Гончаренко Л. Н
Быстрянцев С. Б
Российская государственность в контексте исторических альтернатив 1917 г
профессор кафедры международных отношений, медиалогии, политологии и истории ФГБОУВО «Санкт-Петербургский государственный экономический университет», доктор исторических наук, профессор
профессор кафедры международных отношений, медиалогии, политологии и истории ФГБОУВО «Санкт-Петербургский государственный экономический университет», доктор социологических наук, профессор
Russian state in the context of historical alternatives of 1917
В статье анализируется состояние российского общества и государства на заключительных этапах Первой мировой войны, политические альтернативы этого периода, вошедшие в историю как Февральская революция, выступление генерала Корнилова, Октябрьский переворот. Рассмотрена роль объективного и субъективного факторов в гибели Российской империи, роль различных групп населения, политических партий и элит в событиях 1917 г.
Ключевые слова: народ, общество, империя, Первая мировая война, политика, интеллигенция, элиты, революция, историческая альтернатива.
The article analyses the state of the Russian society and state at the final stages of the First World War, political alternatives of this period, which went down in the annals of history as the February Revolution, intervention of general Kornilov, October revolution. It examines the role of objective and subjective factors in ruining of the Russian Empire, the role of different population groups, political parties and elites in the events of 1917.
Key words: nation, society, empire, the First World War. Politics, intellectuals, elites, revolution, historical alternative.
Первая половина ХХ века один из наиболее драматических периодов в истории России. Три революции, две мировые, войны, в которых Россия не только принимала участие, но и сыграла ключевую роль, страшная по своим масштабам и ожесточенности гражданская война, вынудившая миллионы соотечественников искать спасения за пределами своей Родины и породившую раскол в российском обществе не изжитый и в ХХI веке. Своеобразным рубежом между старой и новой Россией стала Первая мировая война, нарушившая привычный образ жизни, обострившая все имевшиеся противоречия и использованная определенными силами для захвата власти в стране. Своеобразной кульминацией этого периода стал 1917 год. За один год три раза менялось название страны, она пережила две революции, смены политических систем и глав государства. За восемь месяцев от февраля до октября 1917 г. сменилось четыре состава Временного правительства, не считая Директории. Правительство большевиков было уже пятым по счету за год. И это происходило на фоне продолжающейся Великой войны, которая требовала максимальной организованности и мобилизации всех ресурсов страны для достижения победы над врагом.
100 лет, прошедшие после великих потрясений 1917 г. – прекрасная возможность для того, чтобы еще раз взглянуть на события того времени с позиции человека, который знает все о том, что было после и может сделать выводы, опираясь, в том числе, и на эти знания, выводы. Уроки прошлого очевидны. Художественно они осмыслены великими русскими литераторами: М. А. Шолоховым в «Тихом Доне», А. Н. Толстым в «Хождение по мукам», Б. Л. Пастернаком в «Доктор Живаго» и во многих других романах, повестях и рассказах, авторами которых были свидетели, а иногда и участники тех трагических событий. Но это лишь художественные произведения, и они, прежде всего, обращены к чувствам читателей. Задача историка дать научный анализ событий 1917 г., то есть понять причинно-следственные связи, тенденции, сущности и смыслы происходившего, а, быть может, и выявить некоторые закономерности развернувшейся тогда драмы.
1917 г. интересен для исследователя тем, что за этот, по историческим меркам очень короткий отрезок времени, возникло несколько вполне реальных альтернатив общественного развития.
Это были альтернативы судьбоносного характера, реализация каждой из которых определяла не только направление развития страны, но, учитывая роль России в мире, и всего человечества. За каждой из этих альтернатив стояли интересы конкретных людей, социальных групп населения, партий и целых народов. Именно поэтому история 1917 года, изобилующая такого рода альтернативами, вызывает такой огромный интерес исследователей, порождает такое большое количество споров и диаметрально противоположных научных трактовок.
Известно, что история не терпит сослагательного наклонения, но только в том смысле, что мы не можем знать какие конкретно события могли бы произойти и как известные исторические персонажи проявили бы себя в случае реализации той или другой исторической альтернативы. Проще говоря, несбывшееся не есть исторический факт. Однако само существование исторических альтернатив в каждый отдельный момент исторического процесса несомненно является историческим фактом. Теоретической основой альтернативного характера истории являются: свобода воли субъектов исторического процесса, историческая случайность, историческая возможность и историческая вероятность. Появление каждой из исторических альтернатив и вероятности их осуществления детерминированы сложнейшими переплетениями огромного количества факторов как объективного, так и субъективного свойства.
Долгое время вся мощь исторической науки в нашей стране была нацелена на то, чтобы доказать неизбежность и закономерность того, что произошло в 1917 г. Однако история свидетельствует об обратном. Очень многое зависит от человека, его поступков, взглядов, индивидуальных качеств, а также от стечения обстоятельств и других случайных факторов. Различные социальные слои, политические партии по-разному видят перспективы общественного развития и это не означает, что только одна перспектива является единственно верной и неизбежной для каждого конкретного периода в истории. Трагизм истории и заключается как раз в том, что избранный путь развития впоследствии может оказаться ложным. Изучение альтернатив 1917 г. важно для нас и в контексте процессов, протекающих в современном нам обществе, основанном на политическом, экономическом и культурном многообразии и активном участии гражданского общества и его элит в выборе и реализации целей общественного развития.
В 1917 году явственно просматриваются четы варианта развития событий: имперский, демократический, военной диктатуры и большевистский. Обращает на себя внимание, что каждая из возможных альтернатив была связана с определенной личностью: Николай II, А. Ф. Керенский, Л. Г. Корнилов и В. И. Ульянов (Ленин). В советский период только последний персонаж вызывал симпатии, более того, благоговейное отношение у исследователей. Историкам вменялась обязанность доказывать закономерность прихода большевиков к власти. В настоящее время этого не требуется и возникла возможность более спокойно и непредвзято проанализировать все имеющиеся на тот период альтернативы исторического развития.
