3. Стратегия государственного переворота
«Дин Ачесон[38] любил рассказывать историю про члена Верховного суда США Тафта, передавая беседу, которую он вел с одним человеком о "правительственной машине". "И знаете, – сказал Тафт с удивлением в голосе, – он действительно думает, что это машина"».
«В условиях тоталитаризма знание механизма действия лабиринта трансмиссий (правительственной машины) означает высшую власть».
Свержение правительства – дело нелегкое. Правительство будут защищать не только профессиональные охранные структуры государства – вооруженные силы, полиция и службы безопасности. Его поддержит и целый спектр различных политических сил. В развитом демократическом обществе сюда входят политические партии, группы по интересам, региональные, этнические и религиозные группировки. Их взаимодействие и взаимная оппозиция находят выражение в балансе сил, который в определенной степени и отражает правительство[39]. В не столь развитом обществе таких сил может быть гораздо меньше, но и там всегда найдутся политические группы, которые поддерживают статус-кво и тем самым правительство.
Если наблюдателям кажется, что те, кто осуществляет переворот, сокрушают такую могущественную структуру, лишь захватив пару зданий, арестовав несколько политических фигур и «освободив» радиостанцию, – это только потому, что главное достижение заговорщиков осталось незамеченным. На самом деле здесь имеет место очень опасный и трудоемкий процесс, во время которого нейтрализуются вооруженные силы и другие средства подавления, а политическим силам навязывается временная пассивность.
Будь мы революционерами, стремящимися изменить структуру общества, нашей целью было бы уничтожение мощи ряда политических сил, и достичь этого мы могли бы в длительной, кровавой и изнурительной революционной борьбе. Однако наша цель совсем в ином: мы хотим захватить власть изнутри существующей системы и сумеем остаться у власти, только если олицетворяем новый статус-кво, поддерживаемый как раз теми самыми силами, которые стремится уничтожить любая революция. Если мы хотим добиться фундаментальных социальных перемен, мы можем начать их после того, как станем правительством. Этот метод, возможно, более эффективен и наверняка менее болезнен, чем путь классической революции.
Хотя мы попытаемся избежать конфликта с «политическими» силами, некоторые из них наверняка будут противодействовать перевороту. Но эта оппозиция в основном сойдет на нет, если мы заменим старый статус-кво новым, нашим статус-кво и сможем обеспечить его с помощью контроля над государственной бюрократией силами безопасности. Этот переходный период, который начнется, когда мы выйдем на арену, и продлится до того, как мы будем облечены авторитетом государства, – самая критическая фаза переворота. Нам придется выполнять двойную задачу по взятию под контроль государственной машины, одновременно используя ее для установления контроля над страной в целом. Любое сопротивление перевороту будет мешать реализации этих двух задач, и если возникнет цепная реакция, то переворот может быть подавлен.
Поэтому в своей стратегии мы должны руководствоваться двумя принципиальными соображениями: необходимостью скорейшей реализации задач переходного периода и необходимостью нейтрализации сил, которые могут помешать нам как накануне, так и сразу после переворота. Если, совершая переворот, мы промедлим на какой-либо стадии, станет очевидной наша главная слабость: нам придется для видимости принять определенную политическую окраску, а это, в свою очередь, вызовет концентрацию тех сил, которые этой политической тенденции (реальной или воображаемой) противостоят. Но если осуществление переворота происходит быстро, и мы окружены ореолом неизвестности, ни у одного из политических течений не возникает ни мотива, ни возможности противодействовать нам. Ведь не исключено, что мы – их потенциальные союзники. В любом случае промедление лишит нас главного преимущества: добровольного нейтралитета выжидающих элементов и вынужденного нейтралитета тех сил, которым нужно время для концентрации и перехода к активным действиям.
Необходимость действовать максимально быстро означает, что многие отдельные операции переворота должны осуществляться практически одновременно; это, в свою очередь, требует большого количества людей. Таким образом, если предположить, что мы начнем планировать переворот только с небольшой группой политических единомышленников, то большинство персонала нам придется где-то набрать. При этом наши новобранцы должны иметь подготовку и оснащение, которые позволят им предпринять быстрые и решительные шаги. Обычно для такого рода рекрутов есть только один источник – вооруженные силы самого государства.
Правда, в некоторых странах есть этнические меньшинства, которые воинственны и настроены против правительства и поэтому могут казаться идеальными рекрутами для переворота. Чаще всего это горцы, типа сирийских друзов, иракских курдов, народности шан в Бирме или пуштунов Западного Пакистана и Афганистана. Благодаря их бедности и воинственным традициям нам, скорее всего, удастся легко завоевать их на свою сторону, но это может привести к ответной националистической реакции большинства населения. А так как центры правительственной власти обычно находятся в районах проживания большинства, оппозиция последнего будет очень важным препятствием для нас.
Другой альтернативой проникновению в вооруженные силы государства является организация партийной милиции. Если существует комбинация политической свободы с неэффективным поддержанием закона и порядка, такая милиция иногда формируется для «защиты» активистов той или иной партии. В Веймарской Германии помимо «коричневых рубашек» Гитлера были партийные милиции социал-демократов, коммунистов и правых националистических групп. Подобные организации – «черные рубашки», «зеленые рубашки», «красные рубашки» и, на Ближнем Востоке, «серебряные рубашки» – возникли на волне успеха фашистов и нацистов во многих странах. Несмотря на свой воинственный вид, униформу и подчас довольно солидное вооружение, почти в каждом случае конфронтации между такой милицией и силами государства первая бывала побеждена[40]. Поэтому, когда нацисты попытались использовать «коричневые рубашки», находившиеся еще в эмбриональном состоянии, в мюнхенском путче 1923 года, их быстро подавили силы полиции, а сам Гитлер был арестован. Последующий постепенный приход нацистов к власти был достигнут политическими средствами, а не усилиями «коричневых рубашек».
В любом случае, для того чтобы организовать и вооружить партийную милицию, необходимо иметь два дефицитных ресурса: деньги и свободу действовать таким образом. Напротив, привлечение сил государства не требует ни того, ни другого. Следовательно, так как нам придется нейтрализовать целый спектр сил, то придется и использовать в своих интересах государственные силы подавления. Работая с войсками, полицией и службами безопасности, мы должны будем перетянуть на свою сторону часть из них и нейтрализовать оставшихся; что касается политических сил, здесь стоит более ограниченная задача – их нейтрализация.
Из-за своей способности прямого вмешательства в события вооруженные силы и иные государственные средства подавления должны быть полностью нейтрализованы перед совершением самого переворота; с «политическими» силами обычно можно разобраться сразу после него. Однако в некоторых ситуациях политические силы могут оказывать влияние на ход событий, и к ним следует относиться так же, как и к силам подавления.
