Глава 4
Вживание Филиппова в образ закоренелого алкоголика имело продолжение уже вечером. Не успевший до конца протрезветь после утренней встречи, Навродский заявился к Антону домой.
Услышав звяканье бутылок в пакете, который Геннадий поставил на кухонный стол, Антон почувствовал, как к горлу подступил тошнотворный комок. Он недовольно поморщился:
– А это еще зачем?
– Туда, где ты в скором времени окажешься, трезвенников не берут, – на полном серьезе ответил Геннадий, доставая из кармана пиджака потрепанный паспорт. – Более того, ты должен проявить способности артиста и убедить эскулапов в том, что у тебя съехала крыша. Это тебе.
Всучив Антону паспорт, он плюхнулся на стул.
– Для чего? – удивился Антон, перелистывая страницы. – И откуда у тебя моя фотография?
– От верблюда, – усмехнулся Геннадий.
– Ковалев Даниил Владимирович, – прочитал он свою новую фамилию и имя и перевел удивленный взгляд на друга: – Когда ты успел его сделать?
– Давно уже, – Геннадий расплылся в улыбке и хлопнул Антона по плечу. – Я знал, что ты мне не откажешь. Там прописка другая. Это на всякий случай, чтобы максимально обезопасить твою семью. Ого! – воскликнул он при виде вошедшей жены Антона Регины с малышом на руках. – Ну-ка, дай мне крестника!
После рождения Олега она сильно изменилась, превратившись из хрупкой, неловкой голубоглазой блондинки со скромным и тихим характером в уверенную в себе женщину.
Освободившись от малыша, Регина увидела принесенный Геннадием пакет, из которого торчали два бутылочных горлышка.
– Гена, ты что, из моего мужа алкоголика хочешь сделать? – Пытаясь показаться строгой, она нахмурила брови и надула губки.
Антон рассмеялся.
– Ты даже не представляешь, – сквозь слезы выдавил он, – как попала в самую точку…
Через два дня, под вечер, к пропускному пункту наркологического диспансера, расположенного на Ясной, подъехало такси с тремя пассажирами на заднем сиденье.
Антон, зажатый с двух сторон «родственниками», роль которых исполняли помощник Навродского Горяинов и секретарша Галина, имел довольно жуткий вид.
Лицо, покрытое трехдневной щетиной, отливающей медью, было изрядно помятым и осунувшимся. Под глазами болезненная синева – результат бессонной ночи, которую они с Геннадием в компании с психиатром Шестаковым коротали за бутылкой «Столичной», изучая клинику болезни и репетируя в промежутках между тостами ответы на вопросы врачей и поведение в больнице.
Приведенный Навродским доктор был его давним знакомым. Еще работая в органах, Геннадий успешно раскрыл квартирную кражу, где в роли потерпевшего оказался Шестаков.
Филиппов невольно улыбнулся, вспомнив лицо Навродского на следующее утро.
– Ты, главное, Антоха, терпи там все. – Он громко икнул. – Сама система подобных учреждений построена на том, чтобы создать невыносимые условия и отбить желание оказаться там еще раз.
Доктор мотнул головой и расплылся в улыбке.
– Ген, ты ему это уже пятый раз говоришь, по-моему, не его, а тебя придется туда везти. – Он перевел взгляд на Антона: – Ему уже и прикидываться не надо…
В дверях небольшой будки проходной появился охранник. Не спеша подойдя к машине, он заглянул внутрь.
– Дальше только пешком. Вы к кому? – приняв сидящих в такси за близких, приехавших навестить кого-то из родственников, спросил он. Однако, переведя взгляд с Горяинова, открывшего было рот для ответа, на Антона, скривился в ехидной улыбке: – Так вы клиента своим ходом доставили? – Мужчина хлопнул себя по коленям и выпрямился. – Как к первому корпусу проехать, знаете?
– Знаю, – неожиданно ответил за пассажиров таксист. – Чай, не первый год баранку кручу.
– Тогда валяйте! – бросил уже на ходу, направляясь открывать ворота, охранник.
– Фамилия, имя, отчество? – Дежурный врач приемного отделения посмотрел на сидящего перед ним Антона и, не дожидаясь ответа, перевел взгляд на Галину: – Давно пьет?
– Я не пью, – проворчал Антон, зло посмотрев на свою «супругу». Это она мне что-то в еду подмешивает…
– Месяц, – вздохнула Галя.
