Дорская А. А
Революции и реформы в истории российского государства и права: проблемы корреляции
заведующая кафедрой международного права ФГБОУВО «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена», доктор юридических наук, кандидат исторических наук, профессор
Revolution and reform in the history of the russian state and law: problems of correlation
В статье на примере революций событий в России начала ХХ века, а также распада СССР рассмотрены различные варианты соотношения понятий «реформа» и «революция», сделан вывод об отсутствии универсальной логической цепочки.
Ключевые слова: революция, реформа, корреляция, теория революций.
In the article various variants of the relation between the concepts "reform" and "revolution" are considered on the example of the revolutions of events in Russia at the beginning of the 20th century and the collapse of the USSR, the universal logical chain does not exist.
Keywords: Revolution, Reform, Correlation, Theory of Revolutions.
Проблема соотношения, взаимозависимости реформационных и революционных процессов в истории России является одной из основных как в общегражданской истории, так и в историко-право-вой науке. В связи с ней возникает целый комплекс практических вопросов, ответы на которые ищут все государства и общества любой эпохи: можно ли предотвратить революции, представляющие собой быстрое кардинальное изменение главных политико-правовых и экономических институтов, основанное на насилии; являются ли реформы, проводимые за несколько лет или десятилетий до революции, её необходимым условием или революционные события, наоборот, возникают как следствие отсутствия реформаторского процесса; всегда ли революции приводят к широкомасштабным реформам?
История Российского государства и права представляет интереснейший материал для поиска ответов на данные вопросы в силу нескольких причин.
Во-первых, за ХХ век Россия пережила четыре революции (1905–1907 гг., февраль-начало марта 1917 г., октябрь 1917 г., декабрь 1991 г.). Сразу необходимо оговориться, что концепция «Великой русской революции», включающей в себя Февральскую и Октябрьскую революцию 1917 г., которая была выдвинута во время работы над проектом по созданию единого учебника по истории, с точки зрения историко-правового материала не выглядит вполне обоснованной. Расширение революционного периода с 1914, когда Россия вступила в Первую мировую войну, по 1917 г.[233] тоже нуждается в дополнительной аргументации, т. к. основные государственные институты остались без изменения, продолжали действовать главные довоенные нормативно-правовые акты, не считая, конечно, военного и чрезвычайного законодательства.
Во-вторых, именно Россия имеет уникальный противоположный опыт, когда революционные события 1917 г. не привели к масштабному распаду государства (несмотря на отделение Польши, прибалтийских республик, Финляндии и других районов, в течение нескольких лет начался интеграционный процесс, приведший к образованию СССР) и когда в 1991 г. прекратил своё существование СССР, благодаря чему кардинально изменилась карта евразийского региона, а россияне были лишены статуса «имперской нации»[234]. Такое различие в итогах не может быть обусловлено только темпоральными характеристиками и должно изучаться в контексте проводимой политики, реформационных процессов и т. д.
В-третьих, революционные события никогда не приводят к тем результатам, ради которых совершались, т. к. вслед за разрушением старой системы достаточно быстро необходимо не просто переходить к решению каждодневных вопросов, но и создать новый государственно-правовой механизм, проводить реформы. При этом любая революция отличается очень низким исполнительским уровнем. Нормативно-правовые акты принимаются, но их некому исполнять. Российский опыт революционных и реформационных изменений так же представляет огромный интерес. Изучение с правовых позиций того, почему после революции 1905–1907 гг. наблюдался экономический подъём, а революции 1917 и 1991 гг. привели к экономической катастрофе, может помочь в осмыслении современных проблем.
Теория революций стала активно изучаться на Западе с XIX столетия в силу того, что они стали достаточно частным явлением. Обобщая точки зрения представителей XIX – начала XX вв., Д.Ю. Карасёв выделил три основных. В марксизме революции – это «локомотивы истории», единственный способ достижения модернизации. А. Токвиль рассматривал революции как следствие «консервативной реакции» земельной аристократии на централизацию и прочие реформы, инициированные сверху. Г. Моска не видел связи между модернизацией и революцией, считая последние результатом извечной борьбы элит.
