Глава III
Таинственная находка
А пока мы отчаянно отдыхали: мама хлопотала по хозяйству, папа основное время проводил с книгой на диване, писатель Митёк днем на одном столе писал книгу, вечером на другом столе зачеркивал все написанное, а в промежутках между этими делами возился в сарае, где конструировал и воплощал новую оружейную модель – здоровенный танковый пулемет.
Сарай у него тоже был замечательный. Чего там только не было: старые покрышки и старая мебель, верстак, два станка, куча всяких инструментов, неисправный мотоцикл, банка со ржавыми гвоздями и картины на стенах. Ему подарил их его друг художник. Мама даже спросила: почему Митёк держит произведения живописи, да еще подарочные, в рабочем сарае?
– А я их боюсь, – признался Митёк.
Тут он, конечно, прав. И на меня обе эти картины плохо действовали. На одной были изображены мрачные темно-зеленые пятна, а другая была вся как завязанная узлом радуга. Жуткое впечатление!
Однако Лешка так не считал.
– Ничего вы не понимаете, – сказал он (мне даже показалось, что с обидой за художника). – Эти картинки изображают настроение. Одна – мрачную скуку во время долгого дождя, а другая – какую-нибудь неожиданную радость.
Митёк с удивлением взглянул на него.
– А ведь ты прав, – сказал он. – Эти картины так и называются: «Зеленая тоска» и «Беспричинная радость». – И он взглянул на Алешку с огромным уважением.
А мама только пожала плечами – иначе и быть не может. Мне иногда кажется, что она не только уважает Лешку, но и слегка его побаивается. Хотя наша мама – отважная женщина, она боится только лягушек.
В общем, все занимались своими делами. А мы с Алешкой весь день пропадали на реке. Купались, ловили рыбу, Алешка брал с собой этюдник и рисовал неоглядные дали. Он их называл «ненаглядными».
Река здесь была хорошая, довольно чистая, только сильно обмелела. И поэтому судоходства на ней почти не было. Только изредка брел какой-нибудь пароходик или катерок, и тогда в песчаный берег плескались волны.
Иногда к нам приходил писатель Митёк, садился с удочкой рядом с Алешкой и заглядывал через его плечо в этюдник. Хвалил:
– Здорово получается. Очень похоже. Особенно вот эта птица.
– Это не птица, это пенек на том берегу.
– Все равно здорово. – И Митёк выпускал клуб дыма. – А лучше всего, Лешк, брось ты это дело, пиши лучше книги.
– Больше платят? – деловито спросил Алешка, не отрываясь от работы.
– А я знаю? Не сравнивал. Но расходов меньше. Всего-то – ручка да бумага. А у тебя – краски, кисти, холсты всякие, картон. – Он подсек и выдернул рыбешку. – Отдадим ее твоей маме, она нам зажарит ее на обед.
– Не многовато будет? – спросил я, разглядывая уклейку с мизинец величиной.
– За ужином доедим, – сказал Алешка.
А по реке медленно, осторожно проплыл небольшой катер вроде речного трамвайчика, с красивым названием «Амелия». И когда я его прочел, что-то мелькнуло в моей памяти, но ненадолго.
На палубе катера никого не было, только в рубке торчала за стеклом голова рулевого в белой фуражке над круглым лицом.
Из кормового иллюминатора вдруг что-то вылетело и плюхнулось в воду, подняв сверкнувшие на солнце брызги.
– Хулиганы, – проворчал Митёк сквозь бороду. – Шпана. Засоряют реку.
Тут появилась мама и позвала нас обедать.
– Как улов? – спросила она. – На ужин хватит?
Митёк, покраснев, быстренько сбросил уклейку в реку. И признался:
– Улов? Улов необременительный.
После обеда вдруг зазвонил папин мобильник.
– Ну вот, – вздохнула мама, – кончился твой отпуск.
Оказалось, что звонил начальник местного УВД и просил папу помочь участковому разобраться на месте с каким-то хитрым делом.
– А где это? – спросил папа.
– Недалеко от вас. В Опенках.
