Вы здесь

Государство, армия и общество Древнего Египта. Глава IV. ЦАРЬ (ФАРАОН) И ЕГО ДВОР (Адольф Эрман)

Глава IV

ЦАРЬ (ФАРАОН) И ЕГО ДВОР

То представление о государстве, которое оставили миру в наследство греки и римляне, для древних народов Востока было таким же странным, каким оно выглядит и теперь для современного восточного человека.

На Востоке господствовала – и существует до сих пор – точка зрения, согласно которой вся государственная машина приводится в движение одной лишь волей правителя: налоги уплачиваются для того, чтобы наполнялась его казна, войны ведутся для его славы, и великие здания возводятся, чтобы ему оказывали больше почета. Все имущество страны принадлежит этому правителю по праву, и если он делится этим имуществом с кем-то из своих подданных, то всего лишь дает ему эту долю имущества взаймы и может в любой момент потребовать ее обратно. Подданные восточного правителя тоже принадлежат ему, и он может по своей воле распоряжаться их жизнями.

Однако это все лишь в теории, которую не всегда возможно осуществить на практике, потому что царь, хотя и считается, что может распоряжаться всем, как бог, редко бывает в состоянии действовать независимо. Такие народные массы, как те, что теперь являются такой важной составной частью современного государства, действительно не были известны в древности; но существовали другие силы, которые могли сделать правителя бессильным, каким бы абсолютным владыкой он ни выглядел.

Богиня Нехбет, покровительница царей


Царя окружали старые советники, которые раньше служили его отцу и которым чиновники и служащие привыкли слепо повиноваться, а также военачальники с войсками, которым платили жалованье, и священнослужители, власть которых над низшими слоями общества была безграничной. В маленьких городах старинные и богатые знатные семьи, живущие в своих сельских имениях, были ближе к домам простых людей, чем монарх, живущий в далекой столице. Царь боялся оскорбить любого из этих могущественных людей, он должен был оберегать самолюбие чувствительного к обидам министра, находить способ удовлетворить честолюбие военачальника, не создавая этим опасности для страны, внимательно следить за тем, чтобы его чиновники не нарушали права знати, и прежде всего оставаться в милости у жрецов. Только если царь умел выполнять все эти требования и одновременно понимал, как использовать в этой игре одну партию против другой, он мог ожидать, что его царствование будет долгим и станет временем процветания. Если ему это не удавалось, его шансы остаться у власти были малы, потому что рядом с ним поджидали своего часа самые опасные его враги – его родственники. Всегда существовал царский брат или дядя, который имел не меньше прав на престол, чем правящий царь, или жены покойного государя, каждая из которых считала роковой ошибкой, что царский венец унаследовал не ее собственный сын, а его соперник, сын другой жены. При жизни царя все они притворялись покорными, но напряженно ждали момента, когда можно будет сбросить эту маску. Они хорошо понимали, как надо вести интриги и как усилить любое недоразумение, возникающее между царем и его советниками или его полководцами, пока наконец один из них, посчитав себя пострадавшим или оскорбленным, переходил к открытой борьбе: поднимал бунт и начинал войну, провозгласив одного из претендентов единственным истинным царем, которого несправедливо не допускают к престолу. Результат всегда был один и тот же: остальные восхищались отвагой «повстанца» и спешили сделать то же, что и он; наконец в стране становилось столько же претендентов на престол, сколько было партий. Кто бы ни победил в этой борьбе, разница была невелика; победитель всегда прокладывал себе путь к престолу по крови своих противников, а потом начинал борьбу против тех, кто ему помогал. Если ему везло и он был энергичным, он оказывался в состоянии устранить их со своего пути, в ином случае новый царь становился игрушкой в руках тех, кто его окружал, и при первых признаках независимости с его стороны они организовывали его убийство и сажали вместо него на трон более послушного правителя.