– До этого запои случались? – продолжал задавать вопросы доктор.
– Да ни на одной работе больше месяца не задерживается, – вздохнула Галина. – Как зарплата, неделю я его не вижу…
У измотанной дневной жарой и надышавшейся в машине перегаром девушки ответ прозвучал настолько реально, что в глазах у доктора появилась жалость к этому хрупкому созданию, измученному мужем-алкоголиком.
– У него черти уже прыгают, – продолжала между тем она, все более убедительно входя в роль. В руках у нее появился платочек, которым, как бы невзначай, она промокнула выступившие вдруг слезы. – Всю ночь с фонариком под диваном ползал, а к утру утюг в окно запустил. – Она всхлипнула. – Хорошо, брат погостить приехал. – Галя с благодарностью посмотрела на безучастно стоящего в стороне Горяинова.
– Зачем окно разбил? – вновь развернувшись в сторону Антона, спросил врач.
– Его дружки заглядывали, – пробормотал Антон, кивнув головой в сторону Горяинова, одновременно с опаской посмотрев под стол. – Не брат он ей никакой, а любовник.
– Кто на четвертый этаж заглянуть может? – простонала окончательно вошедшая в роль Галина. – Карлсон?
Доктор безучастно наблюдал за семейной сценой. К этому он давно привык. Ежедневно становясь свидетелем самых разных историй – от смешных до трагических, медперсонал здесь давно разучился над этим смеяться или горевать, хотя Горяинов едва сдерживал смех.
Галина, стараясь максимально изменить свою внешность, отказалась даже от очков. Теперь близорукий прищур делал ее похожей на сильно уставшую женщину. В общем, сцена была очень правдоподобна.
– В седьмую палату, – наконец приняв решение, вздохнул врач, кивнув санитару на Антона.
Взяв Филиппова под локоть, тот повел его по коридору, остановился перед массивными металлическими дверями и нажал на кнопку звонка. Двери открыли двое его коллег плотного телосложения, в коротких халатах.
– Что, нашего полку прибыло? – ехидно улыбнулся один из них, показав желтые от никотина зубы.
– Добро пожаловать в ад, – прохрипел второй, подхватив Антона под локоть. – Вязать не надо?
– Присмотреть не помешало бы. Буянил, – ответил за него провожатый, закрывая двери снаружи.
Антона провели по длинному коридору, отделанному кафельной плиткой, с тусклым освещением. В горле першило от зловония. Воздух был заполнен запахом мочи, фекалий, перегара и пота. В сочетании с запахом медикаментов и дезинфицирующего раствора этот букет усилил тошноту.
Справа и слева располагались палаты. Дверей не было, но на некоторых имелись решетки.
То и дело навстречу попадались люди, скорее похожие на тени. Едва передвигая ногами, сгорбленные, худые и пожелтевшие от запоев мужчины и женщины с безразличием в глазах провожали его взглядом.
«Вот где фильмы ужасов снимать надо, – мелькнуло в голове у Антона. – Как будто из могил повставали».
Филиппова втолкнули в палату и уложили на кровать. Он почувствовал, что матрац влажный и от него разит нечистотами. Непроизвольно он скривился.
– Не нравится? – заметив это, усмехнулся один из санитаров. – Плати бабки, и поместим в палату для «новых русских» алкоголиков.
– С телевизором и джакузи, – подтвердил второй.
Несмотря на некоторую небрежность в обращении, Антон заметил: парни обратили внимание на то, что новый пациент в отличной спортивной форме, и прониклись к нему уважением.
– Ты, никак, недавно бухать начал? – спросил один из них, привязывая его левую руку к кровати.
Промычав что-то нечленораздельное, Антон округлил глаза:
– Зачем вяжешь?!
– Сейчас тебе систему поставят, – ответил второй, – не дай бог, уснешь и повернешься…
Вошла медсестра со штативом и двумя флаконами какой-то прозрачной, отливающей синевой жидкостью.
Антон отвернулся к стене и закрыл глаза. Ему по-настоящему было плохо.
Наталья медленно проехала вдоль улицы, внимательно осматривая стоящие у обочины автомобили, и наконец облегченно вздохнула. Машины, которая за два дня несколько раз попадалась ей на глаза, не было.
– Показалось, – успокоившись, прошептала она, увеличивая скорость, чтобы перестроиться во второй ряд. Неожиданно ее словно ударило током. В зеркале заднего вида вновь появилась темно-синяя «БМВ» со знакомой паутиной трещин на лобовом стекле.
