Глава 5. Георгий
В середине осени, накануне Покрова, случаются холодные, но удивительно ясные дни. Солнце светит совсем неярко, а воздух так прозрачен, так по-особому чист, что видно далеко вокруг. Рощи с поредевшей листвой не скрывают больше дали. Тихо. Улетели птицы. В этой тишине любой звук становится звонче, разносится дальше. Во всем чувствуется приближение зимы, вот-вот ударят заморозки, ветки, пожухлая трава покроются к утру инеем, и закружит первая пороша. Крестьяне торопятся управиться до снега с работой в поле, на огороде, на подворье, чтобы долгая, холодная северная зима не застала врасплох.
Георгий, как только рассвело, взялся с дядькой Еремеем за починку сарая. Давно надо подлатать крышу, заменить прогнившие доски, но летом все недосуг было. Тётка Пелагея рубила последние кочаны капусты на огороде. Они с Саней, младшей сестрой Георгия, с утра затеяли квасить капусту.
Геша (так звали его домашние) с сестрой рано остались круглыми сиротами. Ему было лет шесть, а Сане и вовсе два или три годочка, когда родители их отправились по первому снегу в саму Вятку на ярмарку, да так и не вернулись. Были они молодые, работящие, жили дружно, справно. Без дела не сидели. Осип пимы катал, Прасковья, управившись с хозяйством, ему помогала. Старались на совесть, потому и покупателей хватало. А тут корову решили купить, вот и подались в город на ярмарку, хорошие деньги надеялись выручить за свой товар. Детишек оставили на сестру Осипа, Пелагею. Она тогда только-только замуж вышла. Да, видно, не в добрый час поехали. Неделю их не было. Потом прискакал в Халевинцы урядник, увез Пелагею в город, на опознание. Там узнала она, что нашли в лесу под Вяткой рядом с трактом распряженные сани, закиданные еловым лапником, а в них двух убиенных. Ни денег, ни товара, ни тулупов при них не было, лошадь тоже пропала. Среди полицейских оказался один, накануне купивший у Осипа на ярмарке пимы, он и опознал трупы. Убийц так и не нашли. Может, выследили удачливых торговцев лихие люди, а может случайные разбойники подкараулили путников – ищи волков в лесу! А только лишились малыши обоих родителей в один день.
Ну, родственники понаехали из соседних деревень, попричитали, как водится, похоронили Осипа с Прасковьей. После поминок пошумели, деля добро, потом сговорились, дом продали, деньги, скотину поделили да и уехали восвояси. А детишки так и остались у Пелагеи с Еремеем.
Жили трудно, не везло им, как ни старались. То корова в болоте утонет, то козу волки порвут, то лиса в курятник повадится. Двор их крайним от леса был. Своих детей Бог не дал, вырастили племянников как родных. Ну и те их почитали как отца с матерью.
Геша смышленым ребенком рос, пел хорошо, на гармошке сам играть выучился, да так, что его сызмальства на все застолья, посиделки, гулянки приглашали. Платили кто чем мог: то десяток яиц дадут, то крынку молока, то кусок пирога, то каравай – он все в дом нес.
Веселый, бесшабашный парнишка нравился многим девушкам, и он не прочь был поозорничать с ними, пока не углядел Настю. Гибкая голубоглазая девушка с тонкими запястьями и пушистым завитком над нежным ушком запала в душу. Она выглядела совсем девочкой, хотя оказалась старше Георгия на два года. Встречаться толком не встречались, больше переглядывались да перешучивались на посиделках. Провожал Настю с гулянок, но не одну, с подружкой. Сговориться не успели, не думал Георгий, что ее так неожиданно замуж отдадут. И только потеряв девушку, понял, что ему лишь она одна нужна. Ему не елось, не спалось, не пелось, работой старался заглушить тоску.
Сидя на крыше сарая Геша пилил доску, звук пилы разносился далеко в стылом воздухе. Березовая роща, отгораживающая Халевинцы от Пустынников, почти облетела, и ему с крыши была хорошо видна тропинка между селом и родной деревней. По тропинке в его сторону бежала девочка в ладном кафтанчике и теплом платке. Там, где тропинка раздваивалась, девочка свернула в сторону их двора. Геша вгляделся из-под руки, чья такая? Никак Уля, сводная сестренка Насти! Он спрыгнул с крыши и поспешил ей навстречу.
– Что стряслося, Уля?
– Вот хорошо, что я вас встретила, дядя Георгий. Меня Настя к вам послала сказать, что она домой вернулась, сбежала от Егора. Ой, чё было! За ней волки гнались! А следом Егор приехал. Только она вернуться отказалась. А маменька всю Настину одежду отобрала и в сундук заперла. И не выпущает ее никуда! А Настя плачет. А давеча в обморок упала, я думала – померла няня! Но ничего, очухалась. Вот. Я обратно побежала, пока маменька не хватилась.