В советский период влияние реформ на революционные процессы практически не рассматривалось. Однако в западной литературе эта проблема активно изучалась социологами и историками с 1970-х гг. Одной из самых известных работ является статья американского социолога, политолога и историка Чарльза Тилли (1929–2008) «Приводит ли модернизация к революции?»[235].
На современном этапе, напротив, связь реформ в России с последующими революциями изучается достаточно активно. Большой вклад в изучение корреляции реформ и революций внесли исследователи цивилизаций и общетеоретических вопросов развития обществ. Среди зарубежных авторов выделяется две главных позиции. Известный американский политолог и социолог С.П. Хантингтон (1927–2008) считал, что революции происходят лишь в странах, которые добровольно или вынужденно встали путь модернизации, но по каким-либо причинам не завершили её[236]. Ш. Эйзенштадт (1923–2010), представлявший израильскую и американскую науку, не видел прямой связи между реформами и революциями, подчёркивая, что революции могут быть как толчком к кардинальным преобразованиям, так и их срывом[237]. В российской юридической науке, прежде всего, стала рассматриваться логическая цепочка между реформами Александра II и революционными событиями начала ХХ века, а также модернизацией начала ХХ века и революцией 1905–1907 гг.[238] К примеру, Д.А. Пашенцев отмечает, что «в 1856 г. в результате амнистии были освобождены оставшиеся в живых декабристы и петрашевцы. В стране повеяло свободой. Стали открываться многочисленные новые журналы, открыто обсуждаться ранее запретные темы. Лев Толстой писал, что кто не жил в пятьдесят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь. В этом же году Александр объявил о предстоящей отмене крепостного права. Эта реформа, одна из крупнейших в стране, являлась жизненно необходимой, но вместе с тем она, вернее, её содержание, предопределила дальнейшую судьбу России, вызвала революции 1905 и 1917 гг.»[239].
Если попытаться провести связь между «великими реформами» и революционными событиями 1905–1907 гг., то получается следующая картина. В период буржуазных реформ Александра II впервые были введены элементы теории разделения властей. Несмотря на все ограничения, можно говорить после 1864 г. о выделении судебной власти, а также о начале процесса формирования исполнительной власти, выразившимся в фактическом создании в 1857 г. Совета министров, который получил нормативно-правовое оформление в 1861 г. События Первой российской революции заставили власть завершить этап становления исполнительной власти возрождением в октябре 1905 г. Совета министров и введением должности премьер-министра, а также учреждением двухпалатного парламента. Именно в период революции 1905–1907 гг. была предпринята попытка решения Правительством П.А. Столыпина аграрного вопроса, которое после Манифестов от 19 февраля 1861 г. тормозилось временнообязанным состоянием крестьян, сохранявшейся сословной структурой общества и другими факторами. «Великие реформы» Александра II способствовали возникновению мощной оппозиции, которая сумела к 1905 г. не только научиться разнообразным формам революционной борьбы, но и даже частично оформиться в партии (1898 г. – РСДРП, 1901 г. – социалисты-революционеры и т. д.). Террористические акты, регулярно совершаемые с 1860-х гг., стали одним из символов революции 1905–1907 гг. По оценке А. Гейфман, в период Первой российской революции в результате террористической деятельности различных политических сил были убиты или ранены более 9000 человек[240]. Таким образом, между реформами 1860-1870-х гг. и революционными событиями 1905–1907 гг. можно увидеть некоторую связь.
