Совещание в Ставке
Первого апреля в могилевской ставке проходил, как выражались штабные остроумцы, «Большой гав-гав». Так они именовали военный совет, в котором участвовали главнокомандующие фронтами. Непочтительный «гав-гав» образовался не потому, что стратеги собачились между собой, а из-за новомодной страсти к аббревиатурам, охватившей всю державу и сильно покорежившей русскую речь. В историческом совещании участвовали: Главковерх (верховный главнокомандующий), Главсев (командующий Северным фронтом), Главзап (командующий Западным фронтом), Главюгзап (командующий Юго-Западным фронтом), Главштаб (начальник Главного штаба) и Главарт (главный инспектор артиллерии). Устроитель подобных мероприятий, Главштаб, картавил на букве «л» – у него получалось: «Соедините меня с Г’авзапом» или «Отправьте это Г’авсеву». Отсюда и пошло.
Вызванные в Ставку «гавы» прибыли еще накануне, в собственных салон-вагонах, но из-за двух царских поездов места на ближних путях не нашлось, и генералы поселились кто в «Бристоле», кто в «Метрополе» – двух мало-мальски приличных гостиницах захолустного Могилева.
Правда, за месяцы, миновавшие с тех пор, как государь лично принял обязанности Верховного, городишко, по сути дела, стал второй столицей империи и заметно преобразился. На Большой Садовой и Дворянской появились недурные рестораны, скромно именовавшиеся «столовыми». Цены в магазинах стали такими, что фронтовые офицеры только диву давались.
Распорядок дня венценосца был следующим.
В девять ноль ноль его величество поднимался со своей походной кровати, делал гимнастику и завтракал. Потом выслушивал доклад Главштаба по карте фронтов. С одиннадцати до часу принимал посетителей. Обедал, часок спал у себя, на той же койке. В три отправлялся на «роллс-ройсе» в освежающую автомобильную прогулку по окрестностям. В семь неспешно ужинал, после чего смотрел новую фильму, а если таковой не поступало, читал по-английски что-нибудь легкое.
Но ради важного совещания обычное расписание было изменено.
Ровно в одиннадцать утра перед запертыми дверями кабинета выстроилась шеренга адъютантов.
Главштаб начал с доклада об общем положении дел.
Самые интересные события в последнее время происходили в Закавказье, где войска Южного фронта били турок под Трапезундом, но поскольку Главюг, единственный из командующих, на совете отсутствовал, про успехи «южан» сказано было коротко.
Про обстановку на европейских фронтах Главштаб тоже упомянул без подробностей. Зато долго, в деталях, описывал недавние действия нашего Запфронта, весь март теребившего немцев без каких-либо заметных результатов. Главзап слушал, набычившись, но ни к чему в докладе придраться не смог. Председательствующий оперировал лишь цифрами и фактами, дипломатично уклоняясь от оценок.
На Северном и Юго-Западном активных действий давно не велось, поэтому Главштаб уделил каждому из этих фронтов не более пяти минут. Здесь вводная часть закончилась – без обсуждения. Сегодня командующих собрали не анализировать итоги зимней кампании, а согласовывать план новой, летней.
Настроение у участников было бодрое, но в то же время ощущалось и напряжение. Бодрость объяснялась тем, что после ужасных потерь прошлого года армия получила пополнения, значительно лучше стало со снабжением, а главное – враг перенаправил главные силы на западные фронты, где сейчас под Верденом крутилась страшная мясорубка, ежедневно выплевывая тысячи и десятки тысяч трупов. Напряжение же возникло из-за различия стратегических взглядов между полководцами.
По старшинству и возрасту, по географической логике первым выступал Главсев, военачальник очень опытный, начинавший еще со Скобелевым, но слывший «осколком прошлого». Сам он, однако же, считал себя единственным трезво мыслящим и дальновидным стратегом российской армии. У него имелась собственная теория ведения войны, которую он пока держал при себе. Генерал полагал, что в боевых действиях нам германцев не одолеть. Враг во всех отношениях сильнее. Но у нас есть свои козыри: просторы, время и ресурсы. Воевать надобно отступательно, выматывая противника и пятясь хоть до Волги. Одним словом, по-кутузовски. Ввязываться в драку – только впустую проливать русскую кровушку. Главсев всё ждал, когда Главковерх поймет эту истину и призовет его в спасители отечества, как Александр Благословенный призвал старого Кутузова.
В том же смысле была и неспешная, с покашливанием, речь Главсева. Застряли немцы под Верденом – отлично. Воспользуемся этим, чтобы накопить сил. Союзники требуют активности? Что ж, давайте проведем демонстрацию силами нескольких корпусов.