Пока все это происходило, в тех частях страны, где не было гражданской войны, жизнь мирно шла своим обычным путем: земледелец трудился на своем поле, а мелкий чиновник на службе – с восточным безразличием к этой войне, словно ничего не происходило. Но если правительство было слабым, народу становилось особенно тяжело. Власть повышала налоги и собирала их в неустановленное время, чтобы удовлетворить желания алчных военачальников и их воинов; чиновники становились более бесстыдными в своих вымогательствах и капризах, а общественные здания, каналы и плотины разрушались от ветхости. В такой обстановке процветали только аристократы и жрецы: когда центральной власти не было, они становились чем дальше, тем более независимыми и могли получать все новые уступки и дары от каждого просителя. Следующий сильный правитель был должен тратить много времени на приведение страны в порядок и, даже сделав это, не мог тешить себя надеждой на то, что его труд будет долговечным, поскольку на Востоке все правящие семьи постигала одна и та же судьба.

Такие создававшие смуту условия, которые мы описали в общих чертах в средневековой истории Востока, существовали и в Древнем Египте во все периоды его существования. Надписи могут заставить нас поверить в то, что это было идеальное царство – царство, где «добрый бог», окруженный «дорогими друзьями» и «мудрыми князьями», заботился о своей стране как отец, вызывал горячую любовь у своих подданных, страх у врагов и почтение у жрецов как «истинный сын бога солнца». Но, приглядевшись внимательнее, мы видим те же роковые условия, которые всегда в истории Востока приводили к губительным результатам.

В предыдущей главе читатель уже видел, как часто наступали эти периоды политических беспорядков, причем мы знаем лишь о тех, которые продолжались долго, и почти ничего не знаем о кратковременных спорах из-за наследования престола. Цари, воевавшие один против другого, как правило, были всего лишь куклами в руках честолюбцев; это мы можем видеть по надписи, в которой некий Баи совершенно открыто хвалится, что «утвердил царя на престоле его предков»[21].

Даже могущественные правители постоянно жили в опасности, исходящей от их же родственников; доказательство этого – протокол суда по делу о государственной измене, относящийся ко времени Рамсеса III (IV). Правление этого царя, несомненно, было прекраснейшим: в стране, наконец, наступил мир, сердца жрецов были завоеваны строительством великих храмов и огромным количеством даров. Все, казалось бы, шло благоприятно, но даже в это царствование действовали те губительные подводные течения, которые приводили к быстрому падению каждую династию, и этот царь, возможно, лишь благодаря счастливому случаю избежал гибели. В его собственном гареме возник заговор, во главе которого стояла знатная госпожа по имени Тия, которая, несомненно, была царского происхождения, а возможно, была матерью или мачехой царя[22].

Мы не знаем, кто из принцев был выбран в соискатели престола (в папирусе он упомянут только под псевдонимом), но по письмам женщин из гарема к их матерям и братьям мы можем видеть, как заговор развивался до своего раскрытия: «Волнуйте народ и возбуждайте тех, кто враждебен, чтобы они начали военные действия против царя». Одна из этих дам в письме к своему брату, который командовал войсками в Эфиопии, явным образом приказала ему прибыть и сражаться против царя[23].

Когда мы видим, как много высших должностных лиц участвовали в этом заговоре или знали о нем, мы понимаем, насколько серьезна такая опасность для всех восточных царств. Я специально показал здесь оборотную сторону такого образа правления и прошу читателя все время помнить, что за всей пышностью и роскошью, которые окружали египетского царя и его двор, скрывалась обстановка, вероятно, не лучшая, чем описанная выше.

Титул царь существовал в Египте с доисторических времен. Знаки царского достоинства фараонов явно возникли в те времена, когда египтяне носили только набедренную повязку и когда признаком, по которому царя отличали от остальных, было то, что он дополнял эту повязку лоскутом шкуры или циновки впереди и украшал ее львиным хвостом сзади. Мы не знаем, сколько времени прошло, пока вожди полудикого народа превратились в божественных фараонов, не можем мы и выяснить, какие войны предшествовали постепенному объединению отдельных областей Египта в одно государство. Мы лишь знаем, что до возникновения Древнего царства должен был существовать долгий период, когда Египет делился на два царства – южное и северное, или, как они назывались на официальном языке Египта, «две страны». Эти государства, должно быть, были оба мощными и равными по силе, так что не могло быть и речи о том, чтобы одно из них было поглощено другим; а после своего объединения оба остались независимыми и были связаны только той ненадежной связью, которая называется «личный союз». Царь Египта мог называть себя именами господин обеих стран, или объединитель двух стран, или же, как в более поздние времена, государь Египта, но его официальный титул был «царь Верхнего и Нижнего Египта». Так же обстояло дело и с титулами его слуг: первоначально они были управляющими обоими «домами серебра» или обеими кладовыми, поскольку каждое царство имело свою житницу и свою казну. Такое объединение через личность не могло продолжаться долго; даже в Египте оно скоро стало лишь видимостью, хотя все время сохранялось в титулах царей.