«Господи, – пронеслось в голове, – точно – слежка!»
От страха в горле пересохло. Потеряв самообладание, она поздно заметила, как светофор загорелся красным. Чудом проскочив перекресток под скрип тормозов и рассерженные автомобильные гудки, она проехала еще квартал и, свернув с шоссе в сторону набережной, запетляла по тихим улочкам Старого города.
«БМВ» пропала. Окончательно убедившись, что «хвост» исчез, она въехала во двор старого двухэтажного дома и, завернув за его угол, заглушила двигатель.
Постепенно страх отступил. Достав сотовый и еще раз для верности осмотревшись, Наталья набрала номер Боброва.
– За мной следят! – без обиняков бросила она в трубку, едва тот успел ответить.
– Тебе показалось, – уверенно заявил он.
– Нет, это точно, – женщина говорила тихо, с опаской.
«А что, если телефон прослушивается! – Ее снова бросило в жар. – Неужели милиция обо всем догадалась?»
– Приезжай в офис, – словно прочитав ее мысли, предложил Александр Михайлович. – Здесь и поговорим.
– Легко сказать, «приезжай», – вслух проговорила она, однако, включив заднюю передачу, принялась выезжать со двора.
Неожиданно запиликал сотовый. Чертыхнувшись, Пешехонова остановила машину и приложила трубку к уху.
– Слушаю.
– Здравствуйте, – раздался незнакомый мужской голос. – Если не ошибся, это Наталья Юрьевна?
– Кто же еще? – подтвердила она предположение незнакомца, отметив про себя, что голос у него приятный. – Может, вы представитесь?
– Меня зовут Григорий. Я бы хотел извиниться перед вами…
– За что? Это во-первых, а во-вторых, я понятия не имею, кто вы.
– Мне тяжело вам объяснить. – На том конце замолчали.
Чувствовалась какая-то нерешительность звонившего. В другой раз Наталья просто бы отключила телефон, но сейчас ее что-то удерживало от этого. Может, приятный, располагающий к себе и немного успокаивающий баритон звонившего был тому причиной, а может, желание немного отвлечься от нехороших, назойливых мыслей.
– Объясните, как можете, – подбодрила она его.
– В общем, я ваш поклонник…
– Что?! – От удивления у нее вытянулось лицо. – Какой еще поклонник?
– Вы меня не знаете, но я опасаюсь, что сегодня имел неосторожность вас напугать.
– Как? – не поняла она.
– Понимаете, вы мне очень нравитесь…
– Вот как, – сказала она, теряясь в догадках, кто этот незнакомец.
– Просто я знаю о вашем горе, и мне было неудобно пойти на прямой контакт. Однако желание видеть вас, бывать там, где бываете вы, заставило меня несколько последних дней следовать за вашей машиной…
– Так это вы! – Пешехонова захлебнулась от негодования, наконец узнав, по чьей милости она чуть не сошла с ума со страха и не разбилась на машине. – У вас синяя «БМВ» с треснувшим лобовым стеклом?
– Да, именно так, – подтвердил незнакомец. – Извините. Я не думал, что напугаю вас. Понял это только тогда, когда вы рванули на красный…
– Вот что, Григорий, – перебила она его, – оставьте свою глупую затею и забудьте номер моего телефона.
Ответив так резко и отключившись, Пешехонова тем не менее почувствовала облегчение.
«Чего только в жизни не случается, – улыбнувшись сама себе в зеркале заднего вида, подумала она, поправляя прическу и критически оглядывая свое лицо. – А все-таки хотелось бы взглянуть на этого Гришу…»
…Наблюдая за перемещениями Натальи Пешехоновой по городу, сегодня Геннадий заметил странные изменения в ее поведении.
Из своего подъезда она вышла в каком-то напряжении. Даже с большого расстояния было заметно, что женщина чем-то сильно напугана и неумело пытается это скрыть. Пока шла к машине, она беспрестанно оглядывалась.
Быстро юркнув в свой «Ниссан-Патрол», еще с минуту разглядывала стоящую возле дома «Волгу», в которой сидели двое мужчин. Лишь когда из подъезда, расположенного рядом, вышла женщина с ребенком на руках, которую, как оказалось, и поджидали, она завела мотор.
Выехав со двора медленней, чем позволяла дорога, проехала рядом с тем местом, откуда он два дня подряд начинал за ней следить, выезжая следом на взятой во временное пользование по доверенности машине хорошего знакомого.
