2
Итак, интрига обозначилась: пение, волчий вой. Вот если бы эту историю превратить в мистический детектив… Как же выстроить детективную линию?
– Ты что так долго? – спросил Борис, открыв дверцу изнутри.
– Прости, – не стала ничего объяснять София – лень.
Машина тронулось с места. Борька крутой, подруги ей завидовали: отхватила классного мужика, как сыр в масле катается аж целых семь лет. А София взяла и пошла работать продавщицей-консультантом в книжный магазин (больше никуда не брали без опыта). Подружки пальчиками у виска покрутили и угомонились. Работа ей не нравилась, но, возможно, именно с нее София и начала менять свою жизнь. А то тоска – хоть плачь, хоть вешайся. Знать бы, чем сердце успокоить… так ведь нечем. Если бы кто-то спросил, чего она хочет, София попала бы в тупик, ибо не знает. В том-то и есть смысл ее бессмысленного бытия.
– Что за коробка? – спросил Борька.
– Папа ноутбук подарил.
– На фига?
Посмотришь на него – джентльмен, послушаешь – охламон. София даже не задумывалась, любит ли мужа, как раньше. Просто привыкла и уже не представляла другого мужчину рядом с собой. Но что-то с ней творится не то, дело ведь не в Борьке. Правда, он не хочет детей, а возможно, ее хандра прекратилась бы, будь у них дети. Папа не любит Борьку, считает его хвастуном, скрягой, недалеким и самовлюбленным типом. Он не совсем прав, муж – человек настроения, иногда сорит деньгами, при этом не любит выбрасывать старые вещи. А вот что хвастун – да! Купит жене кольцо, потом всем показывает. Или новым знакомым заявляет: посмотрите, какая у меня куколка-жена. Все умильно улыбаются и соглашаются, Борей восхищаются, а София тихо бесится, потому что куколка – это ни на что не пригодная чурка при муже. По сути, Борька просто мальчишка, хотя в его тридцать шесть пора повзрослеть.
Был скучный ужин, потом скучный секс – все нормально, так живут многие. Дело не в муже, а в ней, себя надо менять. София долго не засыпала, ее мысли крутились вокруг сюжета.
Хозяин магазина купил несколько квартир в старинном доме и переделал их в один большой торговый зал, а потому закоулков здесь тьма. В самом дальнем закутке устроилась на стуле София и читала, с трудом разбирая слова с «ятями». Сегодня ее отдел посетили три человека, ничего не выбрали. Сейчас больше интересуются не специальной литературой, а художественной или про здоровье без врачей, поэтому свободного времени у Софии полно. Вчерашнее недоразумение как-то уже отодвинулось, но… неожиданно напомнило о себе.
Шаги заставили Софию отвлечься от книги и привстать, ведь явно именно в ее «аппендикс» кто-то шел. Однако так покупатели не ходят – как на параде, чеканя шаг. Стоило Софии увидеть молодого человека, она поняла: ей конец. Это был вчерашний вооруженный бандит, правда, сейчас без пистолета. Но шел он на нее, смотрел на нее, свирепое лицо с поджатыми губами говорило: идет убивать! София механически поднялась и попятилась, спиной уперлась в книги. Он подошел на расстояние вытянутой руки, поставил руки на бедра и с минуту уничтожал ее взглядом василиска. От взглядов не умирают, не умерла и София, хотя от страха окостенела.
– Покажи руки, – приказал он.
Руки сами поднялись ладонями вверх, секунда – и на запястьях защелкнулись наручники. София ахнула, а тип в мятой футболке и джинсовом жилете предупредил, внезапно придавив ее к полкам телом:
– Лучше молчи, иначе я за себя не ручаюсь.
Он схватил ее за локоть и потащил в соседнюю часть зала, а там – какая жалость! – никого. Отсюда был выход на задний двор, туда и поволок ее бандит через короткий коридор, усадил в машину на переднее сиденье, сам сел за руль. Причем София, даже увидев грузчиков, не сообразила поднять визг, только подумала, что сюда просто так не въедешь, стало быть, бандит получил разрешение у хозяина.