Второй выступающий, Главзап, выразил готовность произвести решительное наступление против германцев, но при условии, что ему вдвое увеличат личный состав, втрое тяжелую артиллерию и вчетверо запас снарядов. Мартовские неудачи у озера Нарочь он объяснял скудостью предоставленных ему средств и низким качеством солдатского материала. Говорил генерал угрюмо, всем видом показывая, что он человек прямой, честный и неискательный. Главзап один из всех был по происхождению немец и помнил об этом каждую минуту. Потому и сказал про «качество материала», хотя знал, что государя это покоробит. Гордость не позволяла его высокопревосходительству изображать из себя ура-патриота.
Услышав про тяжелую артиллерию и снаряды, оживился генерал-инспектор. У него имелась своя тайная причина для страданий. Главарт был великим князем и подозревал, что в армии к его высокой должности относятся несерьезно, толкуя ее в нелестном для него смысле – получил-де не за дело, а за романовскую кровь. Поэтому его высочество не упускал случая продемонстрировать свою компетентность. Память у него, как у всех Романовых, была превосходная. С четверть часа Главарт запальчиво доказывал присутствующим, что его ведомство и так делает всё возможное, что дополнительных ресурсов взять негде, а о трех– или четырехкратном усилении Запфронта говорить просто смешно.
– Тогда я считаю наступление невозможным, – сказал Главзап, желая лаконичностью реплики выгодно оттенить многоречивость великого князя.
– Прошу вас, ваше высокопревосходительство, – пригласил Главштаб третьего командующего, сухопарого и щеголеватого генерала-от-кавалерии.
Юго-Западный фронт был значительно слабее Северного и Западного – противостоящих ему австрийцев считали силой не такой опасной, как немцы. Поэтому серьезных предложений от Главюгзапа не ждали.
– Не берусь говорить о других фронтах, ибо их не знаю, – сердито начал третий командующий.
Он вообще все время, с самого начала войны, пребывал в перманентном раздражении. Считал, что верховные начальники ведут войну неправильно (чтоб не сказать – бездарно). Надо поскорее браться за ум, иначе всё будет потеряно. Если Главсева можно было причислить к кутузовской школе военного искусства, то Главюгзап несомненно являлся убежденным последователем суворовской.
– Да, не берусь, – еще резче повторил он, готовясь сразу сказать главное. Тонкий ус, наполовину седой, подергивался на остром породистом лице. – Но Юго-Западный фронт, по моему убеждению, не только может, но и должен наступать. Полагаю, что у нас есть все шансы для успеха.
Эти слова он отчеканил со всей возможной отчетливостью, глядя только на государя. И умолк, ожидая вопросов.
Главштабу этот аристократ никогда не нравился. Вот и сейчас подчеркнутое апеллирование к монарху показалось председательствующему бестактным. И неумным. Ведь всем отлично известно, что истинным предводителем российских армий является не царь, а он, Главштаб, мнением которого его величество руководствуется во всех стратегических вопросах.
Этот заслуженный генерал действительно был опытным полководцем. Весь смысл его жизни заключался в службе. Он, беспородный солдатский сын, в эпоху невиданных испытаний оказался у руля многомиллионной армии – эта мысль, с которой он просыпался каждое утро, делала его счастливым и прибавляла сил.
– Должен вас предупредить, генерал, что подкреплений для вас взять неоткуда, – сухо сказал невзрачный, скуластый Главштаб красавцу Главюгзапу. – Вы, должно быть, отвлеклись и не слышали?
– Я не прошу подкреплений. Обойдусь тем, что есть.
Надменный «паж» (про себя Главштаб называл генерала именно так, ибо тот когда-то окончил Пажеский корпус) по-прежнему смотрел только на государя.
– И сколько же времени вам понадобится на подготовку?
– Шесть недель.
Двое остальных главкомов скептически переглянулись.
– Ну хорошо-с. – Главштаб, иной раз нарочно подчеркивавший плебейскую простоту своей речи словоерсами, подошел к карте. – На каком участке думаете сконцентрировать силы?
– Еще не решил. К тому же не думаю, что следует утомлять его величество и господ генералов техническими подробностями. Дело оперативное, внутрифронтового масштаба.
Устремленный прямо на царя немигающий взгляд становился неприличен. Все знали: государь не любит, когда на него пристально смотрят.
Сам император на Главюгзапа глаз не поднимал, но, разумеется, понимал смысл молчаливого вопроса. Колючий генерал ждал решения лично от венценосца.
Опыта в стратегических материях у царя было в сто, если не в тысячу раз меньше, чем у окружавших его военачальников. Он и по погонам получался всего лишь полковником. Поэтому при важных обсуждениях обычно молчал, внимательно выслушивая все точки зрения. Руководствоваться старался не столько рассудком, который может подвести, сколько сердцем, наитием – его величество искренне верил в мистическую силу Помазания Божия.
Наконец он поднял голову, испытующе посмотрел на Главюгзапа. Прислушался к внутреннему голосу.
Медленно кивнул.
– Хорошо. Действуйте.