– Хорошо, сейчас подъеду. – Он выключил телефон и спросил Митька: – Как твоя машина, на ходу?
– Иногда, – уклончиво ответил Митёк.
Они с папой распахнули ворота гаража и выкатили из него допотопную открытую машину.
– Первый советский джип, – гордо сказал Митёк. Он выгреб из машины охапку пустых бутылок и отнес их в сарай.
– И сколько ему стукнуло?
– В следующем году юбилей отметим. Шестьдесят лет.
– А он ездит? – спросила мама.
– Под горку, – сказал Митёк. – Туда доедем: в Опенки как раз вся дорога под горку.
– Тогда и я с вами, – решила мама. – Втроем будет легче его обратно в горку толкать.
Мама быстренько накрасила глаза и взяла хозяйственную сумку:
– Может, рыбки куплю к ужину.
Они уселись в машину, Митёк отпустил ручной тормоз. Машина скрипнула и покатилась вниз. Выбросила из выхлопной трубы клуб дыма и завелась. Так они и скрылись за горизонтом; машина дымила выхлопом, Митёк – трубкой.
Я снова взял книгу «Всегда на посту» и завалился на диван, а Лешка опять пошел на реку: дорисовать пенек, похожий на птицу. Или наоборот.
Вот тут-то все и началось.
Началось незаметно и буднично. Едва Алешка присел с этюдником на берегу, как увидел на песке выброшенную волной бутылку из-под шампанского. Он бы и не обратил на нее внимания, если бы она не была запечатана. Сообразил: если бутылка с вином, то она бы утонула, а если она без вина, то зачем ее снова запечатывать?
Короче говоря, он оставил свои кисти и поднял бутылку. Странно: проволочка на пробке была закручена так, будто ее один раз уже снимали. А внутри бутылки сквозь темно-зеленое стекло что-то белело, вроде круглой палочки величиной с карандаш.
Алешка снял проволочку с горлышка и вытащил пробку. Перевернул бутылку, потряс. На ладонь ему упал свернутый в трубочку листок бумаги. Алешка с замершим сердцем развернул его.
«Умоляю о помощи, – было написано неверной рукой. – Меня похитили неизвестные и держат в заложниках. Я нахожусь на каком-то судне, которое куда-то плывет. Помогите!»
Подписи под текстом записки не было, видимо, человек, ее писавший, был в отчаянии и забыл сообщить свое имя.
Алешка подхватил бутылку вместе с запиской и помчался домой.
– Дим! – заорал он на пороге. – Вот! – И протянул мне бутылку.
Я взглянул.
– Там, в сарае, еще есть, – сказал я. – Полно.
– Записка, Дим!
– Кто-то потерпел кораблекрушение? – лениво отозвался я, не отрываясь от книги.
– Читай! – И он сунул мне прямо в нос листочек бумаги.
Я прочитал и Лешкиной тревоги не разделил.
– Кто-то дурака валяет, Лех. Может, даже с этого катера выбросили, помнишь?
– Ты на почерк посмотри! – настаивал Алешка. – Дрожащей рукой написано.
– Или нетрезвой, – отмахнулся я.
– Ну и сиди здесь! – выпалил в сердцах Алешка. – Как пенек на том берегу! А я пойду в милицию.
– Иди. – Я перевернул страницу. Скучно стало пацану, вот он и выдумывает приключения.
Алешка тем временем оседлал Митьков велосипед и помчался в поселок, где было отделение милиции. И очень скоро вернулся, злой и решительный.
Дежурный лейтенант внимательно изучил записку, поднял глаза на Алешку и так же внимательно изучил и его.
– Сам писал? – сердито спросил он. – Сам и разыскивай.
– Сам и разыщу! – сердито пообещал Алешка.
Алешка весь пыхтел от возмущения, когда все это мне рассказывал. Но я его возмущения не разделял. Я его даже заподозрил. Как и этот дежурный лейтенант.
Не сам ли Алешка накатал эту записку? Ведь он без приключений не может. И если их нет, то он их ищет. А если не находит? Создает.
Ему нужны трудности. Чтобы было что преодолевать.
