Глава 4
Днем герцог послал за Тэнзи, и она, вытерев вспотевшие вдруг ладони о юбку, поспешила в комнату, где он сидел за большим полированным столом. Сидел так, будто считал его троном, хотя с другой стороны, подумала Тэнзи, где бы он ни сидел, все будет выглядеть именно так.
– Вряд ли мне требуется напоминать условия завещания вашего батюшки, мисс Дэнфорт, но я все же сформулирую их следующим образом: все ваше состояние целиком будет передано вам после вашего вступления в брак с человеком, которого я одобрю.
Почему он говорит как юрист? Может, поэтому отец и доверил ее судьбу этому человеку. Может, он умеет общаться только в приказном тоне или движениями этой своей грозной брови. Сложно спорить с бровью.
– Спасибо. Я знаю.
Наступило неловкое молчание.
– Когда я видел вас в последний раз, вы были не выше… – Герцог показал рукой несколько футов от пола. – И прятались за юбкой вашей матери. В Лилимонте.
Тэнзи вежливо улыбнулась. Если она и впрямь пряталась за маминой юбкой, это был последний раз, когда она смущалась. Наверное, он выглядел пугающим даже тогда. Его жена – тогда у него была другая жена – была такой симпатичной. Ее легко было рассмешить. Тэнзи очень нравилось, когда ее мама и жена герцога вместе смеялись в саду.
От одного слова «Лилимонт» в груди снова заныло. Она так отчетливо его видела: окруженный стенами сад, наполовину одичавший, яркий, полный сюрпризов, заросший, как из волшебных сказок, по крайней мере для нее, ростом в три фута.
Вспомнилось, что герцог потерял ту симпатичную, веселую жену вскоре после того визита. Вот почему теперь он женат на Женевьеве.
Тэнзи с любопытством взглянула на опекуна и если бы посмотрела внимательнее, заметила бы во взгляде некую мягкость, признак того, что жизнь его слегка потрепала. Но увидела лишь постаревшего, лощеного, непроницаемого представителя высшего света.
– Мне дали понять, что вы хотите замуж. – Он произнес это несколько напряженно.
– Да, действительно. – И едва не добавила: «разумеется!» Тэнзи чувствовала, что начинает краснеть.
Он помолчал, и она уцепилась за возможность высказаться.
– Я подумала, будет полезно составить список качеств, которые я хотела бы видеть в муже.
Еще одна пауза, причиной которой могло быть все что угодно. В том числе замешательство.
– Вы составили список, – осторожно произнес он.
Тэнзи кивнула.
– Качеств, которые я хотела бы видеть в муже.
Опять недолгое молчание.
– И… вы хотите поделиться этим списком со мной?
Непонятно, это что, ирония?
– Если вы сочтете его полезным.
– Как знать, – отозвался он.
– Очень хорошо. – Тэнзи аккуратно развернула лист бумаги, разгладила его на коленях и откашлялась.
Затем посмотрела на герцога; он ободряюще кивнул.
– Пункт первый: мне бы хотелось, чтобы он был умным…
Тэнзи снова подняла взгляд, оценивая реакцию на первое пожелание.
Герцог одобрительно кивнул.
– Глупцы могут быть такими нудными, – посочувствовал он.
– …но не слишком.
Насчет этого пункта она немного волновалась.
– А. – Он побарабанил пальцами, вроде бы обдумывая услышанное. – Вы имеете в виду тех, кто постоянно цитирует стихи и философов? Бесконечно расхваливает произведения искусства? Употребляет термины вроде «расточать дифирамбы»?
Именно это она и имела в виду. И надеялась, что герцог не из тех, кто постоянно цитирует поэтов и философов. Однако выражение «расточать дифирамбы» ей понравилось. Она мысленно примерилась к нему. «Титания Дэнфорт расточает дифирамбы торсу мужчины с балкона».
– Думаю, я предпочла бы, чтобы он был… активным. Любил всякие занятия на свежем воздухе, лошадей, стрельбу и все такое. Мне нравится читать. Но чтобы не придирался к выбору книг, которые я читаю. Я люблю представлять себе сценки по этим книгам.
Ну вот, теперь она несет всякую ерунду.
Тэнзи понадеялась, что Фальконбридж не сочтет ее совсем уж нелепой. Потому что ей самой показалось, что прозвучало все это именно так.
– В самом деле? – Непонятно, то ли он смеется, то ли раздумывает. – Сам я не особенно люблю читать. А вот моя жена очень любит, и я смирился с этой ее привычкой.