Выехали со двора, помчались по улицам. София опомнилась:
– Куда вы меня везете?
– На казнь, – бросил он спокойно.
Сердце ее захолонуло: точно пришел конец! Но умирать как-то рано. Неожиданно для себя София начала бить бандита, несмотря на руки в наручниках.
– Выпусти меня! Люди! Помогите…
Он молча и зло оттолкнул ее одной рукой. Его резкого движения оказалось достаточно, чтобы она всем телом врезалась в дверцу и притихла. София сдалась. Куда ей справиться с этаким баобабом! У него нет жалости, нет чувств, он бревно. Все, теперь у нее больше ничего не будет. Она не увидит папу, не скажет ему много хороших слов, которые стеснялась говорить. Не изменит свою жизнь, потому что жизнь закончится, и не напишет роман, который сейчас созревал в ее голове. И не прославится, в конце концов! А ведь София уже нащупала ход…
Дальше должно быть так
«Из окна открывался вид на озеро, над которым вилась тонкая дымка. Марго выбежала на террасу, потянулась, затем скинула туфли и побежала к купальне. Любуясь окружающей красотой, заметила на причале гувернантку с удочкой – и она уже не спит. Рядом с мадемуазель стояло большущее ведро, очевидно, рыбы в нем много. Марго повернула к причалу, на цыпочках подкралась и заглянула в ведро, а там плавала одна маленькая рыбка.
– Доброе утро, – сказала Марго по-французски.
Гувернантка вздрогнула, проворчала на английском насчет громкости и рыбы, которая испугается мадам и уплывет. Марго же рассматривала коробку с землей, где ворочались червяки. Выставив указательный палец, спросила по-французски:
– Где вы взяли это?
Мадемуазель лишь повернула голову, скосив глаза на коробку с червяками, и с достоинством ответила по-русски:
– Я копаль лопата. Тсс!
– Фи, фи, фи, – передернула плечиками Марго.
В купальне она сбросила платье, подумала и сняла белье, после чего погрузилась в воду и поплыла к середине озера.
– Ах, мадемуазель Каролина! – закричала оттуда. – Бросайте удочку и поплавайте! Что за прелесть!
Потом был утренний чай прямо на залитой солнцем террасе. К Марго и мадемуазель, которой мадам помешала удить рыбу, присоединился Мишель, Суров спал. Наговориться не могли, особенно Марго. Вдруг она вспомнила:
– А что ты обещал мне рассказать про полнолуние?
– Не хочу тебя пугать, но здесь творятся престранные дела. Каждый месяц находят в округе труп, и случается это в полнолуние. Находят тела крестьян, на горле которых две раны, по слухам, укусы клыков. Крестьяне рассказывают байки про оборотней и вурдалаков, встающих из могил…
– Господи, ты веришь сказкам? – усмехнулась Марго.
– Не верю. Но тем не менее весьма странно.
– А что полиция?
– С ног сбилась. В байки они тоже не верят, да только не все. В мае на полнолуние устроили засаду, а почтмейстера прозевали. Да и что может сделать уездная полиция? Во всем лесу не разместишь полицейских.
– Доброе утро, – подошел к столу Суров. – Чаю дадите?
– Присаживайтесь, Александр Иванович, – пригласила его Марго. – Скажите, вы верите в оборотней и вурдалаков?
– Разумеется, нет, сударыня.
– А мой брат утверждает, будто по лесу бродит вурдалак. – Она слегка наклонилась к Сурову, голос ее приобрел таинственную окраску. – Упырь, или вурдалак, или вампир – собственно, это одно и то же, – нападает на людей в полнолуние, кусает за горло и выпивает всю кровь до капельки. Каково, а?
– Страшная история, – в тон ей откликнулся Суров. – А полиция не пробовала схватить вампира и посадить в острог?
– Пробовала, – кивнула Марго. – Не поймала.
– Плохо ловила. Не бойтесь, сударыня, вам ничего не грозит.
– А я и не боюсь. Потому что в выдумки не верю. Но сказки послушаю.