В России во время периода нестабильности, последовавшего за «буржуазной» Февральской[41] революцией, серьезной силой стал профсоюз железнодорожников. Викжель (Всероссийский исполнительный комитет профсоюза железнодорожников) сыграл ключевую роль в поражении путча Корнилова, просто не разрешив работникам железных дорог перевозить его солдат по направлению к Петрограду. Позднее, когда Керенский бежал из Петрограда после октябрьского переворота Ленина и нашел убежище в войсках Краснова, Викжель пригрозил объявить всеобщую забастовку (т. е. обездвижить Краснова) до тех пор, пока Керенский не начнет мирных переговоров с большевиками. Так как у большевиков не было серьезного намерения вести переговоры, это требование было равнозначно требованию о безоговорочной капитуляции Керенского.
В конкретных условиях России 1917 года железные дороги и те, кто их контролировал, имели ключевое значение с военной точки зрения. В иных случаях не было других политических сил, которые могли бы оказывать подобное давление: в бедных странах, где большинство горожан покупают еду каждый день понемногу, владельцы магазинов – если они хорошо организованы – могут оказать изрядное давление на правительство, отказавшись открыть свои лавки. Там, где есть сильное профсоюзное движение, забастовки могут помешать процессу установления авторитета нового правительства сразу после переворота. Религиозные и этнические лидеры могут использовать структуры своих сообществ, чтобы организовать массовые демонстрации против нового режима. Поэтому мы должны идентифицировать и оценить эти политические силы и при необходимости нейтрализовать их лидеров и руководящие центры перед переворотом[42]. С другими политическими силами, у которых нет такой сильной прямой власти, тоже придется иметь дело, но это будет происходить в процессе примирения и урегулирования, который последует за переворотом.
Нейтрализация сил сопротивления государства
Одна из характерных черт современного государства – наличие обширной и разветвленной системы органов безопасности. Эта черта стала следствием общего краха внешней безопасности и внутренней стабильности, который произошел во многих странах на протяжении жизни последних двух-трех поколений. У каждого государства есть вооруженные силы, силы полиции и службы безопасности в той или иной форме. Многие страны считают необходимым иметь полувоенные формирования жандармерии, дублировать органы безопасности и использовать другие вариации на ту же тему.
В мире до 1914 года государства были не менее агрессивными, чем сегодня, но недостаток транспортных артерий помимо железных дорог и приверженность дипломатическим обычаям приводили к тому, что существовал определенный промежуток времени между возникновением враждебности и военными действиями как таковыми. Современный тип боевых действий – неожиданное нападение и необъявленная война – имеет в качестве естественного последствия «военный» мир. Вместо небольших профессиональных армий, которые являются кадрированной основой для развертывания армий военного времени, многие государства пытаются содержать постоянные армии, способные организовать немедленную оборону – и тем самым немедленное нападение.
Появление и укрепление основанных на идеологии революционных партий – как правых, так и левых – привело к симметричному укреплению внутренних сил безопасности. Тайные отделы и «политические» подразделения сил полиции, полувоенные силы внутренней безопасности стали обычным делом для многих государств, включая «демократические».
В 30-х годах вооруженные силы США насчитывали менее 300 000 человек; и единственным разведывательным подразделением в них была небольшая, но очень эффективная часть, занимавшаяся дешифровкой кодов противника. Силы внутренней безопасности в то время ограничивались несколькими сотрудниками службы охраны президента и относительно «мягким» и слабо финансируемым ФБР. Позднее разведывательное сообщество превратилось в многоголового монстра, состоящего из ЦРУ, не менее важного АНБ, других разведывательных подразделений и бесчисленных оборонных «исследовательских» институтов.
Сегодня только в корпусе морской пехоты США служат более 280 000 человек в форме, в то время как во всех армейских структурах насчитывается 3 400 000 человек, что превосходит население некоторых стран – членов ООН. В сфере внутренней безопасности у ФБР не появилось никакой конкуренции, за исключением некоторых видов специализированных работ. Но оно превратилось в мини-ЦРУ, имея несколько тысяч агентов, работающих не только в криминальной, но и в «политической» области.
Ни одно иное государство не оказалось в состоянии повторить столь бурный рост сил безопасности, и даже другая сверхдержава – Советский Союз[43] – не смогла в этом смысле соревноваться с США, несмотря на тот факт, что СССР получил ряд возможностей в этой сфере очень дешево, вспомнить хотя бы Кима Филби. Будучи не в состоянии соревноваться с США, большинство государств сделали все, что было в их силах. Даже такая средняя по многим критериям страна, как Италия, не имеющая враждебных соседей с серьезным военным потенциалом, без серьезного повстанческого движения с прирученной и «парламентской» коммунистической партией, сочла нужным выстроить обширную систему безопасности, состоящую из национальных полицейских сил, нескольких служб безопасности, 300-тысячной армии, 40-тысячных ВМС и больших ВВС. Другие, находящиеся в более тревожной обстановке государства вовлекли в ту или иную систему обороны и безопасности практически все гражданское население.
Израиль, окруженный явными врагами, не имеющий естественных рубежей обороны и не защищенный членством в военном союзе, представляет собой экстремальный пример: несмотря на численность населения как у среднего по размерам города, он смог выставить на июньскую войну 1967 года более 250 000 мужчин и женщин.
С точки зрения осуществления переворота величина и мощь вооруженных сил, полиции и служб безопасности является как большим препятствием, так и большой надеждой.
С одной стороны, как заметил Троцкий, модернизация вооружения, транспорта и средств связи расширила пропасть между организованными вооруженными силами и гражданскими лицами, оснащенными импровизированными средствами. Троцкий подчеркивал, что если французские толпы образца 1789 года могли преодолеть обороняемые пехотинцами позиции, то российская толпа 1917 года – сколь бы большой и решительно настроенной она ни была – будет сметена «современным» автоматическим оружием. Под «современным» оружием он имел в виду неуклюжий и не очень скорострельный пулемет «максим»; сегодня каждый солдат, противостоящий толпе, может быть оснащен оружием с примерно такой же скорострельностью.
С другой стороны, рост численности регулярных вооруженных сил и «технологическая революция» улучшили и характеристики системы безопасности государства с точки зрения ее потенциальной вовлеченности в переворот. Современная армия и силы безопасности обычно слишком велики, чтобы представлять собой единый социальный организм, связанный узами традиционной лояльности; необходимость иметь в армии технический персонал разрушила барьеры, которые часто препятствовали набору в войска людей из определенных социальных групп в той или иной стране. Пуштуны и бедуины могут быть колоритны и политически надежны, но они неадекватны в качестве пилотов, членов танковых экипажей и даже сотрудников современных полицейских сил.
Избыточность и разношерстность личного состава государственной системы безопасности означает, что мы, будучи организаторами переворота, можем проникнуть в эту систему. Работая над этим, нам придется решить двойную задачу: превратить несколько подразделений в активных участников переворота, одновременно нейтрализовав остальные части. Это не означает, что мы вынуждены будем с ними бороться. Надо только предотвратить их возможное противодействие нам в короткий период совершения переворота.
Наши методы будут зависеть от характера каждой конкретной организации либо воинской части и от того, что является нашей целью – превращение ее в активного участника переворота или же только оборона. Сырье для решения наших задач – весь спектр сил подавления государства, а так как они сильно различаются по своему оснащению, размещению и психологии, мы рассмотрим каждую из них в отдельности.