Женевьева действительно кажется человеком, очень любящим чтение, угрюмо подумала Тэнзи. Но в его голосе определенно звучит ирония.
– Каков следующий пункт в вашем списке, мисс Дэнфорт?
– А. Номер два: хотелось бы, чтобы он обладал высокими моральными качествами.
Говоря по правде, это она добавила только потому, что понадеялась произвести впечатление на герцога. Тэнзи толком не знала, как он истолкует «высокие моральные качества». В общем-то, она не знала, как она сама трактует эти качества и обладает ли ими. Это звучало занудно, но казалось необходимым.
– Высокими моральными качествами, – медленно повторил он, словно запоминая. – Это полезно в том смысле, что сужает круг, – серьезно произнес он. – Благодарю.
Поскольку герцог больше ничего не сказал, Тэнзи посмотрела на лежащий на коленях лист.
– Номер три: мне бы хотелось, чтобы он был красивым.
Это она произнесла нерешительно и подняла взгляд. Герцог был красивым. Даже с легкой сединой на висках. Но может быть, он считает, что внешность не так важна, если необходим моральный стержень.
– Позвольте заверить, что мне бы и в голову не пришло связать вас с горгульей, мисс Дэнфорт.
Превосходно! Она облегченно улыбнулась.
– Я особенно и не волновалась, потому как все мужчины, которых я видела в Суссексе, были просто…
Великолепны, чуть не ляпнула она в порыве энтузиазма. Особенно вспомнив о мужчине с балкона.
– …очень приятными, – ханжески договорила Тэнзи.
Он минутку помолчал. Ей показалось, что морщинки в уголках его глаз сделались чуть глубже. Он что, пытается подавить улыбку?
– Многие да, – несколько загадочно произнес герцог. – А следующий пункт?..
– Ах да. – Тэнзи снова посмотрела на список. – Номер четыре: любит…
Проклятье. Это еще один очень деликатный пункт. Она опять подняла глаза. Вокруг глаз герцога виднелись тонкие морщинки, что подсказывало: иногда он все-таки смеется. Впрочем, доказательств этому Тэнзи пока не видела. Интересно, делает ли он это с удовольствием или считает необходимым светским условием, вроде поклонов и тому подобного.
– Глоток хорошего брэнди? Прогулки по берегу моря? Вышивание? – подсказал герцог. Теперь Тэнзи отчетливо слышала с трудом сдерживаемое нетерпение. Ничтожная пылинка, подумала она. Я раздражитель, ничтожная пылинка, и он едва меня терпит.
– …смеяться.
Она произнесла это едва слышно. Почти извиняющимся тоном.
– А, – задумчиво протянул он. – Что ж, думаю, тут у нас конфликт между пожеланием номер два и вот этим. Боюсь, мне придется просить вас выбрать только одно из них.
Легкие сжались так стремительно, что Тэнзи едва не закашлялась.
Черт побери. И винить остается только себя.
Последовало удручающее молчание. Затаив дыхание, Тэнзи обдумывала последствия.
И вдруг он с такой силой хлопнул ладонью по столу, что Тэнзи подскочила, и захохотал, запрокинув голову.
– О, Титания. Вы выглядите такой потрясенной! Я же вас дразню. Видите ли, я тоже иногда люблю «посмеяться». Но думаю, теперь я знаю, что бы вы выбрали, если бы возникла такая необходимость.
У него был такой замечательный, такой заразительный смех, что Тэнзи быстро оправилась от смятения и тоже рассмеялась. Хотя и не до конца простила за то, что он отнял у нее год, а то и два жизни этой своей «милой шуткой». Слишком уж живо она вообразила свою дальнейшую судьбу.
– Ваш отец был большой зубоскал, – заметил герцог, когда они оба успокоились.
– Самый лучший. – Она вонзила ногти в ладони, почувствовав, что в уголках глаз копятся слезы. Они появлялись в самое неподходящее время. Даже во время смеха.
– И ум у него был замечательно подвижный. При случае он с легкостью мог загнать меня в угол во время спора. Нам это нравилось, причем весьма. При этом, заметьте, меня очень сложно победить.
– Не сомневаюсь, – искренне ответила Тэнзи. Впрочем, она его тоже поддразнивала.
Он улыбнулся.