Царские имена и титулы всегда были для египтян чем-то в высшей степени важным. Первый титул состоял из имени, которое царь носил, когда был принцем. Только этим именем его называл народ, и только оно использовалось в истории. Оно было слишком священным, чтобы писать его как обычное слово, и потому его обводили овальной рамкой, чтобы отделить от несвятых слов. Перед ним ставили титул «царь Верхнего и Нижнего Египта». Например, «Царь Верхнего и Нижнего Египта, Хуфу». В эпоху Древнего царства возникла мысль, что не следует царю, который, взойдя на трон, стал полубогом, по-прежнему носить то обыкновенное имя, которое он носил, когда был принцем. Поскольку именем Пепи (Пиопи) звали многих обычных людей, не следовало благому богу носить это простое имя. Поэтому при его вступлении на престол царю давали новое имя для применения в официальных случаях, и оно, разумеется, имело благочестивый смысл. Пепи стал «любимцем Ра», Исеси, когда был царем, назывался «образ Ра прочен», а Ментухотеп назывался «Ра, господин двух царств». Мы видим, что все эти официальные имена включают в себя имя бога солнца Ра – символ царской власти. Однако царь не отказывался и от семейного имени, которое носил, когда был принцем, поскольку оно, хотя и не использовалось для официальных целей, все же играло важную роль среди царских титулов. Это имя свидетельствовало о высоком происхождении правителя и о том, что он – потомок царей, а поскольку существовало верноподданническое предание, что царский род ведет свое начало от бога солнца Ра, то перед этим именем ставили с особым смыслом титул сын Ра, то есть принц Аменемхет, став царем, назывался «царь Верхнего и Нижнего Египта, говорящий истину, сын Ра, Аменемхет». Но и на этом имя для высокого стиля еще не кончалось: при вступлении на престол царь принимал еще три титула: – «Гор»; – «носитель венца коршуна и змеи» и – «золотой Гор»; они говорили о его божественности, поскольку Гор – это молодой, побеждающий бог солнца, а два венца – короны богов. К этим титулам снова добавлялись прозвища; например, один из царей XIII династии назывался «Гор, объединивший два царства, носитель венца коршуна и змеи, неизменно великолепный, золотой Гор богов, царь Верхнего и Нижнего Египта; Ра великолепно живущий, сын Ра; Себекхотеп».

Таковы были фразы, необходимые, чтобы обозначить царя Египта по полному чину, и даже эти длинные титулы часто были слишком малы для верноподданных писцов эпохи Нового царства, чье почтение к своему правителю иногда даже выражалось в коротком псалме, добавленном к его имени. Например, датировка стелы, поставленной в царствование Рамсеса II на пути к нубийским золотым рудникам, выглядит так: «В третий год царствования его величества Гора, могучего быка, любимого богиней правды, носителя венца коршуна и змеи, защитника Египта и покорителя варваров, золотого Гора, долголетнего, великого победами, царя Верхнего и Нижнего Египта, Ра, сильного в правде, избранника Ра, сына Ра, Рамсеса; любимого Амоном, дающим вечную жизнь, любимого фиванским Амоном-Ра, владыки храма, трона двух царств, который сияет ежедневно на своем троне среди людей подобно своему отцу Ра, доброго господина, господина юга, Гора с ярким оперением из храма в Идфу, прекрасного серебряного сокола, который защищает Египет своими крыльями, готовя тень для человечества, оплот силы и победы, который грозно вышел из чрева своей матери, чтобы обрести себе славу, раздвигая свои границы, цвет его тела подобен силе бога войны Монту, бог Гор, бог Сет, небеса радовались его рождению, боги сказали: мы воспитали его, богини сказали: он родился от нас, чтобы возглавить царство Ра, Амон сказал: это я сотворил его, я поместил истину на ее место; ради него обустроена земля, удовлетворены небеса, ублаготворены боги; могучий бык против жалких эфиопов, чей яростный рев направлен против страны негров; пока его копыта топчут троглодитов, его рог пронзает их; его дух могуч в Нубии, и страх перед ним достигает страны Кари; его имя знаменито во всех странах благодаря победам, которые одержало его оружие; при упоминании его имени золото выходит из гор, как от имени его отца; бог Гор земли Бака; он горячо любим страной юга как Гор в Меаме, бог страны Бухен, царь Верхнего и Нижнего Египта, Ра, сильный в истине, избранник Ра, вышедший из лона Ра, носитель венцов, Рамсес, любимый Амоном, ежедневно дающий вечную жизнь, как его отец Ра»[24].

