03
Четыре месяца спустя
Год 11.974
Павел Васильевич сидел за столом в своем кабинете и перелистывал папку с документами по одному из начальных проектов. Папка была старая, листы в ней хрупкие и желтые, чернила в бумагах выцвели, стали бледно-сиреневыми. Долистав где-то до середины, Федор Васильевич захлопнул папку и бросил на центр стола.
Работать не хотелось совершенно.
За окном стоял замечательный майский денек, стало уже совсем тепло; завеса сейчас была выключена, и в кабинет влетали беспрепятственно городские звуки – шум проходящих по улице автомобилей, перекличка судовых гудков с недалекой реки, птичий щебет, и чьи-то веселые голоса, обсуждающие немудрящие дворовые новости. Федор Васильевич расстегнул пуговицу на рубашке, глотнул воды из стоящего на столе пластикового стакана, снова придвинул к себе папку и углубился в чтение.
В дверь деликатно постучали.
– Войдите, – не поднимая глаз от бумаг, произнес Томанов.
В кабинет пошла одна из его помощниц, секретарей Томанов в штате давно не держал.
– Федор Васильевич, недельный отчет, – произнесла она.
– На бумаге или как? – Томанов, наконец, оторвался от папки.
– Как вы просили, на бумаге.
– Отлично. Спасибо, Зинаида. Что-то интересное есть?
– Всё то же самое. С той лишь разницей, что на той неделе Соградо подавал три запроса, а на этой уже девять. Мы за ним едва успеваем. На планете в данный момент работает почти шестьсот мобильных бригад, и очень сложно отслеживать каждую.
– Отчет от Фэба? – Томанов зашуршал листами.
– Пишет, что всё стало хуже, чем было. Но, собственно, он ведь вам и сам про это вчера говорил…
– Одно дело говорил, а другое дело – документы, – наставительно произнес Томанов. – Значит, физическое состояние ухудшилось. Плохо. Очень похожая динамика… в прошлый раз было примерно так же.
– В какой прошлый раз? – удивилась помощница.
– Когда он впервые сюда попал. Много сходных признаков. И на работе настаивал, и очень похожую депрессию выдал. Но тогда для этого были причины, а сейчас причин-то нету… Ладно, это я еще подумаю. Может быть, поможет дочь, если получится её сюда пригласить.
– Маден Соградо? – уточнила Зинаида. Томанов кивнул. – Она подавала прошение на въезд, официальная отказала.
– Где она, ты не в курсе случайно?
– Увы. Мне очень жаль, Федор Васильевич, но я не знаю.
– Не знаешь, не знаешь, – покивал Томанов, продолжая листать отчет. – Так… у Ри дела обстоят неплохо, но о полном восстановлении говорить еще рановато… Ага, вот отчет от ребят. Молодцы, «Эпсы». Отличный госпиталь.
– Мобильная бригада, – поправила дотошная Зинаида. – В Ленинграде они хорошо устроились. Дежурят сутки, потом двое суток отдыхают. Шесть человек, три смены.
Месяц назад, не смотря на возражения Берты и Фэба, Джессика вывезла Ри и детей в Питер. Да, она знала, что с жильем там проблемы, она знала, что будет непросто, но она не любила Москву, и ужасно соскучилась по городу, который стал для неё еще в незапамятные времена родным.
Конечно, отпускать её не хотели. Но Джесс сумела всё устроить так, что было принято решение – да, Ри будет лучше реабилитироваться в привычном и знакомом месте. К тому же Джессика сумела отложить неплохую сумму на ремонт разрушенной квартиры, и сделать этот ремонт она хотела обязательно летом, когда тепло. Пока ремонт спешно делался, они всей семьей жили в госпитале, и за Ри наблюдала мобильная бригада врачей, которую предоставила Санкт-Рена. Малый госпиталь «Эпс» охотно взялся за такую замечательную работу, тем более что работы было не так уж и много, а пациент требовал больше общения, нежели чем ухода. Ри прооперировали еще в январе, операция шла почти шесть суток, и результат превзошел все ожидания. Во-первых, к Ри частично вернулась память. Во-вторых, начали сказочно быстро восстанавливаться двигательные навыки, а частности мелкая моторика. В-третьих, он пытался (и почти всегда успешно) разговаривать и общаться. И, в-четвертых, месяц назад врачи дали заключение, что он практически полностью готов к «подсадке». То есть ему вскоре можно будет вернуть ментальные слепки его памяти, которые остались у искинов «Альтеи» и в памяти «Ветра».