Нейтрализация вооруженных сил
В июне 1967 года, когда израильтяне, победив другие арабские армии, взялись за сирийцев, глава Национального революционного совета Сирии Салах Джадид оставил две лучшие бригады сирийской армии в казармах в Хомсе и Дамаске[44]. Министр обороны Хафез Асад умолял Джадида разрешить послать 5-ю и 70-ю бригады на фронт, но Джадид, ударив министра, заявил, что хотя бригады, вероятно, и сумеют удержать несколько квадратных миль территории, их использование на фронте может угрожать выживанию режима в целом. Правительство левой партии БААС[45]не пользовалось популярностью ни в одном сегменте населения, и эти две бригады были основными опорами режима.
Вряд ли Джадид был патриотом, но он оказался, по крайней мере, реалистом. Власть в феврале 1966 года он захватил с помощью двух ключевых бригад, офицеры которых были связаны с ним политически и этнически. Эти бригады отстранили от власти предыдущего «сильного человека» – Хафеза Асада, так как его бригады оказались в тот момент далеко от Дамаска или были подорваны проникновением в них людей Джадида.
Повсюду в мире отмечается одна и та же тенденция: в то время как численность врачей, учителей и инженеров растет медленно, численный состав вооруженных сил увеличивается очень быстро. Интересно отметить, что если технический прогресс, скажем, в сельском хозяйстве, позволил сокращающемуся количеству фермеров производить все больше и больше продовольствия, то армиям нужно все больше и больше «рабочей силы» несмотря на рост их эффективности – или, скорее, разрушительной мощи. У современного взвода из 30 человек примерно в три раза больше огневой мощи, чем у взвода образца 1945 года[46]; сомнительно, что технологии в сельском хозяйстве улучшаются в том же темпе.
Эффективность современных солдат с их быстрыми средствами транспортировки, надежной связью и хорошим вооружением означает, что даже одна лояльная режиму воинская часть может вмешаться и подавить переворот, если – как, скорее всего, и будет – наши силы не очень велики, а массы населения и оставшаяся часть сил государства нейтральны. Поэтому наше исследование вооруженных сил в государстве, где планируется совершить переворот, должно быть максимально полным: мы не имеем права упустить из виду ни одну из сил, способных вмешаться в события, – какой бы маленькой она ни была.
В большинстве государств помимо сухопутных войск есть еще и ВВС и ВМС. Но мы должны сконцентрировать свое внимание именно на первых, потому что процедуры, которым придется следовать, обычно одинаковы для всех трех видов вооруженных сил, и потому что – при некоторых исключениях – только сухопутные силы важны с точки зрения переворота. Конечно, возможно использовать истребители-бомбардировщики, чтобы «выключить» президентский дворец вместо того, чтобы направить туда группу для ареста его хозяина, как и было сделано во время переворота 1963 года в Ираке, но это все же слишком экстремальная игра. Несмотря на то, что при использовании авиации достигается очень высокое соотношение огневой мощи на человека, тактическая бомбардировка нашей собственной столицы – и вероятной столицы нового режима – вряд ли способна внушить доверие к новому правительству.
Однако в определенных географических условиях транспортные элементы военно-морских и военно-воздушных сил могут оказаться важнее сухопутных войск, как произошло, например, в Индонезии. Так как центры ее населения рассеяны по нескольким крупным и тысячам мелких островов, а на самих островах не очень много хороших дорог, подразделение морских пехотинцев – или парашютистов – может действовать эффективнее, чем гораздо более многочисленное подразделение сухопутной армии, расположенное в неподходящем месте. Когда в Индонезии разразилась организованная коммунистами революция с элементами переворота (coup-cum)[47], военные командиры смогли использовать свой транспортный потенциал с большим успехом. Хотя части армии, в которые проникли коммунисты, были очень мощными, они оказались в неподходящем месте, и, пока они находились в джунглях Борнео[48], антикоммунистически настроенные парашютисты и морские пехотинцы захватили столицу Индонезии Джакарту и всю страну.
Армии разделены на традиционные подразделения, с вариациями в различных странах: дивизии, бригады, полки, батальоны, роты, взводы. Однако центр принятия решений и реальная организационная структура обычно сконцентрированы на одном или двух конкретных уровнях. Для нас очень важно выявить решающий уровень, а затем направить на него все усилия. Таблица I показывает некоторые альтернативы, с которыми мы можем столкнуться, хотя на самом деле для того, чтобы достичь глубокого проникновения, нам придется оперировать на нескольких уровнях ниже реального центра принятия решений; оперировать выше не имеет смысла.
В разделе (а) Таблицы I оперативным звеном является батальон; если есть лица, имеющие должность командира дивизии, это, скорее всего, офицеры, исключенные из реальной цепочки командования и получившие пышную форму и помпезные звания в качестве утешительного приза. Если мы перетянем на свою сторону командующего дивизией или бригадой, а он отдаст приказы, продиктованные нами, командиру батальона, последний – привыкший получать приказы непосредственно из главного командования сухопутных войск – скорее всего, удивится и сообщит о казусе по инстанции. То есть помимо того, что работа с командирами дивизии в этом случае бесполезна, в неподходящем эшелоне принятия решений она может быть еще и рискованной.
В разделе (б) Таблицы /, где практически каждое звено является оперативным, мы можем подорвать контрольный механизм почти на каждом уровне, и отданные нами приказы будут выполняться на каждом более низком уровне. В разделе (в) мы снова можем оперировать на каждом уровне, исключая уровень дивизии и батальона.
Таблица I.
Формальные структуры и реальная цепочка командования
Хотя может показаться, что местонахождение основного центра контроля и связи произвольно, на самом деле оно зависит от четко обусловленных психологических и технических факторов. Если уровень подготовки и мотивации войск недостаточно высок, людей необходимо сводить в большие единые блоки под жестким контролем сверху, потому что у них нет ни дисциплины, ни способности воевать индивидуально. Даже очень высоко мотивированным солдатам нельзя разрешать действовать далеко от места концентрации основной массы войск, если только они не соединены с этим местом эффективной системой связи, которая позволяет им получать новые приказы и докладывать о развитии ситуации. В целом, чем проще местность и чем ниже уровень дисциплины и эффективности, тем большим по численности должно быть подразделение, которому позволят оперировать самостоятельно. И наоборот. Чем лучше обучены войска, чем современнее их вооружение, чем труднодоступнее местность (например, джунгли или болота) – тем более мелкими могут быть действующие самостоятельно части.
Оба эти экстремальных варианта наблюдались на Синае во время арабо-израильской войны 1967 года. Египетская армия была организована в три больших блока под жестким контролем верховного командования, не способных к самостоятельным действиям. Израильтяне, напротив, оперировали небольшими группами, чья численность примерно равнялась составу бригады, которые концентрировались для совместных действий и разъединялись для проникновения в оборону и тыл противника быстро и в гибкой манере.