Смех словно что-то освободил в нем, и Тэнзи вдруг поняла: Фальконбридж просто был несколько скованным, сомневающимся в ней так же, как и она в нем. И тоже пережил утрату, когда ее отец умер. Человек, с которым он когда-то был близок, а Тэнзи сомневалась, что у герцога много задушевных друзей. Это пробудило в ней сочувствие. Она внезапно ощутила в себе – это казалось смехотворным, но тем не менее – желание его защищать.
– В своих письмах ко мне он называл вас Титания.
– Это имя – его выбор, а мама никогда ни в чем не могла ему отказать. Опять же именно мама убедила отца вернуться в Америку. Я всегда считала свое имя немного слишком обязывающим. Чем-то, до чего нужно дорасти.
– Думаю, вы вполне сжились со своим именем.
– Спасибо. Я тоже так думаю. И мама называла меня Тэнзи. Папа в конце концов сдался.
Герцог снова улыбнулся. И это выглядело так естественно, что она с облегчением поверила – он улыбается часто, и не только потому, что от любого время от времени ждут улыбки.
– Но вы, безусловно, очень похожи на свою мать.
– Все так говорят.
Наступило молчание, на этот раз спокойное, легкое.
– Я всегда надеялся снова всех вас увидеть, – мягко произнес он. Как будто понимал, что слишком долгая беседа на эту тему сейчас нежелательна.
– А я вас помню, – немного застенчиво произнесла Тэнзи. – Совсем чуть-чуть. Тогда вы были женаты на другой женщине. Помню, я думала, что она очень хорошенькая, как из волшебных сказок. И у нее был такой прелестный голос.
– О, это правда. Она была хорошенькой. Умерла несколько лет назад.
– Знаю. Мне очень жаль.
Он коротко кивнул.
Еще был ребенок, вспомнила Тэнзи и сразу пожалела, что вообще об этом упомянула. Она помнила, как отец получил письмо от герцога. Он рассказал матери о случившемся в нескольких коротких сокрушительных фразах и ушел в свой кабинет, плотно закрыв дверь. Словно в одиночестве мог разделить горе друга.
– Но вы должны знать, Титания, что я никогда не был так счастлив, как сейчас.
Она знала, что это правда. Ошибиться в этом невозможно. Но ей никогда не удастся описать счастье словами, подумала она. Это просто нужно видеть.
И сказал он это только для того, чтобы она знала – она тоже сможет быть счастлива.
– Я рада, – негромко произнесла Тэнзи. – И спасибо, что сказали мне.
Герцог кашлянул.
– В вашем списке есть еще пожелания?
О да.
– Номер пять: мне бы хотелось, чтобы он был добрым.
Она подняла взгляд, немного беспокоясь и об этом тоже, но уже меньше. Теперь она знала – что бы ни говорили, он человек добрый. Возможно, нетерпеливый, вероятно, весьма надменный, но от герцога этого и ожидают. Она чувствовала, что по сути своей он добрый.
– И пока это все.
Он слегка улыбнулся.
– Ваш список еще не закончен?
– Я еще не решила.
– Держите меня в курсе о принципиальных изменениях его содержания, – мрачно произнес он.
Тэнзи подозревала, что опекун опять ее дразнит.
– Непременно. – Она улыбнулась.
– Думаю, у нас имеется превосходная возможность найти вам супруга, отвечающего вашим требованиям. Ваш отец был одним из самых разумных людей, кого я когда-либо знал, и он доверял моим суждениям. Предполагаю, что вы будете удивлены богатством выбора. Но я сумею точно определить, кто из претендентов достоин вас, Титания… и кто ни в коем случае не подходит. Если возникнут вопросы, не стесняйтесь обращаться ко мне.
– Спасибо, – ответила она, думая при этом: «Отличная попытка». Может, он и добрый, но еще знает, как лишить человека удовольствия, а она не настолько уж наивна.
– Я бы с радостью поболтал с вами еще, если захотите, – добавил герцог и встал, давая ей понять, что беседа их окончена.
– Буду рада.
И это, к собственному изумлению поняла Тэнзи, было чистой правдой.
Представление мисс Титании Дэнфорт светскому обществу Суссекса решили начать со званого обеда и небольшого аперитива перед балом – скромным балом, как выразилась герцогиня, – который и завершит вечер. Женевьева заверила Тэнзи, что будут приглашены все самые знатные жители Суссекса, а также кое-кто из Лондона, а затем перечислила титулы гостей, как незначительных, так и солидных, как женатых, так и холостяков. Тэнзи вообразила их всех очень привлекательными. Забавно, как магия слова «лорд» изменяет восприятие человека, если это слово предшествует имени. В глубине души она была уверена, что ее имя станет звучать не так претенциозно только в том случае, если перед ним появится слово «герцогиня». Герцогиня Титания. Графиня Титания? Леди Титания?
