Два лева для Дори. Повесть и рассказы. Два лева для Дори. (болгарская история) (Борис Ковальков)

Глава I

1. Рассказ начал…

…Стивен снял пирог со стола, откинулся на высокую спинку стула, одел очки, закрыл глаза и начал рассказывать…

…На кровле, на самом коньке утонувшего в сугробах дома Андерса стояла медная фигура «Антса2». Такую же фигуру гость видел и на шпиле Старой Ратуши. Тут она была новее и не так зелена от времени. Можно было разглядеть подробнее. Антс в одной руке держал как знамя ветвистое дерево, в другой длинный меч, на который и опирался. Рядом с дверью сидел на снегу большой, рыжий, очень пушистый грифон, сам Андерс встретил гостя на пороге. Андерс был очень стар. Высокий и прямой, очень худ. Особенно живы были глаза. Как и у многих стариков Каэнглума они светились. Взгляд был ясен. Все трое вошли в дом. «Сколько всего! – подумал гость. – Вот бы здесь всё… осмотреть. Жаль времени мало. Может быть, потом?»

Не модели кораблей, а удивительно искусные игрушки висели под потолком. Вдоль стен, на полках стояло такое разнообразие предметов, что внимание рассеивалось. Куклы, большие – для площадей, дворов, улиц, парков, открытой сельской местности, а также поменьше – для залов, комнатные и маленькие, карманные.

Солдатики всех времен, армий, сказок, мифов, эпосов и преданий. Кукольные театры, переносные, простые, с заплечными ремнями и академические, со сложным сценическим механизмом, кулисами и колосниками. Кукольные классы с партами разной вместимости. Детские швейные машины размером больше взрослых и с большим количеством вращающихся частей. «Вертел бы и вертел», – подумал гость.

По одной стене от потолка до пола зигзагами спускалась железная дорога, по ней скатывался маленький состав. Сверху сыпались блестящие камушки, которые падали на открытые платформы.

Доезжая до пола, состав наполнялся и останавливался, включался механизм, дорога перекладывалась, камни высыпались и поезд опять скатывался вниз… Игрушечный грифон, гость попробовал его потрогать и понял, что чем старательней его ловить, тем быстрее он летает… Маленький парусный кораблик падал с потолка, у самого пола, на нем распускались паруса и он опять поднимался вверх… «Это от сквозняка, – пояснил Андерс, – каэнглумский сквозняк может поднять, сдвинуть и не такую посудину».

Гость искал взглядом что-то похожее на то, что он так надеялся найти. Хотя бы намек. Ему были известны лишь некоторые признаки некоего предмета, по которым он, как полагал, узнает то, что ищет. Отказавшись от угощения, гость сразу приступил к делу.

Он просил Андерса помочь разгадать одну загадку. Если Андерс откажется, ну… не получится, а гость к этому готов, пообещал сам разобраться. Дело было недопустимым, но Андерс внимательно, не меняясь в лице, спокойно выслушал просьбу посетителя. Надо сказать, что последний мог чётко и просто изложить суть дела. Но и Андерс отличался этим умением.

– Не позволю, – спокойно возразил он. – Не думал, что второй раз буду поставлен перед таким выбором. Постараюсь остановить, сломать, испортить. У меня плохо получится, понимаете, никогда не пробовал. Не мое ремесло ломать, но придёться. А кроме меня, никто не сможет это починить. Разве что … – тут Андерс спохватился, – нет, даже он не сможет и обращаться с этим, к нему опасно.

Грифон стоял рядом, и с интересом рассматривал то, что положил гость на стол перед Андерсом и теперь шелестело на сквозняке.

Гость всё понял. Неприятное решение уже созревало, но ему не хотелось делать этого здесь. Осмотрелся: «Как всё чудесно тут!»… Встал, забрал свою ношу и, не попрощавшись, вышел. Андерс пошёл вслед за гостем. Грифон уже прохаживался взад и вперед по двору, рассматривая у себя под ногами.

– Отлети гостя в город. А я приеду вместе с Иво рано утром. Надо будет кое-что доделать. Передай поклон отцу Никласу, скажи что у меня есть… невыясненные вопросы. А вас я очень прошу, перестаньте над этим даже думать. Дождитесь своего подарка. Вас это не минует. Чужой подарок не стоит присваивать до времени, дождитесь, пока вам его уступят! Здесь нельзя действовать по-своему. Поживите, и поймете почему. Ваши неприятности, быть может, уже у порога.

Андерс вернулся в дом, закрыв дверь. Грифон тут же внимательно оглядел порог, чем развеселил гостя.

– У тебя есть вопросы? Сомнения? – обратился грифон к нему.

– Мне бы очень хотелось самому это узнать. Есть ли они у меня или нет.

Гость задумчиво развернул то, что держал в руках все это время, это что-то выскользнуло, разноцветно сверкнуло, развернулось и… грифон успел подхватить. Подал гостю.

– Тяжелое и красивое… Хочешь, я отлечу тебя на Ель? Посидишь на ветке, подумаешь.

– Действительно, как я сразу не догадался. Посидеть на ветке…

…Рысь3 кругами летал над полями – белыми, похожими на скомканную и разглаженную бумагу. Снег лежал до горизонта, до самого моря. Овраги казались засыпаны снегом доверху, а осыпавшиеся деревья теплой паутиной покрывали их склоны. Сорока задержалась, поболтать на лету по дороге.

Туры4 бежали внизу вдоль Большого Оврага к Дальним Хуторам… Вдалеке не погасли огни на Ветус Туррис, самой древней башни и самой высокой точке Каэнглум. От хуторов двигалась фигурка человека. И тут…

…Гулкий удар выстрела. Крыло вывернуло, рысь падал, крутился, пытался хоть как выравнять падение в полёт и упасть помягче. Падая и теряя сознание, а у грифонов это получается, он услышал ещё один выстрел….

Советник Мауриц, член магистрата, как всегда «неизвестно откуда» узнал о происшествии первым. Почему? Потому что с утра обошел половину города, начав с мест общего пользования, мест общественного питания и медицинских учреждений. Выдержки ему было не занимать, даже Шайтрукс, хозяин «Расколотой Ели», не удержал его больше, чем на полкружки кофе, правда, без дежурного утреннего коньяка. Закончил обход советник лазаретом Олеви.

Там он и обнаружил тяжело раненого Андерса с Дальних Хуторов. Иво привез его рано утром, вместе со свежим молоком.

Господин советник вызвал Александера. Александер по дороге в магистрат завернул в Вышгород, немного посидел в канцелярии Кабинета Двора и поговорил с Кратом, первым канцлером. Зашел в дворцовую библиотеку и выслушал претензии Овит, книгохранительницы, супруги самого канцлера. Александера упрекали в том, что он который год тянет с раскрытием тайны пропажи и не менее таинственного появления книг. «Вечная» загадка: книги пропадали из библиотеки, неожиданно появлялись у читателей, читатели относили книги в библиотеку. Потом чужие книги появлялись в библиотеке. И приходилось их возвращать, печатая объявления в вечерних газетах. Хотя, многие оставляли и дарили, особенно старые и редкие.

– О, Александер, милый, ты от Крата? Не заметил, он сидит за столом в уличных сапогах? Ах, ты не заглядывал под стол… Не язви – «не имею такой привычки!» Куда ты вообще смотришь? У него же затекают ноги! Ну я ему… Как поживает Олга, как детки? Галица гостит у вас или у Хеле? Передай ей, нет, не Галице, Олге… куда ты смотришь? Лору5, замри! Не отвлекай Александера, сиди и слушай, тебя тоже касается. Что она… Ол-га! Олга, не Галица!… в том платье, которое прислала супруга Старшего Тюпкина, вчера произвела потрясающее впечатление на твою бабушку. Ах, конечно, ты всегда ничего не знаешь. И, конечно же, на меня и Княгиню.

Как ей идет! Будто сшито для неё. Какая умная и красивая супруга у Старшего Тюпкина! Нет, никогда её не видала, ты не понимаешь ничего в женской интуиции. О чем я? Да. На завтраке, который ты взял за правило игнорировать… Ах привилегия?

Привилегии на то и даны, чтобы ими пренебрегать… Иначе зачем их получать? Бабушка объявила вслух и довольно громко, что она поражена. Ты потрясен? Ты потрясен, как и бабушка, иначе она не высказала бы своего одобрения. Так идет оно твоей Олге. Бабушка просила передать тебе, чтобы ты убедил Олгу носить это платье всегда! Она украсит Коэнглум, Двор, свою гимназию, свой дом наконец! Тебя, витязь! Перестав ходить в своих декольтированных свитерах без белья… Не краснеть! Без-бель-я! В синих вытертых брюках и пальто нараспашку без шарфов… и вечерних шелках с золотом, серебром и камнями, которые, как ты знаешь, сказала Бабушка, ей совершенно не идут. Носить не снимая. Тебе ещё влетит от бабушки. Перестань твердить своё вечное «не знаю», она знает. Новые учебники, наборы конфет, котлетки и пирожные, ты помнишь, которые готовит тетушка Мима? Я послала в гимназию через господина Клауса с Велло. Передай им обоим… Перестань брать пример со Стивена! Я имею в виду Олгу и бабушку! Лору! Подай, пожалуйста, книгу. Не «которуюгде», а эту вот! Именно рукопись, переплетенную… Ты догадлив и унюхлив, не то что…

Что Княгиня собирает компанию в следующий четверг на девичник. Александер! Куда? Я не закончила разговор. Встань тут, подержи эту стопку, я приготовлю место на полке. Лору, подай рукопись… Посмотри мне в глаза. Лору, не ты, а Александер! Эта неприличная кутерьма с книгами не может стать традицией и превратиться в очередное городское природное явление – аттракцион! Лору и его еловая банд…, ладно, Лору, друзья, не могут уследить за всем. Лору! Не надо примеров, ты перевернешь все полки! И у меня только я и моя дочь, тем более она уже скоро не сможет мне помогать. Да, да. Уже скоро. Может быть раньше весны. А теперь иди по своим делам. Лору! На место!…Мы ещё не закончили разбирать. Итак, сектор переплетенных рукописей, … полка, естествоиспытатели – дилетанты и фенологи Коэнглума восемьнадцатого века… Александер! Вернись! Ты видишь? Ещё одна! Здесь только что недавно стояла книга, рукопись… Лору, где синопсискаталог? Поищи там… Вон там. Стой, я сама… Не может быть… Александер, что со мной? Дорогой, позови Крата, я помню всё… а теперь забыла, куда поставила каталог. Александер, ведь теперь надо найти ту, которую не знаю какую… и каталог не помню чего…

2

– Стивен, уже? Как ты быстро и так много, хватит до вечера на ужин. Положи дрова там. Молоко привезли? Хорошо, я возьму сама. Припозднился сегодня Иво. Сними сапоги и отогрей ноги, натри стопы скипидарной мазью и одень шерстяные носки.