Определив реальный оперативный эшелон в войсках страны, где готовится переворот, мы можем перейти к следующей стадии: определению тех частей, которые имеют возможность вмешаться в пользу или против переворота. Мы должны следовать двум главным критериям: вид того или иного подразделения и место его дислокации. Эти критерии описываются на примере португальских вооруженных сил.
Португальские вооруженные силы: ситуация по состоянию на 1967 год
Существующий в Португалии режим можно охарактеризовать как партнерство между землевладельческим классом, новыми предпринимательскими кругами и бюрократическим средним классом (который формирует государственную гражданскую службу и офицерский корпус вооруженных сил). Как и в Испании, ВВС и ВМС состоят из традиционно менее консервативных элементов, чем офицеры сухопутных войск, и незначительны по численности и выделяемым на них ресурсам.
Сухопутные войска. Общая численность – примерно 120 000 человек, размещенных следующим образом (исключая административный персонал).
1 дивизия сухопутных войск, имеющая на вооружении несколько средних танков, которую используют прежде всего как учебное подразделение и численность которой не превышает половины от штатной. Только 2000 человек имеют возможность транспортировки, и только небольшое количество военнослужащих оснащены танками и БТР. В любой конкретный момент дивизия состоит из множества новобранцев с низкой степенью подготовки и дисциплины
Дислокация: центральная Португалия.
1 дивизия сухопутных войск. Это соединение обычно имеет численность гораздо более низкую, чем штатная. Примерно 3000 человек прошли тот или иной вид подготовки. Транспортных средств хватает для переброски только половины этого количества военнослужащих.
Дислокация: северная Португалия.
Оставшаяся часть сухопутных войск: большое количество солдат, примерно 100 000, с высокой степенью подготовки и лучшим вооружением, рассеяны по Африке: Анголе, Мозамбику и Гвинее-Бисау.
ВМС. У португальцев есть великая мореходная традиция, и наличие «заморских» территорий, казалось, оправдывало бы наличие большого флота, который мог бы частично финансироваться за счет программ военной помощи США. Но по причинам, описанным ниже, флот Португалии поддерживался в относительно слабом состоянии: один эсминец, четырнадцать малых боевых кораблей, три подводных лодки и тридцать шесть других судов. При этом для нас имеют особый интерес двенадцать вспомогательных кораблей, четыре десантных судна и полбатальона морских пехотинцев. Даже если бы ВМС остались особенно лояльными по отношению к режиму, из-за отдаленности африканских провинций они не успели бы быстро перебросить достаточное количество войск из Африки в Португалию. Морские пехотинцы обычно находятся далеко от страны, и их численность не очень значительна.
ВВС. Около 14 000 человек. Вооружены устаревшей разномастной техникой американского и итальянского производства. Входящие в состав ВВС 3000 парашютистов размещены в африканских провинциях, в то время как транспортная эскадрилья ВВС способна перебрасывать оттуда в Португалию лишь примерно тысячу человек каждые 24 часа.
Таким образом, в случае с Португалией при общей численности вооруженных сил около 150 000 человек только небольшая их часть будет иметь значение с точки зрения возможного переворота. Большинство частей не смогут вмешаться в события в районе Лиссабона из-за своей отдаленности и отсутствия подходящих транспортных средств. Другие вмешаются недостаточно эффективно, так как их обучение и оснащение не подходят для этого. Итого – из общего состава вооруженных сил только три или четыре батальона (возможно, 4000 человек) имеют возможность действенно повлиять на события. Небольшая численность этих войск снижает риск провала переворота, но она же снижает и возможность для привлечения к перевороту дополнительных сил в месте его проведения.
Если ВВС и ВМС перебросят назад в Португалию из Африки некоторое количество войск, то ко времени их прибытия мы уже будем правительством, и эти войска уже будут под нашим командованием. А если к этому моменту нам не удастся установить свою власть – будет ясно, что переворот провалился и сам по себе, и прибытие этих войск не изменит ситуацию. Можно предположить, что предварительно мы сумеем перетянуть на свою сторону войска в Африке, но это слишком трудоемкий процесс при планировании переворота.
Из этого вытекают принципиальные критерии, по которым мы разделяем силы, ключевые с точки зрения возможного переворота, безотносительно того, вооружены они или нет. Силами, имеющими значение с точки зрения возможного переворота, являются те, которые с учетом своей дислокации и/или оснащения способны вмешаться в события в районе своего размещения (обычно в столице) в течение 12–24 часов, необходимых им для установления контроля над государственной машиной.
Проникновение в вооруженные силы
Наше первоначальное исследование вооруженных сил в стране, выбранной мишенью для переворота, выявило две категории сведений, ключевых с точки зрения планирования переворота. Речь идет о виде и составе частей, способных вмешаться в события, и реальном оперативном эшелоне командования внутри них. Эти данные иллюстрирует приводимая ниже наглядная таблица:
Таблица II.
Страна X. Потенциальные силы вмешательства
До сих пор мы размышляли в категориях формальных военных подразделений, но анализ необходимо продолжить для того, чтобы выявить «ключевые» личности в каждом подразделении. Если мы имеем дело с примитивной военной организацией, то сможем быстро установить тех, кто реально командует тем или иным подразделением. В межплеменной войне, например, будет несколько типичных «вождей», отличающихся друг от друга внешним видом больше, чем происхождением или репутацией; другие воины будут отличаться друг от друга только функционально благодаря своей индивидуальной силе или сноровке.
В современной военной организации дело обстоит иным образом: эффективность целой структуры зависит от использования многих различных типов вооружения и другой техники, управляемых специализированным персоналом. В каждой конкретной ситуации это будет подходящая «смесь» для использования данных видов оружия, и поэтому вся система зависит от «ключевых» личностей двух типов: «технических специалистов» и тех, кто координирует их действия, – «лидеров»[49].
Соответственно, наша следующая задача: выявление «ключевых» индивидов в тех частях вооруженных сил, которые могут вмешаться – в нашу пользу или нет – в ход переворота. Ранее мы уже выявили оперативную цепочку командования внутри каждой конкретной военной группировки и тем самым – «лидеров». Теперь нам следует заняться выявлением «техников». Кто ими окажется, зависит от типа организации части и той задачи, которую она призвана выполнять. Если, например, во время переворота правительство обратится за помощью к боевой единице (в) из нашей наглядной Таблицы II, то прибытие этих сил в столицу можно предотвратить сотрудничеством всего лишь с одной из следующих групп:
a) персонал, обслуживающий систему связи между политическим руководством и группировкой (в);
b) пилоты и/или наземный персонал транспортной эскадрильи;
c) охрана аэропорта/аэропортов;
d) персонал центра управления полетами в каждом аэропорту, особенно в тяжелых полетных условиях.
В целом, чем сложнее организация, тем выше ее эффективность – но и ее уязвимость. И группировка (а), и группировка (б) в Таблице II могут действовать успешно, даже если значительная часть личного состава не поддерживает свое руководство. Для этих группировок потеря сотрудничества с 10 % их личного состава будет означать потерю примерно 10 % их эффективности; в случае с группировкой (в), однако, даже потеря всего лишь одного процента личного состава может привести к полной утрате эффективности при выполнении конкретной задачи (такой, как вмешательство в события в столице).
