© Т. И. Луганцева
© ООО «Издательство АСТ»
Глава 1
– Таечка, знаешь, что я думаю? – обратилась Рада к молодой светловолосой женщине с огромными голубыми глазами.
– Я не умею читать мысли, – несколько вяловато ответила блондинка.
– Думаю, что Господь любит всех людей одинаково, каждый человек для него одинаково ценен и каждого он испытывает.
– Да ты просто философ, – улыбнулась Таисия.
– Философ – сугубо мужская специализация, – не согласилась Рада и сверкнула карими глазами. Ее прапрабабушка была цыганкой, так гласила семейная легенда. – У этого слова даже нет женского рода. Только мужчины любят философствовать, особенно лежа на диване.
– Ага! Пока женщины моют, стирают, воспитывают детей, – согласилась Тая. – Выходит, что у философов самые терпеливые жены. Другие не выдерживают и выгоняют своих дармоедов или пинками гонят их на работу, обрывая полет гениальных мыслей. А эти молчат и продолжают обслуживать своего «философа»… А ты что сказать-то хотела? – уточнила Таисия.
– Я думаю, что счастье всем людям дается в равной мере, только по-разному. Например, кому-то счастье дается сразу, человек должен это понять, ценить и беречь. А если не убережешь, то начинаются страдания и приходит осознание того, что не оценила свое счастье. А кто-то, наоборот, всю жизнь «набивает шишки», мучается, и когда уже совсем отчаивается, судьба раз – и подбрасывает шанс стать счастливой! – Для убедительности свою высокопарную речь Рада сопровождала активными жестами.
Тая с интересом смотрела на лучшую подругу и воспринимала ее слова на свой счет.
– Ты это к чему говоришь? Хочешь сказать, что я упустила свое счастье?
– Нет, я о том, что ты еще будешь счастливой! – заверила ее Рада.
– Да ты не волнуйся, все хорошо. – Тая тронула подругу за руку. – Подлечу нервишки, вернусь на работу…
– Как-то все нескладно получается, – вздохнула Рада, и Таисия поняла, что это о ее горемычной личной жизни.
Замуж Таисия выскочила очень рано, едва ей исполнилось восемнадцать лет, и если не за первого встречного, то за второго уж точно. Владислав был старше ее на двенадцать лет и казался худенькой молодой девчонке с тонкой душевной организацией просто осью земли, оплотом вселенной и самой надежной стеной.
А дальше началась долгая супружеская жизнь. Детей им бог не дал. Первые шесть лет было еще ничего, а потом становилось все хуже и хуже. Но Тая продержалась еще десять лет. Муж все время ворчал, был недоволен, безумно ревновал. При этом постоянно унижал Таисию, внушая ей, что она плохая хозяйка, как бы Тая ни старалась, да и как женщина не ахти… Он позволял себе даже в открытую говорить, что Тая растеряла былую красоту и быстро состарилась. Стоит заметить, что сам Влад с годами тоже не становился моложе и красивее, а только скандальнее и ворчливее. Со временем Тая все чаще и чаще стала задумываться над тем, что судьба не может поступить с ней так несправедливо. Вот жизнь пройдет, а она так и не узнает других мужчин и не поймет, правильно ли поступила, когда согласилась выйти за Влада замуж. Таисия, как могла, гнала эти крамольные мысли из головы, но они словно настырные черви проникали с новой силой. «Как же раньше было? – вела Тая внутренний диалог. – Люди женились девственниками и жили всю жизнь без всяких экспериментов. Чего же меня тянет на адюльтер с такой силой?» – «Ну, во-первых, время сейчас другое, нравы опять-таки свободные… соблазнов намного больше», – сама себе отвечала Таисия.
А вот ее подруга Рада думала по-другому.
– А я думаю, что это из-за того, что ты не любишь своего Владика, – констатировала она.
– Как не люблю? Ты с ума сошла? Мы всю жизнь вместе! – возразила Тая.
– Вот именно! Всю жизнь вместе! Привычка! Взял тебя молоденькую. Внушил, что между вами любовь, ты и поверила. А вот твое подсознание сигнализирует совсем о другом, оно сопротивляется и хочет сказать, чтобы ты попробовала пожить, как тебе хочется, – ответила Рада.
– Я люблю Влада и всегда так было, но иногда не покидает стойкое ощущение, что жизнь прошла зря, – призналась Тая.
– Твое дело, но всегда взвешивай свои желания и поступки. Потому что потерять можно намного больше, чем приобрести.