Это всего лишь вопрос времени, твердо сказала она себе.
Примерно через месяц за скромным балом должен был последовать тот, что Тэнзи очень хотелось назвать «нескромным», а Женевьева называла Большим балом.
Тэнзи сказали, что она не должна делать ничего, кроме одного – появиться из своих комнат красавицей, «чего вы можете добиться, нарядившись даже в мешок из дерюги, если захотите, – заметила Женевьева со своим обычным великодушием. – Хотя, конечно, наряд из дерюжной мешковины вряд ли можно назвать в Суссексе привычным».
– Ха-ха! – рассмеялась Тэнзи.
Она решила подойти к вопросу о том, чтобы выглядеть предстоящим вечером красавицей, со всей возможной серьезностью.
И поскольку ее собственная американская горничная пришла в ужас от мысли пересечь океан и отправиться с ней в чужую страну, Женевьева любезно прислала ей свою камеристку по имени Энни, спокойную, толковую и готовую помочь.
Но Тэнзи сегодня была не в лучшем настроении, и удовлетворить ее запросы оказалось очень непросто.
– Не зеленое. Голубое.
Камеристка вытащила из шкафа голубое.
– Не это голубое. Другое голубое. – Девушка вытащила и уже наполовину повернулась к ней с платьем в руках, когда Тэнзи сказала: – Нет. Может быть, бледно-зеленое шелковое?
– Я думаю, вы будете красавицей в любом из них, мисс, – с отчаянием произнесла бедная Энни.
Тэнзи едва ногами не затопала.
– Скажи мне, Энни, – требовательно спросила она, – есть у тебя кавалер?
Горничная вспыхнула.
– Да, мисс. Он работает в конюшне.
Тэнзи, искренне заинтересовавшись, смягчилась:
– Какая прелесть! А он красивый, твой ухажер?
– Да, если мне позволительно так сказать. Его зовут Джеймс. Мы хотим пожениться, но…
– О, ты выходишь замуж? Какая прелесть! – Тэнзи просияла.
Энни буквально засветилась от счастья:
– Правда-правда. И все-таки мы должны подождать. Понимаете, нам не хватает денег, чтобы завести свое хозяйство. Джеймс хочет построить для нас небольшой домик, чтобы не пришлось всю жизнь жить у хозяев, и… Ой, не следует мне докучать вам этим, мисс Дэнфорт, – печально закончила она.
– Мне вовсе не скучно. Ужасно важно иметь собственный дом. Я бы тоже хотела, потому что теперь у меня дома нет. И семьи тоже.
И в эту минуту девичьи надежды и тревоги смели условности социального положения и объединили обеих своего рода договором.
– У вас есть дом тут, а уж мы о вас позаботимся, – решительно проговорила Энни. – И если только вам что-нибудь потребуется, мисс Дэнфорт…
– Спасибо, – ответила Тэнзи, искренне тронутая.
Наступило короткое, немного неловкое, но душевное молчание. Тэнзи снова повернулась к шкафу.
Она никогда так сильно не волновалась из-за бального платья. Как и любая другая молодая женщина в светском обществе Нью-Йорка, Тэнзи как должное принимала свою способность пленять сердца независимо от того, что на ней надето. Вот почему в голосах тех, кто приходил к ней с выражением сочувствия, слышалось едва заметное, но тем не менее безошибочно угадывавшееся, какое-то болезненное ликование. Королева наконец-то лишилась трона. Это произошло из-за страшного несчастья, но тем не менее.
Пока она занималась устройством своих дел, балы проходили без нее. И мало кто из светских молодых дам посетил ее во второй раз.
Тэнзи очень не хотелось этого признавать, но на самом деле ее уверенность в себе была отнюдь не такой нерушимой, как когда-то. Хотя, возможно, все, что ей требуется, – это небольшая практика в соответствующей обстановке. Например, в бальном зале, полном кавалеров.
– А теперь… подумай вот как, – сказала она Энни. – Если бы ты была мной и хотела, чтобы твой жених смотрел только на тебя и забыл о существовании других женщин, какое платье ты бы надела?
Похоже, это предложение увлекло Энни, затем камеристка спохватилась и внимательно перебрала все висевшие в шкафу платья.
– Белое с серебристыми лентами, – уверенно заявила она.