Это подсказывает нам, что, стремясь нейтрализовать группировку вооруженных сил, стоит наладить сотрудничество скорее с «техниками», чем с «лидерами», потому что первые гораздо эффективнее в индивидуальном смысле и их легче (и безопаснее) привлечь на свою сторону. Второе правило гласит, что при прочих равных нам надо избрать для нейтрализации подразделения с самой сложной организацией, а для привлечения к перевороту – самые простые с организационной точки зрения подразделения. Это сделает нас менее уязвимыми в случае неожиданного отпадения части сил и минимизирует общее количество людей, которое потребуется в конечном итоге привлечь.
Прежде чем мы займемся «подбором» «ключевых» личностей и убеждением их в целесообразности принять нашу сторону (что даст нам реальный контроль над их подразделениями), нам нужно собрать достаточно информации по следующим моментам:
а) военные подразделения, которые могут вмешаться в события во время и в месте переворота;
б) реальная структура командования внутри таких подразделений и выявление «лидеров»;
в) техническая структура подразделений и выявление ключевых
«техников».
Чтобы привлечь то или иное подразделение к участию в перевороте, необходимо заручиться активным сотрудничеством ряда его «лидеров». В случае технически простых подразделений отпадение некоторых технических специалистов не составит для нас большой проблемы. Если же в достаточно «подготовленных» к участию в перевороте подразделениях некоторые «лидеры» останутся лояльными прежнему режиму, это не станет серьезным препятствием[50].
Следует нам сконцентрировать усилия на «лидерах» или на «техниках», зависит от конкретной структуры эффективной силы вмешательства и от конкретного политического климата. Если в войсках наблюдается резкое политическое размежевание между солдатами и офицерами, возможно, мы сумеем привлечь на свою сторону целые подразделения без налаживания сотрудничества с их «лидерами». Но проблема выявления неформальных лидеров может оказаться весьма сложной, и в любом случае нет оснований считать, что мы планируем переворот именно в тот момент, когда размежевание между солдатами и офицерами достигло пика. Технические структуры в любом случае более стабильны, и одной из наших целей является избежать зависимости от слишком многих звеньев в технической цепи. Таблица III (стр. 74) показывает оптимальную стратегию в проникновении в типичную структуру потенциальных сил вмешательства.
Конечно, в странах, созревших для переворота, те, кто отдает такого рода приказы, сознают свою уязвимость в случае отпадения части вооруженных сил. Поэтому весьма вероятно, что «легкий» батальон № 1, тщательно выбранный нами из-за его надежности, не подойдет, так как его командиры – верные сторонники правящей группы. Если это так, нам придется работать с батальоном № 3. На батальон № 2 полагаться не следует, потому что отпадение от нашего дела всего лишь нескольких его «техников» будет иметь драматические последствия.
До тех пор пока мы не начнем собирать информацию о конкретных личностях и делать первые подходы к ним, мы можем и не знать, какие подразделения вооруженных сил политически привязаны к режиму. В более общем смысле – до тех пор нам не известно, каковы наши шансы на привлечение к перевороту тех или иных подразделений. Поэтому, хотя в уме мы уже и поделили все подразделения на потенциальных союзников и потенциальных «нейтралов», такое разделение должно быть достаточно гибким. Когда картина нашего потенциала в каждом подразделении станет вырисовываться, мы сконцентрируем усилия на тех подразделениях, которые вполне реально привлечь к перевороту. Надежность подразделения – предполагаемого союзника может стать выше, если мы глубоко проникнем в него, но нет смысла слишком глубоко проникать в то подразделение, которое надо всего лишь нейтрализовать. Каждый подход к конкретной личности содержит в себе элементы риска; каждое увеличение количества тех, кто знает, что что-то готовится, снизит уровень безопасности при планировании переворота. Поэтому нам нужно избегать привлечения лишних людей.
Таблица III.
Оптимальная стратегия проникновения
Допустим, мы подошли к офицеру армии и предложили ему участие в планирующемся перевороте. Если он не ярый сторонник режима, в его мыслях возник целый ряд вариантов, таящих в себе как опасности, так и возможности. Предложение может оказаться «подставой» со стороны органов безопасности, чтобы проверить лояльность этого офицера режиму. Предложение может оказаться реальным, но быть частью ненадежного и неэффективного заговора. И наконец, предложение может исходить от команды, у которой есть все шансы на успех.
Если предложение окажется «подставой», то его принятие может лишить офицера работы и многого другого, в то время как сообщение о нем принесет награду за лояльность. Если это реальное предложение, то у офицера есть ненадежная перспектива выиграть от переворота и вполне надежная – получить немедленную выгоду, сообщив о нем. Естественным шагом, исходя из этого, будет сообщение о предложении.
Вся техника подхода направлена на то, чтобы обезоружить эту логику. Помимо награды за участие в успешном перевороте (которую можно представить как гораздо более соблазнительную, чем награда за лояльность) есть и еще один фактор, который будет работать в нашу пользу. Он состоит в том, что лицо, которому офицер доложит о подходе, может оказаться сторонником переворота. Поэтому оба эти пункта нужно подчеркивать как можно сильнее, в тоже время уменьшая в разговоре опасность потенциального риска. Но мы надеемся, что у наших потенциальных сторонников будет и иная мотивация помимо жадности и страха, и на их выбор повлияют другие факторы. Дружеские связи с заговорщиками и общие политические взгляды могут быть важны, но обычно главными факторами при принятии решения оказываются семейные, клановые и этнические связи с теми, кто планирует переворот.
В большинстве слаборазвитых стран различные этнические группы только по видимости объединены в одно целое, а массовое образование и СМИ еще отнюдь не сломали традиционные формы соперничества и подозрительности. В любом случае первые шаги на пути экономического прогресса обычно только усиливают эти конфликты, и часто мы видим, что этнические связи гораздо важнее, чем политические пристрастия.
Например, там, где не строятся сталелитейные заводы, не будет и региональных конфликтов на тему, где их строить; если посты на гражданской государственной службе даются только гражданам метрополии, не будет конфликта между этническими группами колоний по вопросу справедливого распределения постов. Конфликты по поводу рабочих мест в месте строительства сталелитейного завода обычно куда более интенсивны, чем старые конфликты по распределению земли: если раньше только пограничные части племени находились в контакте с соперниками, то теперь каждое племя борется с другими на национальной арене. Если по вопросу земли возможно достичь компромисса, то сталелитейный завод может быть построен либо в точке А, либо в точке В – середины здесь нет. (Альтернативой, конечно, является постройка завода на границе двух провинций; и хотя такие места обычно удалены от дорог и других объектов, такое иногда происходит[51].)
