Глава 8
Вернувшись на главную площадь Данкаррика, Ратлидж то и дело останавливался и разглядывал лавки и жилые дома, стоящие по обе стороны. Как верно подметил Хэмиш, местные жители производили впечатление довольно зажиточных, но не выставляли свое богатство напоказ. Разумеется, скромный паб на окраине вряд ли кому-то мешал или мог конкурировать с другими заведениями. В «Разбойниках» в базарный день останавливались приезжие попроще. Ратлидж сомневался в том, что паб мог соперничать с единственным отелем Данкаррика. Паб был предназначен совсем для другой публики, которой не по карману роскошь «Баллантайна». Да и прибыль, которую получали владельцы «Разбойников», наверняка была гораздо скромнее, чем доходы владельцев отеля и лавок на центральной площади. Паб мог худо-бедно прокормить хозяев, но они вряд ли жили на широкую ногу.
Ратлидж прогуливался по площади, наблюдая за местными жителями. Женщины входили в лавки и выходили из них, няня осторожно выкатывала из дома коляску с младенцем, какая-то женщина подметала парадное крыльцо, мальчик играл с волчком, мужчины в темных костюмах выходили из контор, другие, в рабочей одежде, несли инструменты, вереница школьниц шагала за учительницей в толстом пальто и некрасивой шляпке.
Перед ним были самые обычные люди, они старались не смотреть в глаза идущему навстречу незнакомцу. Не выказывали любопытства по поводу его присутствия или его дел. Как будто, однажды обжегшись на молоке, дули на воду…
«А Маккинстри-то прав, – заметил Хэмиш. – Они тут люди суровые!»
Ратлидж подметил у жителей Данкаррика еще одну общую черту. Мрачные, неулыбчивые лица и тонкие, поджатые губы. Как будто жизнь была тяжкой ношей, которую они несли через силу.
Из лавки вышла женщина и украдкой покосилась на него.
Хэмиш заметил ее раньше Ратлиджа. По его мнению, она могла с таким же успехом глазеть на него и из окна. Высокая женщина, красивая своеобразной суровой красотой. Ее густые волосы были собраны на затылке в тугой пучок. На ней были темно-серые джемпер и юбка, единственным ярким пятном служила персиковая шелковая блузка.
Она нарочито внимательно осматривала растения в горшках по обе стороны от двери лавки. Ратлидж узнал герань, лаванду и маргаритки. Довольная состоянием цветов, хозяйка развернулась и быстро вошла внутрь. Он посмотрел на аккуратную вывеску над дверью: «Дамские шляпы. Э. Тейт». Запомнил название на будущее. Если владелица лавки настолько заинтересовалась незнакомцем, что вышла поглазеть на него, возможно, она любит посплетничать…
Ратлидж забрал машину со двора «Баллантайна» и проехал мимо церкви. Остановился напротив «Разбойников» и внимательно осмотрел паб. Подтверждались его первые выводы. Здание было скромным и аккуратным, едва ли паб всегда считался темным пятном на совести Данкаррика. Вряд ли там собирались отбросы местного общества и номера сдавали не пойми кому.
Приземистый и вытянутый паб, трехэтажный в самом высоком месте, принадлежал к числу старых зданий, которые сохранились благодаря тому, что никому не мешали – здесь никому не нужно было разбивать площадь, строить магазин или большой жилой дом.
Ратлидж подумал, что, когда сооружали центральную площадь Данкаррика, скорее всего, пришлось снести целую улицу домов, чтобы расширить пространство. Строители девятнадцатого века думали прежде всего о прогрессе.
И сам паб, и соседние дома, и надворные постройки нельзя было назвать ни живописными, ни уродливыми – они отличались такой же прямотой, как и люди, которые в них жили. Только дом, стоявший на другой стороне улицы, наискосок от «Разбойников», можно было считать сооружением во всех отношениях большим. Четырехэтажное строение вытянулось к тылу, как будто разрасталось с годами, вместе с увеличением жившей там семьи. Окна оказались вполне симметричными и выполненными даже с намеком на изящество.
Приземистый паб словно врос в землю корнями. Выглядел он аккуратно, его белили не далее чем в прошлом году. Дверь, ведущая в бар, пряталась за плетистой розой, которая разрослась за много лет и полностью закрыла крыльцо. Растение, выжившее в таком суровом климате, буйно расцвело, небольшой палисадник тоже был ухоженным и радовал взгляд. В общий зал можно было попасть сбоку, из узкого переулка, через зеленую дверь, выходящую во внутренний дворик. На окнах висели накрахмаленные белые занавески.
