Но Локшину он этого сказать не мог. Тот всё равно не поймет, а только посмеется.

– Он мало сейчас похож на эту фотографию.

– Это всё, что ты можешь сказать? Да наплевать, на кого он сейчас похож!

– Ну и зачем он нам сдался? Мы же договорились, что работаем только с одинокими и неприметными. Как я понимаю, этот Барятинский не просто известный, а даже знаменитый старик.

– Знаменитый, – быстро согласился Локшин, – но только в определенных кругах.

– Ну и что ты так возбудился? Нам здесь точно ничего не светит. Это же совершенно другой профиль.

– А ты вот это почитай, – возразил Локшин.

Он демонстративно торжественно положил перед Лобановым еще несколько листков. На первом был отпечатан длинный книжный перечень, который Лобанов пробежал глазами без большого интереса.

– Мне этот список ничего не говорит.

– До вчерашнего дня он на меня тоже никакого бы впечатления не произвел. Как ты думаешь, сколько может стоить один вот этот раритет? – Локшин указал на одну из строчек в списке.

– Хватит выеживаться, академик хренов! Раритет! – передразнил Лобанов Локшина. – Не тяни кота за хвост.

– Больше ста тысяч. И совсем даже не рублей! – торжествующе произнес нотариус.

Лобанов посмотрел на него недоверчивым взглядом.

– Яша, не гони! Сто тысяч баксов за одну книгу?

– Ты напрасно так скептически улыбаешься.

На Лобанова эта цифра произвела впечатление, но всё, что касалось Барятинского, его никак не вдохновляло.

– По-моему тебя кто-то сильно надувает, Яша. Где ты это взял?

– В надежном месте. Тебе-то, зачем знать?

Вот с этим Лобанов был полностью согласен. Он и сам не хотел знать лишнего. Он всегда избегал лишней информации, особенно той, которая его впрямую не касалась. В деловом партнерстве с Локшиным он добросовестно нес свой чемодан, а всё остальное его не интересовало.

– И сколько всё это может стоить? – спросил Лобанов больше для проформы.

– Не меньше пары лимонов!

Локшин смотрел на приятеля, ожидая его реакции, но тот не выказал никакого энтузиазма.

– Яша, этот Барятинский лежит у меня в обычной палате. И на миллионера никак не тянет.

– Информация абсолютно точная, – начал кипятиться Локшин. – Этот перечень мне передали люди, которым я доверяю.

Локшин лгал. Переданное ему досье включало в себя много полезной информации, но перечня книг там не было. Этот список он скопировал с завещания Барятинского, о чем Лобанову знать было совсем необязательно. Локшин вообще не собирался ему рассказывать о сегодняшнем визитере и обо всем, что с ним связано.

– Ну, даже если это правда, нам-то с этого что? – спросил Лобанов. – Ты что, собираешься книги воровать? Да и кому ты их продашь? Ты хотя бы знаешь, где они хранятся?

– Пока не знаю, – честно ответил нотариус. В завещании не было даже намека на место хранения. – Да меня вообще не волнуют эти книги! Ты что, читать не умеешь? Здесь ясно написано. – Локшин взял лист и прочел: «Полный список библиотеки Барятинского неизвестен. Кроме того, неизвестны состав и нахождение принадлежащей ему коллекции часов, картин и других предметов, стоимость которых, определить невозможно. Но можно предположить, что ценность всего собрания очень велика».

То ли услышанное повлияло на Лобанова, то ли выпитая водка, но странный и пугающий взгляд Барятинского становился не таким уж и страшным. Врач задумался, и Локшин ему в этом не мешал. Только увидев, что тот повернулся к нему, он выложил еще один аргумент.

– Денис, этот старик не просто известный часовой мастер. Вполне возможно, что он представитель древнего княжеского рода. Рюрикович!

– Возможно или представитель?

– А мне, откуда знать? Но судя по фамилии, вполне может быть.

– Рюрикович? Из которых Иван Грозный? – спросил Лобанов.

– Вот именно!

Нотариус увидел, что последняя информация произвела на Лобанова впечатление.

– Ты серьезно? – спросил врач. – А наследники у него есть?

– Есть, – произнес Яков Аркадьевич после небольшой паузы. – Смотри, как твоя соображалка вдруг заработала.

Лобанов не обратил никакого внимания на сарказм нотариуса.

– Много их?

