Глава четвертая
Утром, за кофе, Веронов просматривал газеты, которые принесла из почтового ящика домработница Анна Васильевна. На первой полосе «Коммерсанта» размещалась крупная фотография Веронова, сдергивающего холст с иконы и открывающего белоснежного генералиссимуса на золотом поле, окруженного ангелами. Нимб над головой Сталина казался солнцем, встающим над головой вождя. Заголовок гласил: «Православный сталинизм». В статье сообщалось, что икону Сталина, наделавшую столько шума в обществе «Мемориал», изготовили по тайному поручению Московской патриархии. Написана она была в Софринских иконописных мастерских, что подтверждало существование в церковной среде целого течения, прославляющего Сталина и утверждающего – Сталин рано или поздно будет причислен к лику святых, как мученик, отравленный врагами русского народа, с которыми всю жизнь он боролся. Остается узнать, восклицал написавший статью журналист «Коммерсанта», как относятся к упомянутому течению кремлевские власти и скоро ли в кабинетах высших государственных чиновников появится икона Сталина.
Анна Васильевна дождалась, когда Веронов отложит газету, и сказала:
– Аркадий Петрович, вы уж меня извините, что я, быть может, вмешиваюсь не в свое дело и доставляю вам неприятность. Но вы же добрый, сердечный, интеллигентный человек. Зачем вам эти шалости? Кому-то от них смешно, а кому-то больно. Я читала, что вчера в зале, где вы выступали, многим стало дурно, а одну женщину с инсультом увезли в больницу. Пожалейте их, Аркадий Петрович. – Она волновалась, и ее увядшее, когда-то красивое лицо порозовело от переживаний.
– Любезная Анна Васильевна, – ласково ответил Веронов, глядя на ее большое, пополневшее тело, которое раньше, должно быть, волновало не одного мужчину, – искусство, которым я владею, вовсе не должно доставлять людям радость и удовольствие. Оно должно заставлять людей страдать, чтобы они очнулись от окружающей их пошлости и скуки. Может быть, они за это меня распнут. И будут правы. Художников всегда распинают.
– Не знаю, – огорченно сказала Анна Васильевна. – В народе поселился зверь. Все ненавидят, обижают друг друга. А где живет зверь? В ящике он живет, – и она кивнула на черный экран телевизионной плазмы. Веронов взял пульт, включил телевизор, и сразу же натолкнулся на ошеломляющий сюжет. Под Нижним Новгородом столкнулись два скоростных поезда. Уродливая кишка съехавших с рельс вагонов. Вереницы воющих санитарных машин. Военные подразделения. Носилки. Металлический туман, в котором тускло мерцают мигалки. Сплющенные от удара стальные конструкции. Чье-то окровавленное лицо. Рыдающая женщина. Сидящий на откосе старик. Крупным планом лежащая на насыпи детская туфелька.
Веронов жадно смотрел. Авария произошла из-за сбоя электронной системы. А сбой случился после того, как вибрация, рожденная его перфомансом, складываясь с другими вибрациями, усиливаясь, наполняясь таинственными энергиями, замкнула малый контакт, который передвинул дорожную стрелку.
Связь одного с другим была не прямой, но она существовала. Энергия разрушения, которую Веронов извлек своей выходкой, привела к катастрофе, и это он повинен в смертях, увечьях, в гибели двух составов.
Это открытие, ошеломив его, вызвало не раскаяние, чувство вины, а странное больное удовлетворение. Он управляет разрушительными энергиями мира. Он – тайный повелитель, от которого зависят жизни и смерти людей. Он обладатель могущества, которое увеличивает сладость того падения, того скольжения в пропасть, где мерцает подземный бриллиант.
Конец ознакомительного фрагмента.