– Да, конечно, все выглядит смешно в конце девятнадцатого века, – наблюдая за сестрой и другом, произнес Уваров. – Однако, друзья, трупы есть, а объяснения им нет. Крестьяне напуганы, поодиночке не ходят. Я в лесу делянки для лошадей держу, травы там сочные все лето, но конюх отказывается пасти коней один, а в ночное идти не хочет и вдвоем. Кстати, Марго, пойдем, покажу, какую лошадь я купил для тебя.
– Правда? – подскочила она. – Подполковник, пейте чай, к завтраку мы вернемся. Мишель, я сгораю от нетерпения увидеть лошадь…
В конюшне стояли несколько лошадей, предназначенных как для работы, так и для верховой езды. Уваров подвел Марго к серой в крапинку и с длинной шеей, предупредив:
– Осторожно, она норовистая.
– До чего же хороша… Как ее зовут?
– Ласточка. Погляди на моего Гермеса! – Он подошел к жеребцу рыжей масти, громко чмокнул его в морду. – Он из Калмыкии, но не уступит арабским скакунам. Что за стать, что за порода! Красавец, умница и преданный друг. Гермес, улыбка!
Жеребец приподнял верхнюю губу, обнажив крупные зубы, Марго зааплодировала и рассмеялась. Погладив по длинной морде Ласточку, прижалась к ней щекой:
– Я ей понравилась. Вечером мы устроим конную прогулку.
Сборник водевилей Марго отыскала в библиотеке брата и весь день мучила горничную, уча с ней слова из пьесы и советуя, как надо говорить. Приставала она и к Сурову, но тот категорично отказался стать лицедеем даже на час, обещал взамен себя привезти пару офицеров. Ну а брату пришлось согласиться на роль благородного отца, как он ни сопротивлялся. Гувернантка взялась разучивать ноты, ведь водевиль без куплетов – не водевиль.
Вечером, облачившись в темно-синюю амазонку и цилиндр с вуалью, Марго предложила разогреть лошадей, а после устроить скачки. Желание дамы – закон, но увлеклись.
– Марго! Лошади устали! – догоняя сестру, крикнул Уваров.
Но она никак не могла обогнать Сурова и крикнула в ответ на полном ходу:
– Я не люблю уступать!..
Подполковник натянул поводья, останавливая лошадь:
– Маргарита Аристарховна, признаю победу за вами.
– Нет и нет! – запротестовала она, но пустила лошадь шагом. – Не могу принять победу. Погодите, Александр Иванович, Ласточка привыкнет ко мне, и я обязательно обгоню вас.
– Мишель, короткая дорога к усадьбе есть? – спросил Суров.
– Не знаю, я так далеко еще не заезжал. Смотрите, кто это там, на пригорке? – указал он плетью.
– А мы сейчас спросим, – дернув лошадь за повод, сказала Марго.
Она спустилась в низину, затем поднялась на пригорок, где стоял всадник. Уваров и Суров неторопливым шагом ехали за нею.
– Простите, господин… – подъезжая к всаднику, заговорила Марго.
Тот немедленно приподнял над головой шляпу и представился:
– Оливье де ла Гра, профессор медицины.
– Графиня Ростовцева Маргарита Аристарховна, – ответила молодая женщина.
Это был высокий мужчина с благородной внешностью. Резко очерченные скулы и слегка впалые щеки придавали ему усталый вид. В седле профессор держался как влитой, с выправкой военного, да и вороная лошадь под ним не шелохнулась, значит, он опытный наездник. Де ла Гра производил впечатление человека строгого – он не изволил даже улыбнуться. Уваров и Суров тоже представились, и Марго спросила:
– Господин профессор, не скажете, есть ли короткая дорога в Озеркино?
– О, однако вы сделали большой крюк… Лучше возвращайтесь той же дорогой, ведь уже темнеет, – посоветовал де ла Гра.
– И все же как нам сократить путь? – настаивал Суров.
– Только напрямую через лес, никуда не сворачивая, – указал плеткой де ла Гра. Он хорошо говорил по-русски, иностранца выдавало лишь чуть излишнее грассирование. – Но, господа, ночью в лесу опасно.
– Скоро мы даем спектакль, не желаете ли посмотреть? – поспешила пригласить его Марго.