Я связала из шерсти принесенной Аннике, она собрала с игл паворимага6, а тот шатался по овчарням Дальних Хуторов.

– Не могу, руки достают только до колен. Я же не обезьянка Фисетто!

– У Фисетто не обезьянка, а маленький сидящий человек…

– С длинными руками! А у меня руки короткие, я не достаю!

Ты же знаешь, как я снимаю носки? Наступаю на один, стягиваю его, поднимая ногу, потом второй…

– Не придумывай! Это от лени. Но ты можешь согнуться?

– Я не делал сегодня гимнастику. Завтра, если встану, сделаю и, быть может, к вечеру дотянусь. Похоже, что для меня смерть растянулась на всю жизнь…

– Стивен, не обольщайся!

– Я о проходящей жизни!

– И я о том же. Сиди смирно и не шевели пальцами. Кто это стучит?

– Это Велло, Хеле. Как он успевает работать в двух конторах? Крутится, как ратмус. Главное у двух совершенно разных Клауса и Деметра?

– Потому и успевает, что разные. А как же Кире? Работает и в магистрате, и в Кабинете Дворца, да ещё приносит каждый год из походов драконьи головы, да ещё гуляет со своей прекрасной Глендой круглые ночи напролет на дворцовых праздниках…

– Велло! Здравствуй. Заходи дорогой, садись, мы сейчас будем завтракать.

– С удовольствием. С утра ничего не ел. Молоко опоздало на нашу улицу, Иво задержался, и я не успел приготовить гренки… Стивен, тебя просит Мауриц, Александер вероятно уже спустился с Вышгорода, я видел его поднимающимся по Лангбейн…

3

Александер и Стивен сидели в Кабинете Мозаик, на втором этаже магистрата. В кабинеты можно было попасть с галереи, она была построена вокруг внутреннего двора, который собирались, но передумали перекрывать. «Дабы ярче сверкали на солнце прекрасные камни!», – говорил Тендель, член совета магистрата.

Дверь кабинета была открыта – самочувствие и настроение жителей Каэнглум меньше всего зависело от погоды и времени года.

Александер сидел за своим столом; в повседневной темно-синей форме, сидящей на нем парадно во всякое время. Даже серебряные пуговицы на тужурке казались золотыми. Сам он был похож на немного постаревшего принца из девичьих альбомов; было и удлиненное бледное лицо, и прямой нос, и большие глаза, приподнятые к вискам, острый подбородок; рыцарская седина некоротких волос.

Стивен, как всегда отвернув скатерть, сидел на краю стола и болтал ногами. Он выглядел моложе своих лет. Очки на нем сидели всегда криво, он сам не знал почему. Один грифон – барс говорил, что уши у Стивена разные. Разговаривая, он часто снимал очки и вертел в пальцах за дужку. Смотреть через очки в глаза собеседнику он иногда стеснялся, потому смотрел без очков, но старательно всматриваясь.

– Что нового Стивен? – без выражения спросил Александер.

– Не знаю… – передразнил Стивен александерово присловье. Стивен знал, что Мауриц уже нажаловался Александеру о происшествии, но, поддерживая собственную традицию, капризничал.

– Что-то случилось? – невозмутимо продолжил Александер.

– Иво опоздал на нашу улицу. Фонарщик забыл погасить и выключить ночное освещение.

– Стивен? – спокойно настоял Александер.

– Да? Подстрелили грифона. Грифона Рысь. Не это главное – был тяжело ранен Андерс, хуторянин. Грифону наверно чуть не оторвало крыло. Как видно по найденным перьям и шерсти… Андерс если выживет, может остаться инвалидом. Рука. Левая.

– А у грифона? Александер подумал о том, как легко Стивен придумывает историю. На лету. Грифона не нашли, Иво подобрал только Андерса, Калоян, как рассказал Мауриц, только перья и шерсть. А Стивен уже всё знает! Подумал, но не перечил. «Занятно, угадает или нет? Но откуда там взялся советник Калоян?»

– Наверно тоже левое. Крыло, не лапа. И не рука конечно.

– Катастрофа.

– Беда, если выяснится, что грифон ранен нарочно. Вот бы случайно или в связи с Андерсом. Только бы не было охотой, тогда худо.

– Можно подумать, что в других случаях это не беда? Странные пожелания, Стивен. А откуда перья? – Невозмутимо спросил Александер. Он не посмеивался над Стивеном, он знал, что фантазии, это – один из его способов постижения событий.

– Советник Калоян. Он первым побывал на месте происшествия. Шёл от Шайтрукса после «ночной вахты», встретил Иво, когда тот возвращался из лазарета. Калоян помчался к Оврагу, не заезжая в Магистрат, осмотрелся и тут же поехал обратно. Тут-то я его и встретил по дороге. Он мне передал клок шерсти и перья. Рассказывал, что у Шайтрукса было весело и полно народу. Большой праздник – «Темерарис»7 вернулся! Говорили с ним о чудесах… Всегда думал, что чудеса полезны, как фон для созерцания. Когда чудеса утилизируешь, начинаются большие неприятности… Это не я, это из афоризмов отца Никласа.

– Скажи, человек, который обращает внимание на грифона, думаешь из Каэнглум?

Стивен ответил своеобразно, – …Наклекотался, нащёлкался. Я о грифоне. Неудивительно, что подобные истории происходят с рысями, со львами8, например, такого быть не могло… Или с барсами9.

– Ты много знаешь таких историй? – терпеливо поддержал Александер.

– На моей памяти это первая, но, думаю, есть ещё. Рысь не такой грифон, чтоб не вляпаться всеми когтями в что-нибудь. Нахальные, задиристые.

– Сейчас-то они тебя не слышат.

– А при них я и не заикаюсь.

– Все равно они чувствуют.

– Да, всегда пристально смотрят. Какой там пристально! Подходят и в упор: – «Какие-то не заданные вопросы? Задачи неразрешимые?» Или ещё что-нибудь в этом роде. Ты спросил, кто замечает грифона? Подозревать всех каэнглумцев? Всех приезжих? Меня настолько не хватит! Я-то заметил грифона сразу, когда только поселился в Каэнглум. Ну… и он меня.

(Тогда произошел маленький спор, в результате которого Стивен и грифон оказались в цирковой лечебнице, где обычно лечили не только людей. Грифон ложиться отказался, наскандалил, шутка ли, грифон на стол ветеринара! Но Стивен сказал, что ляжет тоже. А цирк любили оба).

– Ты когда перестал бояться, – неожиданно спросил Александер. Он встал и подошел к окну. Светило солнце, с крыши текло, капли отзванивали на карнизе, Александер провел рукой, чуть подправив размер. Стивен прислушался – семь восьмых. – Ты подумал о Косте?

– Нет, о Калояне.

Стивен бросил болтать ногами, – перестал бояться на границе Каэнглум. Это был первый подарок. Потом подарили жизнь – твою сестру… Если вновь приехавший, то все усложняется. – Стивен соскользнул со стола и подошел к мозаике, она полосой отделяла окна второго света от нижних. В мозаике был выложен молодой князь и грифон – рысь, совершающих посадку на ратушной площади, – ещё не приземлился, а уже вглядывается: над чьим бы ухом щелкнуть… Щелкоклюв. Браконьер. Пора запретить этот способ рыболовства10.

4

Александер и Стивен побывали в лазарете, но там их не пустила дежурная, а потом прогнала старшая сестра.

Они поехали на место. Взяли дежурный автомобиль магистрата. Длинный серебряный автомобиль подарил магистрату некий торговец цветами после истории с мусорными баками. Это произведение городских ювелиров обычно «угоняли» пожилые пары осенью, чтобы проехаться на пляжи и полюбоваться морем, и, конечно, более юные романтики. В нем было только два места.

Выехали за город через Дальние Ворота и поехали на юг к Оврагу Расколотой Ели… Остановились напротив Дерева. Было солнечно. Стивен достал фонарик. Александер наблюдал, как Стивен меняет светофильтры. Стивен пытался рассмотреть цветные пятна на искрящейся корке льда, у него не получалось, и он сердился.

– Почему здесь? Почему напротив Ели? На самом любимом месте!

– Случай. Вполне могли совпасть время, намерение и злая воля.

– Сложно.

– Случай это сложно?

– Случай не сложен, сложна цепь совпадений.

Неужели Еловый Народ11 ничего не заметил, не услышал?

– Праздники. Велет спит, как и медведь, а паворимаги… кто их знает?

– Да. Белки, горностаи и прочая мелюзга вполне могли спуститься на время сбора ландыша… Зайдем к Велету?

– Но кто мог знать все эти порядки? Нет, сейчас не будем заходить. Александер отобрал фонарик и положил себе в карман, – Стивен, самого грифона нет.

– Перья и шерсть с того места, где… которое… Только при взмахе сбоку видно это место у рыси. Можно подумать на летящего рядом. Стреляли бы снизу или сверху, перья и шерсть были бы другими. Странная рана, если грифоньей крови всего «пара капель».

– Странное оружие. Андерс ранен выстрелом сверху?

– Так и есть. «Ужас! Невозможно! Непредставимо!» – возмущался Мауриц. Его крови пролито немало. Андерса конечно, не Маурица.

Посмотри на этот кусок свинца и представь целую пулю.

– Интересный свинец, не заметил? Следов, кроме следов Калояна, Иво, Андерса на дороге нет. И вокруг нет, вчерашний снег подтаял, с утра подмерзло, следы могли проявиться, оледенев.

– Свинец как свинец. Нет, действительно, – Стивен поднял пулю выше. – О! опять начинается! На солнце темнеет, в тени светлеет… Ну конечно, потому советник Калоян пулю и нашел. А как он нашел остальное? Отдай фонарик.

– Потом. Пулю передал тебе Калоян?

– Нет, советник Мауриц. Пулю вынули в лазарете… Ох ты! Как же это я так промахнулся, – Стивен рассмеялся.

– Да, действительно. Но в одном ты прав, как он мог найти все это в темноте? Где грифон? Если бы его забрали, это было бы видно по следам, значит слетел… Но куда?