Локшин заметил, как в глазах Лобанова начали разгораться огоньки.

– Насколько мне известно, один.

Их беседу прервал музыкальный звонок мобильного телефона. Номер на дисплее не высветился, но Яков Аркадьевич знал, что это звонит Одинцов – руководитель фирмы, оказывающей различные виды услуг, связанных с безопасностью и охраной.

– Да, Володя, я тебя слушаю.

– Яша, ничем обрадовать не могу. Мы прозвонили всё, что могли – никакого следа.

– А номера?

– Нет таких номеров.

– Что значит, нет?

– То и значит. Фуфло! Их просто не существует в природе. Такие номерные знаки никогда не выдавались.

– Фальшивка? – разочарованно произнес Локшин.

– Без сомнения. Проверяли по центральной базе данных, – ответил Одинцов. – Ты бумажки по часовщику изучил? Пригодятся?

Когда нотариус обратился к нему за информацией, Одинцов сразу вспомнил Барятинского. Еще в советское время этот человек находился в разработке отдела, в котором он служил. Было доподлинно известно, что у этого человека имеется очень ценная библиотека, а также коллекции монет, часов и предметов искусства. Коллеги Одинцова пытались определить их состав и однажды даже проникли к нему в квартиру. Ничего особо ценного они там не обнаружили, зато уже на следующий день руководитель их отдела получил серьезный втык от начальства и категоричный приказ оставить Барятинского в покое.

– Изучаю, – ответил Локшин.

– Ну, хорошо, созвонимся попозже.

Яков Аркадьевич отложил телефон и задумался.

– О каких номерах шла речь? – спросил Лобанов.

– Да так, – отмахнулся Локшин. – Одного клиента проверить надо.

Врач отметил, что телефонный разговор взволновал нотариуса, но заострять на этом внимание не стал. Его мысли опять были поглощены Барятинским. Правда, теперь совсем в другом контексте.

– А ты знаешь, кому он всё завещал?

Локшин выпучил на него глаза. Лобанов не переставал его удивлять. Сначала его всего трясло, потом он с меланхолическим выражением отметал все аргументы Локшина, а теперь его глаза просто горят азартом охотника.

– Ты особенно-то не распаляйся, – сказал он, возвращаясь на диван. – Всё не так просто. Коллекции-то еще нужно найти.

– А Одинцов? – продемонстрировал врач хорошую сообразительность.

Локшин наполнил свою рюмку и сразу выпил.

– Ему тоже ничего не известно.

– Но наследник-то должен знать. Он кто?

– Наследника всего движимого и недвижимого зовут Игнат Павлович Астафьев. Проживает за океаном в городе Чикаго.

– Не слабо!

– Больше мы о нем ничего не знаем. Володя работает. Надеюсь получить от него подробную справку.

– Чикаго? – Лобанов вдруг почувствовал легкий звон в ушах. Он всегда верил, что счастливый случай когда-нибудь сыграет важнейшую роль в его судьбе. Но он меньше всего предполагал, что тот явится в образе двух медсестер. Он вспомнил нечаянно подслушанный разговор и теперь был абсолютно уверен, что речь в нем шла о письме, отправленном Барятинским этому самому наследнику.

Лобанов нарочито медленно взял бутылку, зачем-то подробно изучил наклейку, наполнил рюмку и также медленно выпил.

– Значит, Чикаго? – переспросил он, с трудом оттягивая момент торжества.

Локшин смотрел на него, не отрываясь. Он достаточно хорошо изучил своего приятеля и видел, что того просто распирает.

– Рожай, доктор, а то матка лопнет.

Лобанов отвернулся и стал рассматривать птицу на стене. Он ненавидел эту птицу, но она его притягивала почти как Барятинский.

Не поворачивая головы, он сказал.

– Я хочу мой обычный процент.

– Исключено! Получишь десять процентов! – отрезал Локшин. – Хотя и этого много. Твое участие в этом деле минимальное. А еще неизвестно, сколько людей придется привлечь.

Лобанов повернулся.

– А сколько может стоить ключик ко всем этим сокровищам?

– О чем это ты? – насторожился Локшин.

– Я почти наверняка знаю, где этот ключик. Но за него я хочу мой обычный процент.

Локшин пристально посмотрел на врача и понял, что тот абсолютно серьезен.

– Если это действительно так, ты его получишь, – сказал он.