Первая из альтернатив данного периода была связана с возможностью сохранения, по крайней мере до конца Великой войны, Российской империи в форме думской монархии, возникшей в ходе революции 1905–1907 гг. Насколько неизбежной была ее гибель? Могла ли он пережить роковой для себя год и избежать событий, известных нам сегодня как Февральская революция? Советская историография, как известно, давала на это однозначно отрицательный ответ. Как писал один из ведущих советских историков того периода Е. Д. Черменский «Февральская революция 1917 г. была подготовлена всем ходом экономического и политического развития России»[102]. Однако, целый ряд объективных фактов свидетельствует, что положение России было далеко не безнадежным и революция являлась отнюдь не фатальной. Действительно, демократия, которая была написана на знаменах Февраля, в России уже была, как и развитая многопартийная система, в стране существовали профсоюзы и основы рабочего законодательства.
К 1917 г. Россией были достигнуты огромные военные успехи. Даже в самый тяжелый год Великой войны – 1915 г. русская императорская армия не вышла за пределы бывших Речи Посполитой и Ливонии. Если попытаться сравнить ход военных действий а Восточном фронте в Первую и Вторую мировые войны, а сравнительный анализ в исторической науке является, как известно, одним из важнейших методов исследования, то становится очевидно, что так называемые «бездарные царские генералы», о которых так любили писать советские историки, не допустили агрессора ни к Петрограду, ни к Москве, ни к Волге, ни на Кавказ. В 1916 г. в результате Брусиловского наступления (Луцкий прорыв) начался коренной перелом в Великой войне. Главный союзник кайзеровской Германии – Австро-Венгрия оказалась на грани поражения, ее капитуляция стала лишь вопросом времени. Италия была спасена от поражения, существенно облегчено положение Франции. В своих мемуарах А. А. Брусилов сделал очень важное замечание, касающееся общего состояния русской императорской армии на кануне Февральской революции. «Эта операция (Луцкий прорыв – Л. Г.) доказывает также, – замечал Брусилов, – что мнение, почему-то распространившееся в России, будто после неудач 1915 года русская армия уже развалилась, – неправильно: в 1916 году она еще была крепка и, безусловно, боеспособна, ибо она разбила значительно сильнейшего врага и одержала такие успехи, которых до этого времени ни одна армия не имела»[103].
Выдающиеся успехи были достигнуты русской армией и на Кавказском фронте. В результате Трапезундской операции были освобождены территории Османской империи, населенные армянами, курдами и греками, с восторгом встречавшими русские войска как освободителей от турецкого ига. И просматривается в этом не «империалистическая политика царского правительства», а исторический, но, к сожалению, упущенный шанс для угнетенных народов Османской империи воссоединится со своими братьями-единоверцами. Что касается армянского народа, то он казалось, получал шанс обрести национальное единство на основе включения в состав Российской империи Западной Армении.
Не менее впечатляющими были и дипломатические достижения России. Еще 12 марта 1915 г. Великобритания официальной секретной нотой вынуждена была взять на себя обязательства, что в случае победы Антанты и удовлетворения ее территориальных претензий и претензий союзной Франции в отношении владений Османской империи, она готова отдать России Константинополь с небольшим хинтерландом, включающим западное побережье Босфора, Мраморного моря, Галлиполийского полуострова и южную Фракию по линии Энос – Мидия. Далее, Россия должна была получить и восточное побережье Босфора до Исмидского залива, острова Мраморного моря и острова Имброс и Тенедос. 10 апреля 1915 г. на эти обязательства дала свое согласие и Франция[104]. Весной 1916 г. в результате обмена нотами между Францией, Россией и Великобританией было заключено еще одно секретное соглашение, получившее название по имени его разработчиков – британского дипломата М. Сайкса и французского дипломата Ф. Ж. Пико, о разделе Азиатской Турции[105]. Российская империя, то она должна была получить области Трапезунда, Эрзерума, Баязета, Вана и Битлиса, часть Курдистана и полосу суши вдоль Черноморского побережья, к западу от Трапезунда. Все это – сверх того, что было предусмотрена предыдущими соглашениями. Все эти соглашения относились к категории секретных, как, кстати, и решения Тегеранской и Ялтинской конференций в годы Второй мировой войны. К концу 1916-началу 1917 гг. Россия была как никогда близка к созданию союза «родственных по духу и крови народов», получив в «Царьграде естественный центр своего нравственного и материального единства» о чем писал в своей книге «Россия и Европа» Н. Я. Данилевский[106], мечтали другие российские геополитики, тяготевшие к славянофилам и консерваторам.
Российская экономика с начала ХХ в. находилась в тренде подъема. Напомним, что средний прирост производства промышленной продукции составлял в 1900–1910 гг. 3.2 % и это несмотря на кризис 1900–1903 гг. и революцию 1905–1907 гг. В 1910–1913 гг., в годы так называемого «нового промышленного подъема» промышленное производство ускорило свой рост – в среднем до 6 % в год. Начавшаяся Великая война не могла не повлиять на темы роста экономики и внесла изменения в структуру русской промышленности, однако общий рост промышленного производства продолжался, в 1916 г. превысив уровень 1913 г. на 9,4 %.[107]. Если принять выпуск продукции на предприятиях работавших на оборону в 1913 г. за 100 %, то в 1914 г. он составлял 109 %, в 1915 г.-191 % и в 1916 г. – 267,8 %[108]. В результате в 1916 г. в русских войсках был преодолен снарядный голод, имевший место в начале войны. Бурное развитие российского ВПК имела и большие социальные последствия.