По мере того как увеличиваются размах и интенсивность старых конфликтов, укрепляется инстинктивная солидарность внутри этнических групп, и африканский «трайбализм» – всего лишь экстремальный пример очень распространенного явления. Скажем, многие современные и подчеркнуто нерелигиозные евреи, как выясняется, заключают браки только с евреями, хотя считают себя полностью ассимилированными. Несмотря на торжественные заявления чехов и словаков об их единстве, капиталовложения распределяются в точном процентном соотношении для каждой территории, и конфликт по этому поводу был одной из причин падения правительства Новотного («великого мастера выживания») в 1968 году. На самом деле повсюду в Восточной Европе старые конфликты лишь спрятаны под поверхностью, а новая социалистическая национальная политика только реанимирует их[52]. В Румынии почти полмиллиона немцев и полтора миллиона венгров чувствуют себя обделенными, в то время как в Югославии хорваты, сербы, далматинцы и македонцы вовлечены в этнический баланс, не говоря уже о более малочисленных группах албанцев, влахов и словенцев. Во многих странах этнические конфликты отягощены наложенным на них религиозным противостоянием. Народность ибо в Нигерии, например, находится в постоянном конфликте с северянами-мусульманами на протяжении длительного периода времени, но введение среди ибо христианства лишь означало, что старый этнический конфликт между народностями ибо и хауса только обострился за счет привнесения в него нового конфликта между мусульманами и христианами.
Поэтому мы максимально учтем этническую составляющую при планировании переворота, избегая, однако, отождествления его с конкретной этнической группой. Что касается малой тактики, мы сведем каждого потенциального сторонника переворота с вербовщиком из его этнической группы и, если нужно, представим ему переворот так, как он его хочет видеть.
Но мы должны учитывать также и специфический фактор, характерный для бывших колоний. При колониальных режимах сформировалась традиция набирать в армию представителей тех национальных меньшинств, которые имели репутацию более воинственных людей и, что еще важнее, от которых можно было ждать, что они с энтузиазмом примут участие в репрессиях против большинства. После обретения независимости эти национальные меньшинства в некоторой степени утратили политическую власть и социальный статус, но по-прежнему составляют большую часть армии. Это привело к странному спектаклю, в котором меньшинства выступают в роли охранителя режима, который их же и подавляет. Друзы и алавиты[53] в Сирии находились именно в таком положении после того, как в 1945 году ушли французы, и поэтому неудивительно, что недовольные офицеры из этих двух групп играли выдающуюся роль в многочисленных переворотах после достижения независимости.
Во многих странах Африки народности, составляющие этническое большинство, пользуются репутацией «мягких» племен побережья[54], которые захватили политическое лидерство благодаря своей численности и образованности, в то время как большинство армии состоит из представителей малочисленных горных племен. Это результат поверхностной этнографической теории, которую британцы усвоили в Индии, а французы – в Алжире, но которая в условиях Африки была практически абсурдной. Как только офицеры колониальной армии высаживались на новой территории, они пытались найти горы и, оказавшись там, стремились повторить свои полугомосексуальные отношения с «коварным пуштуном» или «яростным кабилом», набирая якобы суровых горцев в армию.
Не скатываясь к сценарию межплеменной войны, нам надо использовать этот фактор, учитывая, что там, где есть реальная политическая жизнь, важны будут и политические взгляды потенциального участника переворота. Что касается нас, комбинирование всех оттенков политического спектра против левых и правых экстремистов даст нам самое желательное политическое прикрытие переворота. Режим Касема в Ираке, который существовал пять лет, балансируя между разными силами, был, в конце концов, свергнут в 1963 году, когда умеренный националист Ареф (Абдель Салам) убедил все политические фракции от левой партии БААС до правых консерваторов объединить усилия против якобы имевшего место коммунистического проникновения в правительство[55].
Таблица IV.
Роль этнических меньшинств в сирийской политике
Друзы
1949, апрель
Первый постколониальный режим президента Кувватли пытается разрушить основу власти одного из важных друзских кланов (неудачно). Это было одним из факторов, который привел к первому перевороту Хосни аль-Затима (первый военный диктатор в арабском мире).
1949, август
Хосни аль-Затима свергает группа офицеров, многие из которых являются друзами. Эти события последовали за попыткой усмирить друзский район Джабал. Ключевые командные должности в бронетанковых частях занимали друзы, поддержкой которых заручились заговорщики.
1949, декабрь
Новый режим пытается объединить Сирию с Ираком. Замышляется новый переворот с целью прекратить это объединение. Переворот осуществляется силами офицеров-друзов из бронетанковой части, что приводит к военной диктатуре Шишакли.
1954, февраль
Режим Шишакли свергнут. Этому предшествовали военная оккупация друзского района Джабал и арест делегации друзов, что привело к беспорядкам и репрессиям. Группа, совершившая переворот, состояла из трех фракций, среди которых друзская была, вероятно, самой важной.
Алавиты
1966, февраль
Переворот левой фракции партии БААС против режима Хафеза и основателей партии Афлака и Битара из правой фракции этой же партии. Переворот якобы основывался на идеологических разногласиях внутри движения БААС. На самом деле левый режим БААС был всего лишь прикрытием для группы офицеров-алавитов во главе с Салахом Джадидом – также алавитом.
1967, февраль
Начальник генерального штаба, мусульманин-суннит заменен алавитом. Политическую власть сохранил контролируемый алавитами Национальный революционный совет, «декоративными» министрами были мусульмане-сунниты и христиане.
Если в наличии нет экстремистской фракции, нам придется прибегнуть к тактике малых действий, говоря самым разным потенциальным участникам переворота о нашей с ними политической близости. Однако помимо нарушения такой добродетели, как честность, это чревато необходимостью постоянной презентации переворота то с одной, то с другой политической точки зрения, что может привести к неудаче.
Выяснить, к какой этнической группе принадлежит тот или иной офицер, не составит труда; выявить его политические взгляды – дело куда более сложное. Но труднее всего будет узнать, находится ли он в натянутых отношениях со своим армейским руководством. Только семье и близким друзьям этого офицера известно, считает ли он, что его начальники относятся к нему несправедливо или являются некомпетентными, раздражен ли он до такой степени, что будет приветствовать радикальное изменение существующего режима. Если у нас нет прямого выхода на конкретного человека, придется, чтобы понять его внутренний настрой, получать информацию из вторичных источников.
Стандартной процедурой сбора сведений является отслеживание карьеры того или иного офицера с целью выяснить, кого обошли при повышении в должностях и званиях, предполагая – при прочих равных – что именно они охотно присоединятся к возможному перевороту. Во многих странах мира данные о повышении в званиях в вооруженных силах публикуются в официальных газетах, и, начав с определенного выпуска военной академии (или училища), можно отследить карьеру любого офицера от выпуска до нынешнего момента. В некоторых странах, где данные о присвоении званий не публикуются (скажем, по соображениям безопасности), можно собрать соответствующую информацию, используя телефонные справочники за разные годы, в которых имена и фамилии офицеров приводятся вместе с их должностями. Там, где ни телефонные справочники, ни газеты не служат полезными источниками информации (как, например, в Советском Союзе), мы можем прибегнуть к другим методам: попросить старого товарища того или иного офицера организовать с ним встречу или составить мини-биографии с помощью знакомых этих офицеров; какими бы средствами мы ни пользовались, наша цель – восстановить как можно более точно карьерный путь каждого выпускника военной академии (училища). Карьерную позицию любого офицера надо сравнить с позицией его однокашников, а не с позицией его сослуживцев по части. Таблица Vпредставляет эту информацию в нужном формате.