– Именно это я и хотел услышать, – с улыбкой произнес Лобанов.

– Ну и что дальше? – Локшин начинал терять терпение. По его глазам Лобанов понял, что если он немедленно не продолжит, тот его просто убьет.

– Барятинский отправил письмо в Чикаго. Но не по почте. Одна из наших медсестер передала его через своего дядю, который уехал вчера. Деталей я не знаю, но можно спросить у нее.

Повисла тишина. Лобанов наслаждался моментом, а Локшин переваривал услышанное.

– Где она? – наконец спросил он.

– Медсестра? Должна быть в больнице на дежурстве.

Локшин вскочил и рванулся к телефону.

– Гена, оба быстро в офис! …Ничего не случилось. Аллюр три креста! – Он положил трубку и повернулся к Лобанову. – Сейчас приедут близнецы, и вы поедете в больницу. Только покажешь ее. После этого можешь ехать в твой любимый ресторан и гулять, как тебе заблагорассудится. Я всё оплачу.

– Для начала я пойду, отолью, – улыбнулся врач.

Через десять минут, отправив врача с близнецами в больницу, Локшин набрал номер Одинцова.

– Володя, есть дело. Нужно срочно встретиться. Очень быстро. Желательно где-нибудь на воздухе.

***

Вечернее дежурство наконец-то закончилось. Для Сони это были самые счастливые минуты, в ожидании которых, обычно проходил весь рабочий день. Сказать, что она не любила свою работу, было бы неверно – от этой работы ее просто тошнило, как и от всей медицины. Она и в училище-то поступила случайно, за компанию с подругой. Потом несколько раз порывалась его бросить, но каждый раз отступала под давлением матери, считавшей медицинское училище хорошим плацдармом. А потом она также случайно оказалась в этой больнице, каждый день в которой казался ей сущей пыткой.

Соня надела новое пальто и бросила взгляд на двух девушек, переодевавшихся рядом. Заметив их завистливые взгляды, она довольно улыбнулась – дядины подарки производили на всех просто убийственное впечатление. Пусть смотрят. Скоро она преподнесет всем большой сюрприз! Кроме родителей никто не знал, что Соня окончила курсы косметологов, и скоро собиралась поменять работу. Чтобы оплатить место в одном из самых престижных салонов города, она весь год копила деньги, отказывая себе почти во всем. Завтра она должна была подписать договор с салоном и сразу после этого подать заявление об уходе.

Бросив «Пока, девочки», Соня покинула раздевалку и скоро каблуки ее сапожек застучали по лестнице. Выйдя из подъезда, она посмотрела на украшенное звездами небо и не удержалась от улыбки. Поправив берет, она быстро зашагала по полутемной дорожке, впервые за последние дни избавившейся от луж.

Соня прошла метров двадцать, когда услышала совсем рядом какие-то звуки. Она вздрогнула и остановилась.

– Девушка, вы не знаете, как в приемное отделение попасть? – раздался из темноты мужской голос.

– Не знаю, – быстро ответила Соня, не совсем понимая, зачем врет.

Она быстро оглянулась вокруг в надежде увидеть кого-нибудь, но больничный двор, как назло, был пуст. До освещенного входа в следующий корпус было не так далеко, и она решила пойти в том направлении. Но не успела сделать и нескольких шагов, как ей в лицо ударил луч света. Моментально ослепнув, Соня остановилась и услышала, как тот же голос произнес:

– Такая красивая девушка, а говорит неправду.

Рядом с ней возвышалось что-то громадное, но встречный свет мешал это громадное разглядеть. Соня рванулась в сторону и, споткнувшись о бордюр, со всего маху рухнула на газон. Свет моментально погас.

«Мое пальто!» – только и успела она подумать, как сильные руки рывком подняли ее и поставили на ноги. Соня хотела закричать, но огромная ручища, сильно пахнущая табаком, быстро зажала ей рот.

– Только пикни! – услышала она. – Я тебе тут же башку сверну. – И как бы в качестве доказательства серьезности обещаний ее горло оказалось сильно сдавленным. Соня задергалась изо всех сил и услышала всё тот же голос: – Не будешь орать?

Она энергично замотала головой. Рука ее отпустила, и девушка начала жадно хватать воздух широко открытым ртом. Глаза понемногу отходили от яркого света, и она смогла разглядеть не одну, а две здоровенные фигуры с большими темными пятнами вместо лиц. Судя по голосам, это были молодые парни.