– Благодарю вас.
Кажется, он принял приглашение.
– А как вам сообщить о дне?
– Я гощу в усадьбе напротив Озеркина, через озеро. Честь имею, господа.
Он приподнял шляпу, затем стегнул лошадь, та сорвалась и вихрем умчалась, унося седока, а троица поскакала к лесу. В чаще, где было много темнее, всадники перешли на спокойный шаг. Лошади чувствовали препятствия, обходили их, но вскоре совсем стало темно, Уваров дал команду:
– Стойте! Мы не сбились? Уж давно должна быть дорога.
– Мишель, я слежу вон по той звезде, – указал Суров. – Мы начали движение по лесу точно на нее.
– Я так устала… – протянула Марго.
– Сейчас передохнем, – оживился Суров. – Смотрите, вон костер…
Они выехали на поляну, где у костра сидели три мужика и два мальчика лет десяти в посконных рубахах, значит, деревенские. Здесь же паслись с десяток лошадей. Всадники спешились, мужики и дети встали, в пояс поклонились господам.
– Здорово, мужики, – поприветствовал их Суров. – Мы немножко заплутали. Далеко ли еще до дороги?
– Недалече, – сказал самый старший мужик с окладистой бородой, придававшей ему грозный вид. – Рощу перейдете, дорога сразу и будет. Нынче и мы далеко не забредаем, боязно.
– Отчего ж боязно? – полюбопытствовала Марго.
– Да так… – почесывая затылок, вступил в разговор белобрысый мужик. – В лесу нечисть объявилась, ее и боязно.
– Нечисть? – улыбнулась Марго. – Неужто?
– Ей-бо! – перекрестился белобрысый, для верности вытаращив глаза. – Кого встретит, кровушку выпивает.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи…
Марго присела на краешек пенька, а грозный мужик дал мальчонкам по затрещине:
– Чего стоите, окаянные? Живо коней барских напоите. Пожалуй, и я с мальцами пойду к ручью, а то их одних боязно отпускать.
Два мужика снова сели к костру, рядом с Марго устроился на траве Суров, а Уваров присел у огня на корточки.
– Ну, кто же в лесу завелся, что так вас напугал? – лукаво подмигнув Сурову, спросила Марго.
– Дык, барыня, оборотень волком воет, – начал белобрысый. – Да упыри на свет божий выходят. Из нашей деревни зимой паренек в лес пошел за хворостом и сгинул. Искали его, искали… нашли мертвым, а на шее след от клыков. Повитуха тотчас определила: упырь кровь высосал.
– Неужто правда? – не верила Марго.
– Истинная! – заверил второй мужик. – А из соседней деревни он двоих загубил. Весной было дело. Да вон барин должон знать, – кивнул он на Уварова. – Чай, из его деревни люди.
– Все точно, – подтвердил Уваров. – Я полицию вызывал.
– Разве ж полиция упыря найдет? – хмыкнул белобрысый. – Пошастали по лесу, да все без толку. А недавно так ишо одного нашли, городского.
– Действительно, странно… – задумчиво произнесла Марго.
– Что ж странного? – пожал плечами другой мужик. – Вот сейчас возвернется Демид, порасспросите его. Он с оборотнем силой померился.
– Так от оборотня живым уйти возможно? – подзадоривал его Суров.
– Стало быть, возможно, – заявил мужик уверенно.
Послышалось фырканье лошадей, на поляну вышли бородатый Демид и мальчики, держа коней под уздцы.
– Демид! – позвала Марго. – Расскажи, как ты оборотня победил.
– Дак ить давненько то было… – смущенно буркнул тот. – Уж тому лет двадцать…
– А ты вспомни, – настаивала Марго.