– В овраг, больше некуда… Может где-то есть капли крови, подальше? Я догадываюсь, ты хочешь сказать, что это мои фантазии? Да, грифона нет. Но я продолжу, а вдруг его подхватил на лету и унес тот, кто стрелял? Лучше так: раненого унёс друг! Как красиво, подхватить раненого грифона на лету у самой земли. На рассвете. Лететь над белыми полями…

– Представь себе того, кто на лету может подхватить грифона рысь, раненого и, без сомнения, очень сердитого… и подумай, зачем такому стрелять?

– Да, ты прав. А если унес друг, то не всё ли нам равно?

– Не всё, это свидетель. Кто у нас летает?

– Онтологически или феноменально?

– Стивен!

– Хеле…

– Перестань.

– Почему? Не перестану. Николаниколаич.

– Стивен, ты где живешь?

– Да мало ли кто… Шайтрукс? Он двух грифонов остановит на лету.

– Стивен, как ты сможешь после этого таскать у него пироги или пить кофе в «Расколотой Ели»?

– Проглочу, Александер, некого больше.

– Хорошо ты не сказал: «из наших».

– Александер, я имею в виду друга! – засмеялся Стивен.

– А я другого, – без выражения пояснил Александер.

– Эратус или прочие ларвы.

– Им оружия не надо. И они не совсем недруги.

– Да, придушит и дело с концом или дверь перед носом закроет, не увернешься. Но далеко от башни и холодно для ларвы12. Всё же Эратус Ларва не глушит людей до смерти. Занятно. Почему я о нём вспомнил? Наверно настроение ещё праздничное.

– Кто-то мог защищать грифона или Андерса и промахнулся. Но помни о диковинной пуле. Спроси Хеле, она знает эти сказки. Грифона надо найти. Скажет он или не скажет, но начать надо с него.

5

Пока Стивен дожевывал второй пирог, рассказ продолжил другой участник событий…

…Коста, одетый для улицы, но пока обутый в домашние тапочки, вернулся в спальню, поправил одеяло, укрыв спящую жену, прикрыл форточку.

– Коста, баница в коробке, если будешь варить кофе, оставь кружку для меня… только не «черезкрай», как ты обычно наливаешь.

Половину, – сквозь сон прошептала супруга, – и не забудь два лева для Дори.

– Уже сварил, милая. Кружка на кухне, на маленьком столе под синим полотенцем.

Он положил рядом на подушку веточку расцветшего бирюзового ландыша13.

Коста забрал из буфета дощатый ящичек с баницей, поискал в кармане. Хотелось найти именно две монеты. На ощупь нашел. Зашел в комнату племянницы и положил монеты на столик у кровати. Дори спала, положив голову на книгу. В происходящей истории, эти два лева не будут иметь решающего значения, как и сама Дори. Дори и её монетки, участвуют лишь косвенно. Вся эта история произошла и закончилась бы и без них. Дори дулась неделю, когда поняла, что приключение прошло мимо неё. Как она сказала: – «Опять опоздала на приключения. Почему меня никто не предупредил?»

Выходя на улицу, Коста подумал: – «Не уехал ли город без него?» Только вчера вечером расчищал у порога снег, а сейчас шел дождь. Снежные сугробы у крыльца растаяли, брусчатая мостовая блестела, и нити дождя собирались в конусы под непогашенными ночными фонарями. Коста вышел под дождь, поднял воротник, поправил шляпу и пошел в сторону лавки бай Бориса, делая немалый крюк по пути в магистрат.

Он хотел зайти в центр по дороге ведущей от Оврага. «Мало ли что. Пока событие не остыло, что-то могло и произойти». Коста вспомнил, вчера рано утром горели ночные фонари, так же как и сейчас они не были вовремя погашены. «Ночь кончилась… О чём дальше говорил Стивен?»

Он пошел в сторону от центра. Слева у реки, в домах с садами у берега, зажглись огни. Справа высились крутые ступенчатые склоны Голхской теснины, застроенные домами.

Коста шел и вспоминал, как они с Аннике и Дори на прогулках придумывали:

«Скала, как зеленый с золотом гобелен! – Брошенный на длинные скамьи! – На которых сидят дома, как зрители на крутых рядах!»

Если бы дома строились сами собой, то можно было сказать: они очень старались быть непохожими друг на друга; получилась путаница, но забавная и гармоничная.

Выше камней уступов лежали первые, разной высоты этажи из крупных охристых блоков, похожие на остатки крепостной стены, выше белёные и разноцветные каменные и кирпичные стены, ещё выше фахверк и деревянные надстройки, над ними черепичные, каменные, железные кровли. И над ними высокие трубы с навершиями в виде домиков со своими маленькими черепичными кровельками – маленький город на сваях парит над большим. Всевозможные переплеты окон, в мелкую и крупную клетку, прямые, косые, гнутые. Стены «внутри» города были расписаны картинами, пейзажами и бытовыми сценами; выходящие на реку, покрашены в разные цвета или оставлены в естественном виде. Всё это ступенями поднималось выше и выше до зарослей краёв теснины и стен Вышгорода. Внизу сады, палисадники, цветочные террасы. По вечерам и ночью их освещали. Сейчас горели праздничные гирлянды. В скале и первых каменных этажах были пробиты арки и окна, даже ночью их было видно, так они были темны и таинственны. Говорили, что через них можно попасть в подземный Каэнглум, под Вышгород, в Ветус Туррис и в другие загадочные места города. В некоторых местах скалу оставили необработанной и многие дома словно верхом, важно сидели на каменном стуле.

Щели между домами были узкими – кровли соседей встречались на толщину ладони, а там, где это позволяло, устраивали извилистые переулки – лестницы или видовые площадки с беседками и скамейками.

По стенам и камню ползли в верх вьющиеся растения, свисала зеленая пряжа скальных кустарников. Перед скалой росли большие деревья, осокори, вётлы, ольха. Зимой половина зелени осыпалась. Скалы казались оплетенными защитной сетью, белой с желтым и зеленым. Днем в ней играли птицы, воробьи, снегири, свиристели, синицы, сойки… Коста улыбнулся, вспомнив, как Аннике пошутила: – «Вот где Хеле выбирает узоры для вязания!».

Ночь кончилась, утро ещё не наступило… Коста любил это время – пограничное состояние.

Когда ребенок просыпается счастливым, а взрослый на мгновение становится как дитя. Но знал, что в эту щель протискивается и много странного, а бывает и неприятного. Иногда просто плохого. «Может быть, Зеленый Коридор и есть сама граница?»

«Как там у наших соседей, межа? Появляется только тогда, когда надо провести границу между владениями. Прекрасное место для претензий со стороны ничего. Что у нас называется ничем? Когда и где будет предъявлены претензии? Интересно, а где сейчас прогуливается Калоян? Наедине с ночью… Калоян и ночь. Может он сидит на набережной, смотрит на реку или гуляет по Старому Городу? Или сидит у Шайтрукса?» Размышляя так, Коста проходил по набережной части района Фисетто. Вышел на Бульвар. Было тихо и слышно, как капало с крыш. Дождь шелестел в неопавшей листве то справа, то слева… Бульвар кончался сквером у проездной башни, завершающей стену, выложенную ступенями по склону. Бульвар в этом месте мелко притопляло весной. Коста вспомнил гладь воды, отполированную туманом, белые вербы и черные тополя на промытых весенней водой корнях, сквозь которые течет туман, людей гуляющих в высоких сапогах со своими зеркальными двойниками, скамейки и башня, стоящие на своих отражениях.

Сейчас туман отслоился от реки и набережной, и было далеко видно, насколько позволяла ночь. Скамейки пусты, на свободных столиках кафе влажно блестит. Все обычно, убрано и тихо. Горели фонари, впереди светилась арка проездной башни.

На реке тонко треснул лед и мягко упало в воду. Коста не останавливаясь, прислушался. Кто-то встряхнулся, мелко зашлепал по воде. Впереди у башни мелькнуло и простелилось вверх по склону, вдоль стены.

Коста остановился, было слышно, как дождь переворачивал опавшие листья. Коста посмотрел под ноги и отступил на шаг. Вот капля повернула лист парусом и неощутимый ветерок унес его в темноту.

Коста прикурил сигарету, затянулся, выпустил дым, сравнил с туманом, бросил спичку в мусорный бак.

В баке задрожало, грохнуло и выскочило рыжее.

Кот упал на мостовую, но не убежал, стоял и смотрел скорее удивленно, чем испуганно. Коста вгляделся:

– Что ты там забыл?

– Вот уж тебя не спросил.

– Перепугался?

– Тебе-то что? – Кот не умывшись, спокойно пошел по бульвару, кривя кончик высоко поднятого хвоста.

Коста проводил кота взглядом и обернулся.

Перед ним в темноте стояли, стояли не дыша, но Коста ногами почувствовал дрожание мостовой. Как многие приезжие и коренные каэнглумцы он был бесстрашен, потому и различал природу страха, как различает свет и темноту человек с закрытыми глазами. Он спокойно стоял, пускал дым в темноту… Сзади подошел кто-то ещё и все пропало. Коста услышал голос, – «Здравствуй, Коста, не угостишь сигаретой, я опять забыл свои дома. Но так не хочется подниматься. Посмотри, как красиво на реке! Не хочу упустить такой вид. Зима кончилась, а весна ещё не началась».

Коста обернулся, рядом, в шляпе сдвинутой на затылок, руки в карманах плаща, стоял Калоян. Улыбался он опущенными уголками губ и морщинками у глаз.

Коста заметил, что плащ сбоку, как-то странно топорщится, словно отгибается двумя ветками.

– Доброе утро Калоянче, сегодня тебе везет, у меня целая пачка.

Они стояли, молчали, курили, смотрели на туман… Калоян выпросил ещё пару сигарет и медленно пошел по бульвару в город.

У башни Коста свернул вверх и стал подниматься по лестницам-переулкам в Опустевшую Часть Старого Города. Проходил по освещенным площадкам – дворикам, похожим на открытые гостиные.

Лавка бай Бориса стояла на самом краю Опустевшей Части, у самых Дальних Ворот, там, где улицы растворяются у Городской стены во дворах одиночных домов. Улицами на самом деле, были просто оставленные между домами и дворами участки, вымощенные камнем и кирпичом. Неровная, веселая путаница.