Когда читатель проберется через этот отупляющий треск ничего не значащих слов (которые применялись по отношению даже к самому слабому монарху), он все еще не будет знать содержания надписи, поскольку мы бы выразили все, что он прочел, словами «в третий год царствования Рамсеса II». Эти преувеличенные титулы доказывают нам, что египтяне верили, что их царь в некотором роде божество, и действительно называли его так, как называют бога.

Между царем и богом было одно различие: Амон, Ра, Осирис и Гор именовались «великие боги», царь, как правило, ограничивался наименованием «благой бог». Каждый царь имел божественное происхождение, потому что, пока его признавали государем, он считался прямым потомком бога Ра. На эту веру не влияло то, что престол часто переходил от одной семьи к другой: для специалистов по генеалогии, живших в эпоху Нового царства, возвести родословную узурпатора Сетнехта или ливийца Шешонка к древнему роду царей было не труднее, чем для мусульманских специалистов по генеалогии возвести родословную царских семей Северной Африки, несмотря на их берберское происхождение, к сподвижникам пророка, которые были арабами. В наше время историки XVII и XVIII веков делали то же самое для других царских семей. Таким образом, египетские цари, не смущаясь, называли своих предшественников своими предками, потому что всегда легко могли создать себе какие-то родственные связи с ними. Народ тоже рано привык видеть в своих правителях богов, поскольку в прекрасной песне времен XI династии, где говорится о том, что все на земле проходит, сказано: «Боги, которые были у нас в старину, покоятся в своих пирамидах»[25].

Египтяне избегали произносить имя царствующего монарха точно так же, как мы чувствуем некоторый благочестивый страх перед употреблением имени Бога без необходимости. Поэтому они говорили о царе так: «Гор, господин дворца, благой бог, его величество, твой господин» или же (обычно в эпоху Нового царства) вместо всех этих наименований пользовались неопределенным местоимением «он», обозначая им священную власть. Фразы «Он приказал тебе» или «Он теперь живет в Фивах» в стиле более ранних времен имели бы вид: «Царь приказал тебе» или «Царь теперь живет в Фивах». Когда шла речь о делах царей, применялось еще одно название правителя, созданное по способу, общему для многих народов: так же, как, например, турки называли свою империю (и правительство) «Высокая Порта», так и египтяне во все времена предпочитали говорить, подразумевая правителя, о правительственных зданиях: «дворец, дом царя, великий двойной зал»[26], но главным образом «великий дом» – пер'о — были обычными обозначениями царя. Последнее из них применялось так часто, что древние евреи и ассирийцы использовали его (произнося «фараон») почти как собственное имя египетского монарха.

В ранний период идея божественности царя не была проведена до самого конца: в честь благого бога, пока он жил среди людей, еще не строили храмы и не приносили ему жертвы.

Похоже, что такой обычай был введен во времена Нового царства, и следует отметить, что храм, в котором Аменхотеп III поклонялся себе самому (мистическое официальное выражение звучало так: он поклоняется своему живому земному образу, то есть образу бога солнца), стоял не на египетской земле. Это рискованное нововведение возникло, лишь когда египетская религия была принесена в Нубию[27].

Царь конечно же отличался от своих подданных одеждой. Знаки царского достоинства были описаны с такой точностью, и им придавалось такое большое значение, что мы должны ненадолго остановиться на рассказе об их постепенном развитии. В эпоху Древнего царства царские украшения были очень простыми[28].