– Погоди, погоди, я с тобой пойду.
– Куда? К нам? Тятенька вас кнутом встретит!
– Я за банькой спрячусь, там Настю подожду.
– Так ей не в чем выйти, в одной рубахе дома сидит, маменька с нее глаз не спускает.
– Как же быть…? Ты скажи ей, как свечереет, буду ждать ее за банькой. Каждый вечер ждать буду, пока совсем не стемнеет. Авось найдет способ выбежать хоть на минуту.
– Ладно, передам, – уже на бегу ответила девочка и, как козочка перепрыгивая через корни, понеслась домой.
Георгий вернулся в свой двор в полном смятении чувств. Радость, тревога, волнение захватили его душу. Мысли, планы метались в голове, как растревоженные кони.
– Что случилось? На тебе лица нет, – ахнула Саня, когда он вошел в избу.
Брат с сестрой с детства были очень дружны, и секретов друг от друга у них почти не было.
– Ульяна Шиляева прибегала, говорит, Настя от мужа сбежала, домой вернулась.
– Батюшки, – всплеснула руками Саня, – что же теперь будет?
– Что-что, жениться хочу, как только бумажку о разводе получит.
– Павел Яковлевич своего согласия не даст. Он мужик с характером, не любит, когда супротив его воли идут.
– То-то и оно! Не даст согласия, так сбежим с Настёной.
– Кто это куда бежать собрался? – в избу вошел дядька Еремей. – Вы чего тут лясы точите, от работы отлыниваете? Осенний день короток.
Узнав в чем дело, Еремей кликнул на совет жену. Пелагея схватилась за сердце, запричитала:
– Ой, Геша, ну на что тебе эта Настя сдалася? Мало тебе девок в округе? Или вон Наталья-вдова. Дом, хозяйство справное. И сама как пава, не то, что худышка эта. Ей хозяин в дом ох как нужен, привередничать не будет. А Шиляева девка с норовом, как и отец ее. Это ж надо, от мужа сбежала! Слыханное ли дело! Намучаешься с такой. Послушай нас с Еремеем, мы плохого не посоветуем. Присмотрись к Наталье. А то повремени с женитьбой, молод еще. Погуляй, пока молодой, успеешь хомут на шею надеть.
Она оглянулась на мужа, ища поддержки.
– Права тётушка, Геша, права! Правильно тебе советует. Жениться – это тебе не игрушки, какова жена, такова и судьба. Тут десять раз подумать надо! – погрозил пальцем Еремей.
– Ой, а то вы больно думали, когда женились! Мне вон тётя рассказывала, как вы сговорились, – вступилась за брата Саня.
– Так молодые были, глупые, кровь взыграла, – начал было дядя.
– Чего?! – тётя уперла руки в бока. – А сейчас поумнел что ли?!
– Чего вы на него напали? Какая еще Наталья? Она стара для Геши. Настя из-за Гешки от Егора сбежала, любовь у них, понимаете?
Георгий, выслушав всех, хлопнул ладонью по столу.
– Тётушка, дядюшка, вы нам как отец и мать. Спасибо за советы, но это моя жизнь, значит, мне и решать. Поможете нам – всю жизнь благодарны вам будем. Откажете – уедем, куда глаза глядят. Но я Настёну ни за что не брошу. Вот вам мое слово.
А на противоположном конце села Пустынники еще один человек не находил себе места от волнения в этот беспокойный день. Как ни старались Шиляевы скрыть от соседей возвращение Насти в надежде, что все как-нибудь утрясется, молва о её побеге со скоростью пожара облетела село. Долетела она и до двора Акулины. Бросив стирку, помчалась она к подруге, невольно ставшей соперницей.
Татьяна встретила ее неласково:
– А ты чего пришла? Чего надо?
– Так я того, за солью. Одолжите маленько? – нашлась Акулина, зыркая глазами по избе.
– Самим покупать надо, нам она тоже не с неба падает, – недовольно ответила Татьяна, но соли в узелок отсыпала.
– Так я пошла за солью, а лавка закрыта чтой-то, а у меня картошка в печке. А вы чего не в настроении? Случилось чего?
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Ступай уже.
– Я слыхала, Настя вернулась? – спросила Акулина «в лоб».
– Нет. Ты за солью пришла? Вот тебе соль, вот Бог, а вот порог. Иди-иди, а то картошка твоя сгорит.
Но Акулина успела заметить, как дрогнула занавеска на полатях, и мелькнуло за ней заплаканное лицо подруги.
Домой она летела, как на крыльях. Надежда вновь ожила в ее сердце.