Это был обычный каэнглумский дом из серого плитняка, с белёным известью верхним этажом под остроконечной черепичной крышей. Нижний этаж был занят самой лавкой с витриной в мелкий переплет, справа от неё была подворотня, словно хотели пристроить еще один дом и оставили проезд во внутренний двор. Лавка витриной заходила в подворотню, там и был вход. В подворотне стояли столики, столики были и перед витриной под маркизами, стояли глиняные кадки с цветами и зеленью, диковинные части корабельного такелажа, колеса телег, камни с окаменелостями, подобранные Борисом по округе.

Коста хотел посмотреть, как Борис открывает лавку. Борис держит аптечные товары, торгует травами, розовым маслом, квасом, солеными огурцами, ракией и конечно цветами. Любит поднимать шторы рано утром и вечером опускать, хотя никогда не запирает.

И действительно, бай Борис был уже на ногах. Коста разглядел налипшую, наподобие галош, глину на сапогах. Возле, на сухом камне стояла корзинка, накрытая двумя свежими еловыми лапами. Лапы с длиннющими, как у паворимагов иглами.

«Если бы не эти „галоши“! Тогда я не знал, что Иво привез Андерса в Лазарет. Но сразу подумал, что Борис ехал в телеге Иво. Шел бы пешком… потерял бы эти „галоши“. Иво первый привозит в Город молоко в бидонах. Борис ехал, свесив ноги, чтоб не запачкать телегу. Он был в очень странном настроении, если ехал таким образом. Всегда садится рядом с кучером или водителем. Да, да, „дорога это разговор“ любит приговаривать Борис. Грязные сапоги, вымокший плащ, испачканный рыжим по подолу. В таком виде Борис ни за что бы не сел с ногами ни рядом с возчиком, ни внутрь телеги. Что-то с ним произошло. Вы знаете, Борис очень аккуратен – он себя ограничивает. …И только на одной ели такие иглы».

– Доброе утро, Коста. Кофе?

– Доброе утро, Борис. Прости, кофе я выпью в магистрате.

– Даже не зайдешь к Сольво?

– Нет.

– Как тебя угораздило подняться в такую рань?

– Хочу узнать, что там стряслось. Как быстро дождь смывает не стаявший снег, а ещё вчера, поздно вечером чистил лестницу…

Бай Борис помедлил с ответом…

– Да… Смывает…

– Знаешь, а я посадил ландыш у себя в саду. И, удивительно, он расцвел, хотя самое время созревать ягодам.

– Расцвел, потому что ты его посадил, – улыбнулся Борис. – Но… он же растет на тенистых склонах? – опять помедлив, спросил Борис.

– Хъ. Я ещё осенью завалил песком самый дальний угол у стен. А снег таскаю, расчищая крыльцо.

– А тень?

– Добавил кладку на стенах, получилась угловая башня. С маленькой коптильней.

– Постой, ты слышишь?

Коста услышал со стороны реки долгий звук.

– Откуда? Это не гадрауские волынки.

– Да, это гайда.

Звук был не тоскливый и не веселый…

– Радостопечальный, – сказал Борис.

Они постояли немного под дождем и разошлись. Коста сменил намокшую сигарету на сухую и пошел в Магистрат. Бай Борис поднял шторы, мягкий грохот эхом раскатился по улочкам, свет из лавки хлынул на мостовую и перед Костой побежала длинная тень.

«Я спросил Александера: – „Почему мне не позвонили вчера?“, тот ответил, что не стали беспокоить в такой уютный вечер, да и ночь близилась. Хъ. Когда же я спросил: – „Так зачем было беспокоить с раннего утра?“, за него ответил Стивен, что мол так положено, в дождь, когда ещё темно. Когда ночь прошла, но утро ещё не наступило. Ему подумалось, что так романтичней. И он угадал!»

…В Рассыльной Конторе Деметра Мендоса светилась на столе лампа. У Сольво таяли ледяные музыканты в беседке, сам Сольво, длинный, в длинном военном пальто с гражданскими пуговицами, стоял рядом, рассматривая оплывающие прозрачные фигуры.

– Коста, здравствуй, ты зайдешь?

– Нет, Сольво. Спешу в магистрат. Прости, что приветствую словом «нет».

– Скажи Коста, как начнётся день, если тебя поздравили словом «нет»?

– Наверно интересно. Не всегда отрицание предполагает что-нибудь отрицательное.

– Как же, выходит я не попробую свежевыпеченной баницы! Ну да ладно. Передай привет советнику Маурицу и Александеру. Не забудь и Стивена.

– Хъ. Ты думаешь я увижу Александера и Стивена так рано?

– Коста с банницей спешит в магистрат с утра пораньше, здоровается словом «нет». Кто тебя мог поднять в дождь? Конечно, Стивен. А это уже, – задумался Сольво, – нет, советник Тендель поспокойней, только Мауриц. Только в его черёд что-то происходит, а для Маурица первый громоотвод – Александер.

Коста спустился по улице, дошел до остановки трамвая14 у памятника Николя Фисетто. Пока ждал трамвай, стоял курил и смотрел на зодчего. Бронзовый Николя, под бронзовым деревом сидел прямо, положив тяжелые большие руки на колени, и смотрел прямо перед собой. Большой, высокий лоб, крупный длинный нос, густые висячие усы, волосы двумя волнами падали по высоко поднятому воротнику сюртука, и Коста подумал, Николя похож на сфинкса-царя, большие руки каменотёса напоминали лапы льва. И весь образ зодчего – крестьянина был царственен.

Бронзовое дерево, похожее на плакучую иву, и Николя удивительно подходили друг другу, «наверно потому что они разной руки» думал Коста, памятник был суров, как если бы бронзу кололи как камень; дерево же, с сотнями переплетенных ветвей и неисчислимым множеством листьев было ювелирным украшением… «Странно, выглядит так живо, хотя говорят, что это не скульптура, но форма снятая с настоящего, а это мертвит».

Летом трамвай ходил с открытыми дверями, редко останавливаясь, люди входили и выходили на ходу. Зимой остановки не пропускал. Коста подождал и сел в задний вагон для курящих. В переговорную трубу он поздоровался и попросил высадить у Ратушной площади. В ответ прозвенел звонок, и голос вожатого сообщил: «Кому ещё у Ратушной? Остановка». В трамвае сидело ещё двое. В самом начале вагона. Сидевший спиной по ходу движения, улыбнулся и сказал Косте: – «А я уже попросил».

Коста узнал одного советника, члена Магистрата, застенчивого и, как казалось Косте, с печальными по-собачьи глазами. Второй, длинноволосый, в плоской шляпе, молча поднял в приветствии руку, не оборачиваясь, смотря в отражение стекла.

6

– День прошел, прошла ночь, пошел дождь и сошел снег. Что увидит Коста?

– Ему не обязательно искать следы. В отличии от нас он опытен. За городом прохладней. И дождя не было.

– Хъ! – Стивен передразнил Косту. – Им с Любке не нужно ползать по талому снегу. Они мастера своего рода. Сядет Коста на пенек и будет размышлять, а потом скажет, кто.

– Не знаю.

Дежурный Матиас появился в дверях с кофейником и корзинкой дров.

– Где ваши кружки?

– Подожди, пожалуйста, Мати, Коста ещё не пришел.

– Он уже пришел. И принес баницу. Стоит внизу, говорит с Кире и господином советником Маурицем.

– Вот так. Что останется от баницы? Матиас, кружки на подоконнике. Располагайся.

Матиас подложил дров в камин и поставил кофейник на решетку. Все собрались у огня. Вошел Коста. Как и многие из района Фисетто, Коста был не ниже коренных каэнглумцев.

Коста держал в руках ящичек, как найденные сокровища. Строго и внимательно посмотрев на всех, он, вместо приветствия, уведомил: – «Это баница.» И мягко улыбнулся.

У него был высокий узкий лоб, прямой тонкий нос, светлые спокойные глаза.

«Похож на политика, плюнувшего на политику и использующего опыт интригана у себя в саду», подумал Стивен.

– Коста, я специально не заходил домой, я так и знал: ты не придешь с пустыми руками. Если, конечно, Кире…

– Кире отказался, он сыт, сыт и советник. Как он сказал: «сыт по горло».

– Завидую. Как его легко насытить! Везет Маурицу, как ему интересно служить….

– Стивен, ты тоже не без приключений, – тихо проговорил Александер.

– Я не служу. Я просто так. А вот рутине, которую разбавляют происшествия, можно позавидовать.

– Стивен, не просто происшествия – это трагедии. Им не порадуешься.

Коста смотрел на отцветший бирюзовый ландыш в черном мраморном лотке на подоконнике, Матиаса, разливающего кофе по кружкам. Вспомнил Бориса и его корзинку. Взял кружку, сел в кресло, поставил кружку на подлокотник, вытянул ноги и закурил.

Повел рукой в сторону окна:

– Ранняя весна, а только недавно Рождество… Рассказывайте.

7

Серебряный автомобиль исчез, и они приехали на место в пролетке Матиаса. За городом такой сырости не было. Коста, подобрав полы плаща, сидел на камне и смотрел.

Стивен, глядя на него, радовался и ждал. «У него взгляд всегда предупреждает движения».

…Снег искрился в полях, сыпался с ели алмазной пылью… Наст, намерзший с утра, сверкал на низком солнце… У ветвей Ели, достающих до берега каньона, суетились два пёстрых паворимага. Третий подошел ближе, полез в пролётку и сел на место кучера. Паворимаг видимо что-то сообщал кобылке, та поднимала голову, поводила ушами и шумно фыркала.

– Раненого привез Иво. Плечо разворочено. Обескровлен. В лазарете, когда нас прогоняли, успел понять, надежд мало. И, видимо, тяжело ранен грифон.

– Грифон?

– Да. Рысь, судя по клокам шерсти и перьям. Самого нет. Следов нет. Только Андерс, Иво и Калоян. Пулю вынули из Андерса, вот она. Остальное Калоян умудрился найти затемно. Стивен протянул одно перо Косте.

Коста рассматривал перо на свет и вспоминал, что говорили ему о повадках грифонов Аннике и Дори. Думал о невозможности охоты на грифона жителями Каэнглума. Коста представлял Калояна, насмешливо задранные густые брови, улыбку одними глазами. Бориса с торжественно – загадочным выражением на лице, овраг, хижину Велета, ландыш, медведя, грифона…

…«Слетел в овраг, больше некуда. Перья и шерсть из-под… как это называется у грифонов? Подплечье? Подкрылье? Это место открывается, когда у грифона крылья подняты вертикально.