Я отложил книгу, взял таинственную записку и еще раз – с уже бо́льшим вниманием – ее прочитал. Да нет, рука явно не Алешкина. Взрослая рука. И почерк совсем на Алешкин не похож. У Алешки почерк – еще тот. Ни у кого во всем мире такого нет. И никогда не будет.
Да и написано без ошибок. А у Лешки ведь своя орфография. Он даже нашу фамилию на тетрадках подписывал всякий раз по-разному.
Похоже, в самом деле кто-то попал в беду. Кому-то нужна помощь. Но вот – кто это? И где он? Я сначала задумался, а потом успокоился: сейчас приедет папа, мы ему все расскажем, и он сделает все, что нужно. И нам не о чем волноваться. Я так и сказал Алешке.
Он холодно взглянул на меня и ответил маминым тоном:
– Любишь ты ответственность на кого-нибудь перекладывать. И трудности обходить.
Я не стал спорить и демонстративно взял книгу. И показал Алешке заголовок. «Всегда на посту». Он хмыкнул, взял у меня книгу, пролистал, нашел нужное место и упер в эту строчку палец:
– Прочти вслух.
Я тоже хмыкнул и прочитал:
– «Хорошая работа милиции во многом зависит от той помощи, которую ей оказывают сознательные граждане». Это ты? Сознательный гражданин?
Алешка не успел ответить: внизу, под горкой, послышалось чиханье ветерана автомобильных дорог. Мы выскочили на крыльцо.
Машина с трудом взбиралась в горку, ехала все медленнее и медленнее с «каждым шагом».
– Прыгайте! – услышали мы команду Лосева. – Сейчас покатимся. У нас и тормоза старые.
Мама и папа выпрыгнули из машины. Вовремя – она, задыхаясь, остановилась, подумала и тихонечко покатила назад.
– Держите ее! – опять скомандовал Лосев.
Папа и мама послушно уперлись машине в зад и остановили ее.
– Выгружаемся! – Лосев стал доставать из машины сумки и ставить их рядом на землю. Из одной сумки торчал здоровенный рыбий хвост. Будто там пряталась небольших размеров русалка.
А Митёк все командовал:
– Что смотришь, Серега? Таскай в дом покупки.
– Ты ее удержишь? – папа спросил маму.
– Удержу, – вздохнула мама.
– Я сейчас пару кирпичей принесу, – пообещал Митёк. – Под колеса подложим. Надежнее всяких тормозов.
– Только поскорее, – сказала мама.
Она повернулась к машине спиной, уперлась в нее лопатками, достала из кармана зеркальце и стала разглядывать свои ресницы, которыми папа очень гордился.
Митёк и папа подхватили сумки и поднялись к дому.
– Как съездили? – спросил Алешка. – Оказали участковому первую помощь?
– Почти, – как-то загадочно ответил папа и поставил сумку на пол. Рыбина тут же взмахнула хвостом.
– Живая? – обрадовался Алешка.
– Почти, – так же загадочно ответил Митёк.
– Здорово! Давайте ее в реку выпустим. Она там размножится.
– И что?
– На следующее лето рыбалка будет классная. – И он без всякого перехода протянул папе записку из бутылки.
Папа прочитал и нахмурился. Передал записку Митьку.
Митёк прочитал и задумался. Поскреб бороду. И сказал:
– Занятно.
– Кому как, – надулся Алешка. – А человек в беде.
– Ладно, – сказал папа, – обсудим эту проблему за ужином.
И давно пора – солнце уже клонилось к закату.
– А чем ужинать будем? – спросил Митёк.
– А вот. – Папа толкнул ногой сумку с почти живой рыбиной. И она отозвалась своим широким хвостом. – Пожарим с картошечкой.
– А можно уху сварить, – мечтательно проговорил Митёк.
– Лучше и то, и другое, – вставил Алешка. – И побольше.
– И без хлеба, – высказался я. – Хлеб мы и дома можем поесть.
– А я бы колбаске порадовался, – снова размечтался Митёк.
– Точно, – согласился папа. – На сковородку ее и яйцами залить.
