Глава 2
Позже в тот же день резкая головная боль сменилась у Стивена тупой пульсацией и как бы ушла внутрь. Сон не шел. Стивен откинул покрывало и встал. Прошлепав босыми ногами по обюссонскому ковру, он врезался коленом в тумбочку красного дерева, стоявшую в ногах кровати, громко выругался и ощупью направился к камину.
Над туалетным столиком висело большое зеркало. Стивен зажег свечу и всмотрелся в свое лицо. Когда-то он вел упорядоченную жизнь. Теперь из зеркала на него взглянул истощенный человек. На обнаженной груди красовался воспаленный шрам – ножевая рана, которую он совершенно не помнил. Удар по голове был получен недавно. Тем не менее кто-то спас ему жизнь и отправил сюда.
Неопределенность нервировала. Он не помнил свадьбы и связанных с ней событий. Как будто невидимая стена встала между ним и правдой.
Поворачиваясь, он вдруг поймал взглядом что-то темное сзади у основания шеи, повернулся, пытаясь рассмотреть. Это была татуировка.
Он попытался рассмотреть рисунок, но угол был неудобным, увидеть его целиком не получалось. Стивен отступил от зеркала. Он все равно найдет ответы, каких бы усилий это ни потребовало!
Некоторыми из них, несомненно, владеет Эмили. Она держится с ним опасливо. Скорее всего, она солгала ему, чтобы защитить детей. Ей нужен кров, и она решила воспользоваться его домом.
Он не мог поверить, что в самом деле женился на ней. В детстве они дружили. Потом она манила его неземной сладостью первой любви. Его отец, узнав об этом, настрого запретил ему видеться с ней. Как случилось, что их пути вновь пересеклись? И почему он ничего об этом не помнит?
Услышав неясный шум, Стивен выглянул в коридор. Хныкающие звуки немного стихли, затем прекратились. Он прошел по коридору и остановился перед дверью одной из спален, откуда доносились звуки. Он открыл дверь и увидел на кровати под одеялом скорченный силуэт. Для Эмили он был слишком мал. Когда глаза немного привыкли к темноте, Стивен узнал мальчика, которого видел днем. Как его звали? Ральф? Роджер? Мальчик лежал, зарывшись лицом в подушку, худенькие плечи вздрагивали.
У Стивена сжалось горло, но он не двинулся с места, не подошел успокоить ребенка. Он не был его отцом, не был и опекуном, что бы ни говорила Эмили. Не его дело вмешиваться. Да и лучше, если мальчик не будет ожидать от окружающих утешений.
Его собственный отец не раз преподавал ему именно такой урок, пока он не научился сдерживать слезы. Будущий наследник не должен плакать и проявлять эмоции. Отец выбил из него все это, и Стивен превратился в образец самообладания.
Когда рыдания мальчика сменились сонным дыханием, Стивен шагнул вперед. Он поудобнее укрыл ребенка и вышел так же молча, как вошел.
Солнце еще не поднялось, но стук дождя по каменным стенам дома успокаивал Эмили. Лизбет, прислуживающая ей на кухне, разожгла огонь, и, пока Эмили месила хлебное тесто, тепло волнами распространялось по комнате.
Она знала, что слуги смотрят на нее со смесью любопытства и неловкости. Дочери барона нечего делать на кухне. Но отдавать распоряжения прислуге ей было очень трудно, ведь она сама до недавнего времени была почти служанкой.
После смерти папы она приложила все силы, чтобы удержать семью от развала. Главным источником беспокойства, естественно, были постоянные неудачи Дэниела в бизнесе. Никто из родственников не согласился бы им помочь, по крайней мере после…
Она выбросила из головы все мысли, не желая думать о том жутком скандале. После того как Дэниел проиграл все деньги, она сделала то, что должна была сделать, – вышла торговать на рынок.
Он тогда убивался по жене. Она простила его, хотя в результате ей пришлось пожертвовать надеждой прилично выйти замуж.