Когда он их так поднимает? Следов не было нигде. Но если стреляли, то с Ели. В одном очень удобном месте нет снега».

Ель на треть высилась над берегом Оврага и на две трети уходила вниз. Коста до боли в шее задрал голову: «Хъ. Моя часть города так построена. Прислонилась к горе. – Он потихоньку различал и воспринимал догадку. – Здесь воздух наполнен ответами, можно дышать разгадками!» Коста пустил перо и улыбнулся Ели. Перо плавно полетело к оврагу; один паворимаг, кругленький и пестрее прочих, попытался прыгнуть и схватить перо лапами, но промахнулся, сел и долго смотрел вслед.

Перо поднялось выше, закрутило спираль и исчезло в лучах солнца.

– Не обязательно с Ели, – проследив взгляд Косты и полет пера, сказал Стивен.

– Да, конечно, – задумчиво согласился Коста. – Калоян не говорил о пыжах?

– Ах ты!.. Как же это я… Он сказал: «Вот всё, что собрал». Ты думаешь что…

– Пока не думаю. Интересно, а что сказал бы грифон?

– Грифон, если жив, будет молчать. О своих подвигах и ранах грифоны не скажут никому. Даже детям. Даже Князю. Даже моей Хеле. Кстати, Коста, и твоей Аннике. Может подождать, пока он залижет раны и сам найдет обидчика? Если жив. Они живучи как коты. Котоптица! «Кот по небу носится, куриными яйцами носится».

– Стивен, Стивен! – тихо попросил Александер.

– Ладно, – сдался Стивен.

– Грифона ранили, потому что ранили человека. – Коста всматривался в темноту Ели.

– Ах вот оно что…

– Из-за грифона?

Коста зажмурился на отблески солнца, игравшие по следам, выступившим на дороге.

– Предположим, в грифона тоже стреляли. – Коста посмотрел на Стивена, Александера и рассмеялся. – Замечательно, вы совершенно в этом уверены. Пока только предположим, Стивен. Кроме перьев и шерсти, нескольких капель крови ничего нет. Грифона нет, может быть, его вообще не было.

Стивен молчал.

– Допустим, он был и в него стреляли. Тогда… примерно так.

Александер и Стивен встали рядом. «Сядет на пенек и все расскажет», – прошептал Стивен. Кобылка Матиаса, потянув за собой пролетку с паворимагом, подошла и обратила уши к Косте. Паворимаг шаром скатился на снег и ловко развернулся прямо у ног Александера. Ещё один паворимаг в развалку, то скользя, то через шаг пробивая наст лапами, подошел и тоже стал слушать.

Коста внимательно осмотрел всю компанию, улыбнулся и начал:

– Человек шел по дороге, торопился. Тот, кто стрелял, сидел на ели. Его высадил грифон. Почему? Не знаю, хъ, мне понравилась эта мысль. Стивен?

Стивен одел очки, закрыл глаза, – снимает все пять моих предположений. Александер, есть и фантастические.

Александер отозвался, – на ели сидит человек и наслаждается видами. На Андерса собирается напасть грифон. В момент нападения, грифон был ранен, вторым выстрелом человек промахнулся по Андерсу и испугавшись, каким-то оборазом слетел с ели.

– Как ты угадал? – удивился Стивен.

– Не знаю, – улыбнулся Александер. – Коста, ты продолжишь?

– Да. Сам грифон летал кругами. Забавлялся. Вы заметили борозды от крыльев на снегу там, в поле? Тот выстрелил, сначала в грифона, потом в Андерса. Потом он сам слетел с ели. Как? Вероятно, был способ. Вот интересно, стал он искать грифона? Вряд ли. Искать в Овраге зимним утром… Нет конечно.

– Как это ты? – Обрадовался Стивен.

– Опыт, – ответил за Косту, Александер.

– Не знаю, – в тон ему заметил Коста. – Хъ. Это единственное простое объяснение из многих других, о которых я не буду говорить. Щадя твое воображение. – И он посмотрел на Стивена.

– Да. Достаточно. Жаль, что не нашлось места для друга, унёсшего раненого грифона в рассветное далеко.

– Друг будет, но не так, как мы представляли.

– Хорошо. А теперь?

– А теперь надо понять, что же всё-таки произошло.

– А искать грифона?

– Не надо.

– Ты знаешь, где он? – спокойно спросил Александер.

– Не знаю, но теперь уверен, что догадываюсь.

– А вы что слышали, – спросил ближнего паворимага Александер.

– «Мало». – Паворимаг полез в пролетку. Опять слез. – «Гулкие выстрелы». – Повернулся и пошел. Потом встал, развернулся. – «Удары, два».

– А что видели?

Другой паворимаг полез на бугорок с нетронутой коркой льда.

– «Летели двое, грифон и нечто». Шумно провалился и продолжил: – «Грифон падал, как сорванный парус и пропал». Опять полез: – «Нечто улетело. Туда, в поля»…И опять провалился: – «Где грифон? Может, Александер знает? Ты ведь всё знаешь, но молчишь витязь?»

Паворимаг наконец развернулся и пошел прочь. За ним двинулся второй. Лапы разъезжались, проваливались и, видимо, это доставляло паворимагам удовольствие, они шли, словно пританцовывая.

Коста смотрел им вслед и громко спросил в никуда: – «А за последнее время никаких необычных происшествий не было в округе?» Он знал, что даже события столетней давности вспоминаются как вчерашние. Паворимаги, не останавливаясь, одновременно вздыбили иглы и моментально с треском собрали.

– Два года назад, – ответил Александер, также провожая паворимагов взглядом, – здесь была большая потасовка. Ходили слухи, что паворимаги остановили гвалов15 у Ели. Велет как-то обмолвился, что закопал восьмерых.

– Это был Рахутустав и кто? – спросил Коста, глядя на уходивших зверей.

– Да, он. – Стивен улыбнулся, – и Пикаустав. Паксупюхен, ждёт у Ели. Та ещё компания. Не хватает старого Фери, Ферусимаго Шайфера.

– Может тогда … – Коста обернулся к Стивену.

– Нет, Хеле не будет спрашивать, не потому что не захочет помочь, а потому, что знает Рахутустава хорошо. Коста, а откуда ты знаешь о Рахутуставе?

– Опыт… Они сами будут искать это «нечто»? Если да, то интересно как? – Коста вопросительно посмотрел на кобылку. Та ответила удивленным взглядом синих глаз. Глаза у ней были большие, и чего там только не отразилось.

– Не знаю, – ответил Александер за всех. – Но если они найдут его раньше или грифон выздоровеет и вылетит, то мы вообще ничего не узнаем. А где Стивен?

Стивен стоял на краю Обрыва и говорил с паворимагами, один уже забрался на нижнюю ветвь Ели. Другие сидели рядом. Коста смотрел на следы-проломы в корке льда и почему-то подумал, что стрелявший не захотел ломать наст. Стивен возвращался и забавлялся, как мальчишка. «Наверно играет в ледокол», – с симпатией подумал Коста.

– Рахут говорит, что «нечто» было похоже на топ-зегель с «Инсоленции», – рассказал Стивен, вернувшись.

– А что это? – спросил Коста.

– Верхний парус, сделан из части крыла дракона наврапа… похож на веер.

– Понятно…

– А мне – нет. Вот, кстати, два пыжа. Паксу подобрала под Елью, вон она, кругленькая, самая пестрая, лапой машет. Она добрая. Стивен протянул Косте ладонь. Коста взял то, что протягивал Стивен, к его удовольствию понюхал и сказал, – интересное оружие… Скажи, Александер, когда грифон поднимает крылья вверх вертикально?

– Не знаю. Стивен большой специалист по грифонам, – без выражения ответил Александер.

Стивен весело рассмеялся, – нет, это грифоны большие специалисты по Стивену. Вверх? Понимаю. Когда висят на одном месте… Нет, тогда машут коротко. Перед тем, как сложить крылья и упасть стрелой вниз. Им нравится, когда там чешут.

«Надо идти за этой догадкой дальше. Как за пером в сказке. – Коста улыбнулся. – За пером грифона… Пером грифона? Интересным образом здесь подсказывают. Хъ. То, что повредило Андерсу, мало повредило грифону. Стреляли из одного оружия, но стрелявший не всё знал о свойствах этих пуль. Не всё знал о грифоне», – подумал Коста и спросил:

– Кто и что знает об этих пулях?

– Хеле рассказала. Это те самые пули, которые всегда попадают в цель; если ими не стрелять в кого-то, то они… возвращаются. Те самые пули, которые получил Сметливый Охотник, обменяв на них вместо черного зайца черную кошку в мешке, на перекрестке. В полнолуние. Конечно же в пятницу… Недалеко от Каэнглумской границы…

– Очень интересный человек, этот «нечто». Когда вся эта еловая компания начнет охоту, что-нибудь останется? – спросил Коста Стивена.

– Если ратмусы поймают первыми, растерзают. Не совсем, но значительно… А если медведь или сам грифон? А Велет?

– Ратмусы могут покалечить, если это человек. А если это гвал, бьются насмерть.

– Александер, ты думаешь, что это может быть гвал?

– Тише. Если так, то может погибнуть тот, кто найдет его первым, даже ратмус. Но зачем гвалу оружие?

8

Бай Борис пришед в Каэнглум, устроил свою лавку в самом небойком месте, приговаривая, что ему на свое хватит, а кому нужно и так придут. На самом деле, чтобы не слишком себя утруждать. Но как получалось нередко, что бы ни делал Борис для себя, все уходило людям, сердце, которое он по природной невозмутимости не чувствовал, стояло правильно. Оказалось, что отбою от посетителей не было, хуторяне делали большой крюк, обязательно заезжая в город через эту часть. То ли уют, устроенный Борисом, привлекал проезжающих, уж очень по-домашнему было благоустроено, то ли, как говорили, лучшее кофе. Лучше чем у Сольво и у Шайтрукса. Он и сам не знал почему, но притворялся, что знает, напуская значительный загадочный вид. Где Борис покупал кофе, никто не знал… сам же он пил кофе у Сольво, покидая лавку на пол дня. Или уходил «по делам», чтобы не слишком уставать от посетителей; оставлял ценники, инструкции по разогреву приготовленных с утра блюд и памятки о свежести продуктов; бродил по городу, заложив руки за спину. О чем он думал тогда, не знал никто. Лавка, казалось, работала сама по-себе. И без Бориса находили то, что нужно. Это нужное всегда оказывалось на полке прямо перед посетителем. Будь то необходимые травы или спички, смазка для сапог на рыбьем жиру или особая борисова ракия. На дворе, под навесом у кузни стояли ящики, в которых можно было найти любую мелочь, которой именно в данный момент и не хватало. Иногда прибегали мальчишки за какой-нибудь нужной проволочкой или винтом нужного размера, и всё всегда находилось.