– Будешь вести себя хорошо, ничего с тобой не случится, – произнес тот, кто ее держал и грубо потащил девушку к деревьям. Там он прижал ее к стволу и тихо сказал: – Да не трясись ты. Никто тебя трахать не собирается.

– Тогда что вам надо? – спросила Соня, дрожащим голосом.

– Ты быстро рассказываешь о своем дяде и можешь спокойно идти домой.

– Зачем? – изумленно вскрикнула Соня.

В ту же секунду ее лицо сильно дернулось от полученной оплеухи.

– Еще раз квакнешь, пеняй на себя! – прошипел парень.

Из Сониных глаз покатились слезы. Оплеуха не была такой уж сильной, но страшная обида просто пронзила всё ее существо – впервые в жизни ее ударили по лицу.

– Сама виновата, – сказал парень, – просили же не орать.

– Зачем вам мой дядя?

– Ты передавала ему письмо?

– Письмо? – переспросила она. – Да передавала. Один наш больной попросил.

– Почему он обратился к тебе?

– Он не ко мне обратился, а к другой медсестре.

– Как ее зовут?

– Вера.

– Твой дядя взял письмо?

– Да.

– Этот больной письмо в больнице писал?

– Я не знаю. Мне просто дали запечатанный конверт.

– Толстый?

– Что? – не поняла Соня.

– Письмо было толстое или тонкое? Какое на ощупь?

– Не толстое, но твердое.

– Ладно. С этим понятно, – сказал парень. – А вот теперь, красавица, давай подробнее о твоем дяде.

– Зачем это вам? – опять спросила Соня, на этот раз почти шепотом.

– Много будешь знать – до старости не доживешь!

Они беседовали еще несколько минут. После чего парень сказал:

– Если ничего не наврала, ни с тобой, ни с твоим дядей ничего не случится. Одно железное условие – никому ни слова. Ни дяде, ни этому больному. Никому! А то беды не избежать. Поняла?

Соня беззвучно кивнула. Она была готова пообещать все, что угодно, лишь бы этот кошмар скорее закончился.

– Ну, смотри, – сказал парень и погладил ее по голове. – Постой тут пару минут, а потом можешь двигать.

После того, как обе фигуры растворились в темноте, Соня какое-то время неподвижно стояла на месте, боясь поверить в то, что они ушли и ей больше ничего не угрожает. Она сделала несколько шагов и только сейчас заметила отсутствие сумки. Она осмотрелась, а потом опустилась на корточки. Сумки не было видно, и ей пришлось изрядно поползать по газону, прежде чем она смогла ее нащупать. Даже не обратив внимания, что сумка оказалась открытой, она вытащила из нее небольшое зеркальце с подсветкой и взглянула на лицо. Щека болела, но в зеркале ничего заметно не было.

Громкий смех и приближающиеся шаги заставили ее насторожиться. Соня подняла голову и увидела на дорожке двух девушек, с которыми недавно попрощалась. Захлопнув зеркальце, она застыла в неудобной позе – меньше всего на свете ей хотелось быть обнаруженной в таком состоянии. Только когда девушки скрылись из виду, она опять раскрыла зеркало и еще раз попыталась рассмотреть больное место. Увидев прилипший к щеке маленький кленовый листочек, она отлепила его непослушными пальцами, и слезы сами собой опять полились из глаз.

***

По требованию нотариуса братья стали проявлять повышенную осторожность и оставили «Шкоду» не у больничных ворот, а у одной из дыр в заборе.

Перед тем, как подойти к машине, Коля огляделся. Не заметив ничего настораживающего, сел в машину и медленно поехал вдоль улицы. На перекрестке он резко свернул и прибавил газу. Через квартал опять свернул и резко затормозил.

– Шпионские страсти, твою мать! – выругался он и поехал дальше. Объехав вокруг больницы, машина остановилась рядом с Геной, прятавшимся в тени забора. Тот быстро забрался внутрь.

– Всё чисто. Даже никакого намека, – сказал он, оглядываясь.

– Да хватит тебе головой крутить, Джеймс Бонд хренов! – съязвил Коля.