Просили и мужики, любопытство было написано на лицах мальчиков, прилегли на травку, подперев ладонями мордашки. Демид хмурился, однако подсел к костру, весомо начал рассказ:
– В тот год я жениться надумал. До свадьбы оставались считаные денечки, а тут слухи пошли, будто оборотни у нас объявились. И людей с перекушенным горлом находили точь-в-точь как нынче. Нам с Глашей не до слухов было, помиловаться охота. Осень стояла золотая, мы ввечеру и гуляли по лесу. Вдруг слышим – шур-шур… будто кто листьями шелестит. Опосля все стихло. Мы далее идем, беседу ведем. Опять – шур-шур… И чего там шуршит, думаю… Ранее мы с Глашей как посвиданькаемся, так расходились, а тут боязно мне стало ее отпускать, я и говорю: «Пошли, доведу до околицы». Довел ее, дождался, покуда в избу вошла, и назад пошел, опять же через лес. Иду… Круглая луна на небе висела, оттого в лесу совсем светло было. И снова слышу – шур-шур где-то рядом. А с собой у меня ни ножа, ни чего другого…
– Да ты вон какой огромадный, – хихикнул белобрысый.
– Оно конечно, – согласился Демид. – Но коль не знаешь, что за человек за тобой крадется, да с помыслами какими, тут и сильного страх охватит. Вдруг гляжу – палка. Крепкая, большая, гладкая. Поднял я ее, а когда сгибался, вокруг незаметно поглядел. И вижу: за елкой кто-то стоит. Я пошел далее, а уши назади держу. И чуток передержал. Вдруг как затопотит он! Я оглянулся… Кабы бы то простой человек на меня бежал, я бы его враз дубиной огрел. А тут несется на меня… мать честная! Страшон, аки черт! Бородища и волосы лохматые, рот открыт, клыки торчат. Ей-богу, барыня, не вру!
– Верю, – завороженно слушала Марго. – Что же дальше?
– Я так и обмер. А он на меня – прыг! И свалил. Ушибся я, оттого не сразу обороняться стал, а только когда он харю свою препоганую ко мне приблизил и вроде как примеривался цапнуть клыками. Я одной рукой его за горло – хвать! Второй палку нащупал… А он – кулаками по роже моей! Меня тут злоба взяла, думаю: ну нет, просто так ты меня не возьмешь. Держу его за горло одной рукой, а он скалится, рычит, точно зверь. Я изловчился и палку ему в рот сунул, чтобы он ее прикусил. Второй рукой ухватился за другой конец и держу. Гляжу – поранил его, кровь потекла с десен и губ. Я поднатужился и перевернул его, оседлал, а палкой удерживаю. Подергался он, из сил выбился. Я его кулаком примочил в харю, он сознания и лишился. Думаю себе: чего теперь-то делать? А одежа на ем хорошая, барская. Я решил: коль попросту расскажу, никто не поверит. Снял кушак, связал его и взвалил на плечо. Принес в деревню, посадил в дровяник, привязал и народ созвал. Он в себя пришел, озирается. Пальцы на руках скрюченные, когти длинные и оскал звериный, а зубы… красные! Повитуха святой воды плеснула на его с молитвой, он как заорет. Повитуха крестом себя осеняет и шепчет: «Оборотень». Мы так и попятились. Народ загалдел, мол, сжечь его надобно живьем. Ага! В моем дровянике? Чтобы и дом сгорел? Я им толково объясняю: надобно в город его свезть и в полицию сдать. Верно?
– Разумно, – усмехнулся Суров. – Сдал?
– А вот слушай дальше… – продолжил увлеченно Демид. – Успокоил я народ: раз мне повезло его одолеть, то никуда не денется, а утром свезем в город. На том и порешили. Утром пришли ко мне на подмогу мужики, вытащили мы его на свет божий… Что тут началось! Он как завоет, как заплачет… и крючит его чего-то. Мы глядь, а на роже его и руках волдыри повскакивали, точно кипятком обварился. Мы его назад в дровяник спрятали, уж больно он жалобно плакал. Сидим на завалинке, думу думаем: чего делать? Повитуха совет дала: мол, ехать в город надо и привезть полицию, пущай сами думают, как его забрать. Сел я на коня и поскакал. Встретил городового, рассказываю: так, мол, и так! А он мне: сколь выпил, когда оборотня встретил? Я ему: где тут полиция, покажь. В участке велели домой ехать, мол, завтрева прибудем. Я домой возвернулся, похлебки дал оборотню. Тот ничего, съел, аж за ушами трещало, так ведь, почитай, сутки не ел.