И вот однажды судьба-злодейка все-таки столкнула Таисию с основного пути. Тая поддалась искушению, приняла ухаживания молодого мужчины и вступила с ним в связь. Да что там «вступила в связь»! Тая влюбилась, просто потеряла голову. Вдобавок честно во всем призналась мужу, да этого и нельзя было скрыть. Глаза ее горели, она потеряла покой, сон, а похоже, и совесть.
Владислав, конечно, испытал сильную боль и разочарование. Он даже слег с сердечным приступом. Тая очень ругала себя за опрометчивый поступок, металась к мужу в больницу с гостинцами, прося прощение и искренне раскаиваясь. Влад безумно боялся потерять жену, но и простить не мог. Тая бросила молодого любовника и поклялась Владу в вечной верности!
Влад простил неверную жену, и они попытались начать все сначала. Но ничего не получилось, недаром в народе говорят, что разбитую чашку не склеить.
Влад раздражался по каждому пустяку, постоянно вспоминал Тае ее измену, обзывал дрянными словами. Потом раскаивался, молил о прощении, а через несколько дней все повторялось. Однажды Таисия, не выдержав, взорвалась:
– Веди себя как настоящий мужчина! Если не простил, значит, не простил! А если простил, так зачем же попрекать меня теперь каждый день! Это нечестно!
– Не тебе говорить о честности! – огрызнулся Владислав.
В таких отношениях они промучились еще несколько месяцев, а потом семейной жизни пришел конец.
Так как жили они в квартире Владислава, уйти пришлось Тае. Конечно, за шестнадцать лет совместной жизни она могла рассчитывать на какой-то угол, но это было уже из области утопии. Поэтому Таисия временно стала жить на работе. А работала Таисия у одной весьма эксцентричной галеристки Аглаи Береговой.
По образованию Тая была художницей, она закончила высшее художественное училище сразу по двум направлениям – классического рисунка и ландшафтного дизайна. Но пятнадцать лет назад специальность ландшафтного дизайнера была не сильно востребована, а вот художник мог хоть как-то перебиваться с хлеба на воду. Тая была, может, и не гениальной художницей, но весьма талантливой.
Аглая Алексеевна заприметила молодую художницу на одном из уличных вернисажей, купила у нее несколько работ и продала у себя в галерее. А это поднимало молодую художницу на совсем другой уровень. Потом Аглая, а просила она себя называть, несмотря на существенную разницу в возрасте, по имени, купила у Таисии еще несколько работ, потом еще и еще… А затем предложила работать в своей галерее. Помогать организовывать выставки, отсматривать экспонаты, отбирать работы, искать клиентов, проводить экскурсии…
Круг общения у госпожи Береговой был очень большим, но Таю она отчего-то выделяла, и со временем они подружились. Тая фактически стала правой рукой Аглаи.
Был у Аглаи Алексеевны еще один близкий друг – реставратор Сергей Семенович Илюшин. На втором этаже галереи размещались реставрационные мастерские, где господин Илюшин и проводил большую часть времени, занимаясь любимым делом. В художественном мире Илюшин был весьма известной личностью, его неоднократно приглашали на работу и в Эрмитаж, и в Третьяковскую галерею, и в другие крупные музеи. Аглая Алексеевна всякий раз с замиранием сердца ждала решения Сергея Семеновича, но тот неизменно отказывался, и растроганная Аглая не могла сдерживать слез, восклицая:
– Ну как же так?! Почему ты остаешься со мной? Ведь тебя приглашают самые знаменитые музеи мира! Такие шедевры были бы в твоих руках! А самое главное, тебе действительно можно доверить самые ценные полотна!
– Спасибо, дорогая, за теплые слова, – хитро улыбался в пушистые усы Сергей Семенович. – Но куда мне уже дергаться на старости лет? У меня здесь фактически дом, друзья. И ты, и Тая… А там новые люди, государственная служба… Нет, это не мое! Ты знаешь, ответственности я не боюсь, но к таким кардинальным переменам в своей жизни не готов. К тому же те, кому я нужен, всегда могут найти меня, – отвечал в таких случаях Сергей Семенович.
И он был прав. Представители крупнейших музеев постоянно обращались к нему за консультациями и помощью. Сергей Семенович всегда охотно соглашался, но ставил одно условие: полотна для реставрации должны быть доставлены в его мастерскую, а деньги за выполненную работу переведены на официальный счет картинной галереи госпожи Береговой.
Аглае Алексеевне, конечно, пришлось закупить самое современное оборудование и усилить охрану галереи, но оно того стоило – все затраты быстро окупились.