Легко увидеть, что обычный наряд царя возник в очень примитивные времена. В доисторическую эпоху, когда единственной одеждой египтян была повязка на бедрах, свисающая спереди, или завязки, считалось роскошью уже то, что царь заменял эти завязки куском циновки или меха и, как дополнительное украшение, прикреплял к ней сзади еще львиный хвост. На каменных стелах в синайских каменоломнях царь Сахура стоит одетый таким образом и убивает своих врагов-бедуинов.

Это лишь символическое изображение, и мы не должны думать, будто царь действительно носил этот наряд вождя дикарей. Во времена V династии набедренная повязка уже давно стала одеждой низших слоев общества, а все люди из высших сословий в Египте носили короткую юбку. Царь носил эту юбку иногда поверх своего прежнего официального наряда, но чаще под ним. В таком случае у куска ткани, из которого была изготовлена юбка, оба угла делали круглыми, чтобы между ними был виден конец повязки, превратившийся в переднюю часть наряда. Иногда все это делалось из золотистой плиссированной ткани, и такой наряд был очень изящным.

Памятник в честь победы Сахуры в Вади-Магара (L. D., ii. 39 и след. с.)


Его величество сбривал себе и волосы, и бороду так же аккуратно, как и его подданные, и так же, как они, заменял настоящие бороду и волосы искусственными. Даже в этом он отличался от народа: искусственная борода, которую он укреплял под своим подбородком, была длиннее, чем та, которую обычно носили в эпоху Древнего царства. Царь также носил головной убор особой формы, бока которого спускались ему на плечи в виде двух плиссированных лент. Сзади эти ленты были сплетены вместе и свисали вниз в виде короткой косички.

Обычная одежда царя в ранний период


На головном уборе царя всегда был урей — символ царской власти. Эта ярко окрашенная ядовитая змея на лбу словно приподнималась на лбу царя, готовая к броску, и угрожала всем его врагам так же, как когда-то она грозила всем врагам бога Ра.

Священная змея-урей


В праздники царь носил корону – либо белый венец Верхнего Египта, странный высокий колпак, либо чуть менее причудливый красный венец Нижнего Египта с высокой и узкой задней частью и украшением из проволоки, которое под наклоном отходило от венца вперед. Иногда он носил оба венца сразу, то есть двойной венец, в котором белый был вставлен внутрь красного, а проволочное украшение отходило вперед от белого.


Царь в одежде богов (L. D., ii. 39 и след. с.)


Обычная одеждa царей в эпоху Нового царства: a – короткая юбка поверх нижней одежды, двойная корона (подношение шкатулки для ароматных мазей); б – короткая юбка под нижней одеждой, военный шлем (подношение напитка и благовоний); в – короткая юбка, верхняя и нижняя одежды, венец богов (подношение вина)


Знаками царя были также крючковатый жезл и плеть, а меч в форме серпа, который из-за этой своей формы назывался «бедро» (хопеш), похоже, был символом царского сана.

Иногда царь появлялся перед людьми в одежде бога; в этих случаях он либо обертывал свою царскую набедренную повязку вокруг узкой женственной одежды, в которую, по представлениям людей из народа, одевались их боги, либо надевал один из венцов, которые носили боги, – это были странные сооружения из рогов и перьев – и нес в руке жезл богов[29].

Знаки царского сана были очень сложными даже в эпоху Древнего царства. В более поздние времена они были в своей основе такими же, только более роскошными внешне. В более поздний период особое внимание уделялось передней части царской юбки, которую богато украшали вышивкой, змей-уреев изображали изгибающимися в стороны, и появились белые ленты, которые прикрепляли урей к ремню. Если фараон, в соответствии с древним обычаем, был одет только в эту юбку, ее передняя часть выступала вперед в виде острия, которое украшали золотым узором. Но обычно цари эпохи Нового царства предпочитали одеваться так же, как их подданные, а в праздники надевали длинную прозрачную нижнюю одежду и вместе с ней – верхнюю одежду, покрывавшую все тело; короткая же юбка в этих случаях надевалась либо под эти одежды, либо поверх них. Царские венцы тоже не изменились, но венцы богов с рогами и перьями стали более модными[30], чем в предыдущую эпоху. Существовал также обычай, чтобы фараон даже в мирное время носил военный шлем, который назывался хепереш, и это вполне соответствовало воинственному духу того времени.