– Полиция приехала? – спросил Уваров.
– А то как же! Да только оборотень сбежал. Утром я пришел к дровянику, а подпорка валяется, дверь открыта. А я же ее накануне закрыл на задвижку и бревном подпер, чтобы пленник не сбег. Веревки оказались разрезаны. Только ить ножа при ем, при оборотне-то, не было, я его в лесу обыскал.
– Как же он сбежал? – озадачилась Марго.
– Так ить оборотень он, ему отпереть дровяник дело нехитрое, – убеждал рассказчик. – С тех пор тихо стало, уж и позабыть успели. А теперь вдруг опять…
– Но ведь оборотень – это человек, который превращается в волка и нападает, не так ли? – спросила графиня. – А на тебя напал человек.
– Оно так, барыня, – согласился мужик. – Так ить с человеком схожести он мало имел. Видно, не успел оборотиться в волка. А я так думаю: то упырь был.
– Пора нам, – поднялся Уваров.
Дорогу всадники нашли быстро. В усадьбе они поужинали, Марго и Суров отправились на покой, а Уваров все ходил по берегу, словно чего-то ждал. И снова звуки божественного голоса пронеслись над озером.
После завтрака Уваров занялся делами, а Суров и Марго прогуливались по саду, ведь без Мишеля нельзя репетировать. Гувернантка с Митенькой проводила урок живой природы, за ними ходила нянька.
– Не идет у меня из головы вчерашний рассказ, – проговорила Марго. – В нем много нелепого, но, согласитесь, оборотнем был какой-то сумасшедший.
– Согласен, сударыня.
– Как же он исчез из дровяника? Отчего в первую ночь не бежал?
– Для меня в данном исчезновении нет противоестественности, сударыня. Оборотню кто-то помог: убрал подпорку, открыл дровяник и разрезал веревки.
– А эти странности… откуда у него образовались волдыри? Почему он завыл, когда повитуха плеснула в него святой водой?
– Человек является самой большой загадкой, мне доводилось видеть весьма необычные явления.
– Например?
– Дамам такие вещи не рассказывают.
– Расскажите, Александр Иванович. Мне хочется найти объяснение тому, что слышали, или же… или придется поверить в существование сказочных существ.
Она не капризничала, Марго говорила с жаром, ее пытливый ум желал расставить все точки над «i», причем немедленно. Суров остановился, заложил руки за спину и, глядя сверху в ее любознательные глаза, ровным голосом сказал:
– Моему солдату оторвало снарядом голову, а он все бежал, сжимая оружие. Случай не единичен. Я вас шокировал, сударыня?
– Отнюдь, – опустила она глаза, не получив однозначного ответа. – Хотя это ужасно… бежать с оторванной… Да. А еще?
– Да те же сумасшедшие. Они вживаются в образ получше всякого актера. Ежели представляют себя Наполеоном, то говорят, как он, стоят, как он, часами могут рассуждать о поражениях и победах, притом весьма убедительно. И нет никаких средств, способных вернуть их к ним же.
– Вы и такое видели?
– Доводилось.
– Ах, Александр Иванович… – Марго улыбнулась. – Коль существуют странные люди, так среди них точно моя гувернантка. Поглядите на нее: с утра удила рыбу, а сейчас бегает с сачком, как дитя.
– У всякого свои причуды. Вон и вы, сударыня, увлеклись домашним театром.
– А кстати! Когда вы пришлете ко мне офицеров?
– Завтра же, слово даю.
Суров сдержал обещание, и в усадьбу каждый день приезжали два поручика – Христич и Воронин. Оба проявили способности к актерству, прекрасно исполняли куплеты. Особой гордостью Марго была Анфиса – статная русская красавица, которой осталось усвоить манеры, а игра ее была безупречной. Не хватало одного персонажа, но и тут выручил Суров, приказав своему денщику Степану изображать второго отца. Марго утонула в хлопотах, подыскивая подходящие костюмы из старья, кое-что приходилось делать собственными руками, например гусарский кивер для Анфисы. Жуткие истории позабылись…»