Таблица V.
Выпуск 19** года военной академии страны X: нынешние карьерные позиции
Семь лейтенантов наверняка с удовольствием присоединятся к перевороту, направленному на изменение существующего порядка вещей, но низкое звание этих офицеров, скорее всего, адекватно их способностям, и в таком случае их «помощь» может негативно сказаться на перевороте. В общем смысле гораздо полезнее знать, что капитаны и майоры с куда меньшим энтузиазмом поддерживают существующий режим, чем полковники[56], в то время как два бригадных генерала – если их вообще не назначили на этот пост из-за политической надежности – вероятно, станут ярыми сторонниками тех, кто дал им эту должность.
Этническая принадлежность, политические взгляды и карьерные перспективы могут служить для нас путеводной нитью для прогнозирования возможной реакции того или иного потенциального участника переворота, когда мы найдем к нему подход. Но здесь надо иметь в виду два фактора. Первый из них – организационный, а второй – чисто человеческий.
Недовольные офицеры обычно охотно участвуют в переворотах, однако нам нужны люди, которые не только будут сотрудничать с нами лично, как это имеет место в случае с «техниками», но и вовлекут в переворот части, находящиеся под их командованием. Таким образом, «лидеры», которых мы привлечем, могут (и должны) быть отчуждены от своих начальников, но не должны быть «аутсайдерами», которым не доверяют офицеры-сослуживцы и солдаты-подчиненные. Зачастую нас подстерегает опасность привлечения к перевороту неэффективного, непопулярного, коррумпированного недовольного офицера. Если мы позволим участвовать в перевороте подобным людям, то поставим под угрозу саму безопасность переворота, оттолкнем от него лучшие элементы и, что самое важное, – столкнемся с тем, что привлеченные нами «лидеры» не смогут задействовать в перевороте свои части.
Второй фактор, который нельзя упускать из виду, – непредсказуемость человеческого поведения. До сих пор мы пытались выяснить, какого рода связи могут быть выше лояльности армейского личного состава по отношению к начальникам. Можно ожидать, что из этих связей самыми сильными окажутся семейные, однако полностью полагаться на это не стоит. Арабская пословица говорит: «Я и мой брат против моего двоюродного брата; я и мой двоюродный брат против целого мира». Но вспомним историю семьи Арефа в Ираке в 1958–1968 годах (Таблица VI).
Отношения между братьями показывают, насколько сложно прогнозировать человеческое поведение. Между 1958 и 1962 годами один из них находился в тюрьме, будучи приговорен к смертной казни (исполнение приговора отложили), а другой командовал частью, которая могла бы двинуться на столицу в любой момент. Лидеры БААС, которые помнили об этом прецеденте, позволили Абд-эль-Рахману Арефу сохранить командование важной бронетанковой частью вблизи Багдада, и это было их ошибкой. Сразу после первого переворота 1963 года позиции брата президента были слабыми, и партийная милиция БААС, абсолютно не обученная, но хорошо вооруженная, могла быть использована, чтобы отстранить брата-военного от командования. Однако лидеры БААС решили, что Абд-эль-Рахман не будет сотрудничать со своим братом и поведет себя так же, как в 1958 и 1959–1962 годах. Но на этот раз он поступил по-другому, хотя брат нуждался в его помощи гораздо меньше, чем тогда, когда сидел в тюрьме и был приговорен к смерти.
Последний правитель Ирака президент Абд-эль-Рахман Ареф[57] был избран армией как компромиссный кандидат после случайной смерти в апреле 1966 года его брата Абд-эль-Салама, бывшего диктатора Ирака. Карьерное продвижение братьев показывает, что, оба будучи видными военными лидерами, они не всегда сотрудничали друг с другом.
Но, хотя люди непредсказуемы, а каждый потенциальный участник переворота обладает индивидуальными качествами, мы все же используем собранную нами информацию для того, чтобы классифицировать армейских лидеров в зависимости от возможной реакции на наше предложение сотрудничества.
После того, как мы выясним карьерный путь, а также этнические и политические связи потенциальных участников переворота, мы можем приступить к анализу наших перспектив, как показано в Таблице VII.
Таблица VI.
Братья Ареф в Ираке, 1958–1968. Исследование их взаимной лояльности
При анализе информации нужно, конечно, иметь в виду, что важность того или иного фактора варьируется в зависимости от среды, в которой будет происходить переворот. Например, в Латинской Америке надо в первую очередь учитывать социальное происхождение офицера. Важнейший фактор в Западной Европе и Северной Америке – политические взгляды кандидата; этническая принадлежность практически не играет роли, хотя социальное происхождение имеет определенный вес.
Итак, мы видим, что из пятнадцати потенциальных участников переворота только № 3 предпочтителен со всех точек зрения; № 5 совершенно не годится, да и подход к нему будет, вероятно, опасным делом; остальные находятся где-то посредине между ними.
Таблица VII.
Батальон № 1: перспективы привлечения военнослужащих к участию в перевороте. См. Таблицу III (стр. 74)
Когда мы повторим процедуру, примененную к батальону № 1, в отношении всех других частей вооруженных сил (или, во всяком случае, в отношении тех частей, которые могут реально вмешаться в ход событий), нам будет известна перспектива привлечения к участию в перевороте каждой части и каждого офицера внутри нее. Стопроцентного результата в охвате частей и личностей достичь не удастся никогда; в некоторых случаях вооруженные силы будут слишком большими по отношению к доступным нам ресурсам анализа или будут постоянно перемещаться, поэтому наш анализ может оказаться очень неполным.
Это не имеет большого значения, если «неизвестные» с точки зрения отношения к перевороту части можно нейтрализовать «технически».
Если же их способность вмешаться в ход событий не зависит от сложных и уязвимых технических средств и оборудования, то наш переворот может оказаться под угрозой. Тем не менее мы зависим не только от процедуры привлечения или нейтрализации тех или иных частей и будем в состоянии изолировать физически те части, которые неожиданно появятся в месте совершения переворота, и те, в которые нам вообще не удастся проникнуть. Перед тем как приступить к рассмотрению проблем, связанных с третьим и наименее желательным методом работы с вооруженной оппозицией, стоит уделить внимание тому, чтобы привлечь на нашу сторону людей в тех частях, по которым мы уже имеем требующуюся информацию.