Мы уже написали так много об одежде и украшениях царя, но их полное описание заняло бы целый том: так подробно изображали их египтяне. За тем, чтобы эти предметы применялись, как надо, следили смотрители царских нарядов, принадлежавшие к знати. В эпоху Древнего царства носителей этой должности было много, и похоже, что они занимали высокое положение при дворе. Они назывались «смотритель царских одежд», «главный белильщик», «мойщик одежд фараона» и «главный дворцовый мойщик». Даже у сандалий был особый хранитель, а для париков существовали «изготовитель париков фараона», «старший и младший изготовители париков царя» и «управляющий изготовителями париков». Этим должностным лицам, которые заботились о волосах монарха, были также поручены и остальные многочисленные головные уборы царя. Такие чиновники называли себя «хранителями венца» и хвалились тем, что «украшали чело своего бога», или «Гора». Существовали особые управляющий и счетовод, «главный рабочий по металлу и главный художник для ухода за царскими драгоценностями», которые в то же время были и частью казны; надзор за царскими нарядами был также поручен служащим, состоявшим при казне.

Царь в царском фартуке более поздней формы и в головном уборе. Он подносит благовония в дар богу


В более поздние времена таких чиновников было меньше, но все же в эпоху Среднего царства «хранитель венца, украшающий царя» занимал при дворе высокое положение. Он носил звание «тайного советника двух венцов» или «тайного советника царских драгоценностей и создателя двух магических царств»[31]. Царским венцам Верхнего и Нижнего Египта приписывалась магическая сила, их называли «магические царства», и в эпоху Среднего царства при них состоял специально назначенный штат священнослужителей, которых набирали хранители венца.

В эпоху Нового царства должность хранителя венца, похоже, была упразднена или же его заменил «надзиратель за благовонными мазями в царской сокровищнице, смотритель царской головной повязки благого бога»[32].

Царский шлем (хепереш)


Трон живущего, то есть великий трон, на котором сиял царь во время торжественных приемов, тоже входит в число знаков царского сана. В более поздние времена этот трон, несомненно, ни по форме, ни иным образом не был бы опознан как символ царского сана.

Балдахин на красивых деревянных столбиках, толстый ковер на полу, табурет и подставка для ног обычной формы, все это ярко расписано и блестяще украшено – таким был великий трон Гора, согласно его многочисленным изображениям, относящимся ко времени Нового царства.

Вглядевшись в его украшения, мы заметим, что они соответствуют назначению царского трона: сиденье как бы несут негры и азиаты, а по бокам, на обоих подлокотниках изображен царский сфинкс, уничтожитель всех врагов. На полу, а значит, под ногами у монарха, написаны имена врагов, которых он покорил, а вверху, на навесе изображены два ряда змей-уреев[33] – символы царской власти.

При дворе существовал обычай, чтобы фараон, или, вернее, на поэтическом языке Египта, бог солнца, сиял, когда выходил из-за горизонта и показывался людям. Поэтому каждый раз, когда мы видим фараона за пределами дворца, он окружен величайшей роскошью. Когда царь, согласно древнему обычаю, выезжал из дворца в кресле-носилках, он сидел на этом кресле в полном парадном одеянии, две фигуры шагающих львов поддерживали кресло, а шесты, на которых оно стояло, покоились на плечах восьми знатных придворных[34]. Царя сопровождали носители опахала, которые обмахивали его веерами, чтобы воздух был свежим, и взмахивали букетами возле его головы, чтобы воздух вокруг благого бога был наполнен приятными запахами. Обычные носители опахала шли впереди и сзади монарха, но высокопоставленный чиновник, который сопровождал царя «как носитель опахала справа от него», нес красивый веер и маленький букет только в качестве знаков своего звания, а работу оставлял слугам.

Рисунок из Эль-Амарны, на котором изображено, как царь Эхнатон посещает своего бога Атона – солнечный диск[35], – позволяет нам увидеть, как отправлялась в путь царская семья.