Да, «Ветер» пришел к Орину. Пустым. В феврале по Терре-ноль. Конечно, официальная прошерстила корабль вдоль и поперек, но ничего на нем не нашла. Ни координат Тлена, ни ученых, ни кошек с собакой, ни двух сбежавших Сэфес. Сейчас «Ветер» в полуразобранном виде стоял на базе официалки на Орине, но память его была в целости и сохранности, а это значит, что в скором времени Ри может получить обратно всё, что помнил и знал, за исключением последних часов, проведенных на Тлене.
И кроме старых считок, которые сейчас, к сожалению, были доступны только Гараю.
– Угу… ага… Зина, вот что. Я задержусь, пожалуй, а ты мне Фэба вызови.
– На какое время?
– Давай к половине девятого. Я пока что поужинать схожу на Таганку, хоть проветрюсь немного. Совсем голова дурная. Но была бы она не дурная, после десяти часов чтения архива.
– Не ели бы вы у них, – укоризненно заметила Зинаида. – Это раньше был ресторан хороший, когда дипломатический корпус там столовался, а теперь такая шарашка стала…
– Там вполне нормально кормят, – рассердился Томанов. – Ну не в пельменную же мне идти, Зина!
– Так, может, вам сюда что-нибудь подвезти?
– Издеваешься? Фэб придет. Они и так практически голодают, ты же знаешь. И помочь я им не могу! Помог уже один раз… едва места не лишился. Все, вопрос снят. Ты на сегодня свободна, только Фэба вызови.
***
Фэб пришел точно к назначенному сроку. Томанов знал, что тот никогда не опаздывает, и в который раз удивился – как только успевает? Фэб ведь занят, очень занят. Все дни его расписаны от и до, но если вызываешь вот так, внезапно, он всё равно придет вовремя, чего бы это ни стоило.
К приходу Фэба на столе у Томанова никаких документов уже не было, а стояла пара бутылок ситро и тарелка с нехитрым угощением: десяток пирожков с капустой, пакет с пряниками, и глазированные сырки, которые, как Томанов знал, Фэб очень любит. Угощения было с избытком. Федор Васильевич купил еду по дороге, и намеревался её впоследствии отдать Фэбу. Знал, что у них там делается. За такую помощь его, конечно, не накажут. Подумаешь, отдал остатки перекуса…
– Добрый вечер, – улыбнулся Томанов, когда Фэб вошел в кабинет. – Предлагаю для начала подкрепиться. Садитесь, ешьте. Водички?
– Спасибо, – кивнул в ответ Фэб. – У меня не очень много времени, к сожалению, так что есть я не буду. Что-то срочное?
– И да, и нет, – туманно ответил Федор Васильевич. – Вы все-таки поешьте. Не ужинали, небось?
Фэб отрицательно покачал головой. Покорно взял с тарелки пирожок, откусил половину – пирожки были маленькие. Прожевал, вопросительно поглядел на Томанова.
– Днем, при всех, спрашивать не рискнул, поэтому спрошу сейчас. Как там дела? Вы написали в отчете, что есть ухудшение, но…
– Но без подробностей, – согласился Фэб. Положил недоеденный пирожок на край тарелки. – Да, есть. Упал вес, появились проблемы по крови. Еще месяц в таком режиме, и его снова нужно будет класть в госпиталь, чтобы хотя бы подвести поближе к прежним показателям.
– Почему вес упал?
– Потому что очень плохо ест, – неохотно ответил Фэб. – И снимает поддержку, если Скрипач ставит поддержку.
– Может быть, действительно в госпиталь? – Томанов нахмурился.
– Не хотелось бы. Боюсь надолго отпускать. Тем более что на дренаже и на массажах я хоть что-то могу делать. Если положить, он отвыкнет, и потом меня к себе вообще не подпустит. Мы же не сможем держать его в госпитале вечно.
Томанов покивал, соглашаясь. Вытащил из пакета пряник и принялся вертеть его в руках.
– И как вы только справляетесь… – протянул он. – Устали?