Неоднократно Сергея Семеновича приглашали выступить с лекциями по основам реставрации в крупнейших университетах мира, но на это он философски замечал:
– Я – русский медведь в берлоге. Считаю, что там, где родился, там и пригодился. И никуда я, конечно, не поеду. Да и нет во мне преподавательской жилки. Тут особый талант нужен…
Тем не менее охотно делился своими знаниями и опытом со студентами и молодыми реставраторами, которые приходили к нему в мастерскую и воочию наблюдали за техникой процесса – как Сергей Семенович изучает полотно, определяет имеющиеся недостатки, намечает пути их устранения…
«Реставрация живописи – это интересная и сложная работа, – говорил Илюшин своим подопечным, – в процессе которой реставратор должен постичь замысел автора и восстановить картину таким образом, чтобы его увидели и зрители». Причем денег со своих учеников Сергей Семенович не брал из принципиальных соображений.
И, конечно же, за помощью к Илюшину очень часто обращались частные коллекционеры, нередко инкогнито. Иногда они приносили такие шедевры, которые не снились Лувру или Эрмитажу. Бывало, приносил человек полотно, за которое заплатил миллионы, а оказывалось, что никакой это не шедевр, а всего-навсего умелая подделка.
Одного такого коллекционера прямо на глазах у Сергея Семеновича хватил инфаркт. А иногда обливалось кровью сердце самого реставратора, когда он видел перед собой настоящее произведение искусства, призванное восхищать все человечество, в плачевном состоянии из-за неправильного хранения и ухода.
Люди часто запирали дорогие картины в сейфы, где был совершенно не подобающий температурный режим, или, наоборот, вывешивали на самое видное место, где они попадали под прямые солнечные лучи. Часто приобретенные не совсем законным путем полотна хранились в сырых подвалах, а то и под полом.
Сергей Семенович не понимал, какое счастье от обладания таким произведением искусства, когда полюбоваться им можно только ночью при свете фонарика, вытащив полотно непонятно откуда и стряхнув с него слой пыли. А еще делать вид, что ты не замечаешь, как оно угасает, как трескается грунт, как тускнеют краски… Картина, жившая века, запросто может умереть за какие-нибудь пять лет, попади она в руки такого вот любителя живописи.
В последнее время работы у Сергея Семеновича прибавилось. Ударил кризис, и многие частные коллекционеры решили расстаться со своими шедеврами, чтобы поддержать бизнес и не обанкротиться. Но прежде чем продать полотно, ему надо было придать товарный вид, и тут на помощь приходил Илюшин. Он готовил картины, что называется, к выходу в свет, к встрече с новым хозяином.
Галерея Аглаи Береговой располагалась в тихом центре Москвы, в двухэтажном старинном особняке с мансардой. Первый этаж был отдан собственно под галерею, на втором располагались реставрационные мастерские и служебные помещения. А вот мансарду оборудовали в жилое помещение, где обитал Сергей Семенович.
– Вы живете как Карлсон, – отметила как-то Таисия.
– Да, только я давно перестал гулять по крышам, – засмеялся Илюшин.
С одной стороны картинная галерея была окружена лесопарковой зоной с каскадами прудов и большим озером – излюбленным метом отдыха горожан, с другой находилось старое кладбище с действующей небольшой церквушкой, в которой служил отец Георгий. Ему было уже под восемьдесят, жена давно умерла, а дети выросли и разъехались. Они звали его к себе, но отец Георгий отказывался. «Уж доживу свой век у могилы верной спутницы», – говорил он Сергею Семеновичу, с которым они дружили. Прихожан у отца Георгия было мало, но зато он присматривал за кладбищем и убирался на могилах, на которые уже никто не приходил.
Отец Георгий частенько захаживал к Илюшину в мастерскую, что называется, на рюмочку. Правда, отец Георгий выпивал крайне редко и неохотно, а вот Сергей Семенович спиртным злоупотреблял, причем давно. Все это знали, но повлиять на реставратора не представлялось возможным. Он не буянил, не скандалил, ни к кому не приставал, но все вечера проводил с бутылкой дорогого коньяка.
Аглая переживала за друга и не раз пыталась поговорить с ним на эту тему, но Илюшин заявлял, что это его личное дело и он ни перед кем не собирается отчитываться.
– Как к работнику ко мне есть какие-то претензии? – прямо в лоб спросил как-то Сергей Семенович.
– Нет, что ты! Боже упаси! Какие у меня могут быть претензии?! – воскликнула Аглая Алексеевна. – Я волнуюсь исключительно за твое здоровье! Я помочь хочу! – оправдывалась она.