Царь Тутанхамон (XVIII династия) на своем троне принимает губернатора Эфиопии Хуи. У царя на голове военный шлем, а в руках плеть и жезл; губернатор держит в руках жезл и (как знак своего сана) веер. Балдахин украшен вверху змеями-уреями, а внизу грифонами – символами мудрости, с их помощью правит царь. Возле царя написаны его имена: «царь Верхнего и Нижнего Египта, бог для всех существ, сын Ра, Тутанхамон, господин Гермонтиса, который живет вечно, как Ра» (L. D., iii. 115)


Из двора царского жилища выезжала процессия, окруженная самой пышной роскошью. Вначале два скорохода поспешно расчищают в толпе любопытных зрителей дорогу для царской колесницы. На небольшом расстоянии сзади них едет его величество, которого везут богато украшенные кони, такие резвые, что его слуги едва сдерживают их. По бокам бегут пешие телохранители – по одному с каждой стороны, идут воины-египтяне и наемники-азиаты, вооруженные всевозможными видами оружия; перед ними несут их штандарты, а сзади едут на колесницах военачальники. За колесницей царя следуют колесницы его супруги и его дочерей; две из молодых принцесс едут вместе, старшая держит поводья, а младшая нежно прижимается к сестре. Сзади них шесть повозок с придворными дамами, и с каждой стороны от нее еще шесть – с придворными, состоящими при царской спальне. По бокам процессии быстро движутся, размахивая палками, скороходы и слуги.

Вряд ли можно представить себе более великолепное зрелище, чем эта процессия, когда она быстро проезжала мимо зрителей, – позолоченная колесница, разноцветные перья, украшавшие коней, роскошная сбруя, яркие веера, развевающиеся белые одежды, и все это освещено пылающим египетским солнцем.

Когда фараон умирал и его хоронили – или, как сказали бы египтяне, «когда он, подобно богу солнца, ушел за горизонт и для него были исполнены все обычаи Осириса; когда он переплыл через реку в царской ладье и ушел на покой в свой вечный дом к западу от Фив», – на престол торжественно вступал его сын. «Его отец Амон, владыка богов, Ра, Атум и прекрасный лицом Птах, владыки обеих стран, коронуют его на место его предков; он радостно наследует сан своего отца; страна радуется и пребывает в мире и покое; народ рад, потому что признает его правителем обеих стран, как Гора, который управляет обеими странами в покоях Осириса. Его коронуют венцом Атеф, на котором находится урей; к этому венцу добавляют венец бога Татенена – тот, который с парными перьями; он сидит на троне Хармахиса и украшен как бог Атум»[36].

Мы мало знаем о подробностях церемоний, происходивших в день вступления царя на престол; этот день становился ежегодным праздником[37], а тридцатую годовщину отмечали с особой пышностью[38]. Нам известно лишь одно изображение праздника, которое явно относится к торжествам по случаю коронации[39]: это большой праздник шествий и жертвоприношений, который царь торжественно посвящает своему отцу богу Мину, который дает земле плодородие.

Царь Хоремхеб, которого несут воины; впереди и позади настоящие носители опахал, возле него знатный «носитель опахала справа от царя». Трон украшен изображениями связанных в один пучок цветов Верхнего и Нижнего Египта, что означает единство двух частей царства (L. D., iii. 121 a)


Естественно, что царь этой земледельческой страны начинал свое правление с подношения жертвы богу плодородия Мину.

Вначале мы видим, как царь, «сияя подобно солнцу», покидает «дворец жизни, постоянства и чистоты и направляется на носилках в дом своего отца Мина, чтобы созерцать его красоту». Фараон сидит под балдахином в богато украшенном кресле-носилках, некоторые из его сыновей несут его, а другие обмахивают большими веерами. Впереди идут два жреца, которые жгут благовония; третий, жрец-чтец, произносит «все, что необходимо читать перед царем, когда тот находится в пути». Группа родственников царя, царских детей и знатнейших князей движется впереди царя, другие следуют за ним; во главе процессии идут барабанщики и трубачи, а в ее конце – воины.

Тем временем бог Мин покинул свое святилище и движется навстречу царю. Двадцать жрецов несут крытый пьедестал, на котором стоит изображение бога; другие обмахивают бога букетами и веерами. «Белый бык», священное животное Мина, задумчиво шагает впереди, а сзади идет длинная процессия жрецов, несущих знаки царского сана и символы бога, а также изображения предков царя, статуи царей Верхнего и Нижнего Египта. В это время жрец-чтец читает по странной книге «слова негров», и процессия бога встречается с процессией царя, которая ждет на террасе, где еще раньше были поставлены два штандарта – древки с головным убором бога Мина. Здесь жрец выпускает в небо четырех гусей, чтобы они сообщили богам всех четырех частей неба, что «Гор, сын Исиды и Осириса, получил белый и красный венцы, что царь Рамсес получил белый и красный венцы»[40].