Фэб слабо улыбнулся.
– Я привык, – ответил он. – Ничего страшного.
…Подъем в шесть утра. Вполне можно после небольшого перекуса что-то поделать по дому. К семи – в квартиру к ребятам, потому что массаж занимает час, а делать его нужно обязательно, иначе будет застой, и начнет развиваться отек. Убедить Ита в том, что нужно полгода носить на себе вспомогательный комплекс не удалось, потому что это было неудобно и неприятно, а Иту очень хотелось, чтобы его оставили в покое… неважно, но суть в том, что в семь следовало вытряхнуть из кровати сонного Скрипача, заставить Ита перелечь на стол, и честно работать час. После этого к ребятам заходила Берта, которая приносила завтрак, а потом они втроем отправлялись в институт. Кир уходил в институт раньше, по дороге успевая забежать на почту и сдать казенную сумку. Уже два месяца он по утрам подрабатывал почтальоном, и хорошо, что в своем районе. Дальше – обычный рабочий день с группой, по большей части анализ старых считок и проработка новых, которые время от времени сдавал Скрипач. Он бы сдавал их чаще, но процесс этот изматывал чудовищно, и Фэб настоял на том, чтобы больше двух раз в неделю Скрипача не трогали. После института они возвращались домой, и принимались за то, что Скрипач назвал как-то псевдо-ремонтом. Псевдо – потому что перегородки на месте старых стен они сейчас делали «из подручных материалов», большая часть которых приносилась с окрестных заброшенных из-за войны строек, с которых было украдено практически всё. Что-то дельное они не брали, так, мелочевку. То доску, то брусочек. Работы оказалась просто масса, потому что не за горами была следующая зима, а жить в полуразрушенной квартире, в том виде, в котором сейчас эта квартира находилась, не представлялось возможным. Дальше, после очередного этапа работы, Фэб снова шел к ребятам – делать вечерний сеанс. Не сказать, что Ит был от этих сеансов в восторге, но, видимо, он понимал, что другого выхода в данный момент просто нет, и поэтому терпел. Именно что терпел. В институт Ит, разумеется, не ходил. Когда его выпустили из госпиталя, он дал понять, что ни в каких исследованиях участия принимать не собирается, а хочет максимально быстро куда-то уехать. Чем быстрее, тем лучше.
После массажа Фэб возвращался в большую квартиру, в которой нужно было работать, до десяти все возились с ремонтом, потом наскоро что-то ели, и ложились спать…
– Собственно, именно про это я и хотел поговорить, – Томанов положил пряник перед собой. – До бесконечности так продолжаться не может. Он вымотал вас, извелся сам. Это никуда не годится.
– Согласен, – кивнул Фэб. – Но я не вижу выхода. Мы и говорили с ним, и просили говорить Илью, Анну. Бесполезно. Его действительно нужно как-то вытаскивать, но я, признаться, уже просто не могу понять, как. И самое печальное, что схема, которую он выстроил, рабочая. Считки это доказывают.
– Пока что мы видим, что считки доказывают только одно – в прошлой инкарнации их двоих что-то очень сильно напугало. Что именно – предстоит выяснить. Я вполне допускаю вариант, что схема всё-таки ошибочна. Но, боюсь, на то, чтобы доказать ошибку, придется потратить много времени.
– Мне тоже так кажется, – согласился Фэб. – И мне за него очень страшно. Федор, он еле ходит. Он с трудом может дойти от квартиры до магазина внизу, он садится по дороге отдохнуть – продавщицы вчера рассказывали, что он просидел на оградке почти полчаса, и что домой ему помог дойти кто-то из этого же магазина.
– Зачем он туда ходит? – удивился Томанов.
– За творогом и черным хлебом – единственное, что он как-то ест. Дома занимается только тем, что ищет госпитали и подает запросы. Или спит. Но спит тоже плохо… в результате почти не спит Скрипач. Не нужно было идти у него на поводу и выписывать его домой так рано.
– Ну хоть какие-то идеи есть?
– Нет, – признался Фэб. – Вообще никаких.
– У меня есть одна. Я попробую вызвать сюда Маден… может быть, с кем-то еще из той ветви семьи. Прошение она подавала, получила отказ, но я не думаю, что она так легко отступится. И я ей помогу. Тем более что официалка заинтересована в том, чтобы Ит работал. Если Маден сможет посодействовать этому, её пропустят.