Заходили даже из рассыльной конторы господина Клауса, а у того по каэнглумской легенде всегда было всё, что нужно на все хозяйственные случаи. «У Клауса действительно есть всё, что нужно, но это он находит у меня, в лавке», – подтрунивал бай Борис. Клаус парировал: – «Может быть, не спорю. Но именно это у меня всегда находит точное применение». И они долго рассуждали за, допустим, кружкой кофе, об открытии и изобретении, принятии и присвоении….

Советник магистрата Калоян зашел к Борису в обеденный перерыв. Борис что-то варил на кухне. По запаху – варенье из бирюзового ландыша с какими-то травами.

На прилавке лежал пакет с ярлычком «Капштадские коптильни»16. Судя по величине в пакете было упаковано несколько коробок с салакой. «Куда ему столько?»

– А, Калоянче! Здравствуй. Садись здесь, у стойки.

У стойки было место для тех, с кем Борис говорит, обслуживая посетителей. А они пошли один за другим. Борис успевал торговать (так он называл свои указания, где что брать), кормить посетителей, следить за варевом на кухне и говорить с Калояном. Они обсудили последние новости о том, что «Темерарис» вернулся, «Фидуцей»17 встал на стапель для замены потрепанных полужестких парусов, а «Инсоленция»18 ушла к Далёким Островам со школьниками из Новой Гимназии на годовую экскурсию. О том, о сем и…

– Ты слышал, что случилось позавчера утром у Ели?

– Что-то такое было.

– Да, стреляли в Андерса с Дальних Хуторов и в грифона – рысь.

– Надо же? Как же узнали, что грифона ранили, если его не нашли? А как себя чувствует Андерс?

– Андерс в Лазарете, не может прийти в себя. А грифон? По следам догадались. Грифон пропал. «Он все знает! А я сказал только, что в них стреляли».

– Как интересно… Хочешь попробовать свежее? Пенки с варенья только снял.

– Спасибо, очень вкусно, что ты кладешь ещё?

– Сушеные ягоды свирчовины… и всякие травы.

– Слушай, Борис. Ты знаешь, почему ты нравишься Злате?

– Брось, Калоянче, это разговор напрасный…

– Потому что ты все и всюду успеваешь и в курсе всех событий.

– Калоян, мне не хочется утруждать своими совершенствами твою прекрасную Злату.

– И за твое простодушие. А я вот возьму и передам ей, что ты назвал её прекрасной. Кто подвезет меня в магистрат? Калоян ехал в тележке фонарщика Снайге и думал, что варенье из свежих ягод бирюзового ландыша (Откуда? Вырастить его дома Борис так и не смог. А вчера и сегодня Борис был в городе) с травами более чем лакомство, это прекрасное наружное средство для заживление ран грифонов. А пакет с рыбой?… Мдааа, Косте я не скажу, сам догадается, главное, что я знаю…

Калоян был по совместительству комиссар ординарной стражи магистрата и кроме того, третий год пытался пристроить за Бориса свою троюродную младшую сестру. Та смиренно ждала. Ей очень нравился Борис… Ему же нравилось, что заходя в лавку, Злата никогда не оставляет сувениров, записок и цветов. Но Борис всегда искал, не оставила ли она чего-нибудь. Злата укрывала под платом золотые волосы и крыла белым лаком золотые ногти. Она была очень красива и скромна, но в два раза младше. «Золотые, как если бы золото было прозрачным», – вспоминал Борис.

9

Калоян был прав, Косте не надо было говорить…

– Борис, ты видел Грифона.

– Как ты догадался?

– Хъ. Хорошего болгарина должно быть много… Борис, Борис. Ты был весь в овражьей грязи, да ещё с ландышами, да ещё с еловыми ветками.

– Надеюсь, ты не думаешь, что это я там стрелял?

Когда Бориса уличали в чем-то, он по-детски терялся, но никогда не оправдывался и сразу возвращал торжественное выражение на лицо.

– Нет, конечно. Но надо знать, что с грифоном. Все-таки нам необходима полная картина.

– Он ничего не скажет. Даже отказывался от помощи. Но я настоял. Терпеть не может повязок. Согласился только тогда, когда я с себя снял и разорвал новую рубаху. Это его утешило. Где он? Как я могу сказать? Но не у Велета. Велет ничего не знает. Но, конечно, узнает и найдет. Скоро. И ты узнаешь. Но не от меня.

– Скажи хоть, как он ранен?

– У нас это называется подмышкой. У грифона не знаю. Пулю он вытащил клювом. Большая свинцовая лепешка, разорванная. Часть пули. Он её зачем-то спрятал. Часть где-то в поле, наверно. Ему повезло. Кости у него легкие, но как сталь. Тот, кто стрелял, не знал этого. Думал подбить как птицу. А это не только птица. Да, Коста, птица! Говорил, что недавно болтал с сорокой. Память у них прекрасная и долгая, но начинают вспоминать с ближних событий. Конечно, только тех, о которых можно не молчать.

– И?

– В «просто так» разговоре, он сказал, что говорили они о книгах, человеческих книгах. Будто есть другие? Почему о книгах? Он не пояснил, просто сказал.

– А сорока дворцовая или из магистрата?

– Вот это неясно… Вспомнил! Он заметил, что сорока чуть не сбилась с лёту от восторга! Не от самой книги, а от переплета. Какие бывают красивые переплеты. Яркие, блестящие, украшенные металлом и камнями… Сорока чуть не упала с воздуха! Забавно.

– А что знаешь ты?

– Я слышал выстрелы и видел как слетал Грифон, слетал криво, будто шатаясь в воздухе, я пошел за ним…

– Больше ничего?

– Нет, я подумал – браконьеры из вновь прибывших. Но потом решил, что вряд ли они.

– Никого в воздухе больше не заметил?

– Нет, я уже не глядел вверх… Но кроме Грифона, в Овраг никто не слетал… Ты это хочешь знать?

– Как ты догадался?

– Никто и ничего не слетали.

10

…Коста внимательно посмотрел на Александера, потом перевел взгляд на мозаики и спросил:

– Как ты сам догадываешься об всем?

– Не знаю, – привычно ответил Александер, – вероятно, у меня есть то, что вы называете чутьем.

– Но у тебя это не от опыта.

– Да. Это вероятно чутье другого порядка.

– Врожденное ощущение Каэнглума…

– А ты как?

– Здесь нормальные человеческие отношения и всё необычное я воспринимаю как реалист.

– Странно.

– Я реалист и смотрю на чудо, как реальность. Но не считаю за чудо то, что можно объяснить рационально.

– Ты бесстрашен, ты не боишься иного.

– Чудо вещь самостоятельная, как ты определил, Стивен, и не дается в собственность.

– Как… как грифон. – Смеется Стивен.

– Да. И чудо разрушает наше кое-как слепленное своё, оттого мы и пытаемся оправдать сами себя, пытаясь, объяснить чудо рационально. Мы оправдываем страх потерять своё, в первую очередь. Защищаемся. Хотя даже и так, чудо не перестает быть чудом и потому мы его отторгаем. А нормальность отношений многих пугает и настораживает, но я трезвый реалист, – Коста смеется, – и мне приходиться принимать эти отношения, как необходимое. Например, Бориса подвезти мог только Иво, а Иво не сказал об этом. Почему? Он совершенно уверен в том, что Борис не мог этого сделать. Он сам себе прокурор, но не прокурор Борису, а если бы был уверен, что тот и сделал, все равно бы его не выдал «Не мое дело судить и наказывать». Каждый здесь самостоятелен, состоятелен и сам себе судья, но не другому. В конечном счете, это и помогает больше всего.

– Наверно молчанием? – задумчиво спросил Стивен.

– Невмешательством, – ответил Коста.

– А почему ты догадался, что Борис как-то к этому причастен? – спросил Александер.

– А Калоян?

– Советник Калоян, комиссар знал? – Стивен надел очки, мельком взглянул на Косту и тут же снял.

– А как же. Хъ. Он приходил к Борису, как обычно сватать за него свою сестру, а заодно и выяснить, причастен Борис или нет. И выяснил. Он не мог не выяснить, кто что знает. Он на то и комиссар магистрата. И на месте побывал первым. А не сказал? Как можно сказать на будущего родственника? Тем более зная, что Борис не виноват. Главное, Калоян теперь знает то, что ему нужно было знать. Быть в курсе. Здесь легко. Здесь всё естественно.

Итак. Никто, кроме Иво, не ехал оттуда в такую рань. Борис испачкался в глине на Беличьем Ручье. В том месте ручей падает водопадом в овраг. Хъ. Глина – вечная спутница следопыта! Там он выбирался, и там его подобрал Иво. По времени подходит. А я увидел грязные сапоги. Борис никогда не ходит в грязных сапогах, даже когда работает в грязи. Значит ехал в непонятном настроении, не заботясь о своем виде, а он аккуратен.

– Но почему он не доехал до Лазарета?

– Иво высадил его у лавки, не хотел впутывать, а Борис не хотел усложнять ситуацию. Иво старше, а Борис послушлив. Кто-то заменил Бориса в телеге у раненого, и я думаю, это фонарщик Снайге, фонари не были погашены вовремя.

– А Калоян? Он нашел шерсть и перья в темноте!

– Вы плохо знаете Калояна, так как мало видите его днем. А ночью вы спите чаще всего. Он ночной человек. Ночь и Калоян – друзья.

Александер и Стивен переглянулись. Стивен опять одел очки и глянул на Косту. Коста закурил и продолжил,

– Прекрасные здесь люди, они говорят: – «Пусть себе разбираются, а мы делаем свое дело». Я бы тоже не говорил вам. Простите. Чтобы Стивен не включил свое агрессивное воображение. Теперь ясно, грифон в Овраге. Жив и здоров. Велет, медведь и прочие ни при чем. И мы можем сузить поиски. В Овраге никого. Значит «нечто» слетел с Ели в поле. Мало того, никто не видел больше того, что мы сами знаем. А это много. Борис ни при чем. Грифон говорил о книге и сказал не без умысла. Ему надо было сказать правду хотя бы об этом. Врать он не может. Может о чем-то умолчать.