Но теперь она замужем.
Эмили месила тесто, и ритм простых движений, знакомый дрожжевой запах снимали напряжение, а дело, не требующее мысленных усилий, давало время на раздумья.
Уитмор непременно захочет от нее избавиться. Она разрывалась на части, злилась на него за неверность и за то, что он бросил Дэниела, – и одновременно нуждалась в его покровительстве ради детей.
Лизбет молча начала жарить сосиски для утренней трапезы. Поразительно, но эта девушка с некрасивым лицом и фигурой размером с бочку всегда жизнерадостно улыбалась. Эмили она понравилась с первой минуты знакомства.
– Знаете, а ведь вы привели его в ужас, – заметила Лизбет, переворачивая сосиски. – Мистера Всемогущего, в смысле.
– Графа?
– Да нет, миледи. – Лизбет вспыхнула. – Я имею в виду Фарнсворта, дворецкого. Он сказал хозяину, что вы отослали Генри.
– Очень хорошо. – Эмили не волновало, узнает ли Стивен о том, что она избавилась от повара. Этот противный сварливый человечек в последние месяцы бессовестно грабил своего хозяина, запрашивая какие-то совершенно нелепые цены за продукты.
– И не беспокойтесь о готовке, миледи, – добавила Лизбет. – Мы с миссис Дипфорд обо всем позаботимся, пока не появится новый повар.
– Спасибо, Лизбет. – Эмили знала, конечно, что ее поспешное предложение самой готовить на весь дом невыполнимо, хотя надо сказать, что выражение ужаса на лице Фарнсворта доставило ей неподдельное удовольствие. – Мне жаль, что вам обеим придется больше работать.
– О, Генри давно надо было выгнать.
Все же графу может не понравиться, что она взялась распоряжаться прислугой.
– А еще что-нибудь ты слышала? – спросила Эмили у Лизбет. – О графе, я имею в виду. Он что-нибудь вспомнил?
– Нет, миледи. Я ничего такого не слышала.
Зазвенел звонок, и Лизбет подскочила от неожиданности.
– Это его светлость. Наверное, прикажет принести завтрак в спальню.
– Я отнесу, – предложила Эмили. Может быть, полная тарелка яств поднимет ему настроение и она успеет объяснить, почему вышвырнуть их семью на улицу – не слишком хорошая идея.
Взбираться по черной лестнице с подносом в руках оказалось нелегко, и Эмили уже задыхалась, когда добралась наконец до нужного этажа. Легко постучала в дверь и услышала в ответ:
– Войдите.
Граф сидел в кресле с высокой спинкой и читал «Таймс». На нем были темно-серые брюки, темно-синий сюртук, жилет в тонкую полоску и белая хлопковая рубашка. Темный галстук был повязан на шее простым узлом. На щеках темнела щетина. Он пристально и с интересом посмотрел на Эмили.
Волосы на его голове блестели от влаги, на висках поблескивали капельки воды. Он только что принял ванну, поняла она.
Она представила, как он погружается в наполненную ванну, опираясь мускулистыми руками о бортик, и по спине побежали мурашки. Она ведь видела его плоский живот и шрам поперек груди.
Интересно, каково было бы коснуться его? Что она почувствовала бы, уступив ему? Как прежде…
Невыносимое чувство одиночества вдруг охватило ее. В тот вечер, уезжая в Лондон, он целовал ее так, будто хотел навсегда удержать в объятиях. А теперь можно подумать, что ей все приснилось.
Когда он неожиданно вернулся в Фолкирк, первым порывом Эмили было броситься к нему, обнять и возблагодарить Господа за то, что он жив.
Но он ее даже не узнал. Уитмор ее больше не любит. Он вообще не испытывает по отношению к ней никаких чувств.
– Ты собираешься поставить это или так и будешь стоять, уставившись на меня?