Зарплата рабочих, особенно занятых на военных предприятиях, постоянно росла. Известный большевик А.Г. Шляпников, сам квалифицированный рабочий, в своих мемуарах приводил данные о заработной плате рабочих металлистов на военных предприятия Петрограда в начале 1916 г. Так, фрезеровщики, токари, слесари, лекальщики зарабатывали от 5 до 10 рублей в день. Чернорабочие, естественно, получали значительно меньше, примерно 15 коп. в час. Он же приводит данные и о стоимости продуктов питания в магазинах. Например, в декабре 1916 г. фунт (0,4 кг) мяса II сорта можно было купить за 90 коп., хлеб черный – 6 коп., пшено – 60 коп., яйцо 25–40 коп. за 10 штук и т. д.[109] В провинции центы были, естественно, ниже. Таким образом, голода в России не было, боле того в условиях прекращения экспорта в Европу, продовольствие было в изобилии. Известно, что в годы Великой войны Россия входила в число стран, где не было продовольственных карточек. Однако, имели место задержки в доставки продовольствия в крупные города. Это происходило в связи с загруженностью железных дорог для нужд фронта, что было естественно в условиях мировой войны. Сказывался и значительный износ подвижного состава. В феврале 1917 г. эти трудности усугубили еще и снежные заносы. С хлебом в Петрограде действительно случались перебои, за ним выстраивались очереди, «хвосты» по терминологии того времени. Это непривычно для людей. Как уж тут не вспомнить Великую Отечественную войну и блокадный паек в Ленинграде в 250 г. для работающего и 125 г. для иждивенца, который не всегда можно было отоварить. И те, кому это не удавалось, шли и молча умирали. Кстати, умирали сотнями тысяч. Какие демонстрации? Какие крики «долой!». Люди были объединены общей идеей победы над врагом, соответствующим образом работали пропагандистские и карательные органы. Ничего подобного в годы Первой мировой войны в Российской империи создано не было. Отдельных подстрекателей народного недовольства арестовывали и даже ссылали, однако системной борьбы с провокаторами не было.
Царское правительство, как и многие россияне в годы Великой войны, видимо, не до конца понимали с катаклизмом какого масштаба столкнулась страна. Не случайно, в самом начале войны многие считали, что она продлиться недолго и вскоре закончится полным разгромом Германии и ее союзников. Жизнь в стране так и не была в полной мере переведена на военный лад, как это произошло, например, в СССР годы Великой Отечественной войны. Известный русский искусствовед и литературный критик Э. Ф. Голлербах, вспоминая Петроград военного времени, писал: «Театры и шантаны ломились от публики, война жирно кормила казнокрадов, вылуплялись неведомо откуда новые меценаты и коллекционеры, бешено кутило тыловое офицерство»[110]. Ни о каком единстве фронта и тыла в этих условиях говорить не приходилось и тот патриотический подъем, который имел место в начальный период войны, был бездарно растрачен.
Либеральная пресса смаковала каждое громкое выступление представителей либеральной оппозиции в Государственной думе, каждую неудачу на фронте, формируя определенным образом общественное мнение. Ведь цензура фактически отсутствовала. Обыватели упивались всякого рода слухам и пересудам, как впоследствии оказалось большей своей частью не соответствовавшими действительности, касающимся Г. Распутина и императорской семьи. А. Н. Боханов, исследовавший последние годы существования монархии в России, справедливо отмечал: «Обращаясь к истории последних Романовых, приходится буквально продираться сквозь завалы слухов, сплетен, полуправды и откровенной лжи, которые бесконечной чередой обступают и личность Николая, и личность Александры Федоровны, и особенно их отношения с Григорием Распутиным»[111]. В конце концов Распутин был убит, но его убийцы остались практически безнаказанными. Авторитет царя достиг самого низшего уровня. Убийство Распутина и безнаказанность его исполнителей стали своеобразным сигналом к свержению царя и правящей династии, а затем и к расправе над ними. Большая часть газет, так называемая «просвещенная общественность», оппозиционные политические партии делали все, чтобы настроить народ, «массу», как любил выражаться В. И. Ульянов (Ленин), на власть. А если говорить о революционных радикалах, то они целенаправленно осуществляли широкомасштабную подрывную деятельность на фабриках и заводах, в воинских частях, впечатляющая картина которой предстает перед нами в работах историков советского периода[112]. Лидер большевиков из Швейцарии прямо призывал к «поражению своего правительства в империалистической войне»[113]. В исторических исследованиях советского периода это рассматривалось как большое и позитивное достижение партии большевиков.
В 1916 – начале 1917 г. демонстрации и забастовки под лозунгами «Долой войну!», «Долой полицию!», «Долой царя!» приобретали в столице обычный и массовый характер. Разного рода радикалы из числа профсоюзных деятелей и представителей революционных партий подстрекали рабочих к противоправным действиям, в том числе демонстрациям и забастовкам, а солдат и матросов к неповиновению офицерам. Царская семья стремилась личным примером показывать долг служения отечеству.
Царь с 1915 г. большую часть времени находился был на фронте, царицы и ее дочери не гнушались работой в госпиталях. Но этого было явно недостаточно.