– Вы так думаете? – с сомнением спросил Фэб.
– Я очень на это надеюсь. Понимаете… я избегал говорить об этом раньше, но Ит оказался на пересечении очень многих линий в данный момент. Идет война, и я считаю, что прекратить эту войну можно… – Федор Васильевич осекся, кашлянул. – В общем, он один из тех факторов, которые…
– О чем вы говорите? – не понял Фэб.
– Они действительно могут управлять какими-то процессами, они связаны с порталами, они отнюдь не так просты, как думали раньше все, кто с этими проектами работал. Мы все сплоховали, каждый по-своему. И официальная, и сопротивление, и я сам. Мы их недооценили, не сумели понять их значение. И ваше тоже, Фэб. Но, как вы понимаете, чтобы разобраться, нужно действовать. А он…
– А он ломает всем планы, – кивнул Фэб. – Иногда мне кажется, что в чем-то он всё-таки прав.
– В чем?
– Ну, хотя бы в том, что хочет решать сам.
***
Скрипач вошел в прихожую, сбросил уличные матерчатые тапочки, сунул, не грядя, полотняную самошитую сумку в угол, и произнес в пространство:
– Опять?
– Чего – опять? – спросил Ит с кухни.
– Я тебя просил еще неделю назад о чем?
– Много о чем, – в голосе Ита звучало равнодушие. – На этот раз что?
– Твои гребаные заявки! – рявкнул Скрипач. Прошел в кухню, остановился на пороге. – Зачем?
Ит поднял голову и спокойно посмотрел на Скрипача. Он сидел сейчас возле подоконника, перед ним стояло блюдце с творогом и кусок черного хлеба, посыпанный солью. Скрипач решительно подошел к подоконнику, взял хлеб. Отнес хлеб к раковине, стряхнул в нее большую часть соли, и протянул кусок Иту.
– Вот теперь ешь, – приказал он.
Ит взял у него кусок, придвинул к себе банку с солью, снова посолил, и принялся намазывать на хлеб творог чайной ложкой.
– Без отеков скучно, да? – поддел его Скрипач. – Надо, чтобы морда была с подушку размером? А рука чтобы стала как батон колбасы? Ты издеваешься?
– И не думал даже, – пробормотал Ит с набитым ртом. – Мне просто так вкуснее.
– Ну сожри тогда банку соли целиком, и покончим с этим цирком.
– Иди ты к черту…
– Ты не сказал про заявки, – Скрипач взял вторую табуретку, сел рядом. – Сколько ты подал на этой неделе?
– Кажется, девять, – Ит задумался. – Или десять? Слушай, я не помню уже. Да это и неважно, потому что везде отказали.
– Еще не хватало, чтобы они согласились, – пробормотал Скрипач. – Ит, я тебя который раз прошу – хватит. Пожалуйста, хватит дергать нервы и посторонним людям, и мне, и всем. Ты ходить нормально не можешь, о какой работе речь вообще?
– Не волнуйся, если будет нужно, я буду ходить не хуже, чем ты. И работать тоже, – Ит сунул в рот остатки своего импровизированного бутерброда. – То, что есть сейчас…
– …не лезет ни в какие ворота, – решительно закончил Скрипач. – Тебе сказали – не меньше двух лет на восстановление. Прошло четыре месяца.
– Пять, – поправил Ит. – Уже почти пять.
– Но явно не два года! Господи, как же ты меня довел, – простонал Скрипач. – Так, чего у нас пожрать есть? Берта приходила?
– Пожрать – четверть батона, творог, чай, сушки, вчерашние макароны, – Ит кивнул в сторону кухонного стола. – Берта не приходила. Фэб тоже не приходил.
– Ладно, давай хлеб с макаронами. Творог не надо, ешь сам. Ты обедал?
– Да. Творогом и чаем.
– А макароны?
– А не лезут, – поморщился Ит. – Рыжий, ты ешь, давай, а я пока что почитаю. По курсу.
– Ну читай, читай, – покивал Скрипач. – Толку с этого, правда, ноль.
– Не ноль, я запоминаю. Просто медленнее.