Эта «БМВ» заметно выделялась среди своих четырехколесных собратьев не только синим цветом, вытесненным из моды «металликом», но и трещинами на лобовом стекле. Но деваться было некуда. Осуществлять наблюдение на своей машине было намного опасней. Не составит большого труда заинтересованным людям по номеру определить владельца, а затем, узнав, что он возглавляет детективное агентство, догадаться, какие цели преследует ее хозяин.
«БМВ» же была оформлена на липовые документы. Паспорт, правда, еще старого образца, и права на имя Вобликова Григория Яковлевича у него остались со времен работы в милиции. Утерянные около года назад, они так и не нашли своего владельца, подобно тем, которые он переделал для Антона.
Мотаясь по городу за Пешехоновой, Навродский лишь уповал на обычную женскую невнимательность.
Сегодня поведение опекаемой им гражданки навело Геннадия на мысль, что он «засветился». Создав аварийную ситуацию, дамочка, как говорится, «ушла в точку».
Проехав следом еще с полкилометра, он свернул направо, бесцельно прокатился в сторону Речного вокзала и в конце концов остановился. «Может быть, просто задумалась и не заметила светофор», – тешил он себя надеждой, глядя на проносившиеся мимо автомобили и вслушиваясь в треск приемника, настроенного на частоту передающего устройства, находящегося в машине Пешехоновой. Стоит ей заговорить в радиусе до трехсот метров от его машины, он услышит, если, конечно, не будет никаких помех.
«Жучок» удалось установить в самом начале наблюдения, прицепить ко дну дамской сумочки, в небольшую складку. Последнее ноу-хау российских спецслужб, привезенное им из Чечни в качестве трофея, было хоть и больше аналогичных моделей, но имело ряд преимуществ в мощности передачи сигнала и в удобстве установки. Одна половина плоского, похожего на пятирублевую монету устройства была заклеена тонкой пленкой. Оторвав ее и прижав поверхностью к любому, даже влажному, предмету, можно было уже не волноваться за его сохранность. Именно так он и поступил, когда в первый день, желая поближе разглядеть Пешехонову, пристроился позади нее в супермаркете.
Неожиданно сквозь треск и шум помех стали пробиваться звуки работающего двигателя.
«Неужели направляется в мою сторону?» – не веря в удачу, он весь превратился в слух.
Звуки становились все отчетливей. Послышался скрип тормозов, какая-то возня. Неожиданно к общему фону добавилось характерное при наборе номера на сотовом телефоне попискивание.
Так и есть! Пешехонова звонила Бобру. С самого начала разговора он понял, что действительно «засветился».
Сигнал был отчетливым. Надеясь увидеть ее машину, он осмотрел окрестности. Затем, уповая на случайность, проехал по дворам домов, которые, сгрудившись в этом районе, образовывали настоящий лабиринт. В конце концов сигнал стал тише, а через несколько минут пропал совсем.
Нужно было что-то предпринимать. Если сейчас Пешехонова убедит Бобра в реальности слежки, то это коренным образом меняет дело. Возможна смена ролей, и уже он, а не Пешехонова, будет в роли объекта наблюдения. Учитывая многочисленный состав службы безопасности «Нефптона», с этой задачей они справятся легко.
Неожиданно у него появилась идея. Полистав записную книжку, куда он переписал номера телефонов, находившихся в распоряжении семьи Пешехоновых, и отыскав номер Натальи, он достал сотовый…
За несколько дней, проведенных за закрытыми дверями стационара, Антону основательно надоело «лечение». Нет, к капельницам и пилюлям он относился философски, успокаивая себя тем, что хуже, чем от трехдневной пьянки, от них не будет.
Проблема была «в ограничении свободы перемещения», как выразился лежащий вместе с ним в одной палате юрист по образованию, а по жизни – дворник Василий.
Вообще, скучать здесь не приходилось и даже было забавно. Сюда попадали люди самых разных специальностей, возрастов и национальностей. Каждый со своей запутанной и зачастую смешной историей.
Врачи, безработные, юристы, преподаватели вузов, рабочие речного порта и дворники – во всех без исключения слоях населения были люди, не знающие меры в употреблении спиртного.
Первые несколько дней режим был жесткий. Ни тебе телевизора, ни прогулки по свежему воздуху, ни посетителей. Даже поговорить было не с кем. Да и о чем можно говорить с человеком, если он с трудом ориентируется в пространстве и времени.