А. Блок, находившийся в самой гуще духовной жизни России начала ХХ в., а в 1917 г. еще и работавший редактором при Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, замечал, что накануне Февральской революции «Император Николай II, упрямый, но безвольный, нервный, но притупившийся ко всему, изверившийся в людях, задерганный и осторожный на словах, был уже «сам себе не хозяин»[114]. Говорят, что «короля играет свита». В России к началу 1917 г. свита, то есть ближайшее окружение Николая II, уже не просто не играла императора, она его предавала. Родственники из числа великих князей, высший генералитет, чиновничество, руководство монархических думских партий были готовы к смещению вполне дееспособного, но нуждающегося в поддержке, императора. К этому их подталкивали союзники России по Антанте, этот вопрос обсуждался в масонских ложах Санкт-Петербурга и Москвы, об этом мечтала почти вся русская интеллигенция, испытывавшая глубокую антипатию к исторической российской государственности и русскому православию. Таким образом, одной из главных причин гибели империи является предательство элиты, которая, как оказалось вскоре, сама не понимала, что она творит. При этом многие были искренне убеждены, что спасают Россию. В свое время американский историк У. Чемберлин писал: «Падение русской империи 12 марта 1917 г. было следствием одного из наиболее стихийных, неподготовленных, неорганизованных и никем не руководимых массовых выступлений в истории»[115]. Эта точка зрение весьма распространена в западной историографии, однако с ней нельзя согласится. Российская интеллигенция, еще со времен декабристов и А. И. Герцена мечтала об этом. Во имя этого ее представители создавали революционные кружки и партии, устраивали покушения на царей и их чиновников, ходили в народ, организовывали рабочие забастовки и восстания, томились в ссылках и десятилетиями жили в эмиграции. А нам внушают, что все произошло «стихийно», «неподготовлено», «неорганизованно». Просто мировая война открыла перед различными оппозиционными силами, действовавшими внутри российского общества, дополнительные перспективы добиться своих целей. Главный урок участия России в Первой мировой войне заключается в том, что не может государство, кстати не только российское, участвовать в столь масштабном военном конфликте, когда внутри него действуют силы подрывающие идейно-политическое единство общества, скажем больше, духовную сплоченность народа во имя достижения общей победы над врагом. Не может государство добиться победы, не уделяя данным вопросам самое серьезное внимание, не мобилизуя во имя этой цели все здоровые общественные силы, стоящие на патриотических позициях.
К свержению царя подталкивали руководителей думских партий и союзники по Антанте. Такой авторитет как историк Л. М. Спирин, многое сделавший для изучения истории 1917 г. и отстаивавший советскую концепцию истории Февральской революции о решающей роли народных масс в революции, тем не менее был вынужден признать, что «Милюков, Родзянко, Гучков поддерживали тесные связи с послом Англии Бьюкененом и послом Франции Палеологом»[116]. Послы европейских стран Антанты подталкивали либеральную оппозицию к отстранению Николая II от власти, надеясь, что она будет обязана странам Запада за поддержку, более управляемой и сговорчивой. Что касается США, то они, начиная еще с революции 1905–1907 гг. оказывали финансовую помощь российской оппозиции, в том числе и радикальной, а в годы Первой мировой войны были весьма обеспокоены возможностью резкого усиления России в случае победоносного для Антанты ее окончания. Ведущая с Россией вону Германия мечтала о заключении сепаратного мира. Дестабилизация внутриполитической ситуации в России, поддержка сил, способствующих нарастанию внутреннего хаоса в стране, открывала определенные перспективы для заключения такого мира. Синергетический эффект от действия всех этих сил и дал соответствующий результат.
Таким образом, альтернатива сохранения империи не была реализована в результате совокупности и сложного переплетения объективных и субъективных факторов, причем именно последние и оказались решающими. Как известно, волнения в Петрограде не были вовремя подавлены, а затем в столице произошли события, вошедшие в историю как Февральская революция. Российская империя не потерпела поражения в войне с внешним врагом, можно говорить, что ей был нанесен удар в спину. Начался процесс распада государства. Осенью 1916 г. лидер партии кадетов П. Н. Милюков произнес в Государственной думе свою знаменитую речь, в которой рефреном звучали слова «глупость или измена». Эти слова были обращены к царскому правительству. По прошествии более чем 100 лет после этой речи совершенно ясно, что в большей мере они должны быть отнесены к политическим силам, совершившим Февральскую революцию, к которым принадлежал сам Милюков.
Еще одной альтернативой, но уже реально воплотившейся в России на целых восемь месяцев 1917 г., стала демократическая республика, возникшая в результате Февральской революции (официально республика в России была провозглашена 1 сентября 1917 г). В самый кульминационный момент Великой войны оппозиция из числа депутатов IV Государственной Думы, не нашли ничего лучшего как поддержать выступления рабочих, подстрекаемых политическими радикалами к забастовкам, и разложившихся солдат, находившихся в Петрограде полков, и потребовать отречения действующего императора от власти. Как известно, такое отречение было получено, правда не в пользу сына, как рассчитывали оппозиционеры, а в пользу брата Михаила. Однако последний отказался от власти. Обращает на себя внимание, что к царю в Псков поехали два депутата Думы – монархист В. В. Шульгин и правый либерал, лидер партии октябристов, тоже монархист, А. И. Гучков. И вот эти люди, которые, казалось бы, должны были ободрить главу государства и поддержать его в трудную минуту, как и абсолютное большинство депутатов высшего представительного органа страны, который они представляли, вместо этого фактически склонили императора к отречению. Не поддержал его и высший генералитет во главе с начальником Генерального штаба генералом
М. В. Алексеевым. В результате в страны возникло так называемое, двоевластие, а фактически полное безвластие. Тюрьмы были открыты, тысячи заключенных, причем не только политических, были выпущены на свободу. Армия была освобождена от присяги императору. Приказ № 1 принятый Петроградским Советом и последовавшая за ним «Декларация прав солдата», утвержденная Керенским, привели к полному разложение армии. Как удар «отравленным кинжалом в спину» расценивал появление этих документов историк русской армии А. А. Керсновский[117]. Губернаторы, назначенные императором, потеряли свою легитимность, чиновничество было деморализовано. На окраинах государства подняли голову разного рода этно-сепаратистские силы. Формально власть принадлежала так называемому Временному правительству, на самом деле, как говорил Ленин, оно было «властью без силы». Эссеро-мньшевистские советы пытались его контролировать, а большевистская часть советов открыто призывала к его бойкоту, осуществляя ленинский лозунг «Никакой поддержки Временному правительству!». Вот какую картину рисовал в своих дневниках посол Франции в России Морис Палеолог (запись от 30 апреля 1917 г.): «В армии исчезла какая бы то ни было дисциплина. Офицеров всюду оскорбляют, издеваются над ними, а если они сопротивляются, их убивают. Исчисляют более чем в 1200000 человек количество дезертиров, рассыпавшихся по России, загромождающих вокзалы, берущих с бою вагоны, останавливающих поезда, парализующих, таким образом, весь военный и гражданский транспорт. В особенности неистовствуют они на узловых станциях. Прибывает поезд: они заставляют пассажиров выйти, занимают их места и заставляют пассажиров выйти, занимая их места и заставляют начальника станции пускать поезд в том направлении, в котором им угодно ехать. Иной раз это – поезд, наполненный солдатами, отправляемыми на фронт. На какой-нибудь станции выходят, организуют митинг, контр-митинг, совещаются час-два, затем в конце-концов, требуют, чтобы их везли обратно к месту отправления.