Со временем, возможно, «Разбойники» превратятся в низкопробный паб на окраине, но пока пабу каким-то образом удавалось сохранить достоинство. Может быть, все дело в том, что им управляли две женщины?
«Не могу понять, за что местные жители так возненавидели девицу с таким приданым, как паб, – заметил Хэмиш. – Казалось бы, они, наоборот, должны хотеть женить на ней своих сыновей».
Над этим вопросом тоже стоило поразмыслить. И все сводилось к одному: почему жители Данкаррика с такой готовностью объединились против одинокой молодой женщины?
Словно по наитию, Ратлидж заглушил мотор, перешел дорогу и обошел паб с тыла. Он очутился во дворе, напротив конюшни и хозяйственных построек.
Все они оказались во вполне приличном состоянии. Если вспомнить о том, что во время войны дела шли плохо, а после войны ни у кого не было денег на крупный ремонт, хозяйки хорошо справлялись со своими обязанностями.
Он заглянул в конюшню и стал искать встроенный шкаф, за которым инспектор Оливер нашел первые кости. Неожиданно раздался чей-то громкий голос:
– Эй! Вы что тут делаете?
Обернувшись, он увидел в дверях высокого широкоплечего мужчину среднего возраста. Стоял он подбоченившись и смотрел на него с откровенной неприязнью. В тени лицо его казалось темным и уродливым, но оно дышало силой.
Ратлидж, прекрасно понимая, что нарушил чужие владения, миролюбиво ответил:
– Я услыхал, что паб продается.
– Еще неизвестно, продается он или нет, – проворчал здоровяк.
– Понятно. – Ратлидж обернулся, найдя, что он искал, – остатки снесенной до основания перегородки, за которой обнаружился скелет. Глубокий встроенный шкаф перегородили и спрятали за ним захоронение. Поработали на совесть – сто лет назад кто-то взял за труд замаскировать все так, чтобы все выглядело обычно, не вызывало подозрений. Вот, должно быть, удивился инспектор Оливер, когда оказалось, что труп почти ровесник «Разбойников»!
Ратлидж зашагал к здоровяку, который перегораживал ему выход. Он не выносил таких искусственных препятствий, даже в относительно просторной конюшне его сразу охватывала клаустрофобия. Ему стало душно, он начал задыхаться…
– Расскажите о владельце… – Он осекся. После того как он оказался похоронен заживо в воронке от снаряда, заполненной жидкой грязью, а сверху упало тело Хэмиша, Ратлидж не мог оставаться в закрытых помещениях. Поэтому он не ездил в поездах, не спал в маленьких комнатах и не терпел, если ему не давали пройти или спуститься по лестнице. Ему так захотелось глотнуть свежего воздуха, что стало страшно. Лицо покрылось испариной, перехватило горло. Ему показалось, что он сейчас умрет…
– Тогда вам лучше обратиться в полицию, – грубовато ответил незнакомец, но объясняться не стал. Он слегка изменил позу, и она стала намеренно угрожающей, воинственной, как будто он почуял, что Ратлиджу в его присутствии не по себе. Ратлидж невольно напрягся.
– Насколько я понимаю, хозяйка – женщина, – продолжал он, заставляя себя говорить как ни в чем не бывало. – Что она такого натворила, что ею заинтересовалась полиция?
– Вас ее дела не касаются, ясно? – Наконец-то незнакомец вышел из конюшни, и Ратлидж, тяжело дыша, последовал за ним.
«Будь он проклят! – произнес он мысленно, сражаясь с клаустрофобией, и сказал себе: – Не забывай, ради чего ты сюда приехал!»
Но и Хэмиш реагировал на агрессию незнакомца. «Интересно, – сказал он, – этот тип тоже поверил анонимным письмам? А может, он ненавидит обвиняемую?» Покосившись на незнакомца, Ратлидж так ничего толком и не понял. На лице стоявшего перед ним человека не отражалось почти ничего, такого непросто допрашивать.
– У нее есть родственники? Наследники?
– Нету, – решительно и холодно ответил незнакомец, а затем ворчливо добавил: – Я ни о какой ее родне не знаю.