После того как у пациентов появлялись признаки разума и они начинали осознавать реалии окружавшего мира и безошибочно находить туалет, их переводили в разряд «оживших» с переселением в более комфортабельные палаты. Здесь продолжительность пребывания была такой же, как и до этого. Немного отличались процедуры. Этот период Антон про себя сравнил с декомпрессией у водолазов-глубоководников. Поднимаясь с большой глубины, они некоторое время проводят в специальных барокамерах.
Своеобразная реабилитация была и здесь.
В конце недели их наконец выпустили из «обезьянника», как прозвал про себя первый корпус Филиппов. Теперь они на все оставшееся время лечения были размещены в другом здании.
– Завтра с утра распределят нас на работы, и будет гораздо веселее, – пробасил стоящий посреди палаты Белый.
Этот высокий и полный мужчина имел непропорционально развитую фигуру. Большую голову, крупное туловище и тонкие руки и ноги.
Поначалу Антон считал, что кличка Белый приклеилась к нему из-за болезненного цвета кожи. Лицо его было словно обескровлено, что особо подчеркивало красноту под глазами. Десятки полопавшихся сосудов, словно пьющие кровь паучки, расположились на щеках.
Оказалось, что прозвище было производным от его фамилии – Беломестнов. За свои пятьдесят лет он уже трижды лечился от алкоголизма, два раза именно в этом заведении. Антон не мог понять, как при такой любви к «зеленому змию» он смог всю жизнь проработать электриком и при этом остаться живым.
– У меня уже четвертая ходка, – продолжал между тем басить Белый. – Я уже, по воровским понятиям, в законе.
Все рассмеялись.
Тот прошел к своей кровати, стоящей рядом с койкой Филиппова.
С самого начала Антон старался наладить с ним контакт. Впрочем, в первые несколько дней это было сделать сложно. Люди еще «ловили отходняк», прислушиваясь к работе своих внутренних органов, приходящих в норму после запоев, как механик корабля прислушивается к работе судовых механизмов после выхода судна из штормового района.
Сейчас, напротив, шло интенсивное сближение. Это было вызвано определенной заинтересованностью. Зная, что впереди довольно большая трудовая повинность, все старались присмотреться друг к другу и попасть в нормальный трудовой коллектив.
– Слышь, Белый, а ты как здесь очутился? – пытаясь разговорить соседа, спросил Антон.
– А что тебя это так интересует? – усмехнулся тот. – Так же, как все.
– Что, тоже «белку» словил?
Белый беззвучно рассмеялся.
– Еще какую! – Он хлопнул себя по коленям. – Сколько раз себе говорил, завязывать надо, и снова…
– А что, черти лезли? – продолжал наседать Антон.
– Короче, после очередного запоя, как обычно, сон пропал. Одну ночь не могу уснуть, вторую, третью, на четвертую уже гул в голове, а под утро мерещиться стало, что радио за стенкой работает.
– Слуховая галлюцинация, – встрял в разговор стоящий рядом еще один хроник, краем уха услышавший разговор. – У меня была.
– Так вот, – продолжал Белый, – чувствую, еще одна ночь, и крыша съедет. День кое-как продержался, вроде ничего, а на вечер «мерзавчика», ну, сто пятьдесят грамм замахнул. Думал, усну. Какое там, – он махнул рукой, – та же история. А часа в три ночи слышу – на кухне кто-то шебуршит и топает. Я туда. Подкрался… А ночь светлая, лунная, все видно. Гляжу, а из мусорного ведра два каких-то существа бумагу достают, объедки всякие и жрут.
– Черти, что ли? – не удержался Антон.
– Да как тебе сказать. – Белый, на секунду задумавшись, почесал затылок. – Что-то вроде этого. Но сразу скажу, таких страшных я и в кино не видел. Жабры, глаза навыкате, горбатые… А у меня дома в кладовке пешня для зимней рыбалки, лед долбить. Я, значит, ее осторожно взял, вернулся, стою и жду, когда они друг за другом встанут, чтобы одним ударом убить. Как сдвоились, я со всего размаху их к стенке холодильника и пригвоздил.
Не выдержав, Антон рассмеялся:
– А они что, тебя не заметили?
– Значит, не видели. И, что самое интересное, все до мельчайших подробностей чувствовал и видел. Как из них какая-то зеленая гадость текла, судороги били… Ну, я давай орать жене, чтобы соседей звала. Гадов, мол, убил…
– А жена что? – Антон уже держался за живот.