После того как монарха подобным образом провозгласили царем перед богами, он приносит им царскую жертву в присутствии статуй своих предков. Жрец подает царю золотой серп, которым тот срезает пучок колосьев и рассыпает их перед белым быком; это значит, что царь подносит богам первые плоды своего царствования. Затем он, находясь перед статуей бога, приносит в жертву благовония, а тот же жрец в это время читает отрывок из таинственной «Книги танцев Мина». После того как фараон с помощью этих и других подобных им обрядов обретает сан своего отца, он принимает поздравления своих придворных. Если какой-либо обладатель высокой должности неизбежно должен был отсутствовать, он присылал поздравительное письмо. Например, вот стихотворение, которое казначей Кагабу прислал царю Сети II по случаю его коронации[41], чтобы оно могло быть прочитано во дворце Меримат в горизонте Ра:

Склони ко мне свой слух, о восходящее Солнце,

Ты, освещающий обе страны красотой,

Ты, солнечный свет для человечества, прогоняющий из Египта тьму;

Твой облик таков же, как у твоего отца Ра, когда он восходит в небесах.

Твои лучи достигают самых далеких стран.

Находясь в своем дворце, ты слышишь слова из всех стран,

Ибо поистине у тебя миллионы ушей.

Твои глаза ясней, чем небесные звезды,

Ты видишь дальше, чем Солнце.

Если я говорю вдали, твое ухо меня слышит,

Если я делаю скрытое дело, твой глаз видит его.

О Ра, богатейший из существ, избранник Ра,

Ты – царь красоты, дающий всем дыхание.

Если можно верить тому, что о повседневной жизни царя рассказывает Диодор[42], то мы обнаружим, что каждый день фараона проходил по расписанию, которое соблюдалось самым строгим образом. На рассвете царь отсылал свои письма и отвечал на чужие, затем он купался, одевался в парадные одежды и присутствовал на жертвоприношении в храме. Там верховный жрец и народ молились, чтобы бог благословил царя, и жрец иносказательно давал понять монарху, что в его правлении заслуживает похвалы, а что – порицания. После этой проповеди царь приносил жертву, но не уходил из храма сразу, а еще слушал чтение тех мест из священных книг, где говорилось о поступках и правилах знаменитых людей. Распорядок жизни монарха в остальную часть дня был определен очень подробно – вплоть до времени прогулок и еды – небольшого количества гусятины, говядины и вина. По словам Диодора, все это было организовано так строго и разумно, как если бы «было предписано врачом».

Невозможно, чтобы правители царства, которое процветало в течение трех тысяч лет, действительно были такими куклами, какими их изображает Диодор. Этот историк описывает нам идеальный образ набожного царя согласно представлениям жрецов более позднего времени, и возможно, что последние цари ХХ династии в самом деле вели такую жизнь под управлением фиванских священнослужителей, пока первосвященники не посчитали более целесообразным самим взойти на престол. Однако во многих отношениях это описание отчасти верно и для более ранних эпох, поскольку египетский царь всегда должен был выполнять религиозные обязанности. Поскольку любой египтянин, занимавший высокое место в обществе, исполнял какую-либо жреческую должность в храме своего бога, так и царь был жрецом всех богов. Каждый раз, когда изображения вводят нас внутрь египетского храма, мы видим там царя, приносящего жертву богам. В большинстве случаев это символическое обозначение того, что царь преподнес храму дары и доходы, но невероятно, чтобы эти изображения существовали, если бы царь не служил иногда в храмах сам. На многих празднествах (например, на упомянутом ранее празднике в честь бога Мина) объявлялось на официальном языке надписей, что главное дело царя – «восхвалять его отцов, богов Верхнего и Нижнего Египта, ибо они дают ему силу, победу и долгую жизнь длиной в миллионы лет»[43].

Конец ознакомительного фрагмента.