– Ваш завтрак, сир. – Она присела перед ним в фальшивом реверансе.
– Я предпочел бы обращение «милорд».
Эмили пошутила, но граф шутки не понял.
– Желаете что-нибудь еще? Может быть, мне земно поклониться и лизнуть ваши башмаки?
– Может быть, позже. – В его голосе прозвучал явный интерес. Судя по всему, граф был не против такого развития событий.
Эмили резко развернулась и зашагала к двери.
– Я с тобой еще не закончил, – сказал он.
Она бросила на него полный яда взгляд, но он, казалось, был поглощен чтением газеты. На переносице у него красовались очки.
Он превратился в точную копию своего отца, маркиза. От этой мысли ее замутило.
– Хочешь чаю? – спросила она, усилием воли заставляя свой голос звучать ровно.
Он посмотрел на нее сквозь очки:
– Он отравлен?
Он говорил так надменно, что ей захотелось вылить содержимое чайника ему прямо на голову.
– Ну, этого наверняка не узнаешь, пока не попробуешь, правда? – Она мило улыбнулась и налила чай в тонкую фарфоровую чашку. – С молоком и сахаром?
– Я пью без молока. Меньше шансов, что ты чего-нибудь туда добавишь.
– Если, конечно, я не сделала этого заранее.
Сохранив на лице бесстрастное выражение, он отстранил чашку рукой:
– Выпей первая.
– Чай не отравлен.
– Пей.
Эмили поднесла чашку к губам и сделала глоток. Крепкий чай источал ароматы каких-то специй.
– Ну вот. Теперь ты доволен?
– Не совсем. – Граф отложил газету в сторону и указал на еду. – Я хочу, чтобы ты попробовала все на этом подносе.
– Я не голодна.
При этих словах он наградил ее таким взглядом, что было понятно: она лжет и он знает об этом.
– Ты слишком худая. Я не допущу, чтобы слуги думали, что я не кормлю собственную жену. Если ты мне действительно жена.
– Мне все равно, что они думают.
– Зато мне не все равно. И если ты хочешь остаться в этом доме вместе с детьми, ты будешь меня слушаться.
Ну вот. Угроза прозвучала. Щеки Эмили запылали, но она решительно воткнула вилку в сосиску. Затем она попробовала кусочек яичницы. На секунду она даже прикрыла глаза, наслаждаясь едой. В голове замелькали идеи новых кулинарных рецептов. Пока же, милостью Его Надменности, она наслаждалась райским вкусом простого блюда.
– Как видишь, я жива, – сказала она.
Граф позвонил в колокольчик и, не двигаясь, продолжал смотреть на благоверную. У него были серые глаза цвета лондонского туманного утра и решительный рот. Когда-то он казался ей красивым. Сейчас черты его лица, будто высеченные из камня, говорили скорее о силе. Это же статуя! Хладнокровный человек, никогда не выказывающий своих подлинных чувств.
Зачем она поверила его обещаниям? Ну да, граф спас ее и поклялся, что разыщет ее блудного брата и заплатит его долги. Она совершенно потеряла голову и даже не задумалась, зачем ему это нужно.
Появился Фарнсворт.
– Принесите тарелку для леди Уитмор. И еще чаю.
– Нет, правда… мне ничего не нужно.
Темный взгляд графа остановил ее. Когда дворецкий вышел, Стивен сложил руки на груди.
– Мы должны кое о чем договориться. Я отдаю приказания, а ты должна им подчиняться.
– Да, ваше величество.
Очевидно, шутка не показалась ему смешной.
– Кроме того, когда Фарнсворт принесет поднос, ты должна будешь съесть все до последней крошки.
– А если нет?
– Ты ведь хочешь, чтобы дети не остались голодными, так?
Угроза отказать детям в еде вызвала у нее ярость.
– Ты не посмеешь морить невинных детей голодом из-за собственных нелепых прихотей!