– А что бы ты сделал на ее месте? Забегаешь на кухню, а мужик твой холодильник новый насквозь пробил и с пустым местом разговаривает. Я же пешню держал до приезда санитаров. Боялся, чтобы эти твари не убежали…
– Да, куда тут голливудским режиссерам с их богатой фантазией до наших алкашей, – сквозь смех выдавил Антон.
– А чего ты смеешься? – сказал Белый обиженно. – Тут все такие.
– Не обижайся. – Антон перестал смеяться. – Я тебя хотел спросить как старожила, куда тут завтра лучше затесаться?
– Куда угодно, – не задумываясь, ответил Белый, – только не в кухонные работники и не в слесаря.
– А ты сам-то куда метишь?
– Куда, куда. – Беломестнов бросил по сторонам настороженный взгляд и, убедившись, что их никто не слушает, слегка наклонился вперед. – Лучше всего санитаром заделаться.
– Почему? – удивился Антон.
– Понимаешь, – вздохнул Белый, – если б было лето, можно было бы перекантоваться уборщиком территории или в охране. А сейчас? Снег сошел, кругом грязища. В охране же, на проходной, комары за ночь сожрут, да и драть там за все стали. То кто-то без ведома главврача прошел, то, наоборот, убег какой-нибудь хроник, не долечившись. Ну, а столовая, сам понимаешь, ни свет ни заря туда бачки с кашей тягать, потом отходы тоже на руках черт-те куда переть. – Он махнул рукой. – Ты зря интересуешься, где лучше, где хуже. На тебя уже виды имеют, я разговор слышал. Доктора обратили внимание, что ты парень не конченый. Ответственный, а главное, крепкий. Они тебя хотят главным над санитарами сделать.
Белый хотел еще что-то сказать, но в это время в палату вошел невысокий мужчина в очках. В руках он держал лист бумаги. Постепенно голоса стихли.
– Я начальник административно-хозяйственной части данного учреждения, – без обиняков начал он. – Зовут меня Владлен Геннадиевич. Как вам уже известно, с этого дня параллельно с общеукрепляющей терапией вам назначена… – Он обвел взглядом поверх очков палату.
– …Трудотерапия! – раздалось несколько голосов.
– Правильно. – Он удовлетворенно хмыкнул и поднес лист бумаги к глазам: – Беломестнов, Филиппов, Толмачов – санитары. Сегодня с вами будут проведены инструктажи, а завтра вы заступите на свое первое дежурство в качестве стажеров с теми, кто выписывается.
Затем он принялся распределять остальных.
День пролетел незаметно.
К вечеру пришла Галина. Это было ее первое посещение за всю неполную неделю пребывания Антона в этом заведении.
Она, как и в первый раз, постаралась максимально изменить свою внешность, по-прежнему играя роль жены алкоголика, замордованной житейскими невзгодами.
Отдав ему у ворот пакет с чистым бельем и продуктами, что было кстати – ассортимент блюд, подаваемых простым смертным, не изобиловал калориями, она взяла его под руку:
– Прогуляемся?
Антон посмотрел по сторонам, размышляя, где им уединиться для беседы, и, заметив среди деревьев свободную скамейку, увлек к ней Галину.
– Как ты здесь? – Она бросила взгляд через его плечо в сторону больничных корпусов с унылыми решетками на окнах.
– Жить можно, – усмехнулся Антон. – Но ощущения, как в тюрьме. Новости какие-нибудь есть?
– Гена просил передать, что поведение Пешехоновой и Боброва подтверждает опасения в их причастности к каким-то аферам. Вдова покойного генерального в панике. Тебя просил быть поосторожнее.
Галя вложила ему в руку свернутый носовой платок.
Сжав его, он нащупал в нем какой-то предмет вроде металлической монеты.
– Постарайся установить в телефонный аппарат приемного отделения.
– И все? – удивился Антон.
– Пока да, – кивнула Галя. – А что?
– Да ничего, – он пожал плечами. – Я так понял, он сейчас надеется только на меня, а здесь глухо. Первую неделю чихнуть незаметно нельзя.
– Ой! – неожиданно хлопнула она себя по колену. – Самое главное забыла. Геннадий у тебя дома был, просил передать, что все нормально. Жена ждет тебя загорелым и отдохнувшим.
– Она ни о чем не догадывается?
– Нет, наверное.