Скрипач промолчал. Поднимать тему снова ему не хотелось. Запоминает? Как бы ни так. Забывает практически сразу – потому что до сих пор не долечены последствия длительной гипоксии. Если бы давал себя лечить, действительно запоминал бы. Так ведь нет! Через полтора месяца после операции стал требовать, чтобы его немедленно отпустили домой. Две недели с ним воевали, потом – сдались. Никакого толку от лечения в госпитале не было, думали, дома станет лучше. Ага, как же. Не лучше. Хуже.
Интересно, много он за день съел хлеба с солью? И солил ли творог? Надо всё-таки попробовать уговорить хоть полчаса полежать на системе.
– Ты днем творог солил? – поинтересовался Скрипач, подвигая к себе кастрюльку с холодными макаронами. Разогреть кастрюльку было не на чем – плиты в квартире не имелось. Собственно, тут вообще практически ничего не было. Ни кроватей, ни стола, ни стульев, ни даже раковин в ванной и на кухне. Плита, холодильник, кухонные шкафчики… Кто-то вынес всё, подчистую. Осталась только ванна. Когда заезжали, привезли из госпиталя стационарный блок (спасибо Илье, достал где-то списанный), скоровспомощной переносной модуль с возможностью синтезировать несложные комбинации на имеющейся базе, два небулайзера, и процедурный стол, годящийся для массажа.
Спали они сейчас вдвоем на койке стационарного блока. Вся остальная мебель в квартире была представлена «табуретом четвероногим» и «табуретом трехногим». Оба табурета Кир очень удачно подобрал на помойке…
– Да, я днем творог солил, – ответил Ит. – Он несоленый невкусный.
– Лучше бы ты макарон поел. Так, теперь дальше. Иди, полежи на системе хотя бы минут десять, и…
– Рыжий, я нормально себя чувствую и не хочу на систему, – запротестовал Ит.
– Иди, сказал! Что, десять минут жалко потратить?
– Ладно, – с отвращением ответил Ит. Стянул через голову майку – иначе до подключичных портов было не добраться. – Правый или левый?
– Давай левый, – приказал Скрипач. – Иди и ложись.
– Не вздумай мне вкатить снотворное, – предупредил Ит.
– Опередил, – с сожалением ответил Скрипач, оставляя макароны. – Ладно, не буду. И кормить не буду, потому что скоро придет Берта, и снова ты её обидишь.
– Господи… Рыжий, я её не обижаю. Равно как и Фэба. Я просто стараюсь приучить всех к мысли, что нам нужно быть порознь. Ты это понимаешь? – Ит рассердился. – До тебя до сих пор не дошло, что мы для них опасны?
– Это твои домыслы, – Скрипач вздохнул.
– Нет, это не мои домыслы! Это факты. Это всё есть в считках.
– Можно подумать, ты их открывал, – Скрипач прищурился.
– Представь себе, открывал. Очень давно. Когда попал сюда впервые. Конечно, не все, но кое-что открывал.
– Ну, я тоже кое-что открывал, – возразил Скрипач. – На основании чего ты сделал этот вывод?
Ит страдальчески возвел глаза к потолку.
– Сейчас. Если по тем фрагментам, которые мы смотрели вместе, и которые смотрел я один. У Лина была девушка, её звали Жанна. Было?
– Было, – кивнул Скрипач.
– Отношения были достаточно серьезными. Чем закончилось? Тем, что в тридцать восемь лет она покончила с собой. Дальше. Во время жизни на Земле Пятый влюбился в местную девушку, Лену. Ты смотрел, что с ней стало?
– Нет, – покачал головой Скрипач.
– Ушла в монастырь, умерла в пятьдесят девять лет от рака. Продолжать?
– Видимо, наблюдатель, – подсказал Скрипач.
– Да, именно. Пятьдесят восемь лет, сердце. А встречались всего-то четыре раза. Мы – это чума, понимаешь? Чума, от которой нужно держаться подальше!..
– Не заводись, – попросил Скрипач. – Прости, но ты противоречишь сейчас сам себе. Эти три женщины погибли, верно. Но, смею тебе заметить, погибли они все после расставания с Лином и Пятым. После, а не во время…
– Значит, тоже открывал, – хмыкнул Ит. – Нет, рыжий, не так. Ты не прав. Если бы не было встреч, они бы не погибли.