В администрации – такой же беспорядок. Начальники потеряли всякий авторитет в глазах своих служащих, которые, впрочем, большую часть своего времени заняты словоизвержением в советах или манифестациями на улицах.
Полиции, бывшей главной, если не единственной, скрепой этой огромной страны, нигде больше нет, ибо «красная гвардия», род муниципальной милиции, организованной в некоторых больших городах, – сборище деклассированных и апашей (франц. Ahache – вор, хулиган, бандит – Л. Г.). И так как все тюрьмы были отворены, чудо, что не регистрируют больше насилий над личностью и собственностью»[118].
В этих условиях в обществе нарастало не просто недовольство, а отчаяние перед лицом нарастающего хаоса. Те, у кого были средства и возможности начали уезжать из страны, большинство с ужасом наблюдало за происходящим, надеясь на изменения к лучшему. Единственной возможностью стабилизировать ситуация в стране становился созыв Учредительного собрания, которое могло бы создать в России легитимную, а значит единственную и сильную власть. Однако, в условиях продолжающейся войны это было сделать непросто. Кроме того, многие деятели Временного правительства опасались, что в случае созыва Учредительного собрания в условиях нарастающего хаоса в стране и роста недовольства населения, они могут просто потерять власть. Недовольны были все:
думская оппозиция, свергая царя, надеялась на то, что ей удастся избежать широкого участия рабочих и солдатских масс в революции и более эффективно управлять страной. Этого не произошло. В стране нарастал хаос, власть становилась все более беспомощной;
рабочие, свергая царя, рассчитывали на улучшение своего положения. Но в условиях войны это было невозможно. Производственные показатели падали, экономическое положение рабочих ухудшалось;
солдаты, свергая царя, надеялись на окончание войны. Правительство, понимая близость победы и свои обязательства перед союзниками, пойти на это не могло. Война продолжалась, положение на фронте ухудшалось, армия становилась все более неуправляемой;
крестьяне, поддержавшие свержение царя и надеявшиеся на скорое решение аграрного вопроса, испытывали разочарование. Разные партии предлагали свое решение аграрного вопроса, для согласования их позиций необходимо было дождаться созыва Учредительного собрания, а он затягивался;
союзники по Антанте, подталкивавшие оппозицию к свержение царя, нервничали. Они понимали, что затеянная при их участии авантюра в виде отрешения царя от власти, с одной стороны, может привести к непредсказуемым последствиям на фронте и потери важнейшего союзника в лице России, а с другой – скорое окончание войны потребует от них выполнять взятые перед Россией международные обязательства, а это для них было не приемлемо.
Британский историк Джон Уиллер-Беннет так описывал атмосферу Петрограда после Февральской революции: «Петроград, в который вернулся Ленин, представлял собой в то время необычное, если не сказать странное зрелище. Присутствовало ощущение какой-то загадочности и нереальности происходящего; город жил сегодняшним днем, и никто не был уверен в том, что произойдет завтра. Многие сомневались в устойчивости Временного правительства, но никто не мог предположить, что именно произойдет. Улицы были наполнены демонстрантами с прямо противоположными взглядами; нередко происходили стычки и столкновения, влекшие за собой человеческие жертвы. Ночная же жизнь города практически не претерпела изменений. Были открыты театры и кабаре; в «Европе» знаменитый нью-йоркский бармен из «Уолдерф-Астории» Джимми продолжал удивлять посетителей чудесами своей кулинарной фантазии. Балетный сезон был в полном разгаре; многие специально приходили, чтобы насладиться выступлениями Карсавиной, а в опере Шаляпин, казалось, пел как никогда. Было ощущение, что в городе нет проблем с продовольствием, хотя из провинции приходили сообщения, что в ряде мест случаются перебои и нехватка продуктов питания. Вся атмосфера была пропитана странным ощущением какой-то нереальности происходящего»[119]. А в это время Россия продолжала участвовать в самой страшной и разрушительной на тот момент войне за всю историю человечества.
В этой ситуации в стране начали складываться предпосылки для осуществления еще одной, третье по счету альтернативы 1917 года. Группа патриотически настроенных офицеров во главе с генералом Корниловым, понимая бедственное положение внутри России и ухудшающуюся ситуацию на фронтах, приняли решение установить в России твердую власть в форме военной диктатуры до окончания Великой войны. Личность Л. Г. Корнилова весьма примечательна. Профессиональный военный, ученый, разведчик, путешественник, герой войны, бежавший из австрийского плена, Георгиевский кавалер, человек несомненного личного мужества, назначенный в 1917 г. Верховным главнокомандующим русской армии, он был весьма популярен среди части солдат и офицеров. Вот как определял свои задачи сам Л Г. Корнилов: «Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все у кого бьются в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы – молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, чуда спасения родной земли.
Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо, кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на которм он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни»[120]. Воззвание показывает, что Корнилов не был ни монархистом, ни противником демократии, ни честолюбцем, стремившемся к личной власти. Он предстает перед нами русским патриотом, всей душой страдающим за судьбу своего Отечества, раздираемого внутренней смутой в условиях тяжелейшей войны.