Иначе выглядит ситуация с Февральской революцией. Период с 1907 до 1914 г. не являлся периодом реформ. Большинство попыток депутатов Государственной Думы III созыва наталкивались либо на блокировку со стороны Государственного Совета как верхней палаты российского парламента, либо не получали поддержки Императора. События Первой мировой войны вовсе перевели страну на военные «рельсы». Поэтому скорее можно провести связь между революционными событиями 1905–1907 и 1917 гг., нежели между реформами и свержением монархии в России.
Временное правительство, безусловно, понимало значимость реформ, прежде всего, для стабилизации внутриполитического положения и возможности дальнейшего участия в войне. Кроме декларативных шагов (очередное провозглашение прав и свобод граждан, преимущественно гражданских и политических) предпринимались попытки подготовить если не широкомасштабную реформу, то хотя бы реформы, направленные на решение наиболее насущных проблем общества (созданное в марте 1917 г. Юридическое совещание подготовило текст Конституции новой республиканской России, были несомненные успехи в социальной сфере – созданы биржи труда, примирительные учреждения, введено обеспечение рабочих на случай болезни, запрещены ночная работа для женщин и детей в ночное время, штрафы[241] и т. д.). Однако планомерное проведение реформ было невозможно в условиях военного времени и острых внутриполитических кризисов как между Временным правительством и Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов, так и внутри самого Временного правительства. Таким образом, опять же больше прослеживается связь между революционными событиями февраля и октября 1917 г., чем между реформами и революциями.
Без сомнения, октябрьская революция 1917 г. повлекла за собой реформирование во всех сферах государственной и общественной жизни: конституционное право оформилось как самостоятельная отрасль права, Россия была провозглашена светским государством, советская система отбросила ещё далеко не сложившийся принцип разделения властей, провозгласив принцип единства государственной власти, обеспечиваемый иерархией советов, была уничтожена частная собственность, из гражданского права выделилось семейное право, были конституционно гарантированы такие права и свободы, как равенство мужчины и женщины, бесплатное образование, труд превратился в обязанность, политические права были предоставлены иностранцам и т. д.[242] Уже в 1922–1923 гг. была проведена широкомасштабная кодификация права, благодаря которой были введены в действие многие кодексы.
Распаду СССР, завершившемуся в декабре 1991 г., который так же можно отнести к революционным событиям, тоже предшествовали реформы, объединённые общим названием «перестройка». А.Л. Ельникова считает, что их можно разделить на три этапа. Первый этап (1985–1987 гг.) состоял в том, что был принят стратегический курс на "ускорение социально-экономического развития страны" (XXVII съезд КПСС, 1986 г.). На втором этапе (1987–1989 гг.) была провозглашена политика «перестройки» (январский Пленум ЦК КПСС, 1987 г.), когда параллельно с экономической предполагалась реформа политической системы, расширение гласности, разделение партийно-политических и хозяйственно-управленческих функций (XIX Всесоюзная партийная конференция, 1988 г.). Для "восстановления полновластия Советов" был учреждён новый орган власти – Съезд народных депутатов СССР. Третий заключительный этап (1989–1991 гг.) характеризовался проведением демократических выборов в союзных республиках, созданием на I Съезде народных депутатов СССР (май 1989 г.) межрегиональной депутатской группы, представлявшей собой политическую оппозицию, усилением дезинтеграционных процессов, которые привели к распаду СССР[243]. Реформаторский курс привёл к достаточно неожиданному результату, а быстрота деструктивных процессов превзошла все возможные ожидания.
Таким образом, российский историко-правовой материал показывает, что соотношение понятий реформы и революция может иметь разные комбинации. Если революции 1905–1907 гг. предшествовали реформы 1860-1870-х гг., благодаря которым выросло новое поколение, являвшееся «детьми» великой эпохи, то перед февральской революцией 1917 г. широкомасштабные реформы не проводились и основным толчком послужили события Первой мировой войны. Реформы не всегда приводят к революциям, а революционные события – к серьёзному реформированию, поэтому вряд ли можно говорить об универсальности такого соотношения и возможности создания общей теоретической схемы.