Любовь
Туман. Скользкий холодный и бесчувственный. Вязкий и голодный, пожирающий пространство и время. Распластавшийся на кладбищенской ограде и ощупывающий клубящимся языком фигуры неподвижно застывших людей. Мертвая тишина, нарушаемая лишь шуршанием мелкого, как пыль, дождя, едкого и соленого. Соленого? Почему такой странный привкус? Или это его слезы? Слезы человека, которого зовут Ивар Бедрис.
Уже больше часа он стоял на коленях перед открытым гробом. Стоял в коричневой грязевой луже и задавал себе только один вопрос: почему?
Почему его счастье было таким коротким?
Люди за его спиной молчали. Их было немного. Только родственники жены. Сам Бедрис не успел завести друзей. В Риге были, а здесь нет. Зачем? Для него всем была Наташа. Жена. Любовница. Подруга. Луч света в этом неуютном мире. Мире лжи и предательства. В мире, где свечи гаснут, не успев разгореться. В мире, где счастье измеряется мгновениями.
Тесть – пожилой толстяк с обвисшими мокрыми усами, негромко кашлянул и указал сыну подбородком на коленопреклонённого Ивара. Тот вздохнул, неуверенно подошел к Бедрису, положил руку на его плечо:
– Пожалуйста, Ивар… Надо закрывать крышку…
– Что? – глаза Бедриса горели безумным огнем.
– Надо закрыть крышку гроба. Уже пора…
– Пожалуйста! Еще немного! – взмолился Ивар. – Пять минут!
Юноша пожал плечами и отошел.
Ивар сжал виски дрожащими руками. Надо вспомнить. Вспомнить что-то возвышенное напоследок. Ведь Наташа была ангелом. Добрым, мягким, тонким и легкоранимым. Но отчего-то в голову лезли только воспоминания о первой брачной ночи.
Разобранная кровать, а она в белом подвенечном платье.
«Пожалуйста, милый, отвернись… Я разденусь…»
На щечках пунцовый румянец, тонкие пальчики смущенно теребят кружевной воротничок.
Он не совладал с собой. Накинулся, как голодный зверь, рвал белое платье, впивался губами в молодую грудь, оставляя на нежной коже кровавые засосы. Наташа кричала от боли.
От воспоминаний закружилась голова. Ивар застонал и вцепился ногтями в собственное лицо. «Ничтожество! Грубый мужлан!»
На щеках появились кровавые царапины.
Брат жены тихо сказал гробовщикам:
– Закрывайте крышку.
– Нет! – закричал Бедрис. – Подождите! – умоляюще посмотрел на молодого человека, торопливо и бессвязно заговорил:
– Это нельзя! Паша, пойми, она сейчас с нами! Её душа здесь! Она здесь! Она смотрит!
– Ивар, ты бредишь! Ребята, закрывайте!
– Нет! – истерично закричал Бедрис. Вскочил на ноги, оттолкнул работников кладбища, подбежал к гробу и прижался к телу умершей женщины.
«Боже! Как ты прекрасна!»
Он целовал ее мокрое бледное личико. Лоб, губы, нос. Потом стал слизывать языком капли дождя с лица.
– Да уберите вы его! – закричал тесть. – Уберите!
Несколько человек оттащили его от гроба. Застучали молотки. При каждом ударе Ивар вздрагивал.
Он сидел под чахлой березой, раскачивался в безумном трансе и тихо подвывал. Он не смотрел, как гроб на тросах медленно опускают в глубокую яму, как засыпают землей.
На могильном кургане установили железный крест. На нем повесили фотографию миловидной белокурой женщины с большими грустными глазами. Такой он запомнит ее навсегда.
На территорию кладбища въехал полицейский микроавтобус. Остановился. Дверь плавно отъехала в сторону. Два сержанта в серых форменных комбинезонах сноровисто спрыгнули на землю, подняв фонтаны бурой грязи. На груди висели короткоствольные автоматы. Последним микроавтобус покинул высокий плотный человек в черном плаще. Он аккуратно перешагнул лужу, оглядел толпу и уверенно направился к Бедрису.
Остановился в двух шагах, негромко кашлянул.
– Какая отвратительная погода. Дождь, слякоть…
Ивар медленно поднял голову. Скользнул по незнакомцу затуманенным взглядом.
– Кто вы?
Тот сунул ему под нос удостоверение:
– Капитан Никоненко. Уголовный розыск.
На бледных губах Ивара промелькнула улыбка.
– Чем могу помочь, Виктор Павлович?
– О! как! – удивленно хмыкнул полицейский. – В глазах слезы, на лице подавленность от внезапно свалившегося несчастья, а мое имя-отчество моментом срисовали! Удивительный вы человек, господин Бедрис.