Интересно, что В. И. Ульянов (Ленин) в 1918 г., уже после октябрьского переворота, озабоченный экономическим положением страны и будучи холодным прагматиком, признавал, что без диктатуры в условиях войны обойтись невозможно. Он писал, что «об ином выходе для страны, проделывающей необычайно быстрое развитие с необычайно крутыми поворотами, при отчаянной разрухе, созданной мучительнейшей из войн, не может быть и речи»[121]. При этом Ленин, естественно, был сторонником не Корнилова, в котором он видел «русский тип буржуазного Кавеньяка», а диктатуры пролетариата, то есть собственной партии.
Была надежда, что в стране найдутся силы, способные либо выступить вместе с генералом, либо, по крайней мере, с пониманием отнестись к его действиям. Сохранился уникальный документ – секретная телеграмма на имя Министра иностранных дел директора дипломатической канцелярии при штабе Верховного главнокомандующего Г. Н. Трубецкого от 28 августа 1917 г. Вот как виделась ситуация из штаба: «Трезво оценивая положение приходится признать, что весь командный состав, подавляющее большинство офицерского состава и лучшие строевые части армии пойдут за Корниловым. На его сторону станет в тылу все казачество, большинство военных училищ, а также лучшие строевые части. К физической силе следует присоединить превосходство военной организации над слабостью правительственных организмов, моральное сочувствие всех несоциалистических слоев населения, а в низах растущее недовольство существующим порядком, в большинстве же народной и городской массы, притупившейся к своему, равнодушие, которое подчиняется всякому удару хлыста. Нет сомнения, что громадное количество мартовских социалистов не замедлит перейти на сторону их. С другой стороны, последние события на фронте и в тылу, особенно в Казани, с наглядной очевидностью выявили картину полной несостоятельности нынешнего порядка вещей и неизбежность катастрофы, если немедленно не произойдет перелом. Это соображение является, по-видимому, решающим для генерала Корнилова, который сознает, что только решимостью можно остановить Россию у края бездны, в которую она иначе катится»[122].
Как известно, корниловское выступление не увенчалось успехом. Сказались и слабая его подготовка, и позиция Керенского, который в самый решающий момент объявил Корнилова врагом революции, и усилия большевистских агитаторов, призвавших рабочих и верных им солдат выступить против генерала и его войск. А самое главное, надежды на силы, способные поддержать установление порядка в стране не оправдалась, большая часть общества не осознавала грозящую ей опасность и не продемонстрировала свою солидарность с Корниловым. Как с горечью отмечал А. И. Деникин в одном из своих личных писем: «Спасают революцию, а армию разрушают, страну губят!»[123].
Крах выступления корниловцев привел к большевизации советов и способствовал вооружению боевиков «Красной гвардии». Было ясно, что демагог и пустослов А. Ф. Керенский, возглавляемое им Временное правительство, полностью недееспособны. Их презирали все слои общества от офицерства и чиновничества до простых рабочих и крестьян. Представители партий меньшевиков и эсеров запятнали себя сотрудничеством с этим правительством и также не вызывали больших симпатий. В этих условиях стратегия захвата большевиками власти в стране перешла в плоскость практического осуществления. Это означало, что начала реализовываться еще одна историческая альтернатива, которая и стала содержанием исторического процесса в России до конца ХХ века. О том, как это произошло достаточно многое написано, особенно в советский период. Несомненный политический талант В. И. Ульянова (Ленина) и Л. Д. Бронштейна (Троцкого), наличие у них круга преданных и самоотверженных единомышленников, способных идти до конца, популистские лозунги, обеспечившие большевикам поддержку наиболее обездоленных слоев народа, позволили этой партии не только захватить, но и удержать власть, и, таким образом, войти в историю, реализовав одну из ее самых фантастических альтернатив. Мы же отметим, что победила политическая сила, на знаменах которой было написаны не «Москва – третий Рим» и не февральские лозунги абстрактной демократии, и не «Победа в Великой войне во имя единой и неделимой России», а призыв к мировой революции «Пролетарии всех стран соединяйтесь!». Большевики планировали приступить к построению коммунизма во всемирном масштабе, созданию общества социального равенства без частной собственности, рынка, товарно-денежных отношений, где не будет места религиям и делению мира на отдельные государства. Фактически должен был возникнуть некий глобальный атеистического «халифат», сконструированный на основе идей марксизма. Как сегодня очевидно, победила «Утопия» в ее наиболее законченной и радикальной форме. Утопия, которая вела Россию, а вслед за ней и другие страны, к масштабным социальным конфликтам в значительно боле кровавым, чем продолжавшаяся мировая война между государствами Антанты и Четверного союза. Тем не менее, именно эта альтернатива, а никакая другая из возможных, начала осуществляться в России в промозглую осеннюю ночь с 24 на 25 октября 1917 г. Была произведена ротация главных действующих лиц продолжающейся драмы. На машине посольства США А.Ф. Керенский был вывезен из Зимнего дворца и к власти пришли большевики. Интересно отметить, что Председатель Петроградского совета, один из главных вождей Октябрьского переворота 1917 г. – Л. Д. Бронштейн (Троцкий) лишь несколько месяцев до этого события приехал из тех же Соединенных Штатов Америки. Таковы парадоксы истории.
Аристократия, чиновничество, офицерство, многие обыватели со злорадством наблюдали как рушится власть Временного правительства, считая, что большевики долго не продержаться. Рабочие, а также солдаты и матросы, полностью вышедшие к тому времени из подчинения офицеров, напротив связывали с их приходом определенные надежды на осуществление большевистских лозунгов: «Землю крестьянам!», «Заводы Рабочим!», «Мир народам!». Поскольку все испытывали глубокое разочарование в деятельности Временного правительства, никто не собирался его защищать.
Большевики постарались с первого же дня своей власти придать ей определенную легитимность. Статус Совета Народных Комиссаров опирался на решение II Всероссийского съезда советов, принявшего решение о его создании. Был избран и легитимный постояннодействующий законодательный орган – Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет. Таким образом сразу же появилась и исполнительная и законодательная ветви власти. Ленин и его соратники учли ошибку Временного правительства, которое затягивало процесс своей легитимизации, связанной с созывом Учредительного собрания. И пусть сами советы представляли не всего народа, а лишь беднейших слоев населения, создавалась видимость законности новой власти, что придавало ей определенную устойчивость.