– А кто-то просил о помощи? Нет? А на нет и суда нет! И больше к этому вопросу я возвращаться не хочу! – резко ответил тогда Сергей Семенович, и Аглая его послушалась. То ли поняла, что спорить с ним бесполезно, то ли испугалась, что потеряет ценного сотрудника.
После развода Тая пришла в галерею к своим старшим друзьям и с горечью поведала, что ей некуда податься. Тогда Аглая предложила пожить у нее в галерее.
– Хоть помещение и не жилое, но перекантоваться можно. А дальше будет видно. Может, жилье снимешь… Может, еще что…
– Интересно, о чем это вы? – спросила Тая.
– А вдруг встретишь порядочного мужчину и переедешь к нему жить? – пожала плечами Аглая.
– Издеваетесь? Я уже пожила с одним и была выставлена вон как только, так сразу. Нет уж… Да и кому я нужна под сорок?
– Вот это ты мне брось! Под сорок, – передразнила ее хозяйка галереи. – А мне под шестьдесят, и что? В гроб ложиться, что ли? Я, между прочим, еще ощущаю себя женщиной и иногда ловлю взгляды мужчин.
– Да вы просто чудо! – восхитилась Таисия.
Аглая Алексеевна на самом деле выглядела очень хорошо для своего возраста. Большую часть времени она всегда была на виду, а потому тщательно следила за собой. В одежде она предпочитала черный цвет, всегда ходила на каблуках и любила массивные дорогие украшения авторской работы. Если жемчуг, то японский, если бирюза, то иранская. Кстати, любовь к украшениям она привила и Таисии, только вот пользоваться ярко-красной помадой, как она сама, не рекомендовала.
– Понимаешь, Тая, я жгучая брюнетка, со смуглой кожей, и красная помада – самое то. Знаю, что не по возрасту, но мне на этих злопыхателей все равно. Это – моя фишка! А ты у нас девушка светлая, нежная. Красная помада на тебе будет смотреться слишком вызывающе и вульгарно. Розовая, даже пусть ярко-розовая – это твое, – прочла как-то Аглая Таисии целую лекцию.
Понятно, что Тая воспринимала ее как старшего товарища, как мать. Родная мать Таисии рано ушла из жизни. Воспитывали ее отец и бабушка. Бабушка тоже уже умерла, а отца Тая пристроила в частный дом престарелых. Но совершенно не потому, что Таисия не хотела за ним ухаживать, а потому, что в последние годы у него резко ухудшилось здоровье и ему каждый день требовалась квалифицированная медицинская помощь, а из-за легочной недостаточности его уже два раза подключали к аппарату искусственной вентиляции легких. Случись такое с Альбертом Владимировичем дома, спасти его не удалось бы, да и «скорая» не успела бы.
Таисия платила немалые деньги за проживание отца. Но оно того стоило. Дом престарелых располагался в уютном особнячке в английском стиле из белого камня с прекрасно обустроенными зонами отдыха. Лужайки в тени деревьев с лавочками для чтения и принятиях солнечных ванн, тропинки для прогулок и даже зоны для садоводства и пикников с родственниками пользовались неизменным успехом у постояльцев. Уход за пожилыми людьми тоже был на самом высоком уровне. Конечно, за все приходилось платить, в том числе и за дорогостоящие лекарства.
Таисия навещала отца каждую неделю. Альберт Владимирович, конечно, радовался встрече с дочерью, но чаще всего спал под воздействием медикаментов.
Вот почему Аглая и Сергей Семенович стали для Таисии воистину родными.
– Зачем терпеть какие-то неудобства в нежилых помещениях? – развел руками Сергей Семенович. – У меня мансарда полностью переоборудована под квартиру. Там тебе и санузел, там тебе и кухня… Но мне-то, старичку, зачем такая большая площадь? Располагайся у меня и живи сколько хочешь! Мне даже веселей будет! – предложил Илюшин.
– А и то верно! – согласилась с ним Аглая. – У Сергея Семеновича все условия. Вы давно знакомы, ну и поживете пока вместе. В тесноте, как говорится, да не в обиде.
– Ой, а мне так вообще хорошо! На старости лет за стариком поухаживают! Приготовишь что-нибудь вкусненькое, – подначивал Таисию Сергей Семенович, и она согласилась.
Они разгородили комнату стеллажами и ширмами и стали жить душа в душу. В мансарде наконец-то появилась хозяйка. Тая следила за порядком, ну и, конечно, готовила. Илюшин был вовсе не против, чтобы она обосновалась на кухне. Потому как сам ничего не умел. А вот Тая, напротив, умела и любила готовить и с удовольствием взвалила эту миссию на себя, радуя своей стряпней Сергея Семеновича.