Как только мы выйдем за пределы секретной фазы планирования и сбора информации, фактор опасности для нашего переворота очень сильно возрастет. Как уже отмечалось ранее, любой индивидуум, к которому мы осуществим подход, может оказаться потенциальным информатором и рассказать властям о наших усилиях, что поставит переворот под угрозу провала. Опаснее всех будет первый человек в любой части, к которому мы осуществим подход, так как у нас, пока мы не заручимся его сотрудничеством, не будет внутреннего надежного источника информации о части и ее отдельных военнослужащих. Поэтому наш первый сторонник в каждой части должен быть старослужащим, по возможности – старшим офицером или даже командиром части. Когда мы наметим «своего» человека, первым шагом станет встреча с ним на предмет «зондирования» в осторожных и расплывчатых выражениях относительно его взглядов на возможные политические преобразования. Этот зондаж следует поручить человеку или нескольким людям, которые отвечают некоторым четким критериям отбора: он или она должны быть верными сторонниками переворота, но не входить в узкий круг его инициаторов. Другими словами, он должен быть ценным сотрудником, но таким, без которого можно обойтись. Это – идеальный вариант. Привлечение к зондажу члена узкой группы лидеров переворота может оказаться для него фатальным, ведь он рискует быть выданным властям. В Сирии, классической стране переворотов, политические лидеры практически открыто ходили по казармам, убеждая военных оказать им вооруженную поддержку, но специфические условия сирийской политической жизни вряд ли можно проецировать на другие страны.
Когда переговоры с нашим потенциальным сторонником достигнут фазы открытого обсуждения возможности переворота, ему надо сообщить три вещи: а) политическую цель переворота; б) что мы уже привлекли на свою сторону других офицеров и воинские части; в) задачу, которую ему предстоит выполнить в ходе переворота. Все, что мы скажем потенциальному стороннику напрямую или через посредников, надо очень тщательно взвесить. Мы будем работать исходя из посыла, что каждый потенциальный сторонник может оказаться «двойным агентом» сил безопасности.
Конечно, мы не станем ассоциировать наш переворот с той или иной политической партией (чья политика известна) или конкретной политической фракцией (чьи лидеры известны). Вместо этого мы расскажем об общей политической направленности переворота, но не переходя на конкретные политические тенденции или личности, потому что это может вызвать нежелательную реакцию. Позиция, которую мы представим, должна быть тщательно продумана, выражать озабоченность судьбой страны и предлагать пути решения существующих проблем, а по форме – отражать общие политические взгляды, превалирующие среди населения страны. Так, например, в Британии мы можем говорить о необходимости «привести к власти правительство, более связанное с бизнесом». Не помешает намекнуть (безотносительно того, правда это или нет), что переворот связан с видными общественными деятелями: владельцами газет, влиятельными бизнесменами или высшими менеджерами национализированных отраслей промышленности. В Латинской Америке представленная нами программа может содержать рассуждения на тему «святого долга вооруженных сил», который требует их вмешательства для «исправления того беспорядка, который устроили гражданские политики» в целях достижения социального/ национального прогресса и с уважением к правам собственности и правам человека.
Если правительство, которое мы пытаемся свергнуть, само – продукт переворота, мы скажем, что наша цель – всего лишь восстановление «нормальной политической жизни». А если мы являемся левыми, то будем говорить о «необходимости восстановления демократии».
Выдвижение лозунгов кажется легким делом, но на самом деле лозунги надо тщательно продумать, чтобы удовлетворить ими как можно больший политический спектр. Например, следует избегать излишней конкретики – но, рассуждая в слишком общих выражениях, у умных слушателей мы вызовем подозрения, а среди идеалистов не сможем разжечь энтузиазм. Мы должны помнить, что вооруженные силы многих стран зачастую не имеют таких же психологических и политических настроений, как гражданское население, и у них могут быть иные – возможно, антагонистические – заботы и воззрения. Как граждане офицеры могут разделять мнение, что экономия государственных расходов необходима, но в то же время ощущать, что армию держат на голодном пайке. Там, где социальный статус военнослужащих подорван поражением в войне или просто слишком длительным мирным периодом, мы подчеркнем необходимость «восстановить достойное место защитников отечества в обществе».
Представляя цели переворота потенциальным сторонникам, надо проявлять определенную гибкость, чтобы достичь совпадения с теми взглядами, которые, по нашим данным, имеются у этих людей, но при этом избегать риска быть разоблаченными как непоследовательные оппортунисты. Разделяем ли мы взгляды, которые образуют наш имидж, или нет – не играет никакой роли, если удовлетворены другие условия. В любом случае надо как бы невзначай заявить, что мы идем на переворот очень неохотно и нам бы хотелось, чтобы так же думал и наш будущий сторонник.
Как только идея переворота найдет достаточную поддержку в уме нашего потенциального сторонника, мы должны обрисовать ему его роль в перевороте. Это не значит, что мы должны выдать ему оперативные детали, но следует абсолютно четко прояснить следующие моменты:
а) его роль будет ограниченной и заключаться в осуществлении малого количества конкретных действий;
б) почти каждый в его подразделении уже вместе с нами;
в) поэтому ему ничего не грозит.
Если наш собеседник станет реальным, а не потенциальным сторонником, и только в этом случае, мы можем открыть ему истинную природу его задачи. Она будет описана самым детальным образом, но так, чтобы сторонник не сумел понять все последствия, к которым приведет выполнение его задачи. Если, например, задачей станет блокирование дороги с помощью его части, ему надо сказать, как должны быть оснащены его люди, сколько их должно быть и как он получит сигнал к действию. Но не надо сообщать ему дату переворота, место, где нужно будет блокировать дорогу, или описывать задачи других участвующих в перевороте частей.
Информация – самый ценный наш актив и наше самое большое преимущество на стадии планирования переворота – будет заключаться в том, что мы знаем о силах сопротивления государства многое, а те, кто их контролируют, почти ничего не знают о нас. Поэтому нам надо избегать получения кем бы то ни было любой информации, кроме той, которая на данный момент явно необходима. Даже в том случае, если наш потенциальный сторонник захочет узнать о перевороте побольше, прежде чем дать свое согласие на участие в нем, он будет ощущать себя в большей безопасности, видя, что операция готовится с максимальной осторожностью и поэтому риск ее провала невелик.
После того как мы найдем первых сторонников в каждой части, других убедить будет гораздо легче; к тому же и людей, которые включатся в процесс убеждения, будет больше, потому что мы задействуем с этой целью своих первых сторонников в период между привлечением их к участию в перевороте и самим его осуществлением. Таким образом, в результате действий наших первых сторонников, которые постепенно создадут климат, благоприятный для дальнейшего привлечения нужных людей, мы получим эффект «снежного кома» (а если повезет – «лавины»).
Когда поиски и убеждение «ключевых» личностей начнут приносить результаты, мы сможем определить, какие подразделения сумеют принять деятельное участие в перевороте. Они будут лишь небольшой частью вооруженных сил, но, как мы надеемся, единственной их частью, которая окажется способной сыграть активную роль в то время и в том месте, где свершится переворот. Мы сконцентрируем дальнейшие усилия именно на них, так как глубокое проникновение в эти части будет для нас очень ценным, в то время как «излишняя нейтрализация» других частей может только представить дополнительный риск. В идеале мы нейтрализовали бы все части, которые не привлекли на свою сторону, но вряд ли это произойдет в действительности. Методы «изоляции» тех частей, в которые нам не удалось проникнуть, будут рассмотрены в четвертой главе.
Конец ознакомительного фрагмента.