– Вот именно! – Скрипач наставительно поднял палец. – Ты сам ответил – если бы не было встреч! Но мы-то все уже давно встретились, и…
– Тебе напомнить, как Берте отняли ногу? – прищурился Ит. – Тебе не кажется странным то, что у неё была саркома Юинга? У взрослого человека – саркома Юинга, ну это надо же! Ты забыл, как взлетел на воздух катер, в котором была Джессика? Тебе не кажется, что Кир…
– Так. Очень тебя прошу, не надо выходить снова на этот круг, – Скрипач поморщился.
– Я тебя не убедил в том, что сейчас всё повторяется? – горько заключил Ит.
– Нет, не убедил. Родной, я сейчас как раз тем и занят, что открываю считки, ты же знаешь. Давай подождем с решением, а? – попросил Скрипач. – Может быть, я нарою что-то такое, что либо полностью убедит меня в твоей правоте, либо… наоборот, сумеет убедить тебя в моей. Я только очень тебя прошу – не обижай их. Не делай им еще больнее, чем есть.
– Приходится, – Ит опустил голову. – Потому что я лучше буду видеть их обиженными, чем мертвыми. Пусть обижаются, лишь бы живы были.
Скрипач тяжело вздохнул.
– Хватит об этом, – попросил он. – И вообще, сегодня я больше про это говорить не хочу. Скоро Фэб придет.
***
Фэб пришел около десяти вечера. Обычно он приходил немного раньше, но сегодня, как и предполагал Скрипач, Фэба вызвал Томанов, вот он и задержался. Выглядел Фэб озабоченным и, кажется, расстроенным чем-то. На входе сунул Скрипачу пакет с пирожками и пряниками, и направился прямиком в комнату.
– Извини, что опоздал, – сказал он Иту, который сидел сейчас на краешке лежака стационарного блока. – С отчетом просидели дольше, чем планировали.
– Ничего, – пожал плечами Ит. – Без разницы.
– Ты заявки хотя бы на Россию подаешь? – поинтересовался Фэб, выдвигая процедурный стол на середину комнаты.
– Уже нет, – Ит отвернулся. – Последние были в Африку и в Японию. А что?
– Не нужно так далеко, – попросил Фэб.
– Почему? – Ит поднял голову.
– Во-первых, Берту туда точно не выпустят, во-вторых, навещать будет сложно и накладно.
– И очень хорошо, – Ит встал. – Чем дальше, тем лучше.
– А если что-то случится? – с упеком спросил Фэб.
– Если что-то случится, то привезут. И тут похороните. Но ты не рассчитывай, что с нами что-то случится, – Ит ухмыльнулся. – Дерьмо не тонет.
Фэб только и смог, что беспомощно покачать головой.
– Ложись, пожалуйста, – попросил он. – Давай работать.
– Ну давай, – кивнул Ит. – Спину?
– Для начала да.
Дренаж – не самая приятная процедура, но без дренажа обойтись в ближайшее время было нельзя, Ит это знал. Обычно такие вещи руками, конечно, не делали, но тут, на Терре-ноль, вне стационаров сделать дренаж аппаратно было невозможно. Обратно в больницу Ит категорически не хотел. То есть, конечно, хотел – но не пациентом. В результате дренаж делал либо Скрипач, который спешно этому научился, либо Фэб, который давно это умел, и у которого получалось на порядок лучше.
Проблема была в том, что ткани после операции всё еще продолжали регенерировать, и не всё шло так гладко, как хотелось бы. Застои лимфы, отеки, какие-то сбои… всего и не перечислить, но факт оставался фактом – лечиться предстояло еще долго. Приходилось терпеть.
…Фэб старался работать максимально осторожно, и в этом очень помогала «карта», которую, посовещавшись, решили пока что оставить. «Карта» выглядела, как сетка тонких шрамов, но это, разумеется, были не шрамы, а разметка зон для экстренного доступа. Если, не дай Бог, конечно, что-то произойдет, то любой медик от пятого уровня и выше мгновенно сообразит, что к чему – «карта» подскажет. С точки зрения эстетики, может, и не очень, зато головной боли в несколько раз меньше.
Конец ознакомительного фрагмента.