Наконец-то они сдвинулись с места.
– Почему? – решила уточнить Тэнзи.
– Потому что в нем вы будете похожи на…
– Только не говори – ангела!
Энни улыбнулась:
– Жемчужину в раковине. Русалку. Нимфу.
Жемчужина! Нимфа! Русалка! Тэнзи понравилось все. Она приложила к себе платье, изучая отражение в зеркале. С волосами, распущенными по плечам, она и вправду выглядит немного похожей на какое-нибудь мифическое создание, подумала Тэнзи. Серебристая лента подчеркивает блеск ее голубых глаз, в белом кожа ее светится почти как золотая, а губы яркие, цвета внутренней стороны раковины.
Это подойдет. Она удовлетворенно выдохнула.
– Понимаешь, Энни, просто у меня единственный шанс произвести первое впечатление. А я так давно не посещала приемов вроде этого.
– Уж я постараюсь, чтобы вы стали незабываемой, мисс.
Тэнзи коротко кивнула.
– Спасибо тебе.
Значит, белое платье. Она просунула в него голову с азартом игрока, выбирающего карту, которая определит исход игры.
Во время обеда ее представили семейству Эверси.
Первое впечатление Титании – лес высоких, смуглых привлекательных мужчин, сплошь белозубые улыбки, высокие скулы и изысканные манеры, а также мужественные, очень английские имена: Колин, Маркус, Чарльз. Все они так очевидно составляли единое целое, вариации на тему, начатую их родителями, очень красивыми людьми. Все юноши были чуть-чуть выше своего отца, мужчины с веселыми глазами, а у матери было такое же лицо сердечком, как у Женевьевы.
Будь они конфетами в коробке, Тэнзи, пожалуй, первым бы выбрала Колина, самого высокого из всех, того единственного, чьи глаза (она могла бы поклясться) скорее казались зелеными, чем голубыми. И сверкали.
Она улыбнулась ему.
Он улыбнулся в ответ и только что не подмигнул.
Вдруг его тело содрогнулось, будто кто-то вонзил ему вилку в бок.
Колин нахмурился, но это выражение тотчас же исчезло, сменившись улыбкой, адресованной женщине, стоявшей напротив него. У нее была поразительная внешность – черные волосы, очень светлая кожа, загадочные темные глаза – и вид человека, абсолютно уверенного, что все его любят. Она едва заметно, как-то очень интимно улыбалась.
Его жена. Мэделайн. Жен остальных братьев звали Луиза и Розалинд.
Потому что, увы, все до единого Эверси состояли в браке.
Ну, то есть все, кроме Оливии.
И при виде Оливии Эверси уверенность Тэнзи в себе слегка поколебалась.
Сразу становилось понятно, почему все мужчины Суссекса и за его пределами превращают дом Эверси в цветочную оранжерею. Красота Женевьевы была теплой и спокойной, а Оливия сверкала как бриллиант. Неистово яркие глаза и худоба, возможно, даже чрезмерная, но ей это шло – невозможно было выбрать ракурс, при котором лицо Оливии Эверси не казалось обворожительным. Тэнзи невольно восхищалась ее осанкой и тем, как грациозно двигались ее изящные руки, когда она потянулась к солонке.
– Как интересно обнаружить среди нас американку, мисс Дэнфорт, – сказала она. – Вы прибыли из Нью-Йорка?
– Да. Родилась я здесь и вспоминаю Англию с большой симпатией. Но Нью-Йорк я люблю.
Волна тоски по прежней жизни накатила на нее так внезапно, что рука, державшая вилку, застыла. Когда-то она сидела за столом со своей семьей, смеясь и пререкаясь, и тогда воспринимала это как должное.
Тэнзи снова занялась горошком. Ей нужны силы для предстоящего вечера. Она поднесла вилку ко рту.
– Кажется, юг вашей страны заселен рабовладельцами, верно, мисс Дэнфорт?
Вилка замерла, не донеся еду до рта.
О, чтоб у всех чертей зубы заболели! Это похоже на ловушку.
Она сильно подозревала, что Оливия читает то, что не интересует ни ее, ни герцога.
– Полагаю, можно сказать и так, – осторожно произнесла она.
– А вы знаете кого-нибудь, кто…
Оливия внезапно подпрыгнула на своем стуле и пискнула.
– Осторожно, чулки, – хмуро пробормотала она.
По крайней мере, Тэнзи показалось, что она сказала именно это. Девушка слегка нахмурилась.