Александер помолчав, подтвердил, – по природе у него нет совести, но естественное чувство долга осталось. Придет время, и он расскажет все. Но когда? «Через сто лет»… Даже если Еловый Народ разберется сам. Коста, а чем же помогает реализм?

– Не играю фантазиями с приходящими догадками в салочки, – Коста посмотрел на веселого Стивена, – а выбираю ответы из того, что в Каэнглуме носится в воздухе, как… как летающие корабли. Как перо, за которым нужно идти, – Коста засмеялся, – это похоже на ваше чутье Каэнглума, Александер. Например, мне симпатично, и я принял предположение, что грифон видел этот переплет у того, кого высадил на Ель. И что стрелявший, был седоком грифона. Грифон что-то почувствовал, вероятно, и решил предупредить сороку, – скорее вопросительно, чем утвердительно сказал Коста. – Решил оставить след.

– Или сорока ему рассказывала, – Стивен поглядел в окно.

– И от радости чуть не упала? Нет Стивен, – возразил Александер, – от собственного рассказа сорока не захлебнется в полете. Думаю, теперь все они знают, что нужно искать. Переплет в золоте и камнях. Они позовут ратмусов. Где книги, там и ратмусы.

– Искатели еловые. А вы говорите, здесь проще, – улыбнулся Косте Стивен. – Может, все-таки мы подождем?

– Стивен! – укорил Александер.

– Немного, – не сдавался Стивен. – Я не хочу искать книги!

– Но это так занимательно? – спросил Александер.

– Рутина. Тем более, если книга пропала, значит она не интересна. Книги не пропадают, они изымаются. Это не я, это из отца Никласа.

– А если пострадает кто-нибудь ещё? Ратмусы или паворимаги не будут обращать внимание на людей. Они пойдут по следу до конца. Люди будут им мешать, сами того не понимая, – убеждал Александер.

– А если все же гвал?

– Поэтому мы и должны быть чуть впереди. Хотя сомневаюсь, что он. Нет признаков. Ратмусы спокойны. Спокойны паворимаги.

«Значит книги. – Александер терялся, когда ему напоминали о постоянной занозе. – Теперь неизвестная книга из шкафа Переплетенных Рукописей XVIII века. Полка фенологов – любителей, на которую никто не заглядывает… кроме… Не может быть он! Удивительно, книгу видели, но что это за книга никто не помнил. И тут… выстрелы. Но почему я уверен, что это связано? Интересно, а Коста и Стивен заметили связь?»

А они смотрели в окно. Налетел ветер. Он был виден в листьях и ветвях падуба. Неспокойное дерево представилось вселенской катастрофой. Внутри кроны, среди хлещущих ветвей, как в зеленых струях, играли сороки. Они выглядели огромными рыбами. Как они не путаются в ветвях?

Глава II. Опять книга

1

В тот же день вечером ратмусы, Пусти и Лору сидели на берегу Оврага спиной к полям. Издалека они выглядели, как два одинаковых пенька. Только у Лору уши были развешаны в стороны, у Пусти стояли торчком.

Рядом прыгала крупная сорока, лапы её были унизаны блестящими кольцами, чуть поодаль сидели трое паворимагов, один из которых отличался размерами и древней желтизной игл.

К ним снизу, по покрытому снегом крутому склону поднимался очень большой человек. Было странно видеть его – гигантский валун катился вверх, словно земля опрокинулась.

– Собрались заговорщики? – проговорил этот человек, поднявшись на край Оврага.

Никто не произнес и звука. Сорока взлетела и села ему на плечо. Потом перелетела на другое. Молча.

– Мне надо только убедиться, что ваши поиски не превратятся в подобие налета на гадрауские коптильни19.

Все молчали, ратмусы старательно таращили глаза на закат, только желтый паворимаг вразвалку подошел к большому человеку и сел рядом.

– А, Фери. Старик, будь осторожен, ты сегодня молчишь откровенней, чем в обычные дни.

Желтый паворимаг приподнялся, заглянул на дно Оврага, потом опять присел.

– Так, – проговорил большой человек, – не хотите – как хотите. Теперь, если никуда не спешите, пойдемте-ка поужинаем. Медведь приглашает. И меня в вашем числе.

Тут сорока оживилась, – я первой найду угощение! И встречу вас на праздничном пути радостных открытий!

Все пришло в порядок, большой человек спускался вниз, за ним катились паворимаги, сбоку обгоняя друг друга скакали ратмусы.

Велет-то помнил, как два года назад одной зимней ночью в самом начале каньона Расколотой Ели произошла большая драка. Четыре паворимага схватились с девятью гвалами….

…Ночь была светлая, морозная, звезд было видимо-невидимо, казалось их больше неба. Луна светила ярко и весь каньон до самого дна хорошо просматривался настолько, насколько мог просматриваться светлой лунной ночью. Ближе к морю, склоны становились круче. Лес редел, деревья здесь были древнее и выше. У Расколотой Ели Турий Проток превратился в неширокую темную реку, вдоль которой мчались девять серебристых теней с золотыми глазами. Эти звери напоминали поджарых медведей с причудливой окраской. От темно-красной спины полосы спускались по желтым бокам и рассыпались пятнами и на ногах заканчивались красноватыми чулками. Крупные головы на толстых шеях и широкая грудь. Короткие морды, золотые глаза. Звери были бы красивы, если бы не кривой оскал и огонь мучительного голода в глазах.

Стая остановилась. Впереди шумел незамерзший порог, слева и справа поднимались стеной скалы. Звери обогнули небольшой гребень и попали в ложбину, заваленную обломками скал и поросшую кустарником глога. Лунный свет обесцвечивал и сглаживал формы. Гвалы встали в ряд. Никто из них не выделялся ростом и размерами. Высотой в холке они доходили высокому человеку до плеч.

Путь им преградили паворимаги во главе со старым Ферусимаго Шайфера. Их было всего четверо, они заняли проходы между камней.

– Поворачивайте, – глухо сказал Рахутустав, который по обыкновению вышел вперед всех.

– Слабо мяукнул. Рыбкой не покормили? – прошипел один гвал.

– Поворачивайте, дальше дороги для вас нет, – мягко пропела Паксупюхен.

– Ты пугаешь нас, колючий поросенок? Смотри, осыпешься, как ёлка после праздника, если не уступишь дорогу.

– Она не хочет, чтобы мы становились людьми, она их ненавидит, как и вся эта еловая дрянь.

– Но у вас есть выбор, – сказал Фери, – либо мы начинаем, либо уходим и уступаем вас ратмусам.

– Как страшно! Можно испугаться. Маловато вас иглобрюхих, не хватит булавок насаживать тех дворняг для коллекции.

– Не подавишься булавками, Тот?

– Наизнанку выверну.

И началось.

– Двое на одного, спереди и сзади! – глухо просипел один гвал, но его не послушали.

Первый, припав к земле, змеёй бросился вперед, но попал между двух павримагов и тут же упал на бок утыканный множеством игл. Рахутуста мелкими шагами побежал вперед. Сбоку на него кинулся зверь, но того перехватил Пикаустав, бросившись с камня, он перевернулся в прыжке и ударил гвала хвостом. Рахутустав, проскочив под ними, сцепился с двумя, избивая хвостом бока сразу двух, неосторожно вставших между камней. Два других гвала метнулись вперед, надеясь прорваться, не вступая в драку, но наткнулись на огромного Ферусимаго. Этот дрался, как обычный зверь когтями и резцами, проскочить мимо него сбоку не было никакой возможности. Старый Фери был как стог, только вместо соломы торчали страшные иглы. Трём гвалам пришлось встать гуськом, но на них налетели Паксу и Пика. И через несколько мгновений двое упали. Трое паворимагов отступили, они озадаченно переглядывались, впервые гвалы нападали так неразумно. Девятый, последний, припал к земле, вытянулся в струну: – «Как я рад Фери! Старик, ты мне и нужен». Фери боком, как огромный котенок, прыгая на всех лапах, подскочил к гвалу, но Тот сделал неожиданный бросок, изумивший паворимага. Гвал перевернулся в воздухе и упал на спину под передние лапы старика. Фери поднялся на задние, гвал, провернувшись, цапнул Фери за брюхо и тут же бросился прочь. Фери успел хлестнуть его хвостом вдогонку. Гвал бежал до тех пор, пока не влетел в щель под Беличьим Водопадом, потом бежал по пещерам, пока не достиг ледников ляги20. Там он упал и заснул.

Фери сел на задние лапы рассмотреть рану. Вокруг собрались остальные. Пикаустав сказал, – Тот привел с собой щенков.

– Тоту надо было пройти одному, – шепнула Паксупюхен.

– Он всех обманул, – сокрушался Фери. – И попал к ляге.

Рахутустав встряхнул снопом игл. – Если ляга не съест – Тот замерзнет.

Но Тот не замерз. И ляга его не съел. Вмерзший в лед, дракон не почувствовал гвала, как не почувствовал и странного человека, гуляющего по пещерам. Каньон заканчивался не устьем у моря, а сужаясь пещерами, одна из которых выходила отверстием выше берега. Через почти правильную арку выхода лился водопад, над ним были построены Летние сады Нового дворца Вышгорода. Эта пещера соединялась с ходами подземного Каэнглума. По ним и проник в гроты ляги любознательный.

У свода, похожего на пасть дракона, на замерзшем потоке, похожем на драконов язык, человек нашел полумертвого зверя странной окраски и породы. Странный человек, жуя золотую зубочистку, рассматривал найденного. «Как полагается в сказках? Если я спасу это животное, оно будет мне предано?», – подумал человек, оттаскивая гвала со льда. Человек осторожно вынимал иглы, одну за другой. Гвал чуть приоткрыл глаза и осматривался. Он разглядел пасть замерзшего ляги. Человека с золотой щепкой в зубах, стоящего на языке дракона. Почувствовал боль.

– Ну вот, всё вынул. Полегчало?

– Этот яд действует на меня укрепляюще. Жжёт невыносимо в начале.

– Надеюсь, лекарь не переборщил с дозой?

– Не успел.

Гвал осторожно встал. Человек отошел в сторону.

– Не бойся, я благодарен, – сказал гвал, лизнув своё отражение на льду.

– Ну тогда я пошел.

– Если тебе нужна помощь, я буду рядом.

– Как в сказке. Спасибо, помощь я приму. Но ты не знаешь в чем.

– Мне все равно. Благодарность не разбирает. Сказка впереди.

– Тогда для начала мне надо выйти отсюда. Хорошо бы где нибудь в городе, поближе к центру, где народу побольше.