– Это профессиональное, – грустно вздохнул Ивар. – Я переводчик. Приходится много читать…
– Я знаю, кто вы, – перебил полицейский. Лицо его вдруг стало озабоченным: – Вы бы встали. Что же вы, Ивар Янисович, на сырой земле сидите? Вымокли до нитки. Ноги мокрые, брюки в грязи. Не ровен час – ревматизм какой-нибудь или радикулит заработаете. А тюремная больничка это ведь не санаторий…
Бедрис медленно поднялся.
– Что вы имеете в виду?
Никоненко взглянул на него с прищуром.
– Только то, что вы – хитрый, ловкий и расчетливый преступник. Все предусмотрели, а об одном забыли. Гляньте на свои руки – они до сих пор в крови.
Ивар взглянул на ладони, и в этот момент капитан ловко защелкнул на его запястьях стальные наручники.
Бедрис дернулся, но Никоненко сжал его плечо сильными пальцами.
– Не надо лишних телодвижений, Ивар Янисович!
Полицейский рассмеялся.
– Обожаю этот трюк. Все покупаются. Даже отпетые рецидивисты.
Лицо Бедриса перекосилось от злости:
– Вы полагаете, это смешно? Я что арестован? В чем вы меня обвиняете?
– Вы обвиняетесь в убийстве трех человек.
– Всего-то! – присвистнул Ивар. – Почему не десяти, двадцати?
– У вас же было три жены?
– Допустим. И что?
– А то, что ваша последняя жена оказалась сообразительнее первых двух. Незадолго до смерти она начала подозревать вас. Наняла частного детектива, и тот нашинковал вашу квартиру жучками и камерами, как хороший пекарь булку изюмом. Все ваше преступление от начала до конца записано на видео.
Ивар презрительно сплюнул на землю.
– Веселое, должно быть, кино. Я, как мавр Отелло, душу свою Дездемону. А я случайно не попросил ее помолиться перед смертью? Звук там качественный? Зрители будут рыдать.
– А вы быстро сбросили маску несчастного подавленного вдовца. Теперь на вас маска оскорбленной невинности. Вы хороший актер. Нет. Вы не задушили несчастную Наташу – вы ее отравили. Яд редкий, с трудом поддающийся идентификации. Следствию еще предстоит выяснить, где вы его раздобыли…
На лице Ивара появился звериный оскал, он рассмеялся:
– Вы сказочник, капитан Никоненко. С удовольствием бы послушал вас в другое время, но сейчас не тот настрой. Я потерял любимую жену.
Бедрис начал медленно пятиться задом. Капитан с усмешкой следил за ним, потом устало произнес:
– Если вы думаете, что я буду гоняться за вами, Ивар Янисович, по этому грязному кладбищу, то ошибаетесь. Я просто пристрелю вас. Или это сделают мои ребята. В этом случае придется помучиться, ибо они приучены стрелять по ногам. Прошу вас вернуться. Я еще не закончил.
Ивар скрипнул зубами и сделал несколько шагов навстречу полицейскому. А тот невозмутимо продолжал:
– Благодаря видеозаписи, нам даже не пришлось проводить у вас на квартире тщательный обыск. Яд вы хранили в спичечном коробке. Маленький бумажный коробок, на котором шариковой ручкой вашим почерком написано слово «любовь»… Странные у вас представления о любви, или это любовь к убийствам?
Ивар тряхнул мокрыми кудрями, глаза злобно сверкнули.
– Что вы понимаете в любви, грубый полицай?! Любовь – это свеча, которая не может гореть вечно! Свеча, обжигающая руку того, кто ее зажег! Она оставляет болезненные ожоги. Эти ожоги – память о минутах блаженства! Любовь – это роза, будоражащая сознание и заставляющая вдыхать ее аромат снова и снова, но лепестки ее опадают со временем. И лишь совокупившись с солнцем, она обретет новый царский убор. Но это будет уже другой цветок! Любовь – это…
– Хватит! – прервал его оперативник. – Я с удовольствием послушаю ваши философские инсинуации в салоне теплого автомобиля. А под дождем мне этого делать не хочется. Шагайте, гражданин Бедрис.
У дверей микроавтобуса Ивар внезапно остановился.
– Подождите. Вы хотите сказать, что этот придурок частный детектив все видел от начала и до конца?
– Именно так.
– Видел и даже не попытался остановить меня?
Бедрис запрокинул голову и громко расхохотался.
– Так вот, что я вам скажу: эта гадина во сто крат хуже меня! Вот кто настоящее чудовище!
Отец умершей, слышавший весь разговор, стоял, сжимая кулаки. Потом неуклюже опустился на землю. Губы его посинели. Он схватился рукой за сердце и стал медленно заваливаться на спину.
Кто-то истошно завопил:
– Скорую! Вызовите кто-нибудь скорую!
Полицейский микроавтобус, урча мотором и подскакивая на колдобинах, неторопливо выруливал с кладбища. А вслед ему с фотографии на могильном кресте глядела миловидная белокурая женщина с большими грустными глазами.
За рваной занавесью тумана тускло полыхнула молния. Дождь усиливался…