Захват власти большевиками круто изменил внешнюю политику и внешнеполитическое положение России. Это вытекало из содержания «Декрета и мире», принятого II Всероссийского съезда советов. Его содержание достаточно хорошо известно и не требует специального рассмотрения. Отметим только, что на заключение мира «без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций» готовы были идти лишь одни большевики, а это означало, что Россия отказывается от всех своих преференций в случае заключения такого мира. Содержался в этой фразе и посыл к разного рода этно-сепаратистам уже приступившим к созданию своих этнократических государств на захваченных Германией территориях.
Придя к власти, большевики сразу же, с 10 (23) ноября 1917 г. начали публиковать в газете «Правда» и «Известия ЦИК» документы, раскрывающие секретные договоренности со странами Антанты о подведении итогов Великой войны, отказываясь, таким образом, от каких-либо территориальных приобретений. С декабря 1917 по февраль 1918 г. Народный комиссариат иностранных дел во главе которого в тот период стоял Л. Д. Бронштейн (Троцкий), издавал специальный «Сборник секретных документов из архива бывшего Министерства иностранных дел». Всего было опубликовано свыше 100 ранее секретных договоров и других важнейших документов[124]. Эти публикации были с большим удовлетворением восприняты в США, не случайно многие из этих документов сразу же перепечатала газета «Нью- Йорк таймс». Облегчение испытали и бывшие союзники по Антанте, осознавшие, что им не придется делиться с Россией плодами грядущей победы над Германией.
Но этим все не ограничилось. 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске представителями Советской России, с одной стороны, и представителями стран Четверного союза (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Османской империи) – с другой, был подписан сепаратный мирный договор. По договору от России отторгались территории Польши, Литвы, часть Белоруссии и Лифляндии. В Лифляндию и Эстляндию вводились германские войска. Германии также передавалась большая часть Рижского залива и Моодзунские острова. Советские войска должны были покинуть Украину, Финляндию, Аландские острова, а также округа Ардаган, Карс и Батум, которые передавались Турции. Всего Советская Россия теряла около 1 млн. кв. км. территории. Договор обязывал Россию провести полную демобилизацию армии и флота, а также признать мирный договор украинской центральной Рады с Германией и ее союзниками. Ей предписывалось заключить мирный договор с Украинской Народной Республикой и определить с ней границы[125]. Таким образом были сведены на нет все победы России в Великой войне и осуществлен территориальный раздел российского государства. Парадокс заключался в том, что обратившись к воюющим странам заключить мир «без анексий и контрибуций» большевики сами буквально через несколько месяцев после этого заявления вынуждены были и аннексии ряда территорий России со стороны стран Четверного союза и начать выплату этим странам огромных контрибуций. Активизировался, начавшийся после октября 1917 г., процесс отпадения от единого российского государства национальных окраин. Брестский мир означал потерь Россией статуса Великой мировой державы, который был ею вновь обретен лишь после уничтожения Сталиным интернационал-большевиков в состав ВКП(б) и победы СССР в Великой Отечественной и Второй мировой войне.
Будучи последовательным интернационал-большевиком, своеобразным коммунистом-глобалистом на основе марксистской догматики, В. И. Ульянов (Ленин) заявлял в мае 1918 г., что «интересы социализма, интересы мирового социализма выше интересов национальных, выше интересов государства»[126]. «Если ты социалист, – говорил он, – так ты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции, которая придет, которой еще нет, но в которую ты должен верить, (выделено нами – Л. Г.) если ты интернационалист»[127]. На таких же позициях безусловной веры в мировую революцию находились и соратники Ленина: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие видные большевики. В результате был совершен неслыханный акт государственного предательства, который свел на нет все внешнеполитические приобретения России, начиная с начала ХVIII века. Демобилизация армии и флота лишала Россию важнейшего компонента суверенной государственности. В ходе реализации Брестского договора на бывших территориях Российской империи продолжилось формирование ряд этнократических государств по самой своей сути враждебных полиэтнической России. Кроме того, заключение сепаратного договора с государствами Четверного союза дало странам Антанты повод начать прямую военную интервенцию в России.
Захватив власть большевики и сами приступили к осуществлению принципа этно-территориального федерализма на подконтрольной им территории на основе принципа «о праве наций на самоопределение». В «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», принятой 25 января 1918 г. на III съезде советов было закреплено положение, что «Российская Советская республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация Советских национальных (этнических – Л. Г.) республик»[128]. Эта декларация был включена в качестве первого раздела и в Конституцию РСФСР 1918 г. Обращает на себя внимание, что возникающая федерация строилась по этническому принципу, но без какой-либо формы великорусской государственности. Таким образом было положено начало дефрагментации единого российского государства и единой русской политической нации на основе этнического принципа. Под российскую государственность закладывалась бомба огромной разрушительной силы.
Считалась, что такая политика вызовет симпатии у других народов мира и ускорит начало мировой революции. Не учитывалось, что не все этносы проживали компактно, что существует огромное количество смешанных межэтнических браков, что сама этническая принадлежность является результатом самоидентификация личности и является сугубо частным делом[129]. Дробление России на этнические квазигосударственные образования отвечало интересам всех соперничавших с ней великих держав, которые не без основания видели в этом процессе начало распада единой страны.