– Оливия так усердно трудится на благо всех бедных и угнетенных. – Это произнесла мать семейства, миссис Эверси, причем умудрилась вложить в свои слова гордость и одновременно предостережение.
А, вот почему Оливия все еще не замужем! Тэнзи не могла представить себе мужчину, который долго выдержал бы подобную чепуху. Внезапно она стала куда увереннее в том, что сможет сама занять цветочный трон Оливии.
И улыбнулась той, словно извиняясь за эту недостойную мысль.
Оливия ответила улыбкой, словно уловила каждое слово этой мысли, но ни капли не волновалась за свое превосходство.
– А где твой брат? – спросила миссис Эверси одного из красавцев Эверси, сидевшего рядом с ней. Маркус? Брат? Тэнзи посмотрела на красивые лица сидевших за столом. Так тут еще не все?
«Кто из них был тем язычником на балконе?» – гадала она.
Ее охватил оптимизм. Может быть, мужчины вроде Эверси – привычное для Англии дело? Может, найти титулованного красивого мужа будет так же просто, как стрясти с дерева яблоко?
– В последний раз я его видел, когда он с Адамом чинил ограду в паддоке, или крышу, или еще что-то где-то, – сказал тот, кого называли Чейзом. – И они надолго застрянут, ремонтируя дом викария.
Герцог поднял взгляд и сухо произнес:
– Что-то вроде искупления за его обычные…
Лицо его исказилось гримасой. Тэнзи ощутила острый укол жалости. Наверное, в его возрасте (не меньше сорока, а то и старше) будешь морщиться от многого. Подагра, нарушение сердечного ритма, скверное пищеварение.
– Наш кузен, мистер Адам Сильвейн, служит викарием тут, в Пеннироял-Грин, – пояснила Женевьева Тэнзи. – Он всегда помогает беднякам Суссекса. Мы так им гордимся.
– Как чудесно иметь в семье викария! У вас что, есть еще один брат?
– Разве нам не повезло с такой дивной погодой в это время года? – Это произнес герцог. Он задал вопрос всем присутствующим за столом, как будто вовсе не услышал ее вопроса. Может, и не услышал. Может, она неправильно угадала его возраст и ему уже необходима слуховая трубка, чтобы расслышать голос с расстояния в несколько футов.
– ПОГОДА ПРЕЛЕСТНА! А ЧТО, ОБЫЧНО ВЕСНА У ВАС ХОЛОДНАЯ?
Глаза его так расширились, что она увидела только белки.
– Весной у нас восхитительно, мисс Дэнфорт. Вам очень понравится, – вмешалась Оливия, мягко, осторожно, словно демонстрируя подобающий для беседы в помещении тон.
– У вас есть еще один брат? – снова повторила свою попытку Тэнзи, на этот раз тише, начиная что-то подозревать.
– Каковы ваши интересы и стремления, мисс Дэнфорт? – это спросил Колин. Явная смена темы, но глаза его многообещающе засверкали.
– О, боюсь, я в некотором роде превратилась в домашний цветок. Но мне не терпится выяснить, чем увлекаются жители Суссекса.
Она заметила, что Колин воспринял это как флирт. Этот точно из распутников – или был таковым раньше.
– Колин любит коров, – резко и раздраженно бросил Чейз. – Очень, очень любит.
– Коров… – протянула Тэнзи. – Ну, я могу придумать более интересное занятие, чем выращивание бычка.
Наступило недоуменное молчание.
Колин выглядел так, словно разрывается между мыслью о том, что это полная бессмыслица, и тем, что ему в общем-то наплевать, так это или нет, ведь услышать-то он хотел именно это.
– Мисс Дэнфорт, вы бывали когда-нибудь в Ист-Индии? – вмешался Чейз. Это прозвучало так, будто он задал вопрос наобум.
Она повернула голову к нему.
– Нет, этого удовольствия я еще не имела, но мне кажется, что работа на Ист-Индийскую компанию должна быть такой впечатляющей. Должно быть, вы оба исключительно талантливы. Надеюсь, вы расскажете мне об этом все, пока я тут живу.
И просияла, глядя на обоих поочередно.
Все за столом заметили миг, когда Колин и Чейз, капитулировав перед огромными глазами, длинными ресницами и улыбкой, просияли в ответ.
Снова наступила почти осязаемая тишина.
А затем Чейз и Колин, перебивая друг друга, заговорили о коровах и Ист-Индийской компании и не замолкали до тех пор, пока лакей не внес бланманже.