– Вот только не это! – Митёк даже руками замахал. – Я уже два месяца одними яичницами живу. Скоро кукарекать стану.
И мы еще долго спорили о том, что бы нам такое сделать на ужин.
– Эй! – послышался вдруг из-под горки слабый женский голос. – Я замерзла!
Папа испуганно хлопнул себя ладонью в лоб. У Митька виновато забегали глаза.
– Все вы! – упрекнул нас папа. – Из-за вас маму чуть не забыли. Живо – два кирпича!
– А зачем маме кирпичи? – Алешка удивленно распахнул глаза. – Ей и так нелегко.
Митёк выскочил наружу, подобрал возле дома два кирпича и помчался вниз, к машине. Мы – за ним.
Он подложил кирпичи под колеса и взял маму под руку.
– Не стыдно? – спросила она с упреком.
– А я зато рыбу пожарю, – смущенно пообещал Митёк. И оправдался: – Мы увлеклись. Меню обсуждали.
С папой мама весь вечер не разговаривала. Только за чаем бросила в его адрес:
– Митёк хоть кирпичи принес. А ты?..
Папа опустил голову. Сделал вид, что очень расстроен. Притворяшка!
– Так что, Серега, будем решать с этим Васькой? – быстренько перевел разговор Митёк. – Надо его выручать.
Да, история непростая. Этот Васька украл поросенка. У самого себя. И продал его соседу. Чтобы мотоцикл купить. И – хитрец такой – распилил на сарае дужку замка и вызвал участкового. Будто у него жулики побывали.
– Мошенничество, – сказал папа. – И введение в заблуждение органов милиции.
Но чем дальше шел этот разговор, тем сложнее становилась ситуация. Оказывается, этот Васька с детства мечтал о мотоцикле. Уже давно, лет пятьдесят. И все деньги копил. А его вредная жена Клавдия купила на эти деньги себе шубу.
Васька ее боялся, поэтому смолчал и снова начал копить. Даже свою бензопилу, которой заготавливал на зиму дрова, продал. Но немного не хватало. Вот он и придумал.
– Аферист! – сказал я.
– Дурак! – сказал Алешка.
– Не такой уж он дурак, – возразил я.
– А я не про него, – отозвался Алешка.
«А про кого?» – подумал я.
– Участкового кто вызывал? – спросил Митёк папу.
– Сам Васька и вызвал.
– А заявление о краже кто писал?
– Клавдия.
– Вот! – Митёк поднял палец. – Нужно уговорить Клавдию забрать заявление.
– Бесполезно, – отмахнулся папа. – Железная баба, то есть женщина.
– Нужно послать к ней обаятельного человека, – сказала мама.
– Алешку? – спросил Митёк.
– Его маму, – сказал папа.
Мама открыла было рот, но возражать не стала. Кто ж будет возражать, если его обзывают обаятельным человеком.
– Ты поговоришь с ней по душам, – посоветовал папа.
– Точно! – вскочил Алешка. – И пожалуешься, что тебя заставили два часа грузовую машину с кирпичами на горке удерживать. Женщины любят друг другу на своих мужей жаловаться.
Митёк хмыкнул:
– Откуда ты знаешь?
– От папы с мамой, – не смутился Алешка.
– А что с Василием будем делать? – поспешил папа.
Алешка и тут не растерялся:
– Надо отдать ему мотоцикл. Который в сарае стоит. Пусть порадуется. – И пояснил, чтобы Митёк не расстроился: – Все равно он у вас не заводится. Не жалко.
– А что? – поскреб бороду Митёк Лосев. – Это мысль. Как говорится, устами младенца…
– Мед бы пить, – закончил за него Алешка.
– Я другое хотел сказать, – растерялся Митёк. – Но твой намек понял. Завтра из любимого улья рамочку с медом выну. У меня знаешь какие пчелы?
Ну и тут он начал расхваливать своих пчел. Какие они трудолюбивые, какой хороший мед делают, как они его – Митька – любят. Он, наверное, так своими книгами не хвастался, как умом своих пчел.
А про трагическую записку из бутылки никто почему-то не вспомнил.
И про полуживую рыбу тоже.