О мальчике он не упомянул. Но ведь ему ничего не достанется в наследство… не так ли?
– Тогда я поеду. – Зашагав к постоялому двору, Ратлидж чувствовал, как взгляд незнакомца прожигает ему спину между лопатками.
Если все местные так же относились к хозяйке «Разбойников», очевидно, она ухитрилась каким-то образом нажить себе здесь врагов.
Что совсем не соответствовало ее портрету, так подробно и ярко нарисованному Маккинстри.
Противоречивая женщина… и она вполне может закончить свои дни на виселице…
Вдруг Ратлидж сообразил: он даже не знает ее полного имени. Правда, ее имя и фамилия не имели особого значения, и все же косвенно это было знаком. Неясно пока, в чем она виновна – в обмане или убийстве, – но, совершив преступление, она словно перестала быть самой собой. Местные жители словно отказывали ей в праве на имя, довершая начатое еще в июне. Ее бойкотировали до тех пор, пока она не утратила связи с окружающим миром и наконец не исчезла.
Что натворила эта женщина? Почему возбудила такие темные страсти?
Странно, думал Иен, переходя тихую улочку к своей машине. Сначала злобные письма, а потом письмо священнику… как его фамилия? Эллиот… Старые останки, к которым она точно не имела отношения. Еще одни останки… Погибшая вполне могла оказаться жертвой обвиняемой. Упорство, выдержка… Что еще? Удача? Или продуманное преследование?
Скорее всего, последнее. Хэмиш согласился с ним.
Перед тем как завести мотор, Ратлидж остановился и еще раз окинул взглядом паб «Разбойники». Обвиняемая – владелица паба. Может, кто-то очень хочет его заполучить? У нее был маленький ребенок, о котором она должна была заботиться независимо от того, родной он ей или нет. Может, кому-то понадобился именно ребенок? Может, его хотели отобрать, чтобы наказать обвиняемую. Извращенная месть за настоящую или вымышленную обиду. Вот более очевидные причины для того, чтобы желать этой женщине тюрьмы, чтобы убрать ее с дороги. Может, есть и другие мотивы? Может быть, паб содержит какую-то тайну, не известную никому, кроме злоумышленников, и очень важную для них? Или в прошлом обвиняемая вольно или невольно угрожала чьему-то благополучию… Если ее повесят, ей определенно заткнут рот.
Неожиданно Ратлидж снова подумал о мальчике. Оторванный от матери, от единственного известного ему дома, он вынужден жить с чужими людьми. Это жестоко, наконец!
Но почему обвиняемая не солгала ради ребенка? «У меня нет брачного свидетельства… его забрал муж, чтобы предъявить в армии…»
Почему она не уехала из Данкаррика сразу после того, как соседи ополчились на нее? Ратлиджу показалось, что он знает ответ на последний вопрос. Из-за травли количество посетителей в баре сократилось настолько, что у нее, скорее всего, просто не было денег на отъезд. На что, наверное, и рассчитывали ее враги…
Он вздрогнул, услышав за спиной женский голос:
– Вы кого-то ищете?
Ратлидж развернулся и машинально снял шляпу. Хэмиш, реагируя на его удивление, вдруг насторожился и встрепенулся. Перед Ратлиджем стояла высокая и полная молодая женщина во всем черном, на вид ей можно было дать около двадцати пяти лет. Она держала за руку девочку лет шести-семи.
– Я приехал посмотреть на паб. Слышал, что его, возможно, скоро продадут.
– Сейчас еще рано судить! – Его собеседница покачала головой и зашагала к соседнему дому, возле которого Ратлидж оставил машину. Значит, соседка…
– Насколько мне известно, владелицу скоро будут судить…
– Да, – деревянным голосом ответила женщина в черном.
Неожиданно Ратлидж спросил:
– Вы не знаете, как фамилия ее адвоката? Возможно, мне придется с ним потолковать.
– Фамилия его Армстронг, но он живет не здесь, не в Данкаррике. По-моему, он приезжает из Джедборо.
Ратлидж улыбнулся девочке. Та робко улыбнулась в ответ. Может быть, она играла с мальчиком, который жил при постоялом дворе? Он не мог спрашивать ее при матери. И, как будто прочитав его мысли, девочка вдруг звонко произнесла:
Конец ознакомительного фрагмента.