Все эти шпионские штучки его сильно раздражали. Главная цель его жизни теперь формулировалась очень просто: найти этих долбаных «рокеров» и оторвать им яйца. Но перед этим обязательно сунуть рожами в собачье дерьмо. За это удовольствие он был готов многое отдать. Представляя этих «рокеров» он почему-то видел не их лица, а насмешливые рожи ментов, мурыживших близнецов в отделении.

– Не бухти. Сказали проверяться, значит, будем проверяться, – твердо произнес Гена.

– Еще к гинекологу сходи провериться, – с недовольным видом бросил старший брат, но перед тем как отъехать, внимательно посмотрел в зеркало заднего вида.

Уже очень скоро близнецы вошли в офис нотариуса. Локшин встретил их у двери и молча протянул руку. Гена достал из кармана маленький диктофон, фотографии и блокнотик. Не говоря ни слова, нотариус всё забрал и скрылся в кабинете. Через несколько минут он вышел оттуда с конвертом в руке.

– Ваша премия. Разделите сами.

***

Часы показывали около одиннадцати. Локшин сидел в своем кабинете в компании Одинцова – моложавого человека с коротким бобриком светлых волос, в которых была почти незаметна обильная седина. Они прослушали запись разговора с медсестрой несколько раз, и Яков Аркадьевич переписал некоторые, особо важные места на бумагу. Получилось что-то наподобие таблицы.

– Вот смотри, – сказал он, откладывая ручку. – Дядя с письмом улетел сегодня. К счастью не сразу в Америку, а сначала в Израиль на встречу с каким-то партнером. Это означает, что письмо сможет оказаться в Америке самое раннее только завтра. Плюс к этому, разница во времени между нами и Бостоном – восемь часов. У нас вагон времени!

Он посмотрел на Одинцова. Тот с интересом разглядывал творение нотариуса, но не торопился с комментарием.

– Тебя что-то смущает?

Одинцов все еще сомневался в целесообразности своего участия в этом деле. Одно дело оказывать нотариусу информационные и прочие небольшие услуги, и совсем другое влезать по уши в дело, которое вместо дивидендов могло принести только пустые хлопоты.

– Понимаешь, Яша, мы ведь всё это искали. Серьезно искали, – сказал он, отрывая взгляд от графика, – и ни фига не нашли.

– Володя, это было в прошлом веке! – с жаром возразил Локшин. – К тому же, он тогда не лежал на смертном одре и не посылал никаких писем своему наследнику. Не надо быть гениальным мыслителем, чтобы понять ценность его содержимого.

– Ну, это совсем не факт, – возразил Одинцов, который был почти готов согласиться с нотариусом. Но ему мешало воспоминание о том, как жестко им тогда было приказано свернуть работу по часовщику.

– В конце концов, чем мы рискуем? – все с тем же напором спросил Локшин. – Если мы вдруг пролетим, в чем я очень сильно сомневаюсь, мы просто посчитаем свои небольшие убытки и зальем их рюмкой хорошей водки. Все финансовые расходы я беру на себя. Поэтому персонально для тебя риска вообще никакого.

– Ты, по-моему, забыл о мужиках, которые твоих ребят в дерьмо сунули. По всем раскладам это люди серьезные.

Локшин достаточно подробно рассказал Одинцову о визитере, правда, опустив некоторые детали. Упоминание о нем и о последующих событиях слегка омрачило настроение нотариуса, но не охладило его пыл.

– А большие деньги просто так не падают, Володя. За них бороться надо. В том числе и с конкурентами.

Локшин видел, что еще немного напора, и он приобретет так необходимого ему в этом деле партнера. И не одного, а с профессиональной командой. Он прекрасно осознавал, что без его возможностей это дело не имеет никаких перспектив.

– Что ты подразумеваешь под большими деньгами? – спросил Одинцов.

– А ты сколько хочешь?

– Двадцать пять процентов, – произнес Одинцов после кратковременного раздумья.

Ожидавший, что тот запросит намного больше, Локшин с трудом скрыл радость. Перед тем, как ответить он тоже повесил паузу, делая вид, что ожидал услышать меньшую сумму.

– Хорошо. Я согласен.

– И ты оплачиваешь все расходы, – добавил Одинцов.

– Как договаривались, – подтвердил Локшин.

Одинцов взял фломастер и прямо на листе с таблицей Локшина размашисто написал проценты, обещанные нотариусом.

– Сделай на ксероксе копию, а оригинал я возьму с собой, – сказал он, и впервые за вечер улыбнулся.