– Это не мои дети, – заметил он. – И если ты хочешь, чтобы я дал им кров, одевал и кормил их, ты будешь мне подчиняться.
Стивен поймал ее испуганный взгляд и ощутил легкий укол вины. Судя по виду, Эмили не ела как следует уже очень давно. Если угроза, которую он не собирался выполнять, заставит ее подчиняться, то можно немного и преувеличить.
Ее лицо с выступающими скулами было таким тонким и нежным, что наводило на мысли о хрустале. Огромные дымчато-карие глаза смотрели прямо в душу.
– Ты за них в ответе, – сказала она.
Вернулся Фарнсворт с подносом.
– У меня есть несколько вопросов, и я бы хотел, чтобы ты на них ответила, – начал он. – Начнем со дня нашей свадьбы.
Она сосредоточилась на яичнице и сделала вид, что ничего не слышит. Стивен потянулся и взял ее за левую руку. На безымянном пальце красовалось фамильное кольцо, крупный рубин в золотой оправе. Он потер камень пальцем, ощущая ладонью прохладу ее тонкой руки.
– Я совершенно не помню, как надел тебе это кольцо. Может, ты его просто украла?
Она гневно взглянула на него:
– Хочешь получить обратно?
– Может быть. – Он с усилием всмотрелся в камень кольца, пытаясь вернуть воспоминания.
Эмили попыталась выдернуть руку, но он держал крепко.
– Расскажи мне о нашем венчании.
– В тот день шел снег, – прошептала она, уставясь в пространство потерянным взглядом.
– Мы с тобой любили друг друга? – тихо спросил он.
Эмили задохнулась, и он увидел в ее глазах боль.
– Ты обожал меня! Мы поженились спонтанно.
– Я имею в виду настоящую причину, Эмили.
Она снова опустила глаза в тарелку.
– Я не думаю, что знаю настоящий ответ. Я думала, что небезразлична тебе. Я ошибалась.
– Я что, скомпрометировал тебя? – спросил он, проводя большим пальцем по ребру ее ладони. Ладони у нее были грубыми, как у служанки.
Эмили выдернула руку:
– Нет! И я предпочла бы не говорить об этом.
– Почему ты за меня вышла?
Эмили отставила тарелку.
– У меня были свои причины.
На ее лице он заметил едва прикрытое замешательство. Неужели он когда-то клялся ей в любви?
Она, конечно, хорошенькая, и всегда была такой. Кроме того, она всегда была откровенной и обладала острым, как бритва, язычком. А если она, как говорит, вышла за него замуж под влиянием момента, то ее импульсивность тоже никуда не делась.
– Я должен вернуться в Лондон, – сказал он, меняя тему разговора. Там, в кабинете, у него всегда лежит подробный гроссбух. Если ответы вообще существуют, искать их надо именно там. – Как только я поправлюсь, поедем вместе.
– Нет! То есть я предпочла бы не ездить.
Прозвучавшая в ее голосе тревога вновь разбудила его подозрения.
– Почему ты так боишься Лондона?
– Твой отец не захочет нас видеть. Кроме того, я нужна детям здесь.
– Я найму няньку.
– Я уже взяла малышке кормилицу. Анна сможет позаботиться и о Виктории, и о Ройсе.
– Ройсу, кроме няньки, нужен еще гувернер.
Она ничего не ответила, и Стивен попытался сменить тактику:
– Тебе не кажется, что моя семья будет удивлена, если я не привезу с собой жену?
Эмили вспыхнула. Ее сопротивление должно было означать, что на самом деле они не женаты.
– Мне все равно, что они думают! Я не поеду с тобой в Лондон! По крайней мере, сейчас! И никогда! – Она поднялась и решительными шагами вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Она боится. Кроме того, или он, Стивен, очень сильно ошибается, или жена его знает гораздо больше, чем он полагал, о том, что произошло в ночь его исчезновения. И это не предвещает ничего хорошего их совместному будущему.