– Хорошо. Люди меня не жалуют, придется изменить внешность. На это не стоит смотреть.

– Ты честен.

– Мне все равно.

– Я в пол-глаза. Мне нравятся чудеса.

– Ничего чудесного нет.

– Впечатляет, – удивился человек происшедшей перемене, – никогда раньше не видел такого изящного «переодевания». Немного тебе завидую. Живешь вероятно долго?

– Разочарую. Повторяю, ничего чудесного, иногда противно.

– А здесь, – человек дотронулся до лба, – что-то меняется?

Не морду – подобие лица исказила боль.

2

Александер остался в кабинете, Коста пошел домой. А Стивен решил прогуляться по городу. Тем временем ратмусы продолжали свою охоту. В день происшествия Лору увязался за Александером, сбежав от Овит, узнал о нападении на грифона. Потом прибежал к Оврагу, где перенюхался с Пусти и в первую же ночь они вдвоем вернулись в город со стороны Голхи. Когда они поняли, что ищут неизвестно что, опять прибежали к Оврагу, послушать паворимагов. Поужинав с Велетом и медведем, распросив сороку, узнали о некоем сверкающем переплете, поскакали в город.

План башни Паксарг напоминал руки сцепленные в борцовский замок – крюк, таким образом на площади сходились две стены, со стороны башни Омега и улицы Линнея. Между стенами располагался известный трактир и рассыльная контора Клауса. Вечером было много народа, горожане отдыхали после дневных забот и хождения по магазинам шумой улицы Паксарг, преподаватели университета и студенты, которым не надоело общение в аудиториях… Здесь Стивен и перехватил одного ратмуса, тот с видом потерянной собаки, осторожно обнюхивал прохожих. Ткнувшись носом в щиколотку Стивена, ратмус не поднимая головы, утробно заурчал. Задрав морду, он уставился в увеличенные очками глаза. Сел и по-собачьи склонил голову на бок.

– Лору, это не я. Это вековая пыль с книжных полок дворцовой библиотеки, – проговорил Стивен, быстро достал из кармана и развернул белоснежный платок. – Найди того, от кого пахнет поплотнее. Так, чтобы нос заложило. Только не зови Пусти рвать сразу. Может быть, ты удивишься так же, как и сейчас.

Ратмусы петляли весь вечер и ночью неизбежно допетлялись до Ветус Туррис, где засели в самом древнем книгохранилище Каэнглума, и пропали бы там надолго, если бы один из ларв, Эратус, не подсказал им, как пронюхать более тоньше. При этом Эратус рассказал обоим о их особенностях и способностях. Длине ушей и хвостов, строении лап и густоте шерсти. Ратмусы согласно кивали, поддакивали и перебивали друг друга вопросами, как добраться до сверкающего ливера некоторых полупрозрачных существ, если у тебя нет крыльев и длинных конечностей, которые так не достают острым клыкам и цепким лапам. Кончилось тем, что Эратус перепугал их до щенячьего визга, к их неописуемой радости21, и выпроводил наружу, на дворцовую площадь.

После этого, они сменили тактику и затаились у дворцовой библиотеки. Перебегая от одного посетителя к другому, обмениваясь сигналами, они сужали поиск, пока не определили нескольких, потом трех, потом двух, потом разбежались в стороны, собрались и наконец определились с одним. И тут они очень удивились….

3

Рано утром, все собрались в кабинете. Матиас возился с кофейником, Стивен болтал ногами на краю стола.

– А вы знаете, Серж в Городе, – обрадовал Александера и Косту Стивен. Матиас хмыкнул.

– Серж, это который… – Коста не подобрал слово и просто спросил, – злодеи и всякое другое?

– Он. Всегда там, где надо предотвратить худшее, максимально лучшим способом. – Пояснил Стивен.

– И ты думаешь, что Серж предотвращал что-то с Андерсом и грифоном? – поинтересовался Александер. Коста молча слушал друзей, сидя возле камина, положив ноги на решетку.

– Почему нет? Мы не знаем все о Андерсе, не знаем этого грифона. Вдруг они плохие? – по-детски спросил Стивен.

– Ты много знаешь свихнувшихся грифонов? Только такие становятся опасными на самом деле. Туры… хотя они и так дурные, простите, «не совсем недурные» (так о турах принято говорить в Каэнглум), даже о них сказки – по пальцам пересчитать. А уж грифон.

– Серж не стал бы стрелять в грифона, в человека мог, а в грифона…

– Даже если это было необходимо?

– Он все же не очень послушлив.

– Зато его известная штуковина подходит под такой выстрел.

– Серж, – это вступил Александер, – не стал бы взлетать на Ель на грифоне, которого собирается подстрелить. Тем более он же Серж! На Ель он взобрался бы без посторонней помощи. Не подходит ему это событие. Представь его там, нет там Сержа. Как бы он это сделал?

– Да, ты прав. Даже если он друг, который промахнулся. Нет, он не промахивается никогда. Он бы встретил их на дороге и… ах да, нет следов Сержа. А применять всякие штуки, он не станет. Мне бывает не очень уютно рядом с ним. Так же как и с Седым Мальчишкой.

– А с Кире, а с его высочеством Владом? Тебе уютно?

– Это другое дело, там всякие ляги, сквары22, наврапы23 и прочее. А здесь люди… может быть и грифоны, подобным занимаются только такие как Серж или Седой Мальчишка.

– Прости, Стивен. Кто такой Андерс? – перебил Стивена Коста.

– Андерс? Никто не знает толком, он живет на хуторе «Антса» по меркам Каэнглум недавно, то есть не хуторянин. Знаю только, что он был мастером чего-то там в городе, но точно не знаю, – ответил Стивен.

Коста подумал: – «Не знает.., поэтому буду не споря, принимать то, что надует каэнглумский ветер». Коста улыбнулся, посмотрел на Стивена, на Александера и машинально перевел взгляд по стенам к входу…

…В дверях, удобно прислонившись к косяку, стоял Серж.

Коста никогда не видел, чтобы человек так уютно стоял: – «Он, как складной метр. Идеальный контрапост». Серж так наудобнился, словно хотел и заснуть на этом месте.

Стивен оглянулся. Серж улыбался длинными глазами, почесывал под длинным носом согнутым указательным пальцем:

– Здравствуйте. Здравствуй, Александер, здравствуй, Стивен, здравствуй, Коста. Не осталось ли баницы? Мати, здравствуй, кофе ещё есть? Я выпил бы кружку. Кире предложил только чай. А в Магистрате пьют в это время коньяк.

Серж был одет в короткое кожаное пальто, вправленные в сапоги синие хлопчатые брюки, длинный рыжий свитер, опоясанный ремнем, кепку он держал в руке, другую руку держал в кармане, откинув полу пальто. Как-то оттолкнув себя от стены и сразу став очень высоким, он подошел к собравшимся у камина. Было видно, что под пальто висит необычное оружие с широким стволом…

4

Пресвитер шел по улице Олехро вдоль крутого обрыва. За каменным парапетом, сквозь ветви и из-за крыш домов, построенных внизу, виднелась не замерзшая местами река.

Плиты по улице были положены так, чтобы те, которые более полировались от бесчисленных шагов, при свете ночных фонарей проявлялись узором. Посредине выкладывали каменный желоб для стока дождевой воды. В трещинах и щелях между камней росла невытаптываемая травка, летом в ней мелькали маленькие медяницы. Входы и витрины магазинов, лавок, и трактиров так были уютно расположены, что отцу Николасу всегда представлялось, будто идет он по большой квартире среди домашней мебели. Кадки с деревцами, цветами, кустами; столы, кресла у дверей, стол на котором стояли большие сапоги с запиской «сапоги, почти новые»… В арочках подпорных стен стояли и цветы, и просто маленькие статуэтки, игрушки, красивые, не первой необходимости вещи, например шлем 16 века, в котором жила соня. Двери, у которых стояла разнообразная обувь. Двери домов, резные, деревянные, новые и древние, с литыми или коваными ручками. Такие же, как и во всем Каэнглуме. Приятно было открыть дверь, которую до тебя открывали не одну сотню лет. До позднего вечера и прихватывая ночь, у домов или во двориках сидели люди; обедали или вечеряли в любую погоду. Дети, взрослые… «Отец Никлас! Если дойдете до Подъемного Моста, передайте Евтимче, он там играет, что его ждут не дождутся к ужину. Всё стынет. Как у вас дела? Не поужинаете ли с нами? Тогда не ходите, я сбегаю за Евтимом сама, а вы располагайтесь. Покажу маленькому разбойнику! Отца Никласа заставляет ждать!»

…Выходили и входили; разносили, привозили и увозили. На выступающих из скалы и стен камнях, как на полках, тоже стояли горшки с цветами и сидели кошки. Через улицу, словно мосты для котов, перекинули дощатые решетки с лозами. Вечнозеленые ползучие растения по стенам везде… И зимой эта часть города была привлекательной…

Отец Никлас дошел до обычного для улицы перекрестка. Сверху к улице Олехро сходились с противопожных сторон переулок – лестница и просто крутая улица. «Этот перекресток напоминает букву икс, – подумал отец Никлас, – клин клином… Как там дальше? Переулок встреч».

Дома действительно встречались, узкая грань одного дома была украшена балконом, с которого спускалась лесенка. Перед торцом другого устроена площадка, мимо которой под балконом соседа сходил перулок – лестница.

…«А ведь перекресток – место катастрофическое. Но это место приятное, хотя действительно опасное, по крайней мере зимой, наледь не сбивают с камней, хотя многие разбивают деревянными молотками.

…Место встреч… Вот один спускается сверху по лестнице – переулку, другой выходит из дома на балкон, например, в лавку за хлебом, третий стоит себе на площадке и покуривает, смотрит на реку и на противоположный берег. Река отсюда виднеется там, внизу. О, на прибережном бульваре зажглись фонари. И окна засветились, откуда-то слышится детский голос… А я сяду тут, под окном». Строитель решил заострить если не дом, но площадку перед домом и заточив её до острейшего конца, все же смиренно закончил литой бронзовой колонной, шар на вершине которой был отполирован до фонарного сияния. Стряхнув со стула снег (в этом городе не мерзнут зимой даже дети), пресвитер присел, достал из сумки подсвечник со свечой и первую попавшуюся книгу. Он удивленно вертел её в руках, вспоминая, «от кого он её забыл?» Как странно, это было мне и нужно!»

Конец ознакомительного фрагмента.