Большевики оправдывали все эти процессы скорым и неизбежным началом мировой пролетарской революции, которая уничтожит и национальные границы и различия между народами. А до ее начала они готовы были идти на любые уступки и компромиссы в интересах сохранения своей власти. Но они не просто ожидали мировую революцию, а одновременно приступили к построению «государства диктатуры пролетариата» в форме советской власти, а фактически государства диктатуры своей партии, поскольку всегда позиционировали свою партию в качестве авангарда и выразителя интересов рабочего класса и беднейшего крестьянства. В этих трех словах: «государство диктатуры пролетариата» сосредоточены основные смыслы произошедшего. «Диктатура пролетариата, – писал Ленин в 1918 г. – есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией (предпринимателями, выражаясь современным языком – Л. Г.), власть, не связанная никакими законами»[130]. И экспроприация собственности у зажиточных слоев населения, и революционный террор, и политика продразверстки в деревне, и разгон Учредительного собрания, и запрещение практически всех политических партий, и закрытие оппозиционных режиму газет, и начавшиеся гонения на Русскую православную церковь выткали именно из такого понимания большевиками своей власти.
А что с хлебом, несвоевременный подвоз которого послужил толчком для февральского переворота. Вскоре после октября 1917 г. он вовсе исчез с прилавков магазинов, как, впрочем, исчезла и сама торговля. Политика «военного коммунизма» торговли не предполагала. 1 июля 1918 г. в Петрограде была введена система пайков по классовому принципу: рабочим предполагалось – фунта хлеба в день, служащим – фунта; «лицам не рабочим и не служащим, живущим своим трудом» – 1/8 фунта, остальным -1/16 фунта, то есть 25 граммов хлеба[131]. Не случайно, что население города сократилось с 2420 тыс. человек в 1917 г. до 720 тыс. в 1920 г[132]. Многие бежали из города, многие умерли. Таков был грустный финал так называемого «освободительного движения» в России в котором участвовали многие поколения российской интеллигенции, начиная с А. Н. Радищева.
Тем не менее власть «не связанная никакими законами» давала ряд очевидных результатов. На смену либеральному хаосу, полному падению авторитета правительства и его представителей на местах, который переживала Россия на протяжении восьми месяцев после свержения царя, пришло государство, во главе которого стояла «партия нового типа», верхушка которой была готова к осуществлению жесточайшей диктатуры, то есть определенного государственного порядка, который отличался не только тотальным подавлением противников, но и организацией управления страной на основе марксистской догматики. Dura lex, sed lex – закон суров, но закон, говорили древние. В России создавалось весьма своеобразное, но тем не менее функционирующее государство с новым советским законодательством, с жесточайшими методами поддержанием общественного порядка, строгим учетом, контролем и централизованным распределением ресурсов. Государство с четкой идеологической установкой на достижение всеобщего счастья, позиционировавшее себя как колыбель мировой пролетарской революции, которое противостояло не только буржуазии внутри страны, но и всего мира, включая страны Антанты, осуществившие после заключения Брестского мира ввод своих войск на ряд территорий России. В ответ на это, в Советской России началось создание новой армии на основе классового принципа, опиравшейся в первую очередь на пролетарские слои населения. Именно начавшаяся иностранная интервенция привлекло к сотрудничеству с советской властью часть патриотически настроенных россиян, склонных видеть в большевиках силу способную не только покончить с хаосом в стране, но и защитить ее от интервентов.
Поскольку, новая власть опиралась, как уже отмечалось, прежде всего на «пролетариат», то есть наиболее обездоленные слои городского и сельского населения, а также солдат и матросов, измученных мировой войной и страхом перед неминуемой гибелью на ее фронтах, она создавала для этого слоя людей не только административный, но и имущественный социальные лифты. Она позволяла им выплеснуть заряд ненависти к более обеспеченным и образованным слоям населения, копившийся многие годы, а может быть и века российской истории. У зажиточных слоев населения были изъяты в пользу государства не только «фабрики, заводы, газеты, пароходы», но и вклады в банках, ценные бумаги, земельные владения, дома, квартиры и даже «излишки» мебели и другого движимого инвентаря. Такое тотальное изъятие собственности, в том числе и иностранных граждан, проживавших в России, давало возможность передать часть материальных благ пролетарскими слоям населения. Крестьяне начали получать в пользование земельные наделы по трудовой или потребительской норме, за счет земель помещиков и других собственников, рабочие с окраин въезжали в коммунальные квартиры, которые образовывались путем их подселения к бывшим владельцам. Для многих это казалось началом новой, справедливой, лучшей чем раньше, жизни. На самом деле в обществе происходил глубочайший раскол, росла взаимная ненависть, усугублялся экономический и политический кризисы. В государстве начиналась самая страшная за всю историю России Гражданская война, в результате которой от голода, эпидемий, революционного террора и боевых действий погибнет около 12 миллионов россиян[133]. Эти жертвы в многократно превысили российские потери в Первой мировой войне. До двух миллионов человек вынуждены были бежать из страны[134].
Главное, что необходимо сделать, изучая исторические альтернативы 1917 г. в России, – это извлечь уроки из произошедшего тогда событий. Этих уроков несколько:
Во-первых, произошедшее в 1917 г. показывают, что очень легко и достаточно быстро, всего за один год, можно разрушить общественную стабильность в стране, но очень трудно ее вновь восстановить. Ответственность за это несут правящие элиты, их лидеры и те политические силы, которые на тот или иной момент осуществляют властные полномочия в стране.
Во-вторых, какие бы прекрасные цели ни ставили перед собой те или другие политические партии, ничто не может и не должен оправдывать и тем более преступно инициировать Гражданскую войну, которая является самым страшным социальным катаклизмом, последствия которого очень трудно преодолимы. Ни одна идеология не может оправдывать убийство друг друга гражданами одной страны. Таков главный урок 1917 г.
В-третьих, в периоды грозных исторических испытания, а именно таким испытанием и была Первая мировая война, власть должна проявлять твердость, внимательно следить на настроениями в обществе, стремиться консолидировать его на патриотической основе и отвечать за свои действия в экономике и политике. В противном случае наступает катастрофа, последствия которой весьма трудно устранимы.
В-четвертых, в борьбе за власть нельзя приносить в жертву такие ценности как суверенитет и территориальная целостность государства, идти по пути разрушения армии, его административных и политических структур. Недопустимо и искать союзников для завоевания власти